Еп.Иоасаф (Удалов). Фото из следственного дела 1937 года
Еп.Иоасаф (Удалов). Фото из следственного дела 1937 года
Когда 5 апреля 1886 в городе Уфе в благочестивой семье купца Ивана Александровича Удалова родился мальчик и нарекли его Иваном, то вряд ли кто провидел грядущий крестный путь будущего святителя. Воспитание Иван получил в духе любви к православной вере с неопустительным соблюдением постов и посещением служб. Такое воспитание было традиционным для большинства русских семей того времени и посему, когда Иван решил избрать себе путь священнический, не многие в его роду были тому удивлены.
 Старец Гавриил (Зырянов) и архим.Герман (Ряшенцев). 1910-е годы |
Окончив Уфимскую семинарию, в августе 1906 Иван Удалов поступил в Казанскую Духовную академию, все еще живущую под впечатлением деятельности вл.Антония (Храповицкого) — выдающегося иерарха Русской Церкви, бывшего с 1895 по 1900 ректором академии. Насаждая иночество и покровительствуя ученому монашеству, вл.Антоний личным обаянием и примером содействовал избранию монашеского пути многими талантливыми и образованными выпускниками академии. Именно он, будучи уфимским епархиальным архиереем, и заметил Ивана Удалова в Уфимской Духовной семинарии, прозорливо угадав в молодом семинаристе будущего святителя с даром не книжным, а административным. На академические годы Ивана Удалова приходится его духовное окормление схиархимандритом Гавриилом (Зыряновым) из Седмиезерной пустыни под Казанью.
В двадцать четыре года Иван закончил академию со степенью кандидата богословия и архиеп.Волынским и Житомирским Антонием (Храповицким) был зачислен в июле 1910 в Житомирский Богоявленский монастырь. Там состоялось и пострижение Ивана Удалова в монашество с именем Иоасаф, и рукоположение его в сан иеромонаха. Пострижение и рукоположение совершал сам высокопреосвященный Антоний.1 Участие в судьбе Иоасафа влиятельного архиерея и высокие личные качества молодого иеромонаха содействовали его быстрому продвижению в церковной иерархии. Однако честолюбивые намерения, если и были у Иоасафа, никогда не заслоняли для него понимания иноческого подвига и твердого стояния за чистоту Православия, что показали и последующие события исповеднической жизни вл.Иоасафа.
 Казанский Кремль. Вид на Спасскую башню и Спасо-Преображенский монастырь. Начало XX в. |
В сентябре 1910 иеромонах Иоасаф был назначен помощником инспектора Казанской Духовной академии, а в 1912 он являлся уже игуменом и исполняющим обязанности настоятеля Казанского Спасо-Преображенского монастыря в кремле. Молодой игумен, которому в момент вступления в права настоятеля древней обители XVI века было всего 26 лет, воспринял ее после настоятельства архим.Андрея (бывшего кн.Ухтомского). Он установил в ней строгое соблюдение устава и правил в духе древнего благочестия. Обладая незаурядным умом и административным чутьем, игумен (а вскоре архимандрит) Иоасаф в короткое время привел обитель в цветущее состояние. Нося в душе идеалы царя Алексея Михайловича и будучи глубоким ценителем старины, Иоасаф начал устроение часовни в древнерусском стиле над мощами столь чтимого казанцами митр.Ефрема Казанского,2 венчавшего в 1613 на царство первого из дома Романовых Михаила Феодоровича.
Оставаясь в убеждении необходимости для России монархического государственного устроения, архим.Иоасаф, между тем, не скрывал своего негодования той придворной обстановкой, что царила в последние предреволюционные годы.
В начале августа 1918 белочехи взяли Казань и пробыли в городе ровно месяц, в течение которого казанцев не покидала надежда на падение большевизма. Однако в ночь на 10 сентября (н.ст.) белочехи оставили Казань и в город вступили красноармейцы. В момент взятия Казани в городе не осталось ни одного архиерея: митр.Казанский и Свияжский Иаков (Пятницкий) и викарный еп.Борис (Шипулин) покинули Казань с белочехами, а еп.Чистопольский Анатолий (Грисюк), ректор академии, находился в Москве на сессии Всероссийского Поместного собора. Старшим по чину оказался 32-летний архим.Иоасаф. Ему-то и пришлось принять бремя церковной власти в такой тяжелый и критический период, когда повсюду в городе происходили аресты и расстрелы, а большинство городских церквей оказались закрытыми из-за ухода значительной части приходского духовенства с белочехами; так все были напуганы слухами о зверствах, чинимых большевиками. К тому же вне Казани оказались почти все члены епархиального совета, и архим.Иоасаф был вынужден вступить в единоличное управление делами Казанской епархии.
 Собор Казанских святых. Икона конца XIX в. |
В первый же день сменившейся власти подвергся разгрому Зилантов монастырь. Архим.Сергий (благочинный монастырей и настоятель Зилантова монастыря) и с ним десять монахов находились в трапезной, когда в обитель ворвались красноармейцы. Иноков вытолкали во двор обители и там возле монастырской стены расстреляли. Это было совершено в отместку за то, что около монастыря белочехи установили два орудия, обстреливавшие миноносцы Раскольникова. Когда большевики ушли, из-под трупов братии выполз окровавленный и чудом оставшийся в живых иеромонах Иосиф (Тюрин), 65-летний старец, бывший духовником братии монастыря. Он дошел до города, где нашел приют в обители Иоанна Предтечи.3 Старец рассказал о мученической кончине насельников Зилантовой обители архим.Иоасафу, который, дабы не подвергать более никого возможным репрессиям со стороны жаждущей крови власти, сам произвел чин отпевания и погребения убиенного архим.Сергия и казненных с ним иноков Зилантова монастыря.
20 сентября во время совершения архим.Иоасафом литургии в Спасском монастыре в алтарь вошел комиссар и объявил, что Казанский кремль закрывается для публики и объявляется военным городком, а все гражданские учреждения и частные лица выселяются. Закрытие кремлевских храмов последовало 22 сентября 1918. Уступая настоятельным требованиям архим.Иоасафа, временно управляющего Казанской епархией, власти все же разрешили вынос из кремлевских церквей некоторых наиболее чтимых казанцами святынь. Условием поставили предоставление списка участников (числом не более 20) перенесения святынь и осуществление последнего без пения, колокольного звона и повторных хождений. Решено было, что святыни будут перенесены в Казанский Богородицкий монастырь, находящийся под Казанским кремлем.
 Рака с мощами свт.Гурия Казанского. Кафедральный Благовещенский собор, Казань. Начало XX в. |
Архим.Иоасафу поступали противоречивые распоряжения относительно времени переноса. Наконец, в 9 часов вечера силами монахинь Богородицкого монастыря, ибо в самом Спасском монастыре, кроме архим.Иоасафа оставались только иеромонах Варсонофий (Лузин) и монах Венедикт, были вынесены: из кафедрального Благовещенского собора — рака с мощами свт.Гурия Казанского, из Спасо-Преображенского монастыря — мощи свт.Варсонофия Тверского, икона Великомученицы Варвары с частицей мощей, древние иконы Николы Ратного и Спаса Всемилостивого, древняя запрестольная икона и крест.
Впервые за много веков мощи Казанских святителей покидали стены древнего кремля. Ныне этот печальный исход видится провозвестником гонений на Православие в XX веке, символическим началом теснения христиан и в самом Казанском крае. Уже была пролита кровь первых казанских новомучеников, уже начались аресты городского духовенства, и вот дошла очередь и до первосвятителей Казанских...
Сохранилось свидетельство очевидца тех событий:
Под покровом темноты в темную осеннюю ночь печальное шествие двинулось из кремля к Казанскому монастырю. В глубоком молчании, без колокольного звона, без священных песнопений, двигалось шествие по пустынным улицам города: военное положение запрещало жителям выходить на улицы после 7 часов вечера. Так, невидимые никем, шествовали святители Гурий и Варсонофий по улицам своего града, изгнанные из родных обителей, чтобы найти приют под покровом Божией Матери. Согбенные под тяжестью серебряных гробниц, медленно двигались грустные фигуры, храня безмолвие в сердцах, переживавших момент величайшего потрясения. Но скорбь смешивалась с бодрым мужеством и решимостью... В Казанском монастыре духовенство с игуменией ждали приближение шествия в зимнем храме, где в то время совершались ежедневные службы. Шествие долго не появлялось. Наконец оно достигло Святых врат монастыря, их тотчас закрыли за шествием, мощи были внесены во храм и поставлены на приготовленное место — у южной стены. Двери храма были заперты, и началось трогательное ночное служение — молебствие...4
Что творилось в душах собравшихся в ту тревожную и печальную ночь, что переживал сам архим.Иоасаф, свидетель разорения родной обители и возводимых гонений на христиан?.. И хотя велика была заслуга архим.Иоасафа в сохранении кремлевских святынь, однако же каково было ему наблюдать поругание места, бывшего святым для десятков поколений христиан. Кремлевские церкви, оставшиеся после выдворения насельников Спасской обители без присмотра, подверглись разорению, прежде всего — Дворцовая и Крестовая в митрополичьем доме. В течение следующих недель прихожане различных храмов приносили духовенству найденные обломки церковной утвари: оторванный оклад Евангелия, найденный у стен кремля; антиминсы, обнаруженные прачками в грязном белье, сданном красноармейцами в стирку (борцы за «освобождение трудящихся» использовали сии священные предметы в качестве носовых платков и портянок!); архиерейские мантии, сданные портнихам для переделки в женские платья. Народ-богоносец стал народом-богоборцем...
