Слава Богу, Беджановская эпопея кончилась, по крайней мере в местных официальных сферах, — кончилась, благодаря влиянию г.Тавризского Генерального консула, совершенно для нас благополучно. Но вся эта история выяснила для меня истинный характер отношения к нам так называемого православного населения Урмийской епархии. Мы всецело во враждебном лагере. Окружающие нас ласковые речи, приятные улыбки, выражения глубокой преданности и покорности Православию только прикрывают, по привычной восточной хитрости, плохо скрываемые чувства вражды и ненависти. Чувства эти выступают затем наружу с тем большею напряженностью, чем меньше удалась попытка провести нас и обделать какое-нибудь хищническое предприятие, направлявшееся или против кошелька нашего или против православного дела вообще. Как бы ни были малочисленны враги эти, но их достаточно все-таки в такой мере, чтобы в продолжение, например, четырех месяцев тормозить нам дело, в котором справедливость требований наших была более, чем очевидна. И если бы не энергичная поддержка г.консула, то никакая правота наша не могла бы обеспечить нам уважение наших прав. В стране, где взаимные отношения граждан регулируются не законом, а личным усмотрением правительственных чиновников, можно опасаться всяких неожиданностей, если не считать для себя нравственно-дозволительным обращаться к подкупу и обману.
Все враги наши группируются около доктора Ушаны-хана, который в числе первых подписал прошение в Св.Синод о присылке сюда Духовной Православной Миссии. Ближайшим его помощником и советником является Давид-малек, сын диакона Геваргиза, бывший некоторое время слушателем нашей Петербургской академии. Самую энергичную поддержку лица эти получают и советом и деньгами от англиканской Миссии. Другие Миссии только поддакивают и в выражении своего сочувствия нашим врагам не идут пока далее помещения в своих газетах какой-нибудь статейки, которая должна показывать нам, что у пишущих тоже камешки за пазухой набраны.
В настоящее время доктор Ушана-хан требуется в Тавризе для некоторых внушений, но всячески оттягивает свой отсюда отъезд. Сообщая мне об окончании Беджановского дела, г.консул пишет между прочим: «Как бы то ни было, вопрос этот решен, несмотря на интриги кучки несториан, во главе с доктором Ушан-ханом, поддерживавшиеся как местною властию, так и одной из инославных духовных Миссий. Решением этим дано понять тем и другим, что справедливые требования Православной Духовной Миссии имеют за собою должную поддержку.
Для отрезвления единомышленников Ушана-хана и их покровителей от козней против вверенной Вашему Высокопреподобию Миссии мною уже приняты меры. Пока Ушана-хан, по требованию моему, имеет быть вызван в Тавриз для получения должного внушения, сопряженного с хорошо ему известными денежными расходами». Г.консул в частном своем письме ко мне возлагает большие надежды на отрезвляющее действие тех внушений, какие получит Ушана-хан в Тавризе. Дай Бог, конечно!.. Но я лично не могу смотреть в будущее с особенным оптимизмом и должен всегда готовиться к новым нападениям на наш лагерь, тем более что главный вдохновитель Ушаны-хана, ласковый мистер Парри, человек не с сирийским куриным умом и не с робким характером, от испытанной сейчас неудачи должен еще более проникнуться желанием всякого вреда местному православному делу и его представителям.
