Оценка личности архимандрита Климента, а равно и его роли в лаврской истории должна принадлежать перу будущего церковного историка, который в том или ином разрезе не сможет обойти его фигуру молчанием. В целях объективности скажу лишь, что управление Лаврой после февральской революции на Украине с каждым днем делалось все труднее и сложнее. Отец Климент принял бразды правления как раз в то трудное и сложное время. С приходом к власти Советов становилось все яснее, что Лавра приближается к своему концу. Гонения на церковь, религию, духовенство, монастыри все усиливались. Вопросы управления Лаврой более не касались спокойного руководства и устройства внутренней жизни монастыря, а переносились в сферу энергичной, умелой и осторожной борьбы за существование Лавры. Нужно признать, что братия, далекая от мирских интересов, от политических вопросов, не всегда сознавала всю сложность положения Лавры, трудности защиты ее. Живя по старинке, монахи молились, выполняли свое послушание, часто не понимая, что жизнь монастыря движется к своему концу. Моя деятельность юрисконсульта Лавры, которая, собственно говоря, из рамок спокойной правовой деятельности была перенесена в плоскость горячей защиты монастыря, протекала совместно с работой наместника, и я мог наблюдать о.Климента на его посту. Со всех сторон подкрадывались неожиданно неприятности и опасности. Все время нужно было быть начеку, лавировать, приспосабливаться. Нужно было принимать светских людей, партийных работников, начальников, в большинстве своем настроенных против монастыря, всячески задабривать их, чтобы такой ценой купить хотя бы временную отсрочку ликвидации Лавры. Всевозможные начальники отделов, комиссары тянулись к Лавре, чтобы вырвать для себя, что можно. Каждого приходилось нейтрализовать, чтобы он, если бы и не помогал, то, по крайней мере, не вредил и молчал тогда, когда нужно было молчать. Часто неизбежным было жертвовать монастырским режимом, обиходом, установившимися правилами, чтобы спасти положение. И нужно признать, что наместник о.Климент понимал это и проявлял себя не педантом и ригористом. Однако часто он перегибал палку и этим ухудшал положение. Несмотря на свою, казалось, проницательность и тонкость он иногда попадал впросак. Как-то раз перед воротами Лавры остановился шикарный шарабан. Из него вышел помощник прокурора Киевской области и направился ко мне. Он привез мне и настоятелю приглашение на ужин к прокурору. Я сразу понял, что это приглашение вызвано не какими-либо симпатиями ко мне и настоятелю, а лишь желанием лучше «обработать» монастырское начальство в желательном направлении. Поэтому я под предлогом своей болезни уклонился от приглашения. Настоятель же о.Климент с радостью принял его и еще хвалился вниманием к нему со стороны «власть имущих». Долго в этот вечер и ночь дежурил у Святых ворот келейник настоятеля о.Стефан, дожидаясь архимандрита, чтобы впустить его в Лавру. Уже было 12 часов, а о.настоятеля, уехавшего в гости в шесть часов, все еще не было. Начал беспокоиться и я. Только с первым ударом ночного колокола, зовущего братию к утрени, в Святые врата вошел о.Климент. Увидев меня, он зашел в мою келью. Я спросил настоятеля по поводу приема. В ответ на это он рассказал, как любезно его принимали. «На днях по обещанию Лифшица (начальник чека) мне даже покажут тюрьму и я смогу лично обойти и осмотреть ее». Обещание это, замечу, Лифшиц выполнил, правда, не полностью. Именно, через несколько дней настоятель был арестован, и его посадили в эту тюрьму. Он познакомился, правда, не со всем зданием, но с одной из ее страшных камер.
Какой происходил разговор у настоятеля Лавры в гостях у начальника кровавого застенка я не знаю, однако уверен, что это не было дружеским чаепитием, чтобы за стаканом чая мирно и тепло побеседовать обо всем понемножку. Отец Климент за внешним гостеприимством представителей ЧК не разглядел их истинных намерений. Он не понял, что был нужен не как интересный собеседник или симпатичный человек, а как орудие для выполнения их планов против Церкви. И, как я замечал, это был не единственный случай его опрометчивости и ошибок.