Архим.Иоасафу приходилось решать множество вопросов, прежде не возникавших, в том числе — по защите казанского духовенства, подвергаемого преследованиям. Колесо красного террора набирало обороты. Одним из первых был схвачен священник церкви при губернской тюрьме Дмитрий Шишокин5 по необоснованному доносу одного милиционера. Несмотря на заступничество православных общин, тюремной администрации и даже надзирателей тюрьмы, священник был расстрелян 10 октября 1918. В тот же день был арестован эконом Казанской Духовной академии, священник академической церкви Филарет Великанов,6 и расстрелян 22 октября со священником из Верхнего Услона Даниилом Дымовым.7 Их вина также была исключительно в принадлежности к духовному сословию. 31 октября был арестован и 12 ноября расстрелян священник Пятницкой церкви Феодор Гидаспов.8 В Свияжске расстреляли 64-летнего протоиерея Константина Ильича Далматова, а еще прежде зверски убили настоятеля Свияжской обители еп.Амвросия (Гудко).9 И так было повсюду...
 Еп.Анатолий (Грисюк) (справа) и еп.Феодор (Поздеевский) |
Сведения о репрессиях поступали в епархиальный совет. Имена убиенных клириков вносились архим.Иоасафом, а позже еп.Анатолием (Грисюком) в мартирологи и диптихи для церковного поминовения.10
26 сентября 1918 возвратился в Казань из Москвы еп.Чистопольский Анатолий (Грисюк). Он вступил в управление епархией и в течение двух лет был единственным епископом в епархии, которая привыкла иметь правящего архиерея в сане митрополита или архиепископа и двух, а то и трех викарных епископов. При еп.Анатолии существовал епархиальный совет, куда вошел и архим.Иоасаф, на мнение и суждение которого вл.Анатолий полагался особенно.
Приближение и последующее отступление армии Колчака привели к тому что кремль был открыт для граждан и роль его как «военного городка» была завершена. Кремлевские храмы представляли собой печальное зрелище: архимандричьи покои в Спасском монастыре были разграблены, Спасский собор также подвергся осквернению безбожников, церковь бывшего военного училища была обращена в конюшню и гараж... В кремлевских храмах к тому времени богослужения не совершались уже более восьми месяцев.
 Повестка архим.Иоасафа (Удалова) на допрос к следователю |
В сентябре 1919 чекисты обнаружили ризницу кафедрального собора и предъявили ордер на конфискацию ценностей, которые, по их мнению, «не имели исторического значения». А между тем, среди ризничных предметов были: жемчужная митра митр.Маркела и алмазное Евангелие патр.Адриана, а также многие другие высокохудожественные предметы церковного обихода XVI-XVIII веков. Только благодаря деятельному участию архим.Иоасафа, большого ценителя старины и знатока музейного дела, а также Иринарха Стратонова (из Общества археологии) и М.П.Дульского (из Комиссии по охране памятников искусства и старины) удалось отстоять ризницу кафедрального собора. Здесь вновь во всей своей полноте проявился характер архим.Иоасафа: его дальновидность и умение общаться с людьми, твердая решимость и последовательность, которые многократно способствовали благоприятному для Церкви решению вопросов. Первая служба во вновь открытом кафедральном соборе была совершена архим.Иоасафом в храмовый праздник Благовещения Пресвятой Богородицы 1920 года.
 Спасо-Преображенский м-рь Казанского кремля. Нач.XX в. |
В апреле 1920 патр.Тихон, узнав, что митр.Иаков (Пятницкий) не собирается возвращаться в Казань, назначил на вакантную Казанскую кафедру нового архиерея — авторитетнейшего иерарха Русской Церкви митр.Кирилла (Смирнова), встреченного казанцами с ликованием и торжеством. И уже 11 июля совершилось знаменательное событие: архим.Иоасаф был хиротонисан во еп.Мамадышского, с назначением местожительства в Кизическом монастыре и с сохранением настоятельства в Спасо-Преображенском. К торжествам 8-11 июля в Казань приехал из Нижнего Новгорода еп.Балахнинский Петр (Зверев)11 и казанцы имели счастье наслаждаться торжественными богослужениями с целым сонмом архиереев.
Хиротония еп.Иоасафа, в 34 года уже заслужившего авторитет и уважение казанцев, имела огромное значение. Теперь даже в отсутствие митр.Кирилла в случае необходимости епископы Иоасаф и Анатолий могли совершать епископские хиротонии, что в условиях постоянных арестов и ссылок правящих и викарных архиереев, было необходимым условием сохранения канонического строя. За короткое время еп.Иоасаф заслужил расположение и доверие митр.Кирилла и на долгие годы стал его доверенным лицом в Казани.
6 августа 1920 митр.Кирилл был арестован в своих покоях и препровожден в ЧК, а после увезен в Москву. Арест владыки поверг казанцев в уныние, но они вскоре наладили связь с Москвой и начали снабжать митр.Кирилла всем необходимым, получая от него руководственные указания и распоряжения. 8 ноября 1920, в день храмового праздника Духовной академии, преосвященные Анатолий и Иоасаф совершили епископскую хиротонию подготовленного к ней еще митр.Кириллом архим.Афанасия (Малинина), доцента Казанской Духовной академии, прекрасного оратора и богослова, аскета, жившего созерцательной жизнью и занимавшегося изучением рукописей Соловецкого монастыря, находившихся в библиотеке Духовной академии.12
 Казанская Духовная академия |
Весной 1921 ГПУ, обнаружив, что Духовная академия, преобразованная в богословские курсы, продолжает существовать, арестовало ректора академии еп.Анатолия13 и всю академическую профессуру по надуманному обвинению в организации незаконного учебного заведения. Но не найдя веских причин для заключения всех, ГПУ вынуждено было освободить преподавателей академии, присудив всем год условно. И только еп.Анатолий был выслан в Москву и там заключен в тюрьму. Гражданские власти надеялись таким образом дестабилизировать церковную жизнь в Казанском крае. Однако надежды властей на внесение в дела казанской Церкви анархии, а в умы верующих — смятения, не оправдались. Епархия находилась уже в твердых руках еп.Иоасафа, имевшего постоянную и надежную связь с митр.Кириллом, заключенным в Таганской тюрьме. Именно еп.Иоасаф, после ареста и высылки еп.Анатолия, был назначен временно управляющим Казанской епархией.
 Главный собор Иоанно-Предтеченского м-ря г.Казани и памятник Александру II |
По согласованию с митр.Кириллом, вл.Иоасаф и еп.Афанасий совершили хиротонию почтенного 86-летнего архимандрита Седмиезерной пустыни Андроника (Богословского), земляка и друга покойного архиеп.Никанора (Каменского) — иерарха, известного своими историографическими трудами. Еп.Андроник был переведен в Казань в Иоанно-Предтеченский монастырь, ставший в Казани оплотом Православия и убежищем для гонимых в 20-е годы обновленцами пастырей и мирян.
Всего полгода спустя после разгрома академии, в ноябре 1921, совместными усилиями академической корпорации и вл.Иоасафа удалось получить разрешение за подписью секретаря коллегии Татнаркомпроса С.Ухапова на возобновление деятельности высшей духовной школы в Казани: «На организацию богословских курсов препятствий не встречается, как на организацию всех богословских общин, при условии выполнения всех пунктов декрета».
Уже 20 ноября 1921 состоялось организационное собрание под председательством еп.Иоасафа, как временного управляющего Казанской епархией. На собрании практически в полном составе присутствовала бывшая академическая корпорация.
Преосвященный Иоасаф во вступительном слове говорил:
После закрытия весной настоящего года Казанской Духовной академии, в церковных деятелях неотступно жила мысль о создании учено-учебного заведения, которое заменило бы Казанскую академию... Нечего говорить, что для Казани и вообще всей восточной части России имеет сугубо важное значение учреждение, в котором культивировалась бы ученая разработка религиозных вопросов, откуда деятелям Церкви помогали бы учеными силами в строительстве церковного дела... Не будем разбираться, кто виноват, что академия закрыта, грех общий, что мы вовремя не находили надлежащих способов устройства церковных дел. Может быть, нужно было, чтобы устранив долголетнее и многополезное высшее духовное учебное заведение, церковное общество поняло, насколько это заведение важно и необходимо. Как только раздался клич прийти на помощь материальными средствами вновь организованному Богословскому институту, нужно было видеть, с каким полным сочувствием отнеслось к этому собрание церковных общин, как горячо обсуждали вопрос о том, как поставить это дело помощи и с кого взять средства... Если новое учебное заведение зарекомендует себя как необходимое и полезное в Казанской и соседних епархиях, то средства потекут на его содержание. Трудно быть оптимистом в наши дни, но когда в провинции разнеслась весть об открытии нового рассадника богословской науки, то к этому начинанию отнеслись очень отзывчиво и стали собирать средства на содержание института... Со стороны Епархиального управления будет оказано институту полное содействие в его существовании. Мы уже предприняли шаги, чтобы заинтересовать в его существовании соседние епархии и Сибирь, и если слава института будет хороша, то и средства будут...14
Ректором института открытым голосованием был избран настоятель Варваринской церкви г.Казани, профессор богословия протоиерей Николай Васильевич Петров. Однако надеждам на возрождение хотя бы в малой доле того, что когда-то представляла собой Казанская академия, не суждено было сбыться. Институт просуществовал чуть более года, не успев не только войти в славу академии, но даже административно оформиться.15
Новый 1922 год принес радостную весть об освобождении из тюрьмы митр.Кирилла и еп.Анатолия. Но если вл.Анатолий получил назначение на Самарскую кафедру, то митр.Кирилл прибыл в Казань. 4 января на вокзале его встречали епископы Иоасаф, Афанасий и толпы ликующих казанцев, истосковавшихся по любимому архипастырю, чей образ уже тогда был окружен ореолом исповедничества и святости. Второе пребывание митр.Кирилла в Казани продолжалось семь месяцев, и за это время казанцы еще более сплотились вокруг своих духовных вождей, каковыми были митр.Кирилл и еп.Иоасаф.