Мистеру Парри желательно доказать теперь, что несторианство в Урмии существует и со дня на день усиливается. Поэтому всякий недовольный епископом священник, а особенно запрещенный в священнослужении за какое-нибудь злохудожество, сейчас же получает через Ушану-хана предложение объявить себя несторианнном; предложение сопровождается денежным подарком туманов в 10, и смута в селении готова. Так занесторианил бывший священник из селения Нази по имени Эйваз. Православие Эйваз принял при первом появлении здесь Русской Миссии и, будучи уже православным священником, овдовел. Несмотря на свой преклонный возраст (свыше 60 лет), Эйваз пожелал вступить в новый брак. Не получивши на то разрешения от архимандрита Феофилакта, он возвратил в Миссию священнический крест, отказался от священства и женился. Архимандрит вскоре был отозван, а епископ, видимо, дал какое-то условное разрешение Эйвазу совершать в церкви некоторые богомоленья: ключ от церкви во всяком случае оставался у Эйваза, а привычное для местного духовенства второбрачие никого, видимо, не соблазняло. Ко мне Эйваз являлся с надеждою получить снова признание в сане, но ему объявлена полная безнадежность таких исканий. Тогда Эйваз обратился к Ушане-хану и тем был признан в своем священническом достоинстве и начал пользоваться всею полнотою священнических прав. Посетивший село о.иеромонах разъяснил жителям, что Эйваз не может быть священником и что считающие себя православными не должны иметь с ним молитвенного общения. Тем не менее Эйваз продолжал заведовать церковью и после этого. При посещении села Нази епископом к нему явились старики сельские с заявлением, что все они хотят быть верными Православию, но Эйваз, забравший церковный ключ и колокол, приобретенный на общественные деньги, нудит их к отречению от Православия. Тогда пришлось и ключ, и колокол отобрать от Эйваза при содействии светских властей. Эйваз был позван в город к серперасту (христианский губернатор), получил приказание возвратить ключ и колокол доверенному от православных, а в пользу серпераста уплатить туман за беспокойство. Дело, как видите, не очень громкое, но оно дало повод интриганам телеграфировать в Тавриз и в Тегеран о притеснениях, которые терпят от нас представители древнего исповедания. Тогда же была сделана попытка со стороны англиканской Миссии изобразить Беджанова в тюремном заключении прикованным цепью за шею к стене. Фотография эта должна была иллюстрировать те мучения, которым подвергаются от персидских властей православные священники, навлекшие на себя неудовольствие Начальника Русской Миссии. Говорят, что попытка эта даже удалась, и я думаю, не без содействия самого серпераста. Один из секретарей нашего Тавризского консульства, поздравляя меня с праздником, писал между прочим следующее: «По-видимому, англиканцы угрозу свою снять с Беджанова фотографию “в тюрьме” и в “цепях” привели в исполнение, но, чем бы дитя ни тешилось, пусть забавляется, Вас это никоим образом беспокоить не может». Я и не беспокоюсь, тем более что к тому времени должна была получиться в консульстве данная Беджановым подписка на персидском языке следующего содержания: «Я, священник Геваргиз Беджанов, из селения Ада, даю это письмо Начальнику Православной Духовной Миссии, как выражение моего искреннего чистосердечного признания, что церковь в селении Ада строилась только для православных христиан, деньги на ее построение давали только православные люди, и самая церковь должна находиться в заведовании и распоряжении православной Духовной Урмийской Миссии. От кого и сколько денег взял я на построение этой церкви и как эти деньги израсходовал, в том обязуюсь дать отчет по первому требованию начальника православной Миссии. Все свое поведение с августа месяца сего года, когда я восстал против своего законного епископа Мар-Ионана и произвел через то смуту среди православных людей своего селения, я признаю теперь тяжким грехом и прошу епископа и православную Миссию ходатайствовать перед Св.Синодом о прощении мне сего греха. Никакого вмешательства в церковные дела как селения Ада, так и в других селениях я себе отныне не смею дозволить и если бы нарушил это обещание, то должен подвергнуться наказанию по суду как возмутитель народа и его спокойствия. Буду счастлив, если Св.Синод оставит меня священником, но если меня лишат священного сана или запретят в священнослужении, то обязуюсь подчиниться с покорностью суду церковной власти и не осмелюсь совершать священнослужения или называться священником. Поручителем полной искренности всего сейчас здесь написанного от моего имени являются почетные односельчане мои, прилагающие здесь свои подписи. Они же свидетельствуют, что церковь в Ада устроена действительно для православных и должна находиться в заведовании Православной Духовной Миссии. В случае неисполнения мною этого обещания руководители Православной Урмийской Церкви могут просить светские власти о привлечении меня к ответственности и воспрещении мне какого бы то ни было самовольства».
