В Туруханском крае митр.Кирилл отбывал ссылку до 19 августа 1933. На праздник Преображения Господня последовало освобождение, которого владыка ждал давно, но с малой вероятностью которого давно же и смирился. Неожиданно срок его ссылки не был, как это случалось ранее, продлен. Владыка выбрал для поселения город Гжатск Западной области,65 куда отправился, видимо, в самом конце 1933 года.
Этот небольшой провинциальный русский город, находившийся в 239 км от Смоленска, с населением всего около 15 тысяч человек, казалось, как нельзя лучше подходил для поселения. Спокойный и тихий, он сохранял в себе очарование дореволюционной провинции. В нем действовали храмы, которых для такого небольшого городка было немало. На возвышенном берегу реки Гжать возвышались Благовещенский собор, церковь во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» и Тихвинская церковь, на центральной площади красовался Богоявленский храм, на окраине города, на Смоленской дороге, находилась кладбищенская церковь в честь Вознесения Господня, а в 25 верстах, в селе Самуйлово, располагалась бывшая усадьба князей Голицыных, постепенно приходящая в запустение.
Будучи проездом через Москву, митр.Кирилл заехал в Синод к митр.Сергию, с которым имел личную встречу и беседу по вопросу их переписки 1929 года. Вл.Кирилла интересовало, переправил ли митр.Сергий их переписку на суждение митр.Петру Крутицкому, местоблюстителю патриаршего престола. Оказалось, что переписка не была переправлена митр.Петру, поскольку, по словам митр.Сергия, неизвестно, в какую именно из тюрем тот был заключен.66 По всей видимости, и в дальнейшем митр.Сергий не делал такой попытки.
Между тем, как выясняется, митр.Петр был знаком с перепиской митр.Кирилла и митр.Сергия и не вполне одобрял характер деятельности своего заместителя.
В Гжатске митр.Кирилл поселился на ул.Бельской, д.102, у местной жительницы Патиной, где и пробыл целый год до нового своего ареста, никуда не выезжая. Это был последний год относительной свободы митр.Кирилла. Вместе с ним в том же доме проживала его духовная дочь Лидия Николаевна Фокина,67 которая сюда прибыла в июне 1934 после окончания своей казахстанской ссылки. Попытки ее поселиться в Москве или Можайске не были успешными (в Москве не выдали паспорта, в Можайске не нашлось квартиры), и Лидия Николаевна решилась последовать за своим духовным отцом, благо такое благословение от владыки она получила. Вместе с монахиней Евдокией (Перевезниковой) она занималась хозяйством и ухаживала за владыкой митрополитом, чье здоровье было основательно подорвано тюрьмами, ссылками и лагерями, коим святитель отдал к тому времени 13 лет своей жизни. С декабря 1919 по август 1933 митр.Кирилл провел на свободе всего около года.
Вскоре по прибытии в Гжатск наладилось письменное общение владыки с епископами Афанасием (Сахаровым), Дамаскиным (Цедриком), Парфением (Брянских), Серафимом (Самойловичем).68 Это были единомысленные архипастыри, и в их сердцах жило сильное эсхатологическое чувство — чувство последних времен, времен всеобщей апостасии. Еп.Дамаскин писал митр.Кириллу:
Совершается Суд Божий над Церковью и народом русским. Совершается отбор тех истинных воинов Христовых, кои только и смогут быть строителями нового здания Церкви, кои только и будут в состоянии противостоять самому «зверю». Времена же приблизились, несомненно, апокалипсические. Все наши усилия теперь должны быть направлены на установление прочных связей между пастырями и пасомыми. И необходимо по возможности исправить совершенный грех путем противодействия злу, до готовности даже кровию омыть грех свой.69
Следует заметить, что в конце 1933 — начале 1934 активизировалась деятельность последователей движения, получившего название Истинно-Православной Церкви (ИПЦ), Это было связано с возвращением из ссылок епископов Дамаскина, Парфения, архиеп.Серафима, которые быстро наладили связь с единомысленным духовенством и, одновременно, с митр.Кириллом, которого желали видеть во главе этого движения.