После второго ареста Высокопреосвященного Кирилла, последовавшего 21 августа, и ссылки его в Усть-Сысольск, в Казани появился уполномоченный обновленческого Высшего Церковного Управления (ВЦУ), учрежденного в Москве после ареста патр.Тихона. 1 октября Казанское епархиальное управление (КЕУ) было реорганизовано и в него вошли «живоцерковники».
Еп.Иоасаф, управлявший епархией, не желал поначалу открытого разрыва с обновленцами, как того не сделал и сам митр.Кирилл, надеясь на преодоление «разномыслия» (как это тогда представлялось) и на созыв Поместного собора.
Получив от обновленческих священников Евгения Сосунцова и Степана Спирина извещение о том, что еп.Иоасаф работает в одном с ними КЕУ, ВЦУ решило, что епископ единомышлен с обновленцами и вознамерилось завладеть Казанской кафедрой, назначив вместо пребывавшего в ссылке митр.Кирилла своего архиеп.Алексия (Баженова), архиерея дореволюционного доставления, признавшего ВЦУ.
Сей деятель прибыл в Казань в 8 часов утра в Великий Четверток 5 апреля 1923. Он занял митрополичьи покои, а после проследовал в зимний храм женского Богородицкого монастыря и встал налево от царских врат в алтаре. Вл.Иоасаф, совершавший в этот день литургию и чин омовения ног, вошел со «Славою...», облачился на кафедре и вступил в алтарь во время малого входа. Здесь он впервые увидел архиеп.Алексия и продолжал совершать литургию, в надлежащих случаях кадя ему как архиерею.
Во время запричастного стиха обновленческий архиеп.Алексий подошел к еп.Иоасафу, назвал себя архиеп.Казанским и спросил будет ли он с ним служить. Владыка категорически отказался, справедливо указав, что подобное доставление нового архиерея на место здравствующего митр.Кирилла противоречит церковным канонам, посему он, будучи православным архиереем и викарием Казанской епархии, стоящим на позиции подчинения патр.Тихону и митр.Кириллу, подобное решение ВЦУ рассматривает как неканоническое и самочинное. Твердая позиция еп.Иоасафа произвела на архиеп.Алексия сильное впечатление, менее всего ожидавшего от него подобной «измены».
Между тем протоиерей Н.М.Виноградов и другие священники Казанского монастыря стали подходить к архиеп.Алексию под благословение. По окончании литургии вл.Иоасаф совершал посередине храма чин омовения ног. Поистине трагическими, преисполненными глубокого духовного смысла были те минуты, когда священники пели стих об Иуде-предателе, а сами готовы были уже предать своего архиерея. Когда еп.Иоасаф по примеру Христа, умывшего за Тайной Вечерей ноги учеников, омывал ноги этим пастырям, те, не постигнув евангельского значения происходящего, совещались о подчинении обновленческому иерарху. Уже вечером архиеп.Алексий читал в монастыре двенадцать Евангелий, а вл.Иоасаф служил всенощную во Владимирском соборе Казани, куда его пригласил прот.Петр Грачев, оставшийся верным Православию. Однако большинство приходских священников, опасаясь репрессий со стороны гражданских властей, открыто поддерживавших обновленцев, признали архиеп.Алексия.
Православные епископы Иоасаф и Афанасий после Пасхи служили тайно, с поминовением Святейшего Патриарха и митр.Кирилла. Это был первый опыт ухода в нелегальное церковное служение в Казанской епархии. Казанское епархиальное управление, ставшее после ухода из него епископов Иоасафа и Афанасия исключительно обновленческим, приступило к откровенной травле инакомысленных с ним клириков, сплотившихся вокруг своего идейного и духовного вождя — Преосвященного Иоасафа. Из обновленческого епархиального управления направлялись в ГПУ доносы, где неизменно фигурировало имя «староцерковника, контрреволюционера и ярого тихоновца Иоасафа», который своей «протихоновской и прокирилловской» позицией выступал будто бы не только против обновленчества, но и против советской власти.
Верными Православию в Казани остались только два приходских храма — Покровский, где служил свящ.Александр Гаврилов, и Петропавловский собор, где священствовал тесть о.Александра — прот.Андрей Боголюбов. Главным мотивом отпадения казанского духовенства в обновленчество была боязнь репрессий со стороны властей, покровительством которых «живцы» открыто пользовались. Оставаться сторонником патр.Тихона стало почитаться за преступную нелояльность к гражданской власти, сделавшей выбор в пользу обновленчества. Вл.Иоасаф, проводивший одно время линию на умиротворение церковных нестроений и входивший, как и еп.Афанасий, — в одно епархиальное управление с живоцерковниками, теперь возглавил группу непримиримых с обновленчеством клириков и монахов, в которую входили постриженники митр.Кирилла, академически образованные насельники Иоанно-Предтеченского монастыря: игумен Питирим (Крылов), иеромонахи Иоанн (Широков), Палладий (Шерстенников), иеродиакон Серафим (Шамшев), иеромонах Спасского монастыря Феофан (Еланский), а также монахи Раифской и Седмиезерной пустынь, руководимые архимандритами Феодосием (Лузгиным) и Александром (Уродовым).
29 апреля — 9 мая 1923 года в Москве прошел первый т.н. обновленческий собор, объявивший о низложении патр.Тихона и лишении его монашества и принявший широкую программу литургических реформ и «церковного обновления», в том числе допустимость второбрачия для священников, брака для епископов и пр. Патр.Тихон и значительная часть епископата не признала решений этого «собора». Однако обновленчество было поддержано Константинопольским и другими восточными патриархатами, а также Ватиканом. Особенную активность в контактах с обновленцами проявлял представитель папы Д'Эрбиньи. Все это вместе с содействием, оказываемым обновленчеству гражданской властью, убеждало приходское духовенство во избежание неприятностей признавать обновленчество.
В отличие от приходского духовенства, сами казанцы отказались признавать и ВЦУ, и архиеп.Алексия как неканонически поставленного на «живое место». Последнее по церковным канонам грозило ему прещениями, вплоть до извержения из сана. К архиеп.Алексию, как к архиерею еще дореволюционной хиротонии, обращались с увещаниями и профессора Духовной академии, и простые миряне. Но все было тщетно. Алексий, именовавший себя архиеп.Казанским и Свияжским, начал совершать богослужения по приходским церквам. В ночь с 25 на 26 мая (под праздник Пресвятой Троицы), накануне первого выезда обновленческого иерарха в Духосошественскую церковь Казани, весь город оказался усеян антиобновленческими воззваниями, частью расклеенными даже на стенах домов и телеграфных столбах. В листовках архиеп.Алексия называли волком в овечьей шкуре, хищно забравшимся в чужое стадо, и призывали прихожан не принимать его.16 Текст воззваний весьма разнился (как в стиле, так и по грамотности), что объяснялось написанием этих воззваний различными людьми. Но, по сути, все эти воззвания выражали непримиримую позицию широких церковных кругов. Одно из воззваний гласило:
Православные Христиане. Церковь наша, окруженная со всех сторон врагами, переживает великую смуту. Часть духовенства изменила Православию, опираясь на врагов Веры, насилием и обманом незаконно захватила церковную власть и, в чаянии собственной выгоды, невзирая на закон об отделении Церкви от государства, стремится поработить Церковь богоборному государству и тем погубить Веру нашу. Казанская кафедра Архиерейская незаконно восхищена некиим епископом Алексием, который по канонам Церкви, за вторжение в чужую епархию при живом Митрополите, подлежит извержению из сана. Кучка духовенства, отступившая от Христовых заветов любви и мира (Спирин, Беллавин, Сосунцов) заставляют и других угрозами, лестию и насилием подчиняться самозванцу. Православные епископы наши... (неразб.) и все верные пастыри ждут мучений (и гонений за веру). Православные Христиане. Вступитесь за свободу Церкви и гоните от нея врагов, хотящих губити ю.17
Подобные же обращения к православным казанцам, объяснявшие суть произошедшей измены приходского духовенства, подпавшего под власть обновленческого иерарха, появились в Суконной и Пороховой слободах.