Когда Беджанов давал мне эту подписку, у него совсем уже было устроено дело с Ушан-ханом о признании адинской церкви несторианскою. Мошенники заручились содействием местных властей, рассчитывали на полную безнаказанность и готовили, кажется, себе веселую тему для рассказов о том, как дурачили они начальника Православной Миссии. Несмотря на то, что подписку эту отказался утвердить серпераст, несмотря на то, что через час после составления этой подписки мне был предъявлен текст полученной еще два дня тому назад губернатором телеграммы о признании адинского храма несторианской собственностью, все дело приняло все-таки подобающий оборот: церковь признана нашей, и я имею выданный на этот счет документ от губернатора. Ушана-хан должен будет отправиться в Тавриз и там очень растрясти свой кошелек, а губернатор, как это обещано уже г. консулу, будет смещен по окончании мусульманского года (9 марта). Но сколько все-таки в общем эти негодяи берут нервного напряжения, просто страсть! В каком направлении движется их интрига сейчас, о том я подробно изложил в своем последнем официальном письме к консулу. Письмо это прилагаю здесь в копии для Вашего прочтения. Там Вы найдете между прочим и направленную против нас католической Миссией газетную статью. Ужасная в общем страна, ужасные люди — совершенно обезверившиеся и изнаглевшие! И если в этом религиозно-нравственном уродстве много природного, национального, то еще больше привитого усилиями иностранных миссионеров. Приемы их деятельности здесь прямо поразительны. Я считаю нужным дать для Вас хотя краткую характеристику этих приемов, чтобы Вам видно было, как шла порча народа и какие, следовательно, задачи предстоят нашей Миссии здесь.
Об англиканской Миссии я отчасти уже писал Вам. Последующие наблюдения только еще больше подтвердили мои первоначальные выводы. В какой степени англизировали миссионеры своих воспитанников, можно судить по тому, что священники, вышедшие из английской школы, совершенно не знают содержания своих богослужебных книг. Между тем на этих книгах, даже в самом строе языка, сильно сказывается греческое влияние. Будь сирийские пастыри внимательны к своей церковной сокровищнице, они гораздо больше сохранили бы способности воспринимать церковные уклады от Восточной Церкви. Но отнявши от воспитанников наследие отцов их, англикане не сказали им, что готовят в лице их деятелей для давно затеянной унии с англиканской Церковью. Коммерческие люди не хотели давать своим воспитанникам даже и повода подумать, что они работать будут в интересах Англии, потому что тогда воспитанники могли потребовать платы за услугу. Предпочитали создать кадры сотрудников, которые являлись бы бессознательными помощниками своих воспитателей, и действительно насадили такого духовенства весьма достаточное количество. Но в душе у этих англичан на сирийской подкладке должен был оказаться совершенный сумбур, разрешившийся почти у всех самым глубоким равнодушием к религиозным интересам. Что бы ни исповедовать, лишь бы только выгодно и удобно было! При наличности такого настроения оказались возможными даже такие явления, что диакон, отбивши предварительно жену у священника, бежал с родины и принял мусульманство. Что мог получать народ от подобного духовенства, судите сами.
Американские пресвитериане, работающие здесь более 60 лет, сделали для религиозного растления народа сирийского не менее, чем англиканская Миссия. На знамени своем они ставят веру во Св.Троицу как нечто единственно обязательное для спасения и необходимое для получения права на пользование их помощью и покровительством. Поэтому с полною терпимостью оставляли они сирийцам и их богослужение, и обряды, и звание кашей и шамашей за духовенством; один из первых миссионеров сам даже принял поставление в священники от несторианского епископа Мар-Илии: но самым игнорированием своим всех подробностей церковно-религиозного ритуала они приводили народ к мысли о случайности и ненужности ритуальных требований. Детей же, которых брали к себе на полное воспитание, они сумели, конечно, вырастить в желательном направлении. А мало ли за все время своего здесь пребывания успели они воспитать сирийских ребят! Надо видеть так называемую Kal’y, главное сосредоточие всех американско-пресвитерианских учреждений, чтобы представить себе, каким широким влиянием пользуются в народе и какими огромными и денежными, и интеллектуальными силами располагают они для этого.
