Священномученик Владимир, митрополит Киевский и Галицкий
Священномученик Владимир, митрополит Киевский и Галицкий |
Одним из трагических происшествий лаврской жизни, представляющих большую важность как для историка, так и для широкой общественности, является убийство митрополита Владимира. Произошло оно 25 января 1918 г. ст.ст. И убийцы, и мотивы этого преступления остались невыясненными. В Киеве это были тревожные дни. Власть Украинской Центральной Рады ушла, появлялись большевистские «штабы» и «коменданты». В городе хозяйничали вооруженные банды, которые безнаказанно грабили и убивали людей. Человеческая жизнь в то темное смутное время ценилась весьма дешево: на улицах можно было видеть валяющиеся трупы, которых никто не спешил убирать. Каждый жил обособленно, радуясь, если день минул благополучно и на завтра был скромный запас еды. Искать защиты, суда и расправы было негде и не у кого.
Понятно, что Лавра для бандитов была весьма соблазнительным объектом. С одной стороны, все знали, какие огромные ценности сосредоточены в монастыре, много говорили о богатстве монахов. С другой стороны, Лавра и монахи были совершенно беззащитны. Их легко можно было напугать, обидеть. В силу своего особого душевного склада далекие от всего мирского, настроенные мирно, они не умели и не могли постоять за себя. Большинство бандитов были настроены сугубо революционно, вполне по-большевистски. Монахов они считали паразитами, которых как представителей буржуазии необходимо безжалостно истреблять, а их имущество грабить. И в материалах дела об убийстве митрополита Владимира мы находим жуткие описания бесчинств, которые производились этими большевиками-бандитами в тихой обители. Является, например, в Лавру вооруженная толпа грабителей. С издевательствами, глумлениями производят они в монашеских кельях обыски, грабят, а затем выстраивают монахов рядами и объясняют, что каждого десятого будут расстреливать. И в лозунге «грабьте и уничтожайте попов и буржуев» они находили оправдание своим злодеяниям.
Было ли убийство митрополита Владимира убийством политическим? И да, и нет! Прежде всего я отвергаю вариант, квалифицирующий это убийство как расстрел контрреволюционера по официальному приказу большевистских властей. Но идеологическое «оправдание» убийства митрополита Владимира давалось коммунистической программой, объявлявшей своей задачей беспощадную борьбу с духовенством как с реакционной частью населения. Личность митрополита, высшего представителя церковной власти, да еще такого, каким был митрополит Владимир, могла быть как бы образцовой мишенью в кампании расправы с духовенством. Он был, так сказать, «высшим попом», да еще с ярко выраженными монархическими взглядами. С ним и свели счеты. Время было темное, безответственное. Трудно было найти виновных, трудно было распознать мотивы, раскрыть следы преступления, выяснить обстоятельства дела. Из-за этого злодеяние покрыто густым туманом таинственности и неизвестности. Было сделано все, чтобы ослабить интерес к этому делу, чтобы, как говорится, замять его. Однако сохранились кое-какие материалы. Я помню людей, которые были свидетелями этого дела. Это событие произвело сильное впечатление на общественность и братию. Несмотря на то, что обстановка, как было уже описано выше, на Украине и, в частности, в Киеве в то время была тревожной и ко всевозможным грабежам и убийствам люди привыкли, тем не менее, убийство преосвященного Владимира, Священно-архимандрита Киево-Печерской Лавры, митрополита Киевского и Галицкого, постоянного члена Святейшего Синода, в недалеком прошлом митрополита Московского и затем Петроградского, высоко почитаемого иерарха Русской Церкви, всколыхнуло всю общественность и, в первую очередь, весь православный мир как на Украине и в России, так и за границей.
