Нач.Миссии Архим.Кирилл
Нач.Миссии Архим.Кирилл |
В том же 1902 иеромонах Кирилл был возведен в сан архимандрита и назначен начальником Урмийской15 Духовной Миссии в Персии.16
Здесь архимандриту Кириллу пришлось столкнуться со многими трудностями. Православной Миссии к моменту его назначения исполнилось всего только четыре года. Существовали проблемы с властями, не хватало, конечно, и финансовых средств. Однако отец Кирилл с большим усердием взялся за налаживание духовной жизни Миссии, а также за устроение корпуса главного здания, дома для школы и служащих (строительство которых было завершено в 1905 году уже при новом начальнике Урмийской Миссии). Он сумел наладить переводческое и печатное дело при Миссии, организовать миссийскую школу, отстоять урмийские православные храмы от посягательств раскольников. Так кратко можно было бы описать урмийский период служения архим.Кирилла.
Но такая характеристика не способна дать даже приблизительное представление о том, сколь трудными и, одновременно, важными в жизни будущего святителя были эти два года его миссионерского служения, а потому постараемся представить более полное и подробное описание и предпошлем ему краткий экскурс в историю Урмийской Миссии.
В августе 1901 против начальника православной Урмийской Духовной Миссии в Персии архимандрита Феофилакта (Клементьева) была развернута широкая кампания по дискредитации его и всей Русской Миссии. Кампания была развернута по инициативе некоторых бывших несториан, несколькими годами прежде принявших Православие, но искавших в последнем не истины религиозной веры, а политических или материальных выгод, и потому, обманувшись в своих расчетах, решивших поднять вопрос о бывшем «несторианском» имуществе (храмах и школах) под лозунгом нового возвращения к «древней религии» — несторианству. Политиканов поддерживали инославные Миссии (англиканская, американская и католическая), не жалевшие средств и сил на дискредитацию православной Миссии, поскольку, после ошеломляющего массового перехода урмийских несториан в 1898 в Православие, ее влияние было весьма сильным. Поддержку оказывали и мусульманские власти, готовые, впрочем, поддержать любую силу, способную ослабить православное (а значит — русское) влияние. Между тем для значительной массы самих урмийских сирохалдеев (бывших несториан), в общем-то находившихся в удручающем нравственно-религиозном состоянии, очень часто вопрос об избрании конфессии был вопросом лишь большей или меньшей обеспеченности в случае принятия той или иной веры. Это облегчало действование инославных Миссий, не гнушавшихся подкупом, фальсификацией и публикацией клеветнических материалов для достижения главной своей цели — ослабления в Урмии позиций Православия.
На эту масштабную кампанию против Урмийской Миссии весьма болезненно отреагировало Министерство иностранных дел, преследовавшее свои интересы в Персии и вообще мало симпатизировавшее православным миссионерам в этом регионе. Достаточно сказать, что уже в 70-е годы XVIII века несторианский католикос желал стать союзником Грузии и России против Турции; в XIX веке, в результате победоносной войны России с Персией в 1827-1828, урмийские ассирийцы-несториане чуть было не переселились всем народом на отошедшие России земли будущей Эриванской губернии. Однако осуществить это смогли лишь немногие, они-то и присоединились к Православию.17 Только покровительство такого мощного и влиятельного христианского государства, как Россия, могло спасти ассирийцев (айсор) от физического истребления их мусульманами. В 30-е, 40-е, 50-е годы XIX века со стороны несториан делались многочисленные попытки через Российское посольство в Тегеране или Генеральное Консульство в Тавризе, через Наместника императора на Кавказе (в Тифлисе) или Святейший Синод добиться помощи влиятельного соседа путем осуществления религиозно-политического единения с Россией. Но этому препятствовало Министерство иностранных дел, пока, наконец, на Восток — по согласованию с авторитетными в «восточных делах» русскими иерархами: митр.Московским Филаретом (Дроздовым) и еп.Тамбовским Феофаном (Говоровым) — не был направлен архимандрит Софония (Сокольский).
 |
За две свои поездки 1861-1862 годов архим.Софония представил в Святейший Синод обстоятельный отчет, дополненный подписями епископов, духовенства и старейшин всей Урмийской области, а кроме того — патриарха и епископов турецких территорий. Из отчета следовало, что ассирийцы желали присоединиться к Православию. Но опять вмешались дипломатические соображения могущественного министерства, и несторианский вопрос был отложен. В течение следующих тридцати лет со стороны несториан предпринимались неоднократные попытки присоединиться к Православию. Некоторым удавалось при посещении России принимать Православие. В Тифлис и Петербург приезжал несторианский епископ Мар-Гавриил, желавший принять Православие и убитый курдами в 1896 на пути в Урмию. Но главным представителем движения за присоединение к Православию в самой Урмии в 90-е годы XIX века стал епископ Мар-Иона (он же — Мар-Ионан). После очередного коллективного обращения несторианского духовенства в Святейший Синод, в 1897 в Урмию были направлены два миссионера: настоятель Эриванского собора священник Виктор Синадский и приходской священник из православных ассирийских селений близ Эривани Симон Алаверанов. То ликование и те выражения надежды, с какими были встречены эти два священника в Урмии, заставили Святейший Синод решиться на более конкретные шаги. Указом Святейшего Синода от 17/21 марта 1898 за № 1017 (после согласования этого указа с Министерством иностранных дел, вынужденного уступить давлению Синода и русской общественности) было принято решение об удовлетворении прошения епископа Мар-Ионана и его паствы о воссоединении их с Православной Церковью.18
Вопросом о чиноприеме несториан много занимался профессор Санкт-Петербургской Духовной академии В.В.Болотов. Еще ранее (в 1860-1880) по этому же вопросу высказывались митр.Московский Филарет (Дроздов), архиепископ Иркутский Вениамин (Благонравов), экзарх Грузии архиеп.Павел (Лебедев) и др. Причем, по мнению святителя Филарета, несториан следовало принимать через 2-й чин — миропомазание. Другие иерархи высказывались за 3-й чин приема — через отречение от ереси (без совершения над несторианами миропомазания).