Усвоивши в школе воззрения, что священство внешне — вещь, совершенно безразличная для спасения, но ценя все-таки некоторые внешние удобства, связанные с званием священника, многие из протестантских воспитанников по выходе из школы начинали домогаться священной степени, нередко с согласия своих воспитателей. А так как право на хиротонию измерялось всего только несколькими рублями, платившимися епископу, то при обилии епископов, искавших заработка, всегда было можно такой хиротонии удостоиться. Поддержанный затем своими многочисленными сельскими родственниками, такой хиротонисанный пресвитерианец очень скоро получал в свое время какой-нибудь сельский приход. Находясь фактически в подчинении у епископа, он всем своим внутренним настроением служил пресвитерианской Миссии. И последняя не жалела средств на устройство в таком приходе школы, поручая преподавание там самому священнику который распевал со своими учениками пресвитерианские гимны не с меньшими охотой и умением, чем и несторианские кярюзуты. Обычно в таком приходе стена к стене с несторианским храмом прилеплялся и молитвенный дом пресвитериан. Здесь наезжавшие по временам миссионеры показывали народу, после произнесения краткой молитвы, туманные картины с подобающими разъяснениями и понемногу приручали к себе народ. Случалось иногда, что у священника происходила размолвка с епископом. Тогда приходской батюшка открыто переходил на сторону пресвитериан и, сохраняя за собой звание каши, становился официальным пресвитерианским проповедником в сельском храме. Невежественный народ считал подобное отступничество только заменою одних покровителей другими, более щедрыми и тароватыми, и не оставлял своего священника-родственника. Стоявшая в общении с несторианскими епископами англиканская Миссия должна было идти на компромиссы и путем уступок и усиленных подачек возвращала непокорного священника к повиновению епископской власти. Раскаявшийся и с епископалов взятку взял, и обыкновенно пользовался этим приемом всегда с достаточным успехом.
Со временем я сочту своим долгом представить в Св.Синод более или менее обстоятельные сведения о сирохалдейском духовенстве*; здесь же приведу на выдержку две-три записи из делаемых мною по личным расспросам у самих священников и диаконов.
* Это обещание архим.Кирилл вскоре выполнит, представив отчет «Урмийская Православная Духовная Миссия с сентября месяца 1902 года по август месяц 1903 года».
Священник Иосиф Инвиев Ильяев из селения Ангар, 65 лет от роду учился в продолжение 5 лет в американской Миссии и по окончании образования состоял у американ 4 года евангелистом и 30 лет учителем в школе. Звание пресвитерианского евангелиста не помешало Иосифу получить рукоположение в диаконы от епископа Мар-Гавриила, а полученное 25 лет тому назад поставление во священники от самого Мар-Шумуна не воспрепятствовало занятиям Иосифа в содержимой пресвитерианами школе. Православным сделался священник Иосиф при первом же появлении здесь русских миссионеров.
Священник Юханна из Диза-Такя, 58 лет от роду, учился у американ в селениях Шаматаджиан, Карагаче и др. на жаловании от англиканской Миссии. 27-ми лет отправился в Россию и в селении Куйласар Эриванской губернии принят в лоно Православной Церкви священником Давидом Гургенидзе. Через два года возвращается на родину и принимает рукоположение в диаконы от несторианского епископа Мар-Гавриила, а через 9 лет, за плату в 5 туманов (около 10 руб.), поставляется во священника от епископа Мар-Соришу (ныне православный Мар-Авраам) к церкви селения Диза-Такя и Шаматаджиан. С прибытием русских миссионеров священник Юханна был признан в достоинстве православного пастыря без всякого чина присоединения и в числе первых получил крест, усвоенный русским священникам. Когда начальник Русской Миссии был отсюда отозван, а второй священник селения Диза-Такя, носящий татарское имя Тарвердий, начал обижать священника Юханну, как последнему казалось, с согласия епископа, тогда Юханна передался в сторону Ушаны-хана и дал тому письменное обязательство навсегда остаться несторианином. В настоящее время этот священник Юханна снова принят епископом Мар-Ионаном в общение с Православной Церковью.