Оживленная переписка представителей ИПЦ свидетельствует о бывшем тогда намерении активно противостоять деятельности митр.Сергия. Видимо, именно от этих иерархов или близких к ним лиц последовало предложение митр.Кириллу объявить себя заместителем местоблюстителя, то есть лицом, замещающим собой митр.Петра, совершенно к тому времени изолированного от церковной действительности, или даже патриаршим местоблюстителем (с учетом сложившихся обстоятельств — невозможности митр.Петра реально управлять Церковью, превышения, по мнению оппозиционного епископата, митр.Сергием своих полномочий, гонимости инакомыслящей иерархии, желавшей консолидации и скорейшего проведения Собора, даже тайного, для чего группу инакомыслящих должен был возглавить всем известный и непререкаемый в своем авторитете иерарх, каковым являлся для всех митр.Кирилл). Однако митр.Кирилл не пошел на это, обосновав свою позицию в двух своих письмах неизвестным адресатам в январе-феврале 1934 года.
Только после смерти митрополита Петра, — пишет вл.Кирилл в своем январском письме, — я нахожу для себя не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление Русской Церковью. Дотоле же иерархи, признающие своим Первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда Соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми единицами, какие признают их своими архипастырями, а невыгнанные — руководя духовной жизнью своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение.70
Таким образом, митр.Кирилл не видит для себя возможности до физического прекращения полномочий митр.Петра, то есть его смерти или отказа от местоблюстительства, активно вмешиваться в церковное управление. Сохранение «мерности» в отношении митр.Петра, хотя и изолированного властями, но остающегося де-юре местоблюстителем, для вл.Кирилла чрезвычайно важно. В этом именно видит митр.Кирилл церковную дисциплину, а не в подчинении решениям заместителя местоблюстителя, против которых восстает архипастырская совесть.
В Гжатске митр.Кирилла посещают многие его единомышленники. Весной 1934 владыку посетил еп.Афанасий (Сахаров), из Москвы приезжали известный профессор Иван Васильевич Попов, миссионер С.В.Касаткин и многие другие.
В июне 1934 из Каширы приезжал иеромонах Паисий, не признававший митр.Сергия. Его мучил вопрос, может ли он священнодействовать. Вл.Кирилл благословил его на совершение келейных служб, что фактически означало благословение на создание домовой церкви. Открытое служение митр.Кирилл не благословлял.
Из Кадышков, что на Урале, митр.Кириллу писал иеромонах Леонид, сообщая, что им основана домашняя церковь, и просил разъяснения по вопросу о церковном управлении.
Приезжал в Гжатск и еп.Палладий (Шерстенников), кстати, казанский постриженник вл.Кирилла. Митр.Сергий направил его с очередным предложением вл.Кириллу принести покаяние.71
Позже, уже на допросе, Лидия Николаевна Фокина (духовная дочь вл.Кирилла), очень мужественно державшаяся в тюрьме, на вопрос следователя, кто бывал у владыки, отвечала (не без иронии), что приезжал еп.Палладий: «Цель приезда епископа Палладия заключалась в информации о присвоении митрополиту Сергию звания “Блаженнейшего” и рассказе о положении дела в епархии».72
Еп.Палладий с декабря 1930 по август 1933 был еп.Елабужским и, действительно, знал, что происходит в Казанской епархии, правящим епископом которой вл.Кирилл по-прежнему считал себя.
Имел общение митр.Кирилл и с московскими «непоминающими».
Лидия Николаевна Фокина, выезжавшая в Москву в июне 1934 для того, чтобы навестить тяжело болевшего отца и купить лекарства для митр.Кирилла, имела еще и поручение от вл.Кирилла навестить приезжавших к нему ранее в Гжатск неких Ивана Ивановича и Софью Петровну. Владыка поручил сообщить им свое впечатление от встречи с иеромонахом Паисием, о котором его спрашивали приезжавшие москвичи.