Профессор Болотов, проведя подробный историко-канонический и литургический анализ, доказал, что несториан Церковь принимала через покаяние, с принятием действительности несторианского крещения, миропомазания и священства. Этим же выдающимся ученым был составлен чин присоединения к Православию несториан, отредактированы «Акт» о присоединении несториан и «Деяние» Святейшего Синода по этому же вопросу. Свой «Доказательный тезис» Болотов завершал такими пророческими словами: «Сравнительно с 1861-м годом, ныне пред дверьми Православной Церкви стоит только малое стадо: вместо 40 000 только 9 783 души. «Эти айсоры» и армяногрегориане нуждаются не в обращении, а в церковном общении. Почти бессознательно теснятся они к Великой России, в общении с нею ища спасения своему восточному народному духу, которому грозят разрушительные западные влияния. Подле Миссий американских неослабно работает опытная римская пропаганда, уже своими халдеями-униатами связанная с урмийскими айсорами; она силится привлечь к себе эту народность, благодетельствуя ей посредством печатного станка, приходя к ней с дарами многоценными — в виде древнеотеческих творений на сирском языке. Является на этом поле действия и Миссия от архиепископа Кентерберийского. Что будет по сих? Не в последний ли раз айсоры толкут в двери Православной Церкви? И, отсрочив воссоединение этого народа еще раз, не отлагаем ли мы это дело уже навсегда?»19
Несмотря на предпринятые в конце XIX века меры, опасения Болотова, увы, сбылись. События Первой мировой войны и последовавшие потрясения 1917 года перечеркнули все усилия созданной в 1898 Урмийской Духовной Миссии. Значительная часть православных айсор будет физически истреблена мусульманами, другая — подпадет под влияние англикан и католиков.
Но это произойдет двумя десятилетиями позже. А пока, в марте 1898 года, в Петербурге, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, в Троицком соборе Александро-Невской лавры было совершено торжество присоединения к Православию епископа Мар-Ионана, а также трех священников и диакона, входивших в урмийскую делегацию. Заведующим, а затем и начальником Российской Православной Миссии в Урмии был назначен иеромонах (с 1900 — архимандрит) Феофилакт (Клементьев).20 Именно против него очень скоро ополчились инославные Миссии, обвинившие его в пьянстве и небрежном заведовании урмийскими школами. Обвинения инославных были поддержаны и интригами двух членов Миссии — иеромонахов Тихона и Анатолия, настроенных против отца Феофилакта. Этой клевете как-то очень скоро поверили в Тавризе и в Министерстве иностранных дел. Так что 4 октября 1901 за грифом «секретно» К.П.Победоносцеву от министра иностранных дел было направлено особое письмо с настоятельным уверением, что сам граф Ламздорф (министр иностранных дел) для «радикального искоренения возможного зла» не видит иного средства, как «полное обновление личного состава православной духовной Миссии в Урмии, с поставлением во главе ее лица строгих правил и безукоризненного поведения».21
В тот же день, 4 октября, Победоносцев, получивший письмо от графа В.Н.Ламздорфа, собственноручно написал и отправил письмо, в котором, между прочим, справедливо замечал: «При крайнем затруднении узнать истину чрез заинтересованных лиц в иноязычном крае, командировано туда вполне разумное и благонадежное лицо из Тифлиса, тамошний окружной наблюдатель школ, протоиерей Восторгов. Сегодня мы получили от него прилагаемую при сем в копии телеграмму, решительно опровергающую все имевшиеся до сих пор сведения». Протоиерей Иоанн Восторгов был как раз тем священником, который вступил на место законоучителя Елисаветпольской гимназии после перевода отца Константина Смирнова в Петербург. Спустя столько лет этим двум будущим новомученикам Русской Церкви Господь готовил встречу на Урмийской земле.
Протоиерей Иоанн Восторгов в своей телеграмме от 3 октября 1901 сообщал, что опросил 132 человека и посетил пять селений: «Епископ Иона, клир, паства просят возвращения Феофилакта [и] Вячеслава. Обвинения против них построены [на] гнусных интригах [иеромонахов] Тихона и Анатолия, которые успели внести заблуждение [и в] Консульство. Школы, несомненно, существуют [числом] до 60. Не нахожу слов, [чтобы] достойно осудить поведение Тихона и Анатолия, возмутившихся против епископа и архимандрита. Необходимо хоть на время возвратить [в] Урмию Феофилакта [и] Вячеслава. Без Феофилакта остановятся школы, произойдет невообразимая путаница денежных счетов, Вячеслав незаменим при постройках».22 Однако граф Ламздорф своим письмом от 29 сентября 1901 вновь настаивал на необходимости «отозвания всего личного состава Миссии и назначении новых ее членов».
Но Синод, рассмотрев ревизионный отчет протоиерея Иоанна Восторгова (за который отец Иоанн был награжден даже крестом из Кабинета Его Величества),23 явно в противовес мнению Российского МИДа, своим определением от 21 декабря 1901 (15 января 1902) постановляет: «Признать о.Феофилакта и монаха Вячеслава невиновными в приписываемых им проступках, возвратить их в г.Урмию», о чем и довести до сведения министерства. Недовольный подобным решением Синода, граф Ламздорф 13 февраля 1902 «доверительным письмом» Победоносцеву подтверждает неизменность позиции своего ведомства: «Цели, преследуемые нами в Урмии, едва ли могут быть достигнуты с помощью людей, быть может, и невиновных в приписываемых им поступках, но репутация коих, во всяком случае, сильно пострадала в глазах местных властей и населения».24 И Синод вынужден был уступить давлению МИДа.