Я мог бы исписать целые страницы такими curricula vitae, но во всех их будут варьироваться только подробности, а сущность останется та же, поэтому довольно и двух. По этим примерам Вы можете судить, каков состав духовенства, которому вверена была религиозно-нравственная жизнь якобы несторианской части урмийских сирохалдеев, соединившихся с Православною Русской Церковью.
Остается еще сказать несколько слов о католической Миссии, представляемой здесь орденом лазаристов. Метод привлечения на свою сторону народных симпатий в этой Миссии однороден с приемами остальных Миссий: те же подачки, заступничество перед властями и всякие одолжения. От прозелитов требуется только признание папы главою Церкви, и затем все подробности остаются в церковной жизни сирийцев не тронутыми. Для проведения в сознание сирийцев особенностей католической догмы употреблен такой прием: при печатании богослужебных сирийских книг, содержащих изменяемые молитвословия годичного круга, между сирийскими древними восследованиями вставлена нарочито переведенная на древний сирийский язык служба на праздник в честь «Непорочного зачатия», в честь «Тела Христова» и т.п. На местах сельских священников у католиков состоят природные сирийцы, но воспитанные при Миссии. Воспитательный режим очень строгий. Воспитанник в продолжение десяти лет не отпускается из коллегии к своим родным и отшлифовывается в довольно типичного католического ксендза, только не бреющего бороды. Каждый священник сельский получает около 12 рублей месячного жалования и 50 коп. за каждую совершенную мессу. В воспитанниках католической Миссии не видно уже того шатания (неразб.), образец которого представил я выше. Есть, впрочем, в селении Диза священник-католик, который несколько лет тому назад отправился в Россию; принял там Православие у тифлисского протоиерея о.Гургенидзе, обошел со свидетельством о своем Православии Русскую землю, собрав весьма обильную жатву нашими рублями и, возвратившись на родину, как ни в чем не бывало снова стал во главе своего католического прихода. Страсть к наживе заставляет и мирян не отставать от своих пастырей.
Видя, как друг перед другом наперебой хлопочут инославные миссионеры, чтобы приобрести большее число сирийцев в свое исповедание, и постоянно набавляют подачки за принадлежность к такой, а не другой Миссии, халдеи хорошо могли смекнуть выгоду своего положения. Каждый из них стал смотреть на себя как на владельца очень ходкого товара и торговал этим товаром направо и налево. Сегодня он был англиканином, завтра пресвитерианином, через день католиком, в существе же своем — религиозною окаменелостию, которую только по недоразумению признают еще живым организмом. Оживут ли кости сии, то ведомо одному Господу и лежит в руках Его неисчерпаемого милосердия. Я верю, что Господь Русской именно Церкви судил вдохнуть душу живу в эту сирохалдейскую мумию, но поскольку всесовершающая благодать Его действует через людей и до известной степени даже под условием их внутреннего достоинства и усердия, то необходимо предполагать здесь весьма продолжительную и ожесточенную борьбу с князем мира сего. Я не смею утверждать, что огнь борьбы сей уже возгорелся, но зарево его уже видится. Да изводит же сегодня Господь делателей сильных верою, разумом, терпеливым усердием и любовною покорностию старшим; словом, таких, каким является сейчас иеромонах Сергий.
Я все еще не могу отправить в Св.Синод перевод литургии на сирийский язык, потому что его приходится много раз пересматривать. Чем больше осваивается о.Сергий с языком, тем становится строже к предшествующей работе. Знакомясь с богослужебными книгами, он находит все более подходящие выражения для той или другой мысли, и перевод тогда редактируется заново.
Я писал Вам раньше о той легкости, с какою здесь совершается развод супругов. Теперь у меня есть недоуменный вопрос, на который прошу Вашего авторитетного решения. По здешним селам имеются женщины, у которых мужья ушли с родины свыше пяти лет тому назад и не подают о себе известия. Тут между тем находятся к покинутым женам женихи. Можно ли ограничиться только епископским признанием этих женщин свободными от прежнего брака или необходимо просить разрешения вопроса у Св.Синода?