Одновременно с судебным следствием, производившимся в общем порядке, было организовано специальное духовное следствие. Патриарх Тихон для этой цели командировал в Киев особого духовного следователя, умного и сведущего архимандрита, который горячо принялся за порученное ему дело. Я не знакомился с этими материалами, но мне известно, что духовный следователь собрал много важного и существенного по этому делу. Да это и понятно. Некоторые корни этого происшествия уходили в недра самой монастырской жизни и, естественно, духовный следователь, с одной стороны, не связанный формальностями общегражданского следственного процесса, а, с другой стороны, хорошо знающий все винтики монастырского механизма, понимающий все нюансы этого быта, наконец, имеющий неофициальные ходы к раскрытию правды, мог совершеннее проследить некоторые, доступные ему нити преступления, правильнее представить картину события. Все были потрясены кошмарным убийством святителя. Общественное возбуждение и большой интерес к этому делу выразились в организации особого расследования, которое производилось параллельно со следствиями гражданским и духовным. Руководил этим расследованием опытный судебный следователь г-н Черток. Обстоятельства военного времени не позволили ему довести дело до конца, однако и тех материалов, которые были собраны, было достаточно, чтобы, по словам Чертока, составить картину злодеяния. В своем распоряжении я, правда недолгое время, имел два тома общегражданского следствия, менее полного, но зато, думаю, более объективного и спокойного. Это дело хранилось в архиве Общих судебных установлений, находившихся в здании присутственных мест на Софийской площади. С приходом новой власти все прежние незаконченные процессы были прекращены. В здании суда были размещены какие-то многочисленные советские учреждения. Наступало зимнее холодное время, дров не было, решили в качестве топлива использовать большой запас архивного материала. Общую участь подчас ценнейших материалов должно было разделить и дело об убийстве митрополита Владимира. Совершенно случайно в тот момент, когда сотрудница учреждения собиралась положить в горящую печь два тома этого дела, мой знакомый присяжный поверенный И.П.Бессарабов заметил по фотографиям, что это дело митрополита Владимира. Он спас от огня эти два тома со всеми приложениями и взял их к себе. Остальные тома были уже объяты пламенем. Зная, что я живо интересуюсь этим делом, он любезно разрешил мне ознакомиться с ним и передал его в мое пользование. Вскоре, однако, это делопроизводство было у меня изъято прокурором республики. Думаю, что материалы эти погибли.
Наместником, затем настоятелем Лавры был тогда архимандрит Климент. Вступив в обитель в качестве послушника Константина из военных писарей, он, казалось, не обладал ничем, что могло бы ему создать такую карьеру; тщедушный, болезненный и несколько застенчивый, он как будто не владел талантами большого административного деятеля. Однако ему нельзя было отказать в присутствии определенного такта, гибкости и сообразительности. Не получив образования, он благодаря своей пытливости и настойчивости, овладел некоторыми знаниями. В этом ему много помогло его послушание. Именно, он был определен управляющим митрополичьими домами в Киеве. Эта должность по своему характеру заставляла его быть в постоянном общении с массой разнообразного населения этих домов, среди которого было много весьма интеллигентных лиц с большим образованием и эрудицией. Общение с ними не могло не наложить отпечатка на будущего настоятеля, который к тому времени уже принял постриг с именем Климент. Он, как губка, впитывал слова, выражения, манеры вести себя, отрывки знаний. Его пытливость и желание помогали ему в этом. Конечно, он вследствие этого не стал образованным или подлинно интеллигентным человеком, но во всяком случае «отшлифовался», научился держать себя в светском обществе, вовремя сказать слово, комплимент и т.д. Наконец, что, быть может, еще важнее сталкиваясь с разными людьми, он получал большой и богатый психологический материал для наблюдений, научился обращаться с людьми в целях того или иного воздействия на них. Отец Климент весьма любил власть, стремился к ней и, получив ее в свои руки, боялся потерять. По своим социальным убеждениям, так как, в конце концов, неудобно говорить о политических убеждениях монаха, он примыкал к крайне левому крылу лаврской братии. Около него всегда группировались монахи, настроенные весьма радикально. Насколько мне известно, члены лаврской полтавской группировки во главе с о.Филадельфом относилась к о.Клименту отрицательно, как к «выскочке».