Необходимо было изыскивать другого кандидата на должность начальника Миссии. И тогда митрополит Антоний (Вадковский) предложил кандидатуру вдового священника Константина Смирнова, подавшего прошение о пострижении его в монашество. Святейший Синод своим определением от 4 апреля 1902 назначил архим.Феофилакта настоятелем Козловского Троицкого третьеклассного монастыря в Тамбовской епархии, а также просил К.П.Победоносцева выяснить, не встречается ли со стороны Министерства иностранных дел препятствий к назначению на должность начальника Урмийской Миссии священника Константина Смирнова (по пострижении его в монашество).25
Выписку из этого определения Победоносцев уже на следующий день, то есть 5 апреля 1902, направил графу Ламздорфу вместе с «доверительным» письмом, где между прочим писал: «Первенствующий Член Святейшего Синода Высокопреосвященнейший Антоний, митрополит С.-Петербургский, озабочиваясь избранием на должность начальника названной Миссии лица, способного по своему образованию и нравственным качествам упорядочить дела Миссии, остановил свое внимание на лично ему известном священнике кладбищенской церкви в г.Кронштадте Константине Смирнове. Кандидат богословия С.-Петербургской Духовной академии, бывший законоучитель С.-Петербургской второй классической гимназии о.Константин Смирнов известен как талантливый проповедник и является одним из лучших представителей клира С.-Петербургской епархии. В текущем апреле о.Константин Смирнов принимает монашество и имеет быть возведен в сан архимандрита. В его лице Урмийская Миссия приобретет начальника с твердым религиозно-нравственным настроением, просвещенного, учительного и вполне способного управлять делами Миссии. Сообщая о сем Вашему Сиятельству, имею честь покорнейше просить Вас, Милостивый Государь, об уведомлении, не встречается ли со стороны Министерства иностранных дел каких-либо препятствий к назначению помянутого священнослужителя на должность начальника Урмийской Миссии».26 Министерство таковых препятствий не усмотрело.
Так отец Константин был пострижен в монашество, возведен в сан архимандрита и назначен начальником Миссии.
Ознакомившись с делами Миссии, архим.Кирилл набрал новый ее состав. Иеромонахи Тихон и Анатолий были уволены от должностей членов Урмийской Миссии, и скоро оба сняли с себя сан. Прежнее синодальное решение о приеме на службу в Миссию бывшего католического священника Давида было отменено по настоянию архим.Кирилла. Из прежнего состава Миссии остались только диакон Михаил Саркисов и псаломщик Василий Мамонтов (Мамот); новыми членами Миссии стали окончивший Санкт-Петербургскую Духовную академию иеромонах Сергий (Лавров),27 кандидат богословия Казанской Духовной академии православный сириец Иоанн Иванов и заштатный псаломщик Таврической епархии Агафангел Тихонов, рукоположенный во диакона.28
...Архим.Кирилл и новые члены Миссии, назначенные особым распоряжением Святейшего Синода, отбывали из Петербурга. После тихого приходского служения иерею Константину, теперь уже — архим.Кириллу, предстояло окунуться в мир большой восточной политики и мелкого восточного интриганства — мир, где сталкивались интересы империй и где судьба несториан-айсор, принявших Православие, оказалась на два десятилетия в эпицентре политических событий. Едва ли и сам архим.Кирилл представлял все те трудности, с которыми ему предстояло столкнуться в Урмии. Но архим.Кирилла ободряло то, что митр.Антоний, благословляя его на это трудное миссионерское служение, просил письменно29 сообщать о ходе дел Урмийской Миссии, и, в случае необходимости, обращаться за помощью непосредственно к нему. Такое высокое покровительство и доверие, конечно же, ко многому обязывали. И архим.Кирилл, как показали все дальнейший события, оказался достоин и этого покровительства, и этого доверия.
19 августа архим.Кирилл и новые члены Миссии прибыли из Петербурга в Тавриз, где были с почетом встречены русским генеральным консулом и чиновником от азербайджанского каргузара, который выслал навстречу начальнику Урмийской Миссии свой экипаж. После приема у каргузара, архим.Кирилл был представлен наследнику персидского престола, а затем приглашен в Немет-Абад — летнюю резиденцию Русского генерального консульства. Архим.Кирилл сумел сразу же расположить к себе консула, что впоследствии способствовало успешной защите прав Миссии перед персидским правительством.
«Обоюдный между нами обмен взглядами на миссионерскую деятельность нашей духовной Миссии среди персидских сирохалдеев, — докладывал генеральный консул в Тавризе Похитонов министру иностранных дел в своем письме от 7 сентября 1902, — выяснил полнейшее единство таковых (взглядов), а именно: не смешивать чисто духовного с политическим и внушать присоединившимся и желающим присоединиться к Православию, что кроме духовной и нравственной поддержки, они не должны рассчитывать на вмешательство нашей духовной Миссии в дела, имеющие какое бы то ни было отношение к их подданническим обязанностям».
Идею эту архим.Кирилл не преминул объявить и в своем приветствии, обращенном к православным сирохалдеям (среди которых находились и русскоподданные мусульмане), собравшимся на первое благодарственное молебствие, отслуженное новым начальником Миссии тотчас же по прибытию в Урмию, 26 августа (из Тавриза архим.Кирилл отбыл 22 августа).
В своем приветствии архим.Кирилл сказал: «Освятивши молитвою своей первый момент пребывания в Урмии, мы, тем самым, свидетельствуем населению, что ни для какого-либо другого, как для чисто духовного молитвенного дела прибыли мы в Урмию. Служение наше есть служение только Богу и Его истине, и потому ищущие этой истины могут всегда требовать от нас наставления и молитвенного руководства, но все, что стоит вне Церкви и ее интересов, не может и не будет подлежать кругу деятельности нашей Миссии».30
Как формулировал впоследствии архим.Кирилл, задачи своей деятельности Миссия видела, во-первых, в долге священнослужения, во-вторых, в деле обучения новообращенных, в-третьих, в деле благотворения, как по отношению ко всему православно-сирийскому народу, так и к его духовенству.31 Именно в этих направлениях и развивала свою деятельность Урмийская Миссия.