Архиеп.Алексий в своем письме обновленческому митр.Евдокиму (Мещерскому) писал:
Лично я начинаю сожалеть, что приехал в Казань. Отрицательное отношение ко мне как к узурпатору Кирилловского престола после собора усилилось...18
Сетовал обновленческий архиепископ и на то, что епископы Иоасаф и Афанасий отказываются служить в качестве обновленческих викариев, а «своих» поставить нет возможности по причине неприятия их верующими и неканоничности такого поставления:
... пока будут жить здесь епископы Иоасаф и Афанасий, я полагаю, что мы ни одного викария не создадим...
Были у архиеп.Алексия и другие причины для огорчения.
Наркомюст, — писал Алексий митр.Евдокиму, — не вполне единомыслен с ГПУ (которое было «единомышленно» с обновленческим епархиальным управлением. — А.Ж.), и посему наша оппозиция действует очень сплоченно и энергично. Контрреволюционным (согласитесь, странная терминология для духовного лица. — А.Ж.) штабом является Ивановский монастырь, где 3 инока-академика отказались принять ВЦУ, архиепископа и убеждают всех держаться непременно старого стиля. К ним присоединились все иноки Раифской пустыни, Седмиезерной пустыни, Феодоровского женского монастыря и, частично, монахини Свияжского монастыря... Все наши сообщения (в ГПУ — А.Ж.) о поведении сих противников «обновления?» а следовательно — по существу, — и власти, остаются без всякого внимания.
 Храм преподобных отец, в Синае и Раифе избиенных. Раифский Богородицкий монастырь |
 Храм во имя прп.Евфимия Великого и свт.Тихона Задонского. Седмиезерная Богородицкая пустынь |
Как видим, логика «враг обновленчества — враг власти» была присуща не только представителям гражданской власти, но и представителям самого обновленчества, рассматривавшего церковную оппозицию как политического врага гражданской власти.
Вместе с тем, обновленческий архиеп.Алексий явно лукавил, говоря, что его доносы оставались без внимания. На заявление обновленческого епархиального управления в ТатОГПУ от 24 мая 1923 об увольнении иеромонахов Иоанно-Предтеченского монастыря Питирима (Крылова) и Иоанна (Широкова), иеродиакона Серафима (Шамшева) и заведующего Спасского собора Казанского кремля иеромонаха Феофана (Еланского), рядом с замечанием, что за «дальнейшие действия со стороны означенных лиц епархиальное управление снимает с себя ответственность», стоит резолюция сотрудника ОГПУ: «Выяснить подробные политические фигуры этих типов, собрать компрометирующие материалы на них, в частности, по делу расклейки прокламаций и принять репрессивные меры...» А ниже: «Исполнить. Мне думается, арест можно провести 5/6».
Аресты были произведены 14 июня. Инокам вменялось в вину написание и распространение антиобновлепческих прокламаций, связь с сосланным в Усть-Сысольск митр.Кириллом и вообще, как откровенно резюмировалось в одной из докладных записок в ГПУ:
Вся эта черносотенная компания, во главе с архиепископом Иоасафом, представляет собой штаб всевозможных контрреволюционных шашней, за которым плетется все реакционное духовенство и верующая масса, что является в высшей степени в политическом отношении опасными.19
Примечательно, что приписав еп.Иоасафу сан более высокий, нежели он имел, власть невольно признала за владыкой авторитет и право временного управления Казанской епархией на время отсутствия митр.Кирилла. Во всяком случае, влияние преосвященного Иоасафа на умы казанцев и на дела епархиальные было не менее глубокое, чем влияние всего обновленческого епархиального управления.
По делу арестованных монахов Иоанно-Предтеченского монастыря вызывали в ГПУ для дачи показаний и обновленческого архиеп.Алексия (Баженова). Последний заявил, что после того, как архим.Феодосии побывал в Иоанно-Предтеченском монастыре и получил печатный текст непризнания ВЦУ, КЕУ и Алексия, под этим текстом подписались все насельники Раифы, впрочем, как и Седмиезерной пустыни, казначей которой ссылался на мнение насельников Иоанно-Предтеченского монастыря как на основание занятой позиции. Иеромонах Феофан (Еланский), сын протоиерея Покровской церкви г.Елабуги и один из ближайших сподвижников еп.Иоасафа, ездил в родной город и там своими проповедями и указаниями вл.Иоасафа многих отвлек от обновленчества, которое уже почти восторжествовало в Елабуге. Престарелый настоятель Иоанно-Предтеченского монастыря еп.Андроник, вызванный в КЕУ для выяснения причин непризнания обновленцев, говорил Алексию вполне откровенно, что ему, Андронику, «неудобно расходиться с епископом Иоасафом»20.
Впрочем, доказательств по обвинению иноков (не говоря уже о самом епископе) было столь мало, что 30 июня они были отпущены под домашний арест. На допросах все они держались стойко, хотя им и угрожали физической расправой. Иеромонах Феофан, как докладывали следователю тюремные надзиратели, несколько ночей не спал, проводя их в молитве, ожидая скорого расстрела. На защиту иноков по инициативе, исходившей из центра духовной оппозиции, возглавляемой вл.Иоасафом, выступили слободские рабочие, многие прихожане.
«Торжество» обновленчества продолжалось до середины июля 1923, когда из Москвы дошло не только известие об обретении свободы патр.Тихоном, но и его послание к священнослужителям и всем верным чадам Православной Российской Церкви от 15 июля, где патриарх объяснял подлог живцов, неканоничность их ВЦУ и призывал отпавших к покаянию:
Мы призываем всех епископов, иереев и верных чад Церкви, которые в сознании своего долга, мужественно стояли за богоустановленный порядок церковной жизни, и просим оказать нам содействие в деле умиротворения Церкви своими советами и трудами, а наипаче молитвами Создателю всех и Промыслителю Богу. Тех же, которые волею или неволею, ведением или не ведением пошатнулись в стоящем веке лукавствия и, признав незаконную власть, отпали от церковного единства и Благодати Божией, умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасающее лоно Единой Вселенской Церкви...
С получением известий об освобождении патр.Тихона из-под ареста и гражданского суда, а также совершении им богослужений, местные власти внезапно лишились формальной возможности преследовать его сторонников. Не бездействовали и православные. Уже 17 июля в кафедральном соборе состоялось заседание Общего собрания верующих приходских казанских церквей, организованное кружком ревнителей Православия, возглавляемым преподавателем Богословского института Платоном Ивановичем Ивановым и 28-летним юристом Александром Сергеевичем Кожевниковым, близкими и доверенными людьми вл.Иоасафа. На этом заседании было постановлено, что «единственно законной, канонической властью в Казанской епархии община считает временного заместителя митрополита Казанского — епископа Чистопольского Иоасафа».21 Далее замечалось, что «ввиду допущения причтом сношений с раскольниками», причт должен получить от еп.Иоасафа удостоверение, что «он, причт, ныне находится в каноническом общении с епископом и не запрещен в служении, и представить таковое удостоверение приходскому совету». Указывалось также, что, не признавая силы за обновленческим собором 1923 года, община приветствует освобождение патриарха и его заявление на имя Верховного суда, и «всецело стоит на точке зрения полной аполитичности Церкви». Причту предлагалось отныне неуклонно возносить за богослужениями поминовение церковной власти по формуле: «Великаго Господина и Отца нашего Святейшаго Тихона, Патриарха Московского и всея России, и Господина Преосвященнейшего Иоасафа, епископа Чистопольского». В случае же расхождения причта какого-либо храма с изложенными постановлениями общеприходского собрания и неподчинения им, считать неподчинившихся отклонившимися от общины, уволенными из числа служителей Церкви и недопускаемыми к богослужению.
19 июля на квартире у вл.Иоасафа собралось около двадцати наиболее близких ему лиц из духовенства и мирян. С 7 по 11 часов вечера шло это собрание, на котором обсуждалось новое положение Церкви и вырабатывался чин покаяния, которое должны были приносить отпавшие в обновленчество. Во избежание провокаций и слежки на время собрания из присутствовавших мирян выставлялся караул, о чем и докладывал в ГПУ один из осведомителей.22
20 июля, накануне празднования Казанской иконы Божией Матери, вл.Иоасаф совершил первое открытое богослужение в Спасо-Преображенском монастыре. Ему сослужило духовенство, еще вчера гонимое властью светской и узурпаторами власти церковной. Ликование было всеобщим, путь вл.Иоасафу верующие усыпали цветами, богослужения совершались по праздничному чину: во время полиелея диаконские свечи, как и свечи сослужившего владыке духовенства, были увиты цветами. Так же празднично, торжественно и многолюдно проходили службы с участием других православных архиереев: еп.Афанасия в Богоявленском храме и еп.Андроника в Иоанно-Предтеченском монастыре.
