Почти три века тому назад, в тяжёлое и лихое время смут на Руси, скромная монашеская обитель — Троицкая Лавра — и скромный, неизвестный дотоле инок — Авраамий Палицын, можно сказать — впервые, приложили к нуждам общественной жизни ту великую силу, имя которой — живое печатное слово. Вероятно, всякому школьнику известен из любого учебника русской истории тот факт, что обитель эта, в лице инока Авраамия Палицына, разослала в смутное время в разные города и концы русской земли множество печатных патриотических листков. И живое, горячее слово сделало свое дело: разрозненные, робкие, кроющиеся в разных уголках широкой Руси честные русские сердца откликнулись дружно на горячий призыв, сбросили с себя навеянный врагом туман, одумались, объединились, сплотились и дружно двинулись на врагов и победили их. И объединила их, и отрезвила одна, случайно или не случайно, попавшая бумажка, ставшая в умелых и честных руках сильным и победоносным оружием.
Теперь — в век печатного слова, говорить о силе и значении последнего, конечно, смешно, когда многочисленные факты жизни красноречивее всяких слов говорят об этом. Ведь на ваших глазах, через это печатное слово, призванное к высокому и святому служению, совершаются, горько сказать, и растление мысли, и нравственное уродство. Фактов так много, что было бы слишком долго и в данном случае не кстати говорить об этом. Мы имеем теперь в виду одно только явление из области влияния этого печатного слова на нашу общественную жизнь, явление прискорбное, гибельное для последней, но, к сожалению, не встречающее того должного противодействия, которое, казалось бы, должно быть самым естественным.
Разумеем в данном случае те тучи разного рода подпольных революционно-социалистических листков, которые покрыли теперь собой ясный горизонт общественной мысли, атмосферой которых дышит и питается, начиная со школьного подростка, всякий грамотный человек. Ведь странно сказать, но теперь даже тот, кто пожелал бы и не видеть этих подпольных изданий, часто совершенно неожиданно находит их у себя под руками.
Зараза в виде этих листков, написанных умелой рукой в тон порочным аппетитам, сдобренных льстивыми обещаниями всяких благ, часто под кощунственным прикрытием Слова Божия, проникает в школы, в семьи, на фабрики, в народ и везде находит отклик. Мысль настраивается на известный лад, разыгрываются страсти, доверчивые сердца невинных простецов верят в несбыточные мечты, и преступная пропаганда делает своё дело.
И когда уже содержание этих листков становится достоянием мыслей и сердец многих тысяч людей, когда они уж наэлектризованы и в унисон этим листам думают, чувствуют и крепко верят в правоту своих дум, поздно уже и бесполезно ловить эти заразные листки, поздно уже, путём обысков и арестов, стараться изъять их из употребления — воспринятое может быть уже передано и устно. Тут нужно придумать нечто другое, более активное и верное: нужны те же листки, но только с иным содержанием: отрезвляющим, вразумляющим и разъясняющим. Ведь мы знаем, как ещё все мы, и особенно простой народ, верим во всякую печатную книгу, во всякий печатный листок. Тут, в печатной книге, именно в напечатанных словах, кажется нам какой-то высший авторитет, что-то такое, что уже безусловно верно и почти неоспоримо. Ведь критического отношения к книге даже и у нас, интеллигентов, очень мало ещё, и слово последней книжки непременно ложится в нашу душу, как слово последнего авторитета и неоспоримого закона. Думается, — психология читающих в общем известна.