Кроме того что были приложены все силы к скорейшему завершению строительства в г.Урмии храма святителя Николая Чудотворца и ремонта почитаемой сирийцами церкви Мар-Мариам, членам Миссии архим.Кириллом были вменены в обязанность постоянные объезды с богослужебными целями горных сел Урмийской епархии. Такие же командировки предпринимали и сирийские священники, приписанные к церкви Мар-Мариам.
Для обучения малограмотного, в подавляющей своей части, сирийского духовенства, представители оного вызывались в Миссию сроком до десяти дней, причем Миссия выплачивала таковым ежедневное пособие (1 р. 30 коп. в день), что в год составило значительную для Миссии сумму в 934 рубля.
Однако богослужения должны были совершаться на понятном для ассирийцев языке, и потому с первых же месяцев своего пребывания в Урмии архим.Кирилл озаботился переводом богослужебных книг.
Для обсуждения этого вопроса 26 сентября 1902 было созвано в городской церкви святителя Николая общее собрание всего духовенства епархии. Так как разговорный язык представлял собой только искаженный древнесирийский, то собрание почти единогласно высказалось за перевод богослужебных книг на язык древний, освященный уже исконным употреблением в богослужении. Тут же на собрании была избрана комиссия из трех священников и трех диаконов, которая 3 октября 1902 года, под председательством архим.Кирилла и при участии его помощника иеромонаха Сергия, приступила к переводческому труду, который был благословлен и самим митрополитом Антонием.32
8 ноября 1902 архим.Кирилл писал высокопреосвященному Антонию о том, с какими трудностями столкнулась Урмийская Миссия при рассмотрении имевшихся к тому времени богослужебных книг, переведенных и изданных англиканской и американской Миссиями: «Занятый массою других дел, я очень задерживаюсь в изучении местного языка и не у спел еще ознакомиться со всеми изданиями, выпущенными англиканскою и американскою Миссиями для воспитания и просвещения народа. Впрочем, американцы нисколько не скрывают чисто конфессионального характера своей здесь деятельности; но для суждения об изданиях англикан мне необходимо будет сравнить их печатные церковные издания с рукописными несторианскими первоисточниками. Тогда придется, может быть, убедиться, что несторианства, как вероисповедания с определенною физиономиею, давным-давно уже не существует, а есть люди, называющие себя несторианами, помнящие несторианскую обрядность, но верящие и думающие так, как научили их верить и думать англиканские миссионеры посредством своих печатных изданий; а другие ничего не думают и ничему не верят, потому что их никто и ничему не научил».33
Подобное предположение архим.Кирилла, как показала будущая проверка англиканских и американских изданий, не было лишено оснований, тем более что невежественность и малограмотность айсор открывала обширное поле для злоупотреблений инославными миссиями доверчивостью сирийцев.
«Не забудем, — писал архим.Кирилл в том же письме митр.Антонию, — что англикане появились здесь около того времени, в которое исполнял данное ему относительно сирохалдеев поручение приснопамятный архимандрит Софония, впоследствии епископ Туркестанский. О тогдашнем сирохалдейском духовенстве Софония говорит, между прочим, что искусство разбирать богослужебную книгу является среди духовенства признаком высокой степени образованности. Как легко было при такой обстановке людям предприимчивым и умным произвести незаметную для посторонних зрителей, но тем не менее полную реформу религиозного миросозерцания целой народности».34
Все это потребовало тщательной работы не только по переводу богослужебных книг, но и по ревизии тех богослужебных текстов, которыми пользовалось сирийское духовенство до сих пор.
Первым плодом переводческой деятельности вновь учрежденной комиссии явился сборник ежедневных молитв, отпечатанный в количестве двух тысяч экземпляров. Затем к апрелю 1903 был завершен перевод чина литургии святителя Иоанна Златоуста. Этот труд был представлен на рассмотрение и утверждение Святейшего Синода. После незначительных правок этого перевода рецензентами (профессорами Санкт-Петербургской Духовной академии И.Г.Троицким и Санкт-Петербургского Императорского университета П.К.Коковцовым), перевод был одобрен к печатанию и богослужебному использованию. Миссии же было предоставлено право печатать свои богослужебно-переводческие труды без предварительного представления их в Петербург на цензуру. Кроме этого, комиссия за период с октября 1902 по май 1903 успела перевести последование вечерни и утрени по Часослову и Служебнику, воскресные песнопения Октоиха 1-го и 2-го гласов, службы праздников Рождества Христова и Пасхи, последование Спасительных Страстей Христовых, чин диаконской и пресвитерской хиротонии и отдельные богослужебные песнопения. Был также осуществлен перевод на новый сирийский язык Деяния Святейшего Синода об открытии честных мощей преподобного Серафима Саровского.35
Такая обильная переводческая деятельность, конечно же, не могла осуществляться вполне успешно без наличия собственной типографии. Пользоваться услугами типографий инославных Миссий значило ставить себя в несколько двусмысленную зависимость от англикан, протестантов или католиков. Печатный станок и русский шрифт Миссия приобрела еще в бытность архим.Феофилакта, но все это типографское оборудование стояло в неразобранном состоянии. Кроме запуска самой типографии, надо было срочно приобрести сирийский шрифт для печатания богослужебных книг на древнесирийском языке.
Архим.Кирилл, предвидя все эти сложности, еще в августе 1902 дальновидно заказал тифлисскому словолитчику Мадеру 25 пудов сирийского шрифта. Однако следовало дать образцы, для чего православная Миссия вынуждена была пользоваться услугами американской пресвитерианской Миссии, заказав ей, кроме того, еще и изготовление 25 пудов сирийского шрифта крупного размера.36
К середине 1903 типография уже начала работать в полную мощность. Помимо богослужебной литературы, переведенной с церковно-славянского языка на древнесирийский, издавалась литература и на современном сирийском языке, например, «Начатки христианско-православного учения» святителя Филарета Московского (в переводе иеромонаха Сергия), послания епископа Мар-Ионана с каноническими разъяснениями по церковно-богослужебным вопросам и вопросам приходской практики и многое другое.37
В апреле 1903 архим.Кирилл, высылая митр.Антонию экземпляр отпечатанной в типографии Пасхальной службы, переведенной при Миссии, и 20 экземпляров Символа веры на древнесирийском языке, сопровождал эту посылку следующими словами: «В Петербургской семинарии и училище духовном есть ученики сирийцы; быть может, Вы найдете нужным раздать им эти экземпляры Символа веры».38 Будучи в Урмии и наблюдая за состоянием сирийского духовенства, архим.Кирилл уже думал о тех айсорах, воспитанниках русских духовных школ, что спустя некоторое время окажутся в пределах своего отечества и будут поставлены перед необходимостью совершения богослужения на древнесирийском языке. Потому следовало уже в студенческие годы приучить будущих пастырей к осознанию собственной ответственности за будущее миссионерского дела и пониманию необходимости усердного изучения древнесирийского языка.