На следующий день после возобновления еп.Иоасафом богослужений, к нему один за другим стали являться на покаяние священники и диаконы приходских церквей, отпавшие в обновленчество. После исповеди и принесения покаяния отпавших, владыка отпускал им грех участия в расколе. В течение двух-трех дней почти все отпавшее в обновленчество духовенство принесло покаяние и, к радости своих прихожан, было воспринято вл.Иоасафом в церковное общение. По настоятельному требованию мирян, еп.Иоасаф вместе с православными епископами освятил малым чином (через окропление святой водой) те храмы, что были осквернены совершением в них служб обновленческим архиеп.Алексием. Народ ликовал и плакал, когда происходило освящение кафедрального Благовещенского собора. Обновленческий же архиепископ тотчас направил жалобу в ГПУ. Последними из всех принесли покаяние священники Богородицкого монастыря, чья совесть была особенно отягощена перед православными казанцами. Священники пришли к владыке все четверо и были приняты им благосклонно, с обещанием не унижать их перед епархией, а 3 августа владыка уже совершил богослужение в Богородицком монастыре.
Местное ГПУ, раздосадованное столь ощутимым поражением подопечных им живоцерковников и не имеющее возможности до разъяснения ситуации московскими властями арестовать кого-либо из духовенства, устроило арест Платона Иванова и Александра Кожевникова по доносу провокатора, члена соборной общины, состоявшего тайным осведомителем ГПУ. После покаянного заявления патр.Тихона, еп.Иоасаф, как его сторонник, был поставлен перед необходимостью разъяснить собственную позицию, с одной стороны, откровенно принуждаемый к тому ГПУ (ведь, если сам патриарх покаялся, то его сторонники должны поступить так же), с другой стороны, желая через это заявление помочь освобождению Иванова и Кожевникова, чья позиция бы тогда полностью совпадала с официальной линией еп.Иоасафа, как временно управляющего епархией.
В своем обращении «К духовенству и мирянам Казанской епархии» владыка определял свое направление в церковной деятельности как внеполитическое: «Поскольку имя мое как религиозного последователя патриарха Тихона в условиях нашей епархии в последнее время силою обстоятельств связывается с понятием “тихоновщины”, я со всею силою своего нравственного авторитета встаю на страже проведения в жизнь указанного мною выше направления в церковной деятельности...», т.е. внеполитического. Думая, что получит заявление покаянное, ГПУ явно просчиталось и получило заявление владыки скорее антиобновленченское, но уж никак не антитихоновское. Верующим было ясно, против кого направлены строки заявления:
Тот, кто хочет Церковь как организацию использовать в своих земных целях и толкает ее этим на путь антихристианский, тот обмирщает этот Богочеловеческий союз, превращает Церковь в обычное человеческое учреждение, тому Церковь, как таковая, не важна и не дорога...
Однако видимость покаяния была соблюдена, и через месяц Платон Иванов и Александр Кожевников были выпущены из тюрьмы.
В начале августа 1923 скончался свящ.Порфирий Руфимский. Погребение его 6 августа совершал сам вл.Иоасаф.
В отпевании брата участвовал прот.Павел Руфимский, блестящий оратор и известный в Казани богослов, но, из-за угроз ГПУ быть сосланным, малодушно оставшийся на стороне обновленцев. По окончании отпевания он подошел к еп.Иоасафу и со слезами на глазах обратился к нему: «Прошу вас, владыка, когда я умру, похороните меня». Всего через два месяца, участвуя в диспуте против безбожников и произнеся блестящую речь, прот.Павел, сходя с кафедры, воскликнул: «А все-таки Бог существует!» Вдруг он пошатнулся и упал замертво. Смерть эта так ошеломила православных казанцев, что примирила с отцом Павлом всех, кто осуждал его прежде за малодушие. Преосвященный Иоасаф, памятуя предсмертную просьбу священника о погребении, исполнил это завещание. Этого же желали и прихожане, не противились и родные.
Между тем обновленческий архиеп.Алексий, считая священника «своим» также явился ко гробу, отслужил панихиду, надеясь произвести и отпевание, но получил твердый отпор со стороны верующих, желавших чтобы именно вл.Иоасаф исполнил этот обряд. Алексий, по обыкновению, пошел жаловаться в ГПУ, заявляя, что еп.Иоасаф из смерти прот.Павла делает политическую демонстрацию.
Однако недолгой была растерянность власти. 15 сентября 1923 с еп.Иоасафа была взята подписка о невыезде за пределы Казани. Мотивы гражданской власти были понятны. В то время как обновленчество в Казанском крае, несмотря на всю поддержку властей, терпит поражение, еп.Иоасаф, не имеющий зарегистрированного епархиального управления (несмотря на все свои об этом просьбы), благословляет инокинь и иноков казанских монастырей (числом более 150 человек) на хождение по деревням и селам епархии с проповедями против обновленчества, с посланиями патр.Тихона и самого вл.Иоасафа. Более того, еп.Иоасаф представляет патриарху список к награждению духовных лиц, «стойко засвидетельствовавших свою преданность Православной Церкви», среди которых: протоиерей Петропавловского собора Андрей Боголюбов, один из трех казанских приходских священников, в сложные для Православия дни не примкнувший к обновленчеству; прот.Павел Мансуровский из села Никольского, единственный священник на весь Арский кантон, восставший открыто против «живцов» и также открыто поминавший патр.Тихона; Благовещенской церкви г.Свияжска свящ.Анатолий Романовский, еще в 1922 привлекавшийся к ответственности вместе с архим.Ефремом за преподавание детям Закона Божия; иноки из Иоанно-Предтеченского, Раифского, Седмиезерного монастырей... Иными словами, даже в отсутствие зарегистрированного епархиального управления еп.Иоасаф успешно осуществлял руководство епархией.
19 сентября 1923 в «Известиях ТатЦИК» было опубликовано разъяснение Наркомюстиции и прокурора Татреспублики о невозможности публичного поминовения за православным богослужением патр.Тихона и митр.Казанского Кирилла. Еп.Иоасаф, прекрасно разбиравшийся в советском законодательстве и стремящийся добиться решения вопроса в интересах православных верующих, направляет номер этой газеты в Наркомюст РСФСР с просьбой разъяснить следующее:
1) Действительно ли поминовение за богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла не допустимо по законам Республики... 2) Поминовение патриарха Тихона и митрополита Кирилла действительно ли содержит в себе признаки преступления, караемого ст.69 Угол.Кодекса... 3) Могу ли я, епископ Православной Церкви, состоящий в религиозном общении с старой иерархией, а не с новообновленческой, регистрироваться как руководитель избравших меня таковым религиозных обществ... 4) Действительно ли регистрация религиозных обществ в настоящее время временно прекращена, тогда как раньше было объявлено о продлении срока регистрации до 1-го ноября.23
Вл.Иоасаф стремился добиться снятия запрета на поминовения высшей церковной власти (патр.Тихона и митр.Кирилла) и легализовать (зарегистрировать) православное епархиальное управление. Однако гражданская власть понимала, что легализация положения еп.Иоасафа окончательно подорвет обновленческое движение в Татреспублике. Поэтому власти не только не позволили зарегистрировать православное епархиальное управление, но и благосклонно отнеслись к рассылке обновленческим КЕУ по всей Татреспублике копий запрета возношения за богослужениями имен патр.Тихона и митр.Кирилла, добавляя к ним еще и имя еп.Иоасафа.
В конце ноября 1923 архим.Питирим (Крылов), иеромонахи Иоанн (Широков), Феофан (Еланский) и иеродиакон Серафим (Шамшев) были вновь арестованы и сосланы на 3 года на Соловки.24 В январе 1924 в Ташкент были сосланы Платон Иванов и протоиерей Грузинской церкви, бесстрашный обличитель обновленчества о.Александр Гаврилов, а в марте подвергся высылке в Москву и заключению в Таганскую тюрьму Александр Кожевников.
20 ноября 1923 Комиссариатом внутренних дел Татреспублики еп.Иоасафу было запрещено служение в храмах вследствие будто бы возбужденного против него судебного дела в Главсуде за принадлежность к сторонникам патр.Тихона. Однако оказалось, что в суде никакого судебного дела нет, а есть «наблюдательное производство в Татотделе ГПУ», которое было начато еще в начале сентября. Вместе с тем, запрет на служение еп.Иоасафу был объявлен только в конце ноября, вскоре после получения им такого же запрещения от обновленческого ВЦУ. В своем запросе в 5-й отдел Наркомюста РСФСР в декабре 1923 еп.Иоасаф писал:
Я покорнейше просил бы разъяснить мне: закономерно ли данное распоряжение гражданской власти, препятствующее мне, свободному гражданину, осуществление мною моих религиозных потребностей, и сохраняют ли свою обязательную для всех силу прежде изданные законы и разъяснения центральной власти о предоставлении гражданам полной свободы совести, как то п.2 основного декрета об отделении Церкви от Государства от 23 января 1918 г., ст.125 Уголовного Кодекса и Циркуляр от 28 февраля 1919 г. № 123037.25
12 декабря 1923 в ГТУ поступают сведения, что еп.Иоасаф «не имея официального разрешения от гражданской власти на организацию епархиального управления, управляет фактически епархией»26 (констатация факта полной неспособности обновленческого КЕУ повести за собой церковные общины. — А.Ж), а также имеет связь с бывшим патр.Тихоном, «от которого ожидаются на днях руководящие указания для епископа Иоасафа в работе по епархии». 24 декабря 1923 из почтовой конторы были изъяты и препровождены в ОГПУ письмо еп.Иоасафу от патр.Тихона с резолюцией последнего о наградах и еще несколько документов административного характера. Характерно, что некоторые документы изымались чекистами с других адресов, поскольку корреспонденция для вл.Иоасафа шла не только на его имя, но и на конспиративные адреса. Однако даже эта конспирация не спасала от изъятия документов. Перлюстрация писем, по всей видимости, была тотальной. Успешно работала и сеть осведомителей.