Особенность позиции митр.Кирилла заключалась в том, что он не пытался создать «организацию», оппозиционную митр.Сергию или советской власти. Он считал, что для сохранения Церкви не нужно создания новых внешних организационных форм, ибо Святая Церковь сама в себе несет организующее начало. Начало это — Сам Основатель Церкви — Христос Спаситель, Чье обетование о неодолимости Церкви вратами ада было и оставалось единственным упованием верующих.
Однако власти были далеки от подобных соображений, их волновало влияние митр.Кирилла на умы церковных иерархов и верующих мирян.
Со всех сторон приходили к митр.Кириллу тревожные сообщения о новых арестах единомысленных ему иерархов и священнослужителей. В мае 1934 был арестован о.Евлампий Своеземцев, которому среди прочего вменялась в вину связь с митр.Кириллом и бывшим Угличским архиеп.Серафимом. Как говорилось в обвинении, о.Евлампий «во время посещения Рыбинских церковников выдвинул перед ними задачу созыва церковного Собора, с явно провокационной контрреволюционной программой». На допросе о.Евлампий сказал: «Я считаю, что советская власть должна принести покаяние, прекратить репрессии и в корне изменить церковную политику». Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 1 июня 1934 священник Своеземцев был заключен в ИТЛ сроком на три года.
Власти, конечно, не могли не заметить частых посещений митр.Кирилла духовенством и мирянами. Стало очевидно, что свободное проживание митр.Кирилла может привести к еще большему росту авторитета гонимого церковного иерарха, к неуправляемому паломничеству в Гжатск церковников. Ситуация явно грозила выйти из-под контроля властей. Был извещен Тучков.
При этих обстоятельствах и появляется распоряжение ОГПУ от 8 июля 1934 за № 161007 об аресте митр.Кирилла. Постановление об аресте утверждает начальник Управления НКВД СССР по з/о И.Блат,73 и 14 июля вл.Кирилл был арестован. Вместе с ним была арестована и Лидия Николаевна Фокина.
Архивное дело хранит квитанции изъятых у митр.Кирилла вещей. Изумляет та педантичность, с какой описывалось «имущество» владыки. У митрополита изъяли: 14 рублей74 а также — кружку, чайничек для заварки чая, подтяжки, крест с цепочкой, столовую ложку, саквояж, две пустых банки (так и было внесено в квитанцию!), крест деревянный, пояс, очки, гребенку, палку (!), 100 граммов чая (!).75
Позже появляется протокол обыска и ареста, датированный почему-то 15 июля 1934 (напомним, что арестован митр.Кирилл был 14 июля, эта же дата стоит под заполненной им анкетой арестованного). Из протокола следовало, что двумя сотрудниками районного отдела НКВД в присутствии одной понятой при обыске была изъята «разная переписка гражданина Смирнова К.И. в количестве ста восьмидесяти шести листов и десяти фотокарточек разных лиц, из них 4 его лично. Претензий и жалоб на неправильности при обыске не заявлено».76
Остается только сожалеть, что такое духовное сокровище сгинуло в архивах НКВД. 186 листов переписки митр.Кирилла с владыками Дамаскиным (Цедриком), Серафимом (Самойловичем), профессором И.В.Поповым и другими достойнейшими деятелями Церкви могли бы открыть нам новые свидетельства исповедничества русских иерархов, томившихся в тюремных узах, гонимых в ссылки и на каторги, но не отрекавшихся от Христа Спасителя.
Арест был произведен с санкции московских властей, и потому митр.Кирилла и Лидию Николаевну Фокину из Гжатска сразу же после ареста направляют в Москву,77 куда этап прибывает уже 16 июля 1934. В тот же день особым распоряжением начальника секретного политотдела ГУГБ митр.Кирилл помещается во внутренний изолятор ГУГБ.78
31 июля во внутренний изолятор переводится и Лидия Николаевна Фокина.79
Уже 16 июля митр.Кирилл был допрошен...