Деятельность Русской Духовной Миссии постоянно сталкивалась с плодами деятельности инославных Миссий, особенно англиканской, во главе которой стоял англиканский пастор мистер Парри. Архим.Кирилл очень быстро понял, кто стоял за организацией выдворения архим.Феофилакта и дискредитацией в глазах властей и верующих православной Миссии. «Я знаю, владыко, — писал архим.Кирилл митр.Антонию, — что в Петербурге мистер Парри — persona grata, и о Миссии англиканской там существует самое лестное мнение; но если я решаюсь говорить отсюда нечто противоположное, то потому, что местные впечатления не дают мне возможности говорить иначе. На мой взгляд, англиканская Миссия здесь представляет собою какое-то очень подозрительное предприятие».
И действительно, печатно и устно мистер Парри заверял всех, что руководимая им Миссия не преследует целей прозелитизма, в то время как в действительности все было совершенно иначе. Сами способы деятельности англиканской Миссии были неприемлемы и зазорны для архим.Кирилла, который долго отказывался верить, что подобное возможно среди христиан.
«Уведомляя, например, архиепископа Кентерберийского о прибытии русских миссионеров в Урмию и о том народном порыве к Православию, которым все тогда были здесь поражены, мистер Парри называет несторианство вредною ересью; между тем вся деятельность англиканской Миссии в прошлом была, по-видимому, направлена на сохранение и поддержание этой ереси. Миссия напечатала богослужебные книги несториан и снабдила ими все церкви; джентльмены, как бы то ни было считающие себя священниками известного исповедания, ничтоже сумняся, обучали сирохалдеев несторианскому богослужению и не перестают уверять, что у них одно только желание, чтобы ученики их остались несторианами».
Архим.Кирилла поражало то лицемерие, которым была исполнена вся деятельность англикан, поддерживавших все, что как-либо способствовало ослаблению православного влияния на умы сирийцев, даже если в результате этого влияния сирийцы могли из Православия вновь возвратиться в несторианство: «Всякий объявивший себя несторианином сейчас же может рассчитывать на самое деятельное покровительство богатой и сильной англиканской Миссии, что подтвердилось на известном Вам священнике Георгии Беджанове. Нет нужды, что при первом свидании со мною мистер Парри отозвался об этом священнике как о последнем негодяе: он переродился для англикан в самого достойного человека, лишь только заявил о своем разрыве с Православием. И если бы Мар-Ионан решился теперь открыто изменить Православию, то мы были бы, несомненно, свидетелями, с какою любовью и благодарностью облобызал бы мистер Парри десницу столь ненавистного ему епископа».
Впрочем, при всем этом, в первой же своей беседе с членами православной Миссии «мистер Парри обмолвился, что Миссия англиканская за все время своего существования считала для себя таким же священным долгом борьбу с американским пресвитерианизмом, как и с самим несторианством». «Итак, — резюмировал начальник православной Миссии, — целей прозелитизма не преследовали, а уничтожением несторианства были весьма озабочены».
Иногда создавалось впечатление, что англиканская Миссия — учреждение далеко не религиозного характера, поскольку благодаря своей финансовой обеспеченности оно «покупало» благорасположение восточных правителей и услуги персидских чиновников. «Внутри, за стенами этой Миссии, всегда знают сколько, например, покупает винограду католическая Миссия для приготовления “винного уксуса” к столу, и сколько “бочек” такого уксуса она изготовляет, — констатировал общеизвестный, видимо, в Урмии факт архим.Кирилл, — там заранее знают, куда собирается ехать начальник Миссии Русской, что подавалось у него к столу; сколько и откуда велел он приобрести грамматик сирийского языка и т.д. Я неуверен, что даже беседа наша с о.Сергием за вечерним чаем не подвергается ловкому подслушиванию агентов мистера Парри, или что это письмо не поступит к нему для прочтения прежде, чем будет запаковано в почтовый мешок».
Вот и удаление архим.Феофилакта является тоже одной из интриг англиканского священника: «Мистер Парри хорошо осведомлен, что в России ничему так охотно не верят, как пьянству своих монахов, и желавший угодить мистеру доктор Даниил, приглашенный к заболевшему желудочными припадками архимандриту Феофилакту, легко мог симулировать в больном припадки белой горячки. Недаром же этот милый эскулап ставил свой бланк на пасквильном дневнике иеромонаха Анатолия».39
Газетные статьи, очерняющие Русскую Миссию, были организованы все тем же мистером Парри, чего, как оказывается, никто и не собирался скрывать. Самое печальное, что в этом участвовали сами сирийцы из числа бывших воспитанников академии: «Мелик-Давид, недавний слушатель нашей Духовной академии, но искренний друг мистера Парри, рекомендующий, впрочем, себя приверженцем националистической несторианской партии, не скрывает, что писал намеренно ложные сообщения в газеты, так как ему казалось, что начальник Русской Миссии слишком мало делает для народа. Немалое содействие в данном случае, по редактированию статей и помещению их в газеты, оказывал Мелик-Давиду студент нашей академии кавказский халдей Симонов. Говорю это на основании собственного письма Симонова к Давиду, переданного мне о.Восторговым вместе с другими документами, но не знаю, как попавшего в руки о.Восторгова. Судя по этому письму, г.Симонов, как и брат его — Авраам, ныне помощник инспектора Тифлисской семинарии, очень враждебно настроен к Русской Миссии в Урмии».40
Судя по этому последнему сообщению, становится понятным и столь поспешное отсоединение Грузинской Православной Церкви от Русской в 1917, и тот страшный разгул национализма среди грузинского духовенства и мирян, который имел место и до событий 1917 года, когда стреляли (и убивали) православных иерархов, не угодных, кажется, не столько методами своего управления, сколько своей национальностью.