Вместе с тем изъятых документов оказалось недостаточно для фабрикации основательных обвинений, и еп.Иоасаф был вскоре освобожден из-под ареста. Хотя ему было запрещено совершать богослужения и номинальное управление епархией перешло к еп.Афанасию, однако вл.Иоасаф не переставал служить тайно и фактически оставался при управлении епархией. Епископу же Афанасию, при подсказке из обновленческого епархиального управления, ГПУ запретило совершать рукоположения.
Сознавая влияние еп.Иоасафа на положение церковных дел в Казанском крае, ГПУ явно спешило сфабриковать против него «дело». К тому чекистов подталкивало полное поражение обновленчества в Казани: за архиеп.Алексием к началу 1924 оставалось всего четыре прихода. Верующие явно игнорировали узурпаторов церковной власти, и средств от приходских общин в КЕУ почти не поступало. В этих условиях КЕУ не переставало своими доносами подталкивать ГПУ к аресту еп.Иоасафа. Из Казани в Москву по линии ОГПУ шли откровенные депеши, что в «кантонах плодотворная работа обновленцев может быть только в том случае, если тамошние тихоновцы лишатся своего наиболее умного и хитрого руководителя».
Одновременно гражданской властью предпринималась работа по дискредитации еп.Иоасафа. Власти понуждали православные общины к регистрации в качестве обновленческих, мотивируя свою позицию тем, что еп.Иоасаф находится под судом. По всей республике в январе-феврале 1924 кантонные управления объявляли представителям православных религиозных общин (причем, под расписку) о привлечении еп.Иоасафа к суду по ст.62 и 123 Уголовного кодекса, а потому предлагали выбрать себе другого епископа. Намекали, что общины должны принять обновленческого архиерея, так как со староцерковническими (поддерживавшими патр.Тихона) архиереями общины регистрироваться не будут. По этому вопросу еп.Иоасаф вынужден был писать заявление на имя председателя СНК Татреспублики с требованием прекратить вмешательство в дела общин и дискредитацию его личности до всякого вынесения судебного решения.
Одновременно еп.Иоасаф пытался спасти от закрытия церкви бывшего Спасо-Преображенского монастыря в Казанском кремле, мотивируя это необходимостью следить за храмами — памятниками архитектуры XVI века, и за монастырским кладбищем. Еще в декабре 1923 из НКВД было сообщено представителю Спасо-Преображенского монастыря, что предполагается закрыть в ограде монастыря кладбище и сам монастырь, храм запечатать и всех живущих выселить. 26 февраля 1924 общиной было получено срочное предложение от местных властей «представить договор, заключенный группой верующих с властью при проведении декрета об отделении Церкви от государства, а также описи имущества монастыря». Стало очевидно, что монастырь будет закрыт. И действительно, все обращения, ходатайства и апелляции к советскому законодательству были бесполезны.
В конце февраля 1924 обновленческий архиеп.Алексий совершил хиротонии женатых священников во епископов Чистопольского и Чебоксарского (совершалось поставление на «живое» место, ибо вл.Иоасаф носил титул Чистопольского, а Афанасий — Чебоксарского). Так в Казанской епархии возникла параллельная обновленческая иерархия.
Православные епископы предали их анафеме, за что, как за предлог к выдворению вл.Иоасафа из Казани, ухватились в ГПУ. Анафематствование было совершено в Иоанно-Предтеченском монастыре в 1-ю неделю Великого поста, 23 марта, в день Торжества Православия. Еп.Иоасафу сослужили епископы Афанасий, Андроник, множество священников и диаконов. О казанском событии срочной телеграммой от 23 марта 1924 был оповещен сам Тучков:
Инициаторами этой идеи были никто иные, как епископ Иоасаф... и епископ Афанасий. Мы намереваемся этот акт использовать для компрометации тихоновщины в целом и в частности указанных епископов, но для того, чтобы эта мера имела больше результатов, просьба сообщить — совершалась ли в Москве анафематствование Тихоном и можно ли нам факт анафематствования использовать для соответствующего давления на епископа Афанасия? (т.к. анафематствование в свое время было чисто правительственной мерой). Это нам необходимо знать еще и потому, что Афанасий склонен продолжать политику Иоасафа.27
Тучков из Москвы запрашивал: «Кого же анафематствовали?» Но внятного ответа не получил.
Несмотря на отсутствие каких-либо веских обвинений против вл.Иоасафа, следственное дело против него завершено не было. Епископ вновь был вызван в ГПУ и допрошен 20 апреля 1924. На допросе стало очевидно, что гражданские власти добиваются осуждения еп.Иоасафом патр.Тихона, митр.Кирилла и признания обновленческого ВЦУ. Однако владыка аргументирование защищал свою православную позицию. Так, на вопрос: почему епископ работал в епархиальном управлении, а затем ушел из него, владыка ответил:
Мое согласие работать в епархиальном управлении в качестве правящего епископа вызвалось моей преемственностью от митрополита Кирилла, обещанием епархиального управления не производить никаких церковных реформ до Собора, обещанием не нарушать моих архиерейских прав в делах церковных обрядностей... Уход мой из епархиального управления состоялся не по политическим соображениям, а потому, что в Казани был назначен новый архиерей, и я в связи с этим был уволен на покой. В данное время в вопросах политических церковных я разделяю точку зрения, выраженную [патриархом] Тихоном в своих воззваниях, изданных до сего времени...28
По поводу своих богослужений, владыка сказал так:
К богослужению приступил после освобождения патриарха Тихона, т.к. в этом освобождении увидел допущение в Москве открытого существования православной, но не обновленческой иерархии...
Владыка отрицал политический характер своей борьбы против обновленчества в Казани, ибо «всякое вмешательство Церкви в гражданскую политическую борьбу безусловно несовместимо с назначением Церкви; в этой борьбе она превратится в обычное учреждение и перестанет быть высшим беспристрастным критерием жизни человека...» Подтвердив свое убеждение в том, что единственной канонической главой Российской Православной Церкви является патр.Тихон, вл.Иоасаф заметил:
Я хотел бы и раньше и теперь видеть в лице своего патриарха исключительно духовную главу, руководящую верующими в их духовной жизни...
Как человек вл.Иоасаф мог и не соглашаться с некоторыми из решений Святейшего Патриарха, но как православный архиерей, монах, он всегда признавал за Святейшим Тихоном патриаршие полномочия и следовал указаниям церковной власти. И вплоть до своей мученической смерти вл.Иоасаф ни разу не отступился от патриарха-исповедника, чье имя в 20-30-е годы было ошельмовано и оклеветано и чьи последователи были обречены в советском государстве на преследования.
Власти уже давно желали удаления вл.Иоасафа из пределов Татарской республики. Не решаясь арестовать владыку в Казани, гражданские власти 15 мая 1924 вызвали его в Москву. В день своего отъезда владыка отслужил литургию в храме Николы Ратного (в Спасо-Преображенском монастыре) при затворенных дверях, в присутствии лишь немногих доверенных людей. Диаконом был Максим Михайлов (тот самый, что вскоре был приглашен в Москву Чесноковым на должность протодиакона церкви Василия Кесарийского на Тверской, где Чесноков был регентом). При возглашении «выклички» он не мог от волнения говорить и разрыдался. Все присутствовавшие плакали, и литургия несколько раз прерывалась из-за всеобщего плача. На возношениях поминалось имя патр.Тихона, к тому времени вновь запрещенное для поминовения. А около 12 часов ночи поезд увез из Казани вл.Иоасафа, которого провожало множество верующих, не чаявших более свидеться с любимым архипастырем. Как утверждал в 1925 летописец этих событий, с отъездом еп.Иоасафа окончился «героический» период истории Казанской епархии.
 Даниловский м-рь. Троицкий собор и Надкладезная часовня. 1920-е годы |
 Еп.Волоколамский Феодор (Поздеевский), иером. Герасим (Садковский) и архим. Герман (Ряшенцев). Сергиев Посад, 1916 г. |
По приезде в Москву еп.Иоасаф с вокзала отправился в Донской монастырь к патр.Тихону, которого до этого ни разу не видел. Неизвестно, о чем беседовал с ним преосвященный Иоасаф, но, видимо, беседа эта укрепила владыку перед грядущими испытаниями. Когда 16 мая 1924 епископ явился в ГПУ, он был тотчас арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, в которой находился с 17 мая по 23 августа 1924. Владыке вменялось в вину антиобновленческие выступления, инкриминируемые как антисоветские, однако еп.Иоасаф смог, ссылаясь на соответствующие светские законы и разъяснения доказать, что подобные обвинения противоречат самому советскому законодательству о религиозных организациях. ГПУ после допросов и более чем трехмесячного заключения 23 августа29 вынуждено было выпустить его, взяв предварительно подписку о невыезде. В Москве вл.Иоасаф поселяется в Даниловом монастыре, где настоятельствовал архиеп.Феодор (Поздеевский), воспитанник Казанской Духовной академии и духовное чадо старца Гавриила Седмиезерского. В этом монастыре проживали многие удерживаемые гражданской властью в Москве церковные иерархи, большинство из которых приняло впоследствии мученическую смерть. Значительная часть этих иерархов, вошедших в историю как представители т.н. даниловской оппозиции, были знакомы друг с другом по совместной учебе в стенах Казанской Духовной академии.