 Анкета из протокола допроса (16.07.34) |   Фото из следственного дела (19.07.1934) |
Представленные снимки автор относит к Гжатскому периоду, хотя они сделаны уже в Бутырках. — Прим.И.К.
Здесь возникает закономерный вопрос: а мог ли митр.Кирилл сам служить и выступать как церковный иерарх, будучи запрещен митр.Сергием и Временным Патриаршим Синодом? Ответ мы находим в самой деятельности митр.Кирилла и в его письмах.
Митр.Кирилл полагал, что, как епископ своей области, он должен быть подсудным собору епископов, во главе с первоиерархом Церкви. Таковым в условиях церковной действительности 30-х годов был местоблюститель патриаршего престола митр.Петр Крутицкий, а в его отсутствии — заместитель местоблюстителя. Вл.Кирилл, будучи запрещен митр.Сергием, которого он признавал заместителем патриаршего местоблюстителя, имел все основания просить перенести возникший спор на суждение предстоятеля Русской Церкви митр.Петра.
Теперь известно, что митр.Петр через еп.Дамаскина летом 1929 получил копии писем митр.Кирилла к митр.Сергию и письма архиереев, выражавших свои суждения относительно Декларации.80 И тогда в декабре 1929 и феврале 1930 митр.Петр из заключения направляет митр.Сергию два оставшихся без ответа письма, в которых, между прочим, пишет:
Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. А между тем Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался и, следовательно, Высшее Церковное Управление и общее руководство церковной жизнью сохранил за собою. В то же время смею заявить, что Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем текущего порядка. Я глубоко был уверен, что без предварительного сношения со мною Вы не предпринимаете ни одного ответственного решения, каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял, пока со мною местоблюстительство и пока здравствует митрополит Кирилл, и в то же время был жив митрополит Агафангел. Поэтому же я и не счел нужным в своем распоряжении о назначении кандидатов в заместители упомянуть об ограничении их обязанностей, для меня не было сомнений, что заместитель прав установленных не заменит, а лишь заместит, явит собой, так сказать, тот центральный орган, через который местоблюститель мог бы иметь общение с паствой. Проводимая же Вами система управления не только исключает это, но и самую потребность в существовании местоблюстителя. Прошу устранить мероприятия, превысившие Ваши полномочия.81
Во втором письме через два месяца митр.Петр в еще более твердой, но по-прежнему тактичной форме повторяет требование вернуться к прежнему строю церковного управления:
На мой взгляд, ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные правила управления подвергаются разным колебаниям, необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой Вашей деятельности. Повторяю, что очень скорблю, что Вы не писали мне и не посвятили в свои намерения. Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше.82
Все это показывает, что первоиерарх Русской Церкви священномученик Петр Крутицкий не вполне одобрял деятельность митр.Сергия по тем вопросам церковной жизни (учреждение Временного Патриаршего Синода, увольнение с кафедр и запрещение в священнослужении иерархов, не согласных с церковной политикой заместителя местоблюстителя), по каким с этой деятельностью не соглашался и митр.Кирилл.
Доклад еп.Василия (Беляева) об одобрении Декларации 1927 митр.Петром83 оказался недоразумением, о чем также сообщал из заключения митр.Петр в декабрьском своем письме митр.Сергию.84
Таким образом, митр.Петр, как местоблюститель патриаршего престола, не санкционировал своею властью нововведений митр.Сергия, вынужденного — для сохранения с трудом достигнутого им статус-кво во взаимоотношениях с госвластью — «принимать решения, не обсуждая их предварительно с патриаршим местоблюстителем».85
В то же время, для митр.Петра его заместитель по-прежнему представлялся близким человеком, что следует из того же цитированного выше письма от 26 февраля 1930: «Пишу Вам откровенно, как самому близкому мне архипастырю, которому многим обязан в прошлом и от святительской руки которого принял постриг и благодать священства».86 Митр.Петр отказывался верить, что отсутствие реакции на его письма есть со стороны митр.Сергия вынужденная политика выживания церковного центра, уклоняющегося от общения с заключенным первоиерархом.