Но не одна только англиканская Миссия действовала в Урмии. Католическая миссия была представлена в этом крае орденом лазаристов. «От прозелитов требуется только признание папы главою Церкви, — писал архим.Кирилл в феврале 1903 митр.Антонию. — При печатании богослужебных сирийских книг, содержащих изменяемые молитвословия годичного круга, между сирийскими древними восследованиями вставлена нарочито переведенная на древний сирийский язык служба на праздник в честь «Непорочного зачатия», в честь «Тела Христова» и т.п.» В католических приходах в качестве священников состояли природные сирийцы, но воспитанные при Миссии, причем в очень строгих правилах. «Воспитанник, — замечал архим.Кирилл, — в продолжение десяти лет не отпускается из коллегии к своим родным и отшлифовывается в довольно типичного католического ксендза, только не бреющего бороды. Каждый священник сельский получает около 12 рублей месячного жалования и 50 коп. за каждую совершенную мессу».41
Общее нравственно-религиозное состояние айсор было чрезвычайно печальным. Православное сознание их было размыто разрушительной деятельностью инославных Миссий, чувство самосохранения в иноверной мусульманской среде диктовало тактику бессловесного выживания. Критерии христианской морали становились понятиями слишком беспредметными, чтобы разговор о них с сирийцами мог привести к каким-либо благим результатам.
Видя, как друг перед другом наперебой хлопочут инославные миссионеры, чтобы приобрести большее число сирийцев в свое исповедание, для чего постоянно набавляют плату за принадлежность к своей Миссии, сирохалдеи быстро смекнули выгоду своего положения. Каждый из них стал смотреть на себя как на владельца очень ходкого товара, которым торговал направо и налево. «Сегодня, — с горечью писал архим.Кирилл митр.Антонию о таких сирийцах, — он был англиканином, завтра пресвитерианином, через день католиком, в существе же своем — религиозною окаменелостию, которую только по недоразумению признают еще живым организмом. Оживут ли кости сии, то ведомо одному Господу и лежит в руках Его неисчерпаемого милосердия. Я верю, что Господь именно Русской Церкви судил вдохнуть душу живу в эту сиро-халдейскую мумию, но поскольку всесовершающая благодать Его действует через людей и до известной степени даже под условием их внутреннего достоинства и усердия, то необходимо предполагать здесь весьма продолжительную и ожесточенную борьбу с князем мира сего. Я не смею утверждать, что огнь борьбы сей уже возгорелся, по зарево его уже видится».42
Это видимое наиболее славными и достойными русскими людьми «зарево» мирового пожара разгорится спустя каких-нибудь пятнадцать лет в катастрофу неведомую прежде человечеству, — катастрофу всеобщего отпадения от Церкви, осознанного богоборчества и клятвопреступления, катастрофу невиданных прежде массовых смертоубийств, катастрофу, не национальную только — русскую, но и мировую. Ибо в XX веке не один только народ русский был увлечен в погибельный круговорот греха и страстей. Это увиденное архим.Кириллом, в трезвенной чистоте внутреннего духовного зрения, зарево будущей борьбы, действительно оказалось заревом борьбы Бога и князя мира сего, где полем битвы по-прежнему были сердца человеческие. Сколько же надлежало иметь духовного опыта, чтобы в трагическом положении одного небольшого народа прозреть будущие трагедии целых наций.
Как уже говорилось, служение православной духовной Миссии проходило в обстановке тотальной слежки. Вскоре по прибытию в Урмию архим.Кириллу пришлось сделать для себя печальное открытие, что почта Миссии вскрывается. Так, пакет на имя начальника Миссии с важными документами и деньгами поступил в распечатанном виде. По уверению почтового начальника, пакет «распался» по причине трения о деньги, с которыми он был положен.
«Этот рассказ о деньгах, протирающих пакеты, — не без иронии писал архим.Кирилл митр.Антонию в своем письме 19 ноября 1902, — нелишен иносказательной откровенности. Несомненно, пакет протерся от денег, но не в почтовом только мешке, а в англиканской Миссии, для которой сняты, надо думать, точные копии со всех находившихся в пакете документов услужливым другом мистера Парри, русским эмигрантом из армян Нухинского уезда, занимающим здесь положение секретаря почтового директора и неофициального цензора всякой плохо запечатанной бумаги, В стране постоянного подслушивания, подглядывания, сплетен, подкупов и т.п. прелестей знакомство с таким господином никого не может шокировать, и его не только принимают — за ним ухаживают представители инословных Миссий. Об этом неприятном случае с пакетом я буду писать Тавризскому консулу, но и Конторе Синодальной следовало бы обнаруживать большую догадливость и помнить пословицу плохо не клади, в соблазн вора не вводи».43
Эта история со вскрытым пакетом, отвлечение работников Миссии на командировку в Турцию, к тамошним айсорам, тогда как и в Персии работы было чрезвычайно много (Грузинская синодальная контора в данном случае просто переложила ответственность с собственных плеч на плечи неокрепшей еще Урмийской Миссии), и, наконец, вообще в некотором роде печально-пренебрежительное отношение Грузинской синодальной конторы к Миссии побудили архим.Кирилла ходатайствовать перед митр.Антонием об изменении не вполне нормального административного подчинения Миссии.