 Еп.Иоасаф (указан стрелкой) на похоронах патр.Тихона (фото из архива А.М.) |
В 1925 скончался патр.Тихон, и еп.Иоасаф был одним из тех, кто 11 апреля служил литургию при гробе Святейшего Тихона,30 а 12 апреля принимал участие в погребении и подписал акт о передаче высшей церковной власти митр.Крутицкому Петру,31 доверенным лицом которого еп.Иоасаф стал довольно скоро. Он участвовал в ответственных переговорах митр.Петра с властями об организации Священного Синода Русской Церкви, составил по просьбе патриаршего местоблюстителя (и руководствуясь его тезисами) проект декларации, в которой говорилось об отношениях между Русской Православной Церковью и советским государством и которая должна была быть направлена в СНК СССР от имени патриаршего местоблюстителя. Вл.Иоасаф прочел составленный текст жившим тогда в Даниловом монастыре епископам Пахомию (Кедрову), Парфению (Брянских) и Амвросию (Полянскому) и, после их замечаний и поправок, представил откорректированный текст на утверждение митр.Петра.32
Но митр.Петр не желал передавать декларацию советскому правительству через представителей ГПУ, поскольку в этом документе говорилось об «административном давлении» (фактически, гонениях) на Церковь, нарушении законности в отношении нерегистрируемых православных общин, насильно удерживаемых вне своих епархий иерархов, духовных лиц, содержащихся в тюрьмах вместе с уголовниками и пр.
Именно из-за несоответствия содержания обращения планам ГПУ, митр.Петр добивался личной встречи с главой правительства Рыковым. Однако все попытки осуществить подобные планы оказались безуспешными. Более того, желая изолировать митр.Петра от влиятельного епископского окружения, к мнению которого митр.Петр прислушивался и православному чутью которого доверял, ГПУ устроило аресты сторонников патриаршего местоблюстителя. Возможно, свою роль сыграла и полученная ГПУ информация о характере письменного обращения митр.Петра в Совнарком. Власти были обеспокоены новым свидетельством Церкви о гонениях на верующих и священнослужителей.
Среди первых арестованных иерархов был и еп.Иоасаф как составитель проекта декларации. Владыка был арестован 18 или 19 ноября33 1925. В один день с ним были арестованы архиеп.Гурий (Степанов) и еп.Прокопий (Титов). 30 ноября были арестованы епископы Парфений (Брянских), Амвросий (Полянский), Дамаскин (Цедрик), Пахомий (Кедров), Тихон (Шарапов), Герман (Ряшенцев), Николай (Добронравов), много священников, а также бывший обер-прокурор Святейшего Синода Александр Самарин, бывший помощник обер-прокурора Петр Истомин и др.34 9 декабря состоялось заседание комиссии по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП (б), на котором по представлению ОГПУ, было постановлено поддержать григорианский раскол, а митр.Петра арестовать, что и было осуществлено в тот же день.
Вл.Иоасаф обвинялся в преступлении, предусмотренном ст.69 УК РСФСР и, в частности, в том, что оказывал «пособничество и укрывательство группе монархических епископов и мирян, поставивших своей задачей использование Церкви для нанесения явного ущерба диктатуре пролетариата, путем воздействия на массу и на церковнослужителей». В предъявленном обвинении еп.Иоасаф виновным себя не признал.35
Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 21 мая 1926, арестованные иерархи, духовенство и миряне были осуждены.36 Вл.Иоасаф был осужден к высылке на три года в Зырянский край, но выслан в Туруханский. Возможно, причиной этого изменения места ссылки было то обстоятельство, что в Зырянском крае отбывал ссылку митр.Кирилл и власти не желали соседства и возможного общения единомышленников. В июне вл.Иоасаф этапом был отправлен в Красноярск, оттуда в конце августа — в Туруханский край.37
В августе 1927 возобновляется переписка вл.Иоасафа с митр.Кириллом, начатая еще когда вл.Кирилл был в ссылке в Зырянской области, а еп.Иоасаф жил в Москве. Между сосланными в один край архиереями (митр.Кирилл был сослан в Туруханский край в декабре 1926) завязывается оживленная переписка. Митр.Кирилл, будучи изолированным от церковной жизни, информируется обо всем еп.Иоасафом, некоторое время пребывавшим в центре церковных событий в Москве и разбиравшимся в происходящих изменениях.
Когда завершился срок туруханской ссылки вл.Иоасафа, он был направлен в Енисейск, где прожил около двух месяцев в ожидании дальнейшей судьбы. Здесь он получил новое постановление о высылке «с прикреплением». Для поселения еп.Иоасаф избрал г.Козьмодемьянск Марийской области.38
Переписка между митр.Кириллом и еп.Иоасафом не прерывалась и в этот период.
К периоду проживания еп.Иоасафа в Козьмодемьянске относится сообщение об его участии через монаха Германа (Тенешева)39 в т.н. «Кочующем» соборе ИПЦ, состоявшемся с 9 марта по 8 августа 1928.40 Поскольку сведения об этом соборе появились только в последние годы, причем только из одного сомнительной достоверности источника,41 то оставим это сообщение без обширных комментариев. Отметим только, что если бы подобное событие, как Кочующий собор, причем столь представительное (72 человека), имело бы место, то в предании или в следственных делах об этом остался бы след или хотя бы косвенное упоминание. Кроме того, не известны и документы, на основании которых излагается история этого собора. Соответственно, под сомнением и участие в этом соборе еп.Иоасафа.
Будучи по свидетельству своих современников самым сильным в смысле административного опыта и одаренности архиереем из всех архиереев, бывших в Казани за предыдущие два десятилетия, умевшим держать в своих руках и людей и дело, еп.Иоасаф, чье влияние было всегда широкое и глубокое, вызывал к себе болезненное внимание ГПУ, вскоре сфабриковавшее дело по т.н. контрреволюционной, религиозно-монархической организации-центра «Истинно-Православная Церковь» (ИПЦ). В 1930-1932 годы подобные массовые процессы по т.н. филиалам ИПЦ были инспирированы в Москве, Серпухове, Ленинграде, Воронеже, Твери, Самаре, на Украине.
По одному с еп.Иоасафом делу в июле-августе 1931 были привлечены все оставшиеся в Казани преподаватели Казанской Духовной академии: профессор В.И.Несмелов, протоиерей Варваринской церкви Николай Петров (первый и последний ректор Богословского института), М.Н.Васильевский, Е.Я.Полянский, И.М.Покровский; еп.Яранский Нектарий (Трезвинский), священники Николай Троицкий, Иаков Галахов (бывший профессор Томского университета), Андрей Боголюбов, Николай Дягилев, Сергий Воронцов, Евлампий Едемский-Своеземцев; монахини закрытых казанских монастырей, миряне (всего по этому делу было осуждено 33 человека).
Вскоре еп.Иоасафу было предъявлено обвинение, по поводу которого владыка собственноручно написал следующее:
По существу предъявленного мне обвинения не признаю себя виновным, в доказательство чего заявляю следующее. Уже в 1923 г. меня как бывшего тогда в Казани епископом подозревали следственные органы ОГПУ в контрреволюционных деяниях, в частности, в контрреволюционной организации. Дело о мне тогда было направлено в Москву, где я был вызван на допрос, и после рассмотрения дела там я не был признан виновным по возводимым на меня обвинениям, и то обвинение было тогда аннулировано. Таким образом за время моего пребывания в Казани до мая 1924 года московское ГПУ не нашло в моей деятельности никаких признаков преступности. С мая 1924 г. и до момента моего приезда в Казань из Козьмодемьянска, места моей последней ссылки, я в Казани не проезжал, заезжал сюда только на 3-4 дня — проездом из Туруханского края в Козьмодемьянск и, следовательно, никакого участия в каких-либо собраниях, происходивших в Казани, я не мог иметь.
С указанными в обвинении профессорами я не виделся с 1921 года и ни в какой переписке с ними не состоял, а со священником Петровым и Касторским я виделся до своего отъезда из Казани только как со священниками и никаких речей с ними никогда не вел на тему о каких-либо контрреволюционных организациях, чего не могло установить и следствие 1923 года. Монахини Терсинские ко мне ни в туруханский край (за 6 000 верст), ни в Козьмодемьянск не приезжали, с ними я не переписывался. Богородицкую совсем не знаю, Скалозубова и Ожегова никогда не видал и об их существовании решительно ничего не знал вплоть до последних дней, когда очутился вместе с ними в одной камере. Каких-либо воззваний или обращений политического характера, рассылаемых м.Кириллом я не видал, о них ничего не знаю. Знаю только переписку между ним и м.Сергием по чисто церковным, каноническим вопросам, не имеющую по моему глубокому убеждению никакого политического характера. Эта переписка была закончена еще до выступления Римского папы, поэтому связывать ее с папским выступлением никак нельзя. О каких-то выступлениях казанцев в связи с папским выступлением я слышу впервые и только сейчас из предъявленного мне обвинения.