Однако вернемся к положению священномученика Кирилла. Условия его содержания в Бутырском изоляторе были довольно тяжелыми. Сказывались и болезни, приобретенные в ссылках и лагерях.
Уже при аресте, в комендатуре у владыки были отобраны все вещи, в том числе и очки, так что митрополит вынужден был писать особое заявление на имя начальника внутреннего изолятора: «Прошу 1) представить в мое пользование очки, отнятые у меня в комендатуре; 2) перевести отобранные там же деньги в мое распоряжение во вн.изолятор. К.Смирнов. 19/VII-1934».87 Из тюремного Отдела начальнику СПО ГУГБ НКВД Молчанову поступает служебная записка за № 602450: «Препровождается заявление арестованного Смирнова К.И., числящегося за 3 СПО, с просьбой разрешить пользоваться очками — на распоряжение».88 И 23 июля начальник 3-го отделения СПО наконец-то разрешает заключенному митрополиту воспользоваться изъятыми у него очками и деньгами.89
Но, конечно же, возвращенных митр.Кириллу 14 рублей не хватило на сносное питание, столь необходимое для поддержания сил. Да и цены в ларьке были не низкими. И 4 августа владыка просит разрешения послать письмо в Гжатск для получения оттуда денег на покупку продуктов из ларька.90
29 июля уполномоченный 3-го отделения СПО ГУГБ НКВД Алексеев объявляет митр.Кириллу постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения: «Рассмотрев следственный материал по делу № 7 и приняв во внимание, что гр.Смирнов Константин Иларионович (митрополит Кирилл), 1863 г.р., урожденный г.Кронштадта, русский, гражданин СССР, достаточно изобличается в том, что, возвратившись по отбытию срока ссылки, приступил к воссозданию контрреволюционной организации «Истинно-Православная Церковь». С этой целью Смирнов установил связи с архиереями: Поздеевским, Сахаровым, Самойловичем, Дамаскиным91 и др.лицами, давая установки на образование подпольных групп церковников. Постановил: гр.Смирнова К.И. привлечь в качестве обвиняемого по ст.ст. 58/10-11 УК, мерой пресечения способов уклонений от следствия и суда избрать содержание под арестом».92 Под документом стоит подпись митр.Кирилла в том, что постановление ему объявлено.
11 сентября заключенный архиепископ последний раз вызывается на допрос. Следователь требует от Казанского митрополита назвать автора брошюры «Беседа двух друзей», в которой, между прочим, к большому негодованию чекистов, утверждалось, что человек должен повиноваться Богу больше, чем людям...
В тот же день, 11 сентября, митр.Кириллу было объявлено об окончании следствия.93 Но еще два с половиной месяца предстояло провести митр.Кириллу в Бутырском изоляторе в ожидании того дня, когда ему будет объявлено о приговоре.
 Выписка из протокола от 2 декабря 1934 года о ссылке Митр.Кирилла в Казахстан на три года |
Особое Совещание при НКВД СССР 2 декабря 1934, рассмотрев «дело № 7 о Смирнове Константине (Кирилле) Иларионовиче, 1863 г.р., митрополите, без определенных занятий, неоднократно репрессировавшемся за к.-р. деятельность, ПОСТАНОВИЛ: Смирнова Константина (Кирилла) Иларионовича за к.-р. деятельность сослать в Казахстан, сроком на ТРИ года, считая с 14/7-34 г. Дело сдать в архив».94
Лидия Николаевна Фокина этим же Особым Совещанием была приговорена к заключению в исправтрудлагерь сроком на три года, считая срок также со дня ареста (с 14 июля 1934 г.).95
5 декабря того же 1934 года из учетно-статистического отдела ГУГБ коменданту Бутырского изолятора НКВД направляется служебная записка с указанием с первым же этапом отправить митр.Кирилла в г.Алма-Ата Казахстанской АССР и там взять его на особый учет.96 Л.Н.Фокину предписывалось с первым же этапом направить в г.Мариинск для заключения в Сиблаг НКВД, где также взять ее на особый учет.