И вот думается, что и борьба с этой духовной заразой, разносимой подпольными листками, должна вестись этим же путём доступного всем печатного слова. Ведь мы все ясно видим плоды этих преступных листков, можно и указать на примеры, — как целые корпорации рабочих или учащихся были возбуждаемы к протесту бросаемыми в среду их листками. Почему же мы как будто не верим, что листки доброго содержания — патриотического, православного могут рассеять этот туман и укрепить в читающем добрые чувства и здоровые понятия? К чему такой двойной, фальшивый взгляд на силу печатного слова, что оно может действовать сильно только к худу? Пробовали ли мы эту силу и убедились ли в её бессилии? По совести говоря, нет, не пробовали так, как бы следовало. Разве можно назвать пробой и серьёзным опытом те единичные опыты воззваний и обращений, которые изредка появляются в периодических изданиях и почти не бывают никому доступны, кроме лиц, читающих эти периодические издания? Разве можно назвать серьёзным опытом и попыткой и те, в весьма ограниченном количестве — в десятках, много в сотнях экземплярах выходящие листки, которые почти не попадают простому рабочему люду, особенно путём бесплатной раздачи? Нет, тут нужна особая и серьёзная организация этого дела, чтобы надеяться и видеть плоды его или же убедиться в бесплодии.
Разве так действуют наши враги? Ведь ни для кого не тайна, конечно, что почти во всяком, не только губернском, но часто и в уездном городишке, есть свой тайный революционно-социалистический комитет, действующий скрытно, но очень умело и сильно. Ни для кого же не тайна, что в сети этих кружков попадают неопытные юноши, не тайна и то, что эти местные комитеты, при поддержке центральных, обильно снабжают листками наших детей, фабричных и мужиков. Не жалеют они ни средств, ни сил, организуются специальные разбрасыватели листков, и всё это делается с упорством и настойчивостью. Целые кипы и тюки этих листков попадают в глухие углы деревень, в поезда железных дорог и проч.
А что мы делаем в противодействие этому? Есть ли у нас подобная бесплатная раздача листков доброго содержания? Есть ли у нас в городах подобные кружки для борьбы с подпольной агитацией, путем того же печатного, всем доступного, слова? Жертвуют ли у нас на это средства? К сожалению, нет. Правда, возникли и возникают в больших городах, напр., в Харькове, в Казани, так называемые, «русские собрания», кружки, безусловно, симпатичные, но в силах ли они противостоять тому, что они имеют в виду ослабить. Ведь деятельность этих кружков пока еще не выходила за стены тех зал, где собираются члены этого кружка, а от прочитанного реферата в духе русско-православно-самодержавном, если и может быть польза, то для самих собравшихся и без того уже проникнутых этими добрыми началами. Той же пользы можно ожидать и от журналов, вроде «Мирного Труда» — издания весьма симпатичного, но доступного только читающей интеллигенции, уже с известным направлением, которое зло высмеивается либералами. Нет, «русские кружки» должны бы существовать во всех городах, и деятельность их не должна бы ограничиваться стенами зала собраний, чтением рефератов или изданием журнала, всё это прекрасно, но гораздо практичней для пользы того дела, которому хочет служить «русский кружок», чтобы такой кружок взял на себя роль активной борьбы с агитационными кружками — тем же путём, каким действуют и они. Нужно привлечь пожертвования, хотя не большие, ведь честных людей найдётся много в каждом городе, и на эти деньги в сотнях тысяч экземплярах распространять в народе, и непременно бесплатно, здравые взгляды, выяснять фальшь и ложь подпольных изданий. А составить эти патриотические листки так легко и просто: стоит только прочесть любой подпольный листок, и ясно будет видно, о чём нужно будет говорить и что нужно разъяснить, распространить эти же листки ещё легче и проще, особенно если во главе этого дела доброго станет местная духовная власть.
У неё ведь есть уже даровые почтальоны, которые могут занести эти листки в какой угодно глухой угол, разумеем сборщиков монахов и монахинь, путешествующих по белу свету и глухим углам. А местные органы печати, а приходское духовенство, а разного рода часовни, куда заходит простой люд, вокзалы и проч., разве это не удобный путь распространения этих листков?! Нужны только инициаторы этого доброго дела, да небольшие сравнительно, средства. И мы верим, что то и другое найдётся, и тогда борьба с преступной агитацией пойдёт более верным путём и с более сильным оружием.