Сам я не совершаю богослужений в храме с момента своего ареста в Москве 18 ноября 1925 г., так как в Козьмодемьянске Маротделом ОГПУ таковые мне совершать не дозволялось, значит, не мог использовать в каком-то отношении свое положение как архиерей.
Проживая в Козьмодемьянске 2 года под бдительным надзором органов ОГПУ я не был ни разу заподозрен в чем-либо противосоветском, контрреволюционном. Опровергать отдельные факты обвинения мне не приходится, так как в обвинении не указано ни одного такового, касающегося лично меня и устанавливающего мое непосредственное участие в нем, а приведенные мною выше справки о моей жизни последних лет с неопровержимостью доказывают, что участия в казанской жизни я не мог иметь.42
Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 5 января 1932 еп.Иоасаф был осужден к трем годам заключения в концлагерь. В сибирском концлагере он претерпел много мучений, страдал от изнурительного труда, возя тачки с углем в рудниках Араличева (Кузнецкий бассейн), несколько раз бит.43 Но, видимо, и в заключении, и на рудниках вл.Иоасаф не боялся высказывать своих взглядов на церковную действительность и с достоинством нес свой архипастырский крест в условиях всеобщего богоотступничества.
 Внутренний двор |  Одиночная камера № 45 |  Коридор тюрьмы |
В 1933 вл.Иоасаф вместе с несколькими другими православными христианами44 был арестован 3-м отделом ОГПУ Сиблага. Он обвинялся в том, что «отбывая меру социальной защиты в Осиновских лагерях Сиблага ОГПУ» организовал в лагере вместе с остальными заключенными «контрреволюционную церковно-монархическую группу», вербовавшую новых членов, распространявшую «провокационные слухи о положении Церкви в СССР» и вредную работу среди заключенных «по разложению лагеря и срыву лагерных работ». Иными словами, епископа обвинялся в преступлении, предусмотренном все той же статьей 58-11 УК СССР.
Еп.Иоасаф в предъявленном ему обвинении виновным себя не признал и на допросе 19 мая 1933 показал, что ни в какую группу он не входил, и о ней ничего не знал, и никакой агитации не вел. Постановлением Особого совещания Коллегии ОГПУ от 28 января срок наказания еп.Иоасафу был увеличен еще на 2 года.45
Отбыв и это наказание, вл.Иоасаф возвратился в Казань, где поселился со своей престарелой 75-летней матерью.
К тому времени в Казани существовало два КЕУ: обновленческое, с митр.Алексием (Баженовым), а позже — митр.Иерофеем (Померанцевым), и сергиевское — с постоянно арестовываемым епископатом: архиепископами Афанасием (Малининым), Палладием (Шерстенниковым), Антонием (Миловидовым). Со всеми ними вл.Иоасаф был знаком давно, с некоторыми даже с академической скамьи, — тем печальней и трагичней было для него размежевание с ними.
Вл.Иоасаф не пошел на признание Декларации митр.Сергия и остался заштатным епископом на покое. Он служил лишь изредка в кладбищенской церкви, причем только панихиды. Окружение его было из ссыльного или сочувствующего ему духовенства. Большинство приходского духовенства (а служить открыто тогда могли только обновленцы и принявшие Декларацию митр.Сергия) опасалось посещать его, и если посещало, то тайно. Да и за те годы, что прошли с момента, когда еп.Иоасаф был окончательно отстранен от управления епархией, значительная часть единомысленного владыке духовенства была либо сослана, либо расстреляна.
В апреле 1936, когда на Арском кладбище начали разрушать древние надгробные памятники и кресты, вл.Иоасаф в сердцах заметил: «Никуда не годен тот народ, который не бережет старины, — и, помолчав, добавил: — Впрочем, Иосифу Виссарионовичу уже нечего более разрушать, так что кладбище его последняя поддержка».
Не прекращается переписка вл.Иоасафа с митр.Кириллом, находившимся в ссылке и лишенным возможности следить за церковными и политическими событиями. В сентябре 1936 митр.Кирилл пишет еп.Иоасафу:
Все письмо Ваше, в котором Вы дали, между прочим, статью Е.М. (Е.Ярославского), собственноручно переписанную Вами, перечитал я за один раз, черпая в Ваших предшествовавших рассуждениях нравственное удовлетворение от сознания того, что среди нас не утрачивается правильно-осторожное отношение к грядущим судьбам нашей Матери-Церкви...
О принимаемых же законах, митр.Кирилл также соглашался с еп.Иоасафом:
Текст документа дает в этом отношении некоторое направление, во всяком случае не в нашу пользу, представляя свободу только антирелигиозной пропаганде. Для нас же даже желание помолиться не в одиночку, а общественно, возможно будет по закону 29 года от 8/4 — только с ведома и разрешения (и, конечно, под наблюдением) милиции.46
К вл.Иоасафу часто приезжали крестьяне из окрестных деревень, из сел Чувашской республики и Марийской области. Их рассказы о голоде и преследованиях духовенства вызывали у владыки негодование: «И после таких рассказов — слушать, что жить стало веселее... Неслыханное варварство!»
Сам Преосвященный Иоасаф не имел достаточных средств к существованию, получая весьма скромное пособие от редких треб, а ведь помимо себя еще надо было содержать больную престарелую мать. Его мать и в период тюремно-ссыльных мытарств Преосвященного не обходили заботами инокини закрытых монастырей и крестьяне, приезжавшие из районов. Теперь же, по возвращении владыки из концлагеря в Казань, к нему на ул.Тихомирова, дом 31, кв.2, приезжали его духовные чада, иноки и инокини разгромленных обителей, миряне, почитавшие епископа-исповедника. Каждый старался посильно помочь владыке: кто продуктами, кто — одеждой.
Владыка мало что оставлял себе, ибо значительную часть отсылал через доверенных лиц сосланному духовенству, арестованным и томящимся в заключении в казанской тюрьме священникам. У архипастыря находили приют и ночлег те, кто, гонимые властью за свое исповедание православной веры, вынуждены были бежать из родных мест и скитаться по городам и весям.
Не признав Декларации митр.Сергия, владыка оставался вне сергиевской иерархии и в казанских храмах сергиевской юрисдикции не служил. Лишь изредка еп.Иоасаф совершал молебны и панихиды в церкви Ярославских чудотворцев, что на Арском кладбище. В это время, обычно никто из местного духовенства, хотя и сочувствовавшего епископу, по опасавшегося возможных репрессий, не присутствовал, и Преосвященный Иоасаф в окружении 4-5 человек из числа своих последователей и духовных чад мог свободно поминать новомучеников и исповедников Российских, многих из которых знал лично по совместному служению в Казанской епархии, других — по ссылкам и тюремным заключениям.
Характерно, что однажды, на вопрос одного протоиерея, как владыка относится к советской власти, еп.Иоасаф грустно заметил: «Чтобы судить о советской власти, нужно побывать в концлагерях...»
В ноябре 1937 вл.Иоасаф был арестован у ложа умиравшей матери и, вместе с протоиереем Серафимовской церкви Николаем Троицким, монахинями разгромленного Богородицкого монастыря Евдокией (Двинских) и Степанидой (Макаровой), людьми из своего ближайшего окружения, заключен в тюрьму. Позже была арестована и приговорена к расстрелу игумения закрытого Федоровского Казанского монастыря Ангелина (Алексеева),47 также единомышленная с еп.Иоасафом и через которую часто осуществлялась пересылка корреспонденции митр.Кириллу.
В НКВД священномученику предъявили обвинения в организации контрреволюционного церковного подполья, в переписке со ссыльным митр.Кириллом, в клеветнических измышлениях о гонениях на Церковь в СССР и клевете на Сталина и власть, симпатиях фашизму (тогда это было общим обвинением для всех арестовываемых) и врагам народа Троцкому, Тухачевскому и проч. Владыка не признал за собой никакой вины, но почел ниже архиерейского достоинства оправдываться от очевидно сфабрикованных и угрозами или пытками полученных показаний против него тех, кто ценою чужой неволи и смерти покупал собственную жизнь. Да и понимал, вероятно, владыка, что близится земной предел его скитаниям и ссылкам и что этот арест станет последним. Ни изнурительные допросы, ни угрозы следователей, ни творимые ими над православным епископом издевательства и бесчинства не сломили воли исповедника, не поколебали в нем веры во Христа, во спасительность мученичества до крови.
Заседание тройки от 29 ноября 1937 приговорило еп.Иоасафа и свящ.Николая Троицкого к расстрелу,48 а инокинь Евдокию и Степаниду — к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.49
2 декабря, когда Православная Церковь праздновала память прп.Иоасафа, царевича Индийского, в Казани в 20 часов 35 минут был расстрелян священномученик Иоасаф, еп.Чистопольский.