Февральская революция 1917 г. получила какое-то отражение и в Лавре. Ряд оппозиционно настроенных монахов и послушников проявили известную деятельность. Естественно, эта деятельность приняла несколько другие формы, нежели это было в миру: не было плакатов или демонстраций, но внутреннее брожение умов было заметно, и оно проявлялось в собраниях, при обсуждении внутреннего положения Лавры, в частных беседах среди братии и в определенной агитации. Конечно, и содержание подобных настроений отличалось от революционных в миру. Монахи смотрели «со своей колокольни» и рассуждали о революции под своим специфическим углом зрения. Понятно, что в первую очередь мы столкнулись с теми настроениями, которые не оправдывали присутствия митрополита в качестве настоятеля Лавры. Положение осложнялось еще и тем, что в это время во главе Лавры стоял решительный, сильной воли с ярко выраженными правыми убеждениями митрополит Владимир. Он был сторонником твердой, сильной и единоначальной власти как в государстве, так и у себя в обители. Тем не менее, следуя духу времени, митрополит вынужден был сделать ряд уступок. Незадолго до убийства митрополита, под давлением о.Климента и его сторонников, был удален слепнувший, но прекрасной и чистой души истый монах, наместник Лавры архимандрит Амвросий, и под тем же давлением сочувствующих Клименту группировок был выбран братией в качестве наместника сам о.Климент. По-видимому, перед голосованием о.Климент дал своим избирателям ряд обещаний. Так, известно, что более шестидесяти его приверженцев непосредственно после его избрания получили награды и возведение в высшие саны. Об этом откровенно говорили вслух. Отец Макарий, ближайший помощник о.Климента, получил, кроме сана архимандрита, еще и наиболее важный пост келаря Лавры. По-видимому, среди климентовской группировки был намечен план и для дальнейших действий и реформ. Во всяком случае тогда можно было наблюдать в Лавре изоляцию митрополита, общее безвластие, неуверенность и неспособность лаврского руководства противостоять проникновению в стены монастыря преступных элементов и в особенности большевиствующих бандитов.
В январе 1918 г., в эти кошмарные дни убийств, грабежей, насилий население Киева чувствовало себя совершенно беспомощным, беззащитным, ожидая каждую минуту смерти. Верующие люди, естественно, собирались вокруг своей святыни в Киево-Печерской Лавре. Служили ночные службы, молились до утра. В этот роковой вечер в Великой церкви начали совершать всенощное богослужение рано, около четырех часов, так что в семь часов читали кафизмы. Во время этих чтений обычно садились, многие же богомольцы и даже иногда монахи выходят на двор. На этот раз перед верующими, вышедшими из Великой церкви на лаврский двор, предстала необыкновенная картина. Еще не было совершенно темно, да и снег давал блики, и потому можно было отчетливо различать все окружающее. От митрополичьих покоев двигалась странная процессия: впереди с фонарем шел какой-то неизвестный солдат, а за ним окруженный четырьмя вооруженными людьми шествовал Священно-архимандрит Лавры, митрополит Киевский и Галицкий Владимир. На нем была меховая шуба, белый митрополичий клобук, в руках он держал посох, никого из монастырских людей около митрополита не было, стало очевидно, что в такое жуткое время митрополита вели на что-то страшное, тяжелое. Слух о том, что митрополита куда-то увели неизвестные люди, возможно на расстрел, быстро разнесся по Великой церкви, однако, это сообщение не всеми было принято с тревогой за судьбу митрополита.