Первое впечатление, которое о.Климент производил на окружающих, было вполне благоприятным. Высокий старец с лицом аскета, с длинной седой бородой, довольно красивый, если нужно, то и гостеприимный, говорящий тихо, искренним тоном, с постоянно ласковой улыбкой, он вначале буквально очаровал меня, и понадобилось довольно много времени жизни в Лавре, чтобы я понял его другую сторону. Я пришел к убеждению, что о.Климент не обладал твердой волей и быстро поддавался влияниям, увлечениям. Но как монах он любил молитву, пост, богослужения. Жизнь его была полна треволнений, и нужно отдать должное его трудной работе. В то тяжелое для Лавры время, когда не стало настоятеля-митрополита, он нес на своих плечах большое бремя управления Лаврой. Он часто жаловался на недостаток деятельных помощников, которые понимали бы истинное положение монастыря и поддерживали его.
После своего ареста он был сослан в Харьков на поселение. Там он служил в одной из церквей, а затем, если не ошибаюсь, частным образом. Неожиданно для некоторых он проявил необыкновенное мужество и стойкость взглядов, признав митрополита Сергия, а также всех архиереев его поставления или подчинившихся ему, неканоничными и организовав вокруг себя верующих, одинаково с ним мыслящих. Он приобрел довольно большую известность, распространив свое влияние далеко за пределами Харькова. Так, например, за святыми дарами некоторые духовные лица из Киева ездили к о.Клименту, так как считали, что благодатное таинство совершается именно у него, а не духовенством, признавшим власть митрополита Сергия. И здесь о.Климент проявил поразительною твердость и последовательность, не допуская ни малейшего в этом отношении компромисса. Я с ним встретился еще раз в период оккупации Киева немцами. Он прибыл тогда в Киев, чтобы занять вновь пост настоятеля Лавры. Впрочем, так как он не признавал (по вышеупомянутым соображениям) власти местных архиереев, то разошелся с братией, которая избрала настоятелем архимандрита Валерия. И в данном случае о.Климент оказался также твердым и не пошел на соглашение. Он организовал вблизи Киева в селе Мышеловка, небольшую общину и совершал там богослужения. Ко мне он явился с просьбой, помочь ему выехать в Харьков и получить пропуск. Он сильно одряхлел, и было видно, что годы изгнания отразились на нем. В эту встречу он показался мне более духовным и чистым, чем когда-либо ранее.
Мне хотелось бы в заключение этой главы сказать несколько слов о «дворе» или окружении настоятеля о.Климента. Прежде всего следует упомянуть иеродиакона Владимира, секретаря и старшего келейника о.Климента. Он производил неприятное впечатление. Красивый брюнет, сравнительно молодой человек, он как-то отталкивал от себя. В каждом его слове, в каждом его движении сквозили неискренность, лицемерие и холодность. Он говорил очень вкрадчиво и елейно, постоянно ссылаясь на авторитет о.Климента, которого называл «батюшкой». Но, как только с настоятелем случилось несчастье, эта дружба распалась. Я не любил о.Владимира и сторонился его. Много симпатичнее был о.Феопемпт, второй келейник о.Климента. По профессии он был фельдшером. В дни немецкой оккупации мы с ним часто встречались в Лавре, где он занимал пост игумена и члена Духовного Собора. Наконец, третьем келейником являлся о.Степан, молодой, подвижный кудрявый брюнет-сангвиник, выполнявший обязанности швейцара и рассыльного. Эта последняя должность в то беспокойное время была нелегка, и я видел его в вечном движении и на дежурстве, при исполнении своего послушания. Это был, так сказать, ближайший штат настоятеля, однако о.Климент по своему положению начальника Лавры мог каждого монаха послать на любую работу, дать ему любое поручение. Упомянутый штат был очень хорошо вышколен и знал точно, чего хочет их начальник: кого принять любезнее, кого похолоднее, а кому просто отказать.