Дело в том, что еще по прибытии своем в августе 1902 в Тифлис архим.Кирилл убедился, что и высокопреосвященнейший экзарх, и все члены Грузино-Имеретинской синодальной конторы, за исключением отсутствовавшего в то время протоиерея Иоанна Восторгова, признавали совершенно чуждым для себя дело Урмийской Миссии и тяготились им. Тем более, что все другие православные Миссии находились в непосредственном подчинении Святейшему Синоду, и только Урмийская Миссия была поставлена в такое несколько неестественное административное положение. Тогда же архиеп.Алексий (Опоцкий), экзарх Грузии, обещал архим.Кириллу ходатайствовать перед Святейшим Синодом о подчинении Урмийской Миссии непосредственному синодальному ведению. Однако такого ходатайства не последовало, и Урмийская Миссия вынуждена было по всем своим вопросам обращаться в Грузинскую синодальную контору, которая только и обладала непосредственным правом представления интересов Миссии перед Святейшим Синодом. Это очень затрудняло решение задач, поставленных перед Урмийской Миссией и требующих, в большинстве случаев, быстрого административного указания. Последнего-то Грузинская контора никак не могла обеспечить. История с пакетом стала дополнительным мотивом к обращению архим.Кирилла за отеческим советом и с просьбой о помощи к митр.Антонию.
«Единственно надежный путь доставки сюда важной казенной корреспонденции, — писал архим.Кирилл, — через Министерство иностранных дел. Тогда пакет приходит ко мне в холщовом конверте за консульской сургучной печатью и с обратной почтовой распиской. В этом тоже одно из оснований получать нам распоряжения прямо из Петербурга, а не из Тифлиса, в котором даже адрес наш забыли и надписывают пакеты “через Баку в Тавриз”».44
Просьба архим.Кирилла была удовлетворена. Митр.Антоний представил Святейшему Синоду действительное положение дел, и в административную подчиненность Миссии было внесено существенное и столь желательное для самой Миссии изменение. 20 февраля 1903 последовал указ Святейшего Синода, в котором, между прочим, говорилось: «Имея в виду, что Урмийская Миссия в первые годы учреждения ее была подчинена Грузино-Имеретинской Синодальной конторе для скорейшего устроения ее, в настоящее же время эта Миссия вполне организована, Святейший Синод признал необходимым предписать начальнику Миссии производить все сношения со Святейшим Синодом через Первенствующего члена Святейшего Синода, входя к оному с донесениями и представлениями».45
Это важное изменение в жизни Урмийской Миссии, осуществленное благодаря инициативе архим.Кирилла, позволило изменить урмийскую ситуацию в лучшую сторону. Теперь Миссия уже официально имела в лице митр.Антония могущественного покровителя. Таким образом, не только поднялся статус Миссии, но и возрос ее авторитет в глазах урмийцев, причем даже и не православных. Многие из персидских чиновников уже опасались прямо противодействовать Миссии.
Не стоит при этом упрощать той сложности обстоятельств, в каковых приходилось развивать свою деятельность православным миссионерам. Мусульманское окружение Миссии не давало ей спокойной жизни. 13 января 1903 было совершено покушение на жизнь сирийского священника Александра (из селения Энгиджа), шедшего в город в сопровождении двух прихожан. Недалеко от селения Чамаки священника встретил вооруженный ружьем и кинжалом мусульманин, который остановился напротив отца Александра и начал вкладывать патрон для выстрела. Предвидя беду, священник начал вырывать ружье у разбойника, призывая на помощь двух впереди идущих своих спутников. Тогда мусульманин бросился на священника с кинжалом и нанес ему две раны. Подоспевшие на помощь защитили раненого от дальнейшей расправы.
Архим.Кирилл, узнав об этом событии, навестил пострадавшего. Выяснилось, что совершил нападение слуга энгиджайского помещика. «Связывать с настоящим случаем имя энгиджайского помещика, — писал архим.Кирилл Российскому генеральному консулу в Азербайджане, — есть очень понятные побуждения, так как еще не забылось недавнее насилие, учиненное этим помещиком над о.Александром. Помещик этот очень избил о.Александра и, как состоящий на службе у Меджи-Салтанэ, был наказан тем, что должен был в присутствии сослуживцев и нашего Милет-баши просить у обиженного священника извинения, а также заплатить ему свой давнишний долг в несколько туманов».46
Самое печальное, что Салар, урмийский губернатор, настроенный крайне негативно по отношению к православной духовной Миссии, оставил это дело фактически без последствий для нападавшего мусульманина. Он лишь «взял с виновного приличный пешкеш и отпустил его на свободу». Так что архим.Кириллу оставалось лишь констатировать, что решение подобных дел «по существу будет всегда одинаковым, в какой бы инстанции урмийского суда оно не разбиралось. На этот счет и губернатор, и серпераст47 придерживаются одного судебного кодекса: «дай деньги и режь кого хочешь».48
Со своей стороны, Миссия взяла на себя расходы по лечению священника. Вмешиваться же в судебные прения с персидскими властями Урмийская Миссия не имела никакой возможности, поскольку, во-первых, была призвана служить только задачам духовного просвещения, во-вторых, вмешательство миссионеров в дела персидских подданных, пусть даже и православных, светские власти расценили бы как вмешательство России во внутренние дела Персии; в-третьих, вмешиваясь в судебные тяжбы, Миссия могла бы потерять расположение Российского консульства в Тавризе, каковое расположение было чрезвычайно необходимо в тех тяжелых условиях, в каких приходилось существовать православной Урмийской Миссии. Это архим.Кирилл осознавал как никто другой. Поэтому для ведения судебных дел по защите прав православных сирийцев Миссией был нанят милет-баши, персидский подданный. А кроме того, в случае, если происходили события, подобные нападению на священника или отчуждению православного храма в пользу каких-либо самозванцев, пользующихся покровительством местных урмийских властей, архим.Кирилл обращался к генеральному консулу в Тавриз и получал неизменную его поддержку.