Через Экономические ворота таинственная процессия вышла из Лавры и направилась к валам улицы Цитадель, ведущей в город. Там на площадке, в ста пятидесяти метрах от Лавры был убит ее Священно-архимандрит, митрополит Владимир. При судебном вскрытии тела было обнаружено более двадцати колотых и более тридцати огнестрельных ран: митрополит был убит с истязаниями. Рука его была сложена для благословения, что можно было видеть на приложенных к судебному делу фотографиях. Между прочим, в деле имеется важное показание одного жителя Печерска, подтверждающее наше замечание. «Утром рано, часов в пять, я направился из дома, что находится на Никольской улице (продолжение улицы Цитадель) в Лавру, — рассказывает свидетель. — Дома у меня было нечего есть, а я знал, что знакомые монахи дадут мне картошки. Подходя к тому месту, где было совершено убийство, я заметил, что на площадке около вала лежит что-то бесформенное, прикрытое шубой, а рядом с ним на часах стоит какой-то вооруженный человек. Когда я подошел ближе, то увидел, что около тела, покрытого шубой, лежит белый клобук и поломанный посох.* Часовой, заметив меня, сказал: «Вчера высокого попа убили, а он нас еще благословлял». Я сразу понял, что убили митрополита и в ужасе побежал в Лавру, чтобы рассказать о страшном злодеянии».**
* Вещественные доказательства по делу об убийстве митрополита Владимира, в том числе шуба, посох и клобук, хранились вместе с делом в здании киевских присутственных мест. Потом они были похищены.
** На месте убийства митрополита был сооружен мраморный черный крест, обнесенный оградой, который, однако, впоследствии был удален советскими властями.
Весть о трагическом происшествии разнеслась по всей Лавре и городу. Большинство монахов и население Киева с горечью приняли это известие. Однако, как ни странно, наместником Лавры было отдано распоряжение совершать не панихиды, а молебствия.
Только один помощник благочинного иеромонах Моисей отважился тайно совершить панихиду о новопреставленном убиенном митрополите Владимире. Когда я прочел строки дела, повествующие об этом, я был весьма удивлен и не мог поверить этому. Немедленно я обратился к наместнику о.Клименту и попросил рассеять мои недоумения. Каково же было мое удивление, когда наместник подтвердил данные дела, не возражая, что им было отдано подобное распоряжение. Он, однако, объяснил это обстоятельство не какой-либо радостью или торжеством по поводу кончины митрополита, а большим удовлетворением, что возбужденное перед советским комендантом ходатайство о разрешении хоронить митрополита по архиерейскому чину погребения со всей полагающейся в таких случаях торжественностью увенчалось полным успехом и таковое разрешение было, в конце концов, получено. Погребли митрополита с почестями на Ближних Пещерах, как и полагалось Священно-архимандриту Лавры.
В приобщенном к следствию дневнике Рыбкина, личного келейника митрополита, говорилось, что за несколько дней до убийства к Владыке пришла какая-то делегация монашествующих во главе с наместником Климентом и келарем Макарием, «все горлопаны и головорезы»; они о чем-то громко и горячо говорили, причем в тонах, далеких от пиетета по отношению к митрополиту. Они «наступали» на митрополита и чего-то настойчиво требовали. Когда Рыбкин вошел в залу, где митрополит принимал делегацию, то увидел, что «батюшку», то есть митрополита, «они хватают за горло». Быть может это преувеличение, но бесспорно какая-то делегация из монахов была и с какими-то весьма серьезными и настойчивыми требованиями, которые, возможно, перешли в вымогательство. Можно также предположить, что это были требования об отречении митрополита от власти настоятеля Лавры в пользу Климента и об утверждении, вернее, восстановлении в Лавре ставропигии. Во всяком случае, упомянутый разговор велся в таких тонах, что митрополит, после того как делегация удалилась, сказал: «Видишь, что они делают?», на что Рыбкин посоветовал: «Нечего здесь сидеть и ждать. Поедем отсюда». Митрополит тогда спросил: «Куда же?», на что Рыбкин ответил: «Да хоть в Выселки» (по-видимому, место отдыха митрополита). После этого разговора митрополит и Рыбкин стали собираться и складывать вещи.