О епископе особенно много говорить не приходится. Он истинный сын своего народа и с этой точки зрения должен оцениваться. Хитрит он и лжет с тою же наивностью, как и повелевает ему духовенство и управляемый им народ. Иногда приходится очень откровенно говорить с ним на весьма щекотливые темы. Слава Богу, что нам с о.Сергием при этих объяснениях не требуется уже переводчика, соблазну меньше.
Особенно огорчил меня епископ с Беджановским делом. Стоило это дело очень большого нервного напряжения; и вот, когда Беджанов был доведен до необходимости принести письменное покаяние, епископ с заднего крыльца засылает к нему требование: прежде отчета перед Миссией внести епископу 100 рублей из собранных в России денег. На сделанное мною потом представление епископу о неуместности подобного требования он оправдывался своим желанием помочь той женщине, муж которой был дан Беджанову в спутники, но был брошен им последним в Тифлисе. У этой женщины, между прочим, епископ снимает свое городское помещение, так что желание помочь вызывалось просто необходимостью расплачиваться за квартиру. И это делается после того, как только получил милостынную дачу сразу за 2 года (2 тыс.руб.). Не чисто обстоит дело и с собиранием рэшиты. Как ни уверяет епископ в своем бескорыстии, но рэшиту он берет. По совершении епископом последней поездки по селам я мог ему при первом же свидании сообщить сведения, сколько взял он в некоторых из сел. Отказываться не приходилось, и на сцену выступили опять бедные. Владыка говорил, что, взявши у богатых, он раздал полученное беднякам. Я советовал ему на будущее время, ввиду происходящих нареканий, не брать денег ни от кого лично, а просто указывать богачам тех бедняков, которым они должны помочь. При новом посещении села можно проверить, исполнен ли долг милосердия, и тогда можно будет или хвалить или усовещивать пасомых, но в карман к ним самому все-таки не лазить.
Здесь держится упорный слух о скором прибытии архимандрита Ильи на родину. Благоволите помешать этому делу. Архимандрит состоит уже, кажется, русским подданным, и потому его можно не пустить из России. Я мечтаю как о большом празднике о наступлении того дня, когда мог бы проводить Мар-Авраама отсюда в Россию. Старик очень желает этого, но Экзарх Грузии не благоизволяет принять такого гостя. Не найдется ли, Владыко, места для Мар-Авраама в каком-нибудь монастыре Петербургской епархии или другой?
Своему сирийцу о.Бадалову я предложил проситься в какой-нибудь айсорский приход Грузинского экзархата, но он не желает. Тогда я признался Бадалову, что не могу держать его при Миссии и обещал ему в скором времени четырехмесячный отпуск с тем, чтобы он из этого отпуска уже не возвращался сюда больше.
Вынуждает меня к этому совершенная непригодность Бадалова к тому делу, на которое он предназначался. Вот, например, факт из недавнего прошлого. Несмотря на настойчивые требования с моей стороны, чтобы служба в селениях правилась командируемыми от Миссии лицами непременно на сирийском языке, о.Бадалов 19 января, отправляясь для совершения литургии в село Диза, «забывает» дома сирийский служебник, но не забывает взять с собой церковнеславянский и по нему правит службу. Он не ожидал, что начальник Миссии, совершавший раннюю литургию в городской церкви, пожелает отслушать литургию и в Дизинском храме. Из желания блеснуть перед земляками своим обрусением, он решил пренебречь настоятельным требованием начальника Миссии. Поэтому и должен будет убраться отсюда. Я всякий раз отнимаю у Вас, Владыко, много времени своими письмами, но никак не могу укоротить их. Простите. Благословите меня и сотрудников.
P.S. 3 февраля. Сегодня получено доброе письмо Ваше от 29 декабря. Искренно благодарю Вас за привет и ободрение. Если о.Павел не будет назначен, изберите сами другого.