По материалам следствия преступники появились в Лавре накануне преступления. Их было четверо, и с ними была какая-то сестра милосердия. Одеты они были в солдатские шинели, говорили с великорусским акцентом. В покои митрополита убийцы явились после обеда. Епископ Прилукский Феодор, который в это время гостил у митрополита, один из наиболее объективных, спокойных свидетелей по делу, рассказывает приблизительно так. После обеда они с митрополитом поднялись на верхнюю террасу, откуда открывается далекий вид на Заднепровье, и стали наблюдать за сражением, которое в это время разыгрывалось между украинскими частями и большевиками. Митрополит внимательно следил за разрывами снарядов и делал свои меткие замечания. В это время явился келейник и доложил, что пришли какие-то вооруженные люди и спрашивают митрополита. Митрополит вышел в приемную; епископ Феодор также спустился вниз. В это время митрополит с четырьмя вооруженными людьми прошел снова наверх в свои покои. Один часовой продолжал оставаться внизу. В покоях стали производить тщательный обыск, который продолжался довольно долго. Через некоторое время митрополит с вооруженным человеком прошел по лестнице вниз. Минуя епископа Феодора, он бросил: «Грозят расстрелом». Через некоторое время митрополиту было предложено одеться. Он накинул на себя шубу, надел белый клобук, взял в руки посох и в сопровождении упомянутых вооруженных людей вышел на лаврский двор.
В то время в Лавре была организована внутренняя монастырская охрана, состоявшая из одиннадцати вооруженных монахов и послушников и находившаяся в ведении наместника Лавры, поэтому епископ Феодор немедленно позвонил по внутреннему лаврскому телефону о.Клименту и сообщил о том, что у митрополита были вооруженные люди, которые произвели обыск и его куда-то увели, причем угрожали расстрелом. Епископ просил наместника о помощи и защите вверенной ему милиции монастыря. Наместник обещал это выполнить. Однако никто на защиту митрополита не явился. Митрополит был беспрепятственно выведен из Лавры и расстрелян в виду Лавры. Наместник впоследствии утверждал, что он немедленно после сообщения епископа Феодора позвонил коменданту и будто бы ему ответили, что как раз сейчас на допросе стоит какой-то высокого роста человек. По объяснениям наместника, он решил, что это и есть митрополит, которого вызвали на допрос и немедленно выпустят.
Как видно из сказанного и из материалов гражданского следствия, в Лавре существовала внутренняя оппозиция против власти и личности митрополита Владимира. В этом движении участвовал и наместник Лавры. Это внутреннее нестроение не могло не облегчить проникшим на территорию Лавры преступникам их задачи. Тем не менее нет никаких оснований обвинять архимандрита Климента в каком-либо действительном и сознательном соучастии с этими злоумышленниками. Наместник в момент трагического события обнаружил растерянность и оказался беспомощным перед происходившей катастрофой, и естественно его бездеятельность в этот момент вызывала впоследствии недоумения и нарекания. Но не следует забывать, что большевики тогда фактически уже господствовали на Печерске, и один из их штабов уже обосновался в здании лаврской типографии. Климент при таких условиях считал себя не в силах противодействовать разнузданным солдатским бандам.
Убийство митрополита Владимира было преступлением, особенно взволновавшим насельников Лавры и всю общественность того времени. Но в это темное время оно было далеко не единственным. Так, в период так называемого военного коммунизма в 9 часов вечера в своей келье был убит ножом в спину чрезвычайно достойный, всеми без исключения любимый архимандрит Николай. Блестяще образованный человек, в миру морской офицер, дослужившийся до чина капитана первого ранга, он после пострижения назначается начальником Православной миссии в Китае, где изучил еще и китайский язык. Жил он очень убого, постоянно голодал. Его убийцы тяжело ранили еще и садовника митрополичьего сада о.Кориона, и только помощнику последнего удалось спастись и донести о бандитах.