Личный авторитет архим.Кирилла был чрезвычайно высок; причем, следует заметить, что это был единственный начальник Урмийской Миссии, который, благодаря как своим нравственным, так и дипломатическим качествам, сумел наладить нормальные отношения с консульством. Это, конечно, не могло ускользнуть от внимания урмийских властей, неизменно ставящих себя в оппозицию Миссии, но так же неизменно, в начальствование архим.Кирилла, терпевших фиаско. И если к моменту приезда в Урмию архим.Кирилла положение Миссии оставляло желать лучшего, то уже через два года, когда архим.Кирилл был отозван в Петербург для епископской хиротонии, Миссия находилась в благоустроенном состоянии, имея свои храмы, богослужебные книги, переведенные на древний сирийский язык, собственную школу при Миссии. И главное, что архим.Кирилл сумел воспитать себе достойную замену на посту начальника Миссии в лице иеромонаха Сергия. Но до этого устойчивого положения Миссии должен был пройти еще целый год напряженной и утомительной борьбы с раскольниками, объявившими себя несторианами, с урмийскими властями, поддерживавшими раскольников, и с англиканской Миссией, поддерживавшей интриги тех и других.
Помимо печальных и огорчительных событий, в жизни Миссии были, конечно, и такие, которые привносили в души урмийских православных миссионеров некоторую надежду. И прежде всего это — устроение при Урмийской Миссии в октябре 1902 своей школы с интернатом.
В первый год было набрано 25 мальчиков, причем, кто-то был приведен своими родителями, кто-то подброшен родственниками, не имевшими средств для воспитания детей. Ввиду того, что большинство сирийских священников и учителей были воспитанниками пресвитерианских, англиканских или католических школ, то православное сознание этой учительной массы было весьма и весьма размыто. Большая часть этой сирийской «интеллигенции» имела самые посредственные представления о древнесирийском языке. Жизнь в условиях постоянных гонений и преследований сделала из персидских сирийцев приспособленцев. Поэтому архим.Кирилл с первых же месяцев своей миссионерской деятельности поставил задачу подготовки настоящих кадров, которые способны были бы вернуть своему народу истинное Православие, восстановить национальное и религиозное самосознание урмийских айсор, стать действительными вождями своего народа — духовенством и учителями, близко принимающими к сердцу не одну только собственную судьбу, но судьбу всего народа. С этой целью решено было создать не обычную школу, а школу-интернат, чтобы уберечь детей от часто не вполне здорового влияния их семей, ибо, как свидетельствовал печальный опыт, «каждое посещение мальчиком родительского дома приносило всегда с собою тот или другой минус еще в незакрепленные добрые навыках».49
В целях воспитания в детях религиозного настроения и духа церковности для них установлено было обязательное ежедневное посещение в миссийском храме Божественной литургии, начинавшейся около 7 часов утра сразу за утреней. В воскресные и праздничные дни дети присутствовали и за остальными службами, причем они же пели и читали как во время всенощного бдения, так и во время литургии. Некоторые из детей очень быстро осваивали чинопоследование литургии и песнопения, так что архим.Кирилл и члены Миссии брали этих ребят для исполнения обязанностей псаломщиков, когда необходимо было посещать сельские церкви с богослужебными целями.50
Обучение велось на современном сирийском и древнесирийском языках, с тем чтобы приучить детей к тем знаниям, которые впоследствии способствовали бы успешному обучению переводческому труду. Изучался и русский язык.
До прибытия архим.Кирилла все урмийские школы были школами одной только грамотности. Новый начальник Миссии поставил перед учителями задачу и духовного образования, постепенно преобразуя школы грамотности в тип церковно-приходских школ. Однако для решительного изменения положения дел нужны были новые кадры, именно их и готовили в школе при Урмийской Духовной Миссии. Конечно, наибольшие свои плоды школа стала приносить только спустя пять-шесть лет уже при другом начальнике Миссии, но начало этому воспитательному процессу и правильный ход всего школьного дела положил именно архим.Кирилл.
Как уже говорилось, Урмийская Миссия среди прочих задач ставила перед собой и задачу благотворительности, которая, впрочем, по ограниченности финансовых возможностей, не могла осуществляться вполне широко. Среди сирийцев было немалое число людей совершенно обездоленных в имущественном отношении. Много было вдов и женщин, брошенных своими мужьями без всяких средств к существованию и имевших по несколько детей на иждивении. Тем более что и персидские власти делали все возможное, чтобы усугубить и без того несносное положение урмийских христиан. Так, по персидским законам, принимающий ислам становился сразу же и наследующим все имущественные права своих родственников, так что вполне при желании мог пустить по миру своих православных сородичей. Это, конечно, не способствовало нравственному здоровью урмийских айсор-христиан, часто спекулировавших этой возможностью в случае необходимости чего-либо добиться от епископа или священника. Так происходило например, при отказе епископа благословить развод. Родственники, поставленные перед возможностью потерять все свое имущество, осаждали епископа просьбами дать развод, и очень скоро практика благословения разводов (даже для священников!) стала общепринятой. С этим пришлось столкнуться архим.Кириллу, и он употреблял все силы к тому, чтобы разъяснить и епископу Мар-Ионану, и духовенству всю моральную двусмысленность и недопустимость подобных разводов. О православной же принадлежности сирийцев, пугающих возможностью своего перехода в ислам, и вовсе не приходилось говорить. Архим.Кирилл, понимая, что подобная практика может быть изжита только в результате долгой и терпеливой духовно-просветительской пастырской работы, просил митр.Антония хотя бы письмом указать епископу Мар-Ионану на необходимость окончательного решения вопросов о разводе только после предварительного совещания епископа с начальником Миссии.
Но в таком нравственно-религиозном положении, как уже говорилось, было мало вины самих урмийцев. Толпами они приходили в Миссию за различной помощью, причем совершенно невозможно было отличить действительно нуждающегося от выдающего себя за такового. Однако архим.Кирилл относился ко всем приходящим с неизменным сочувствием. «Находясь под тяжелою рукой мусульманских властей, — писал в своем отчете архим.Кирилл, — сириец должен скрывать свое благосостояние, чтобы не быть ограбленным. И с этой стороны, конечно, весь уже народ заслуживает самого широкого сочувствия безотносительно к его нравственному настроению».51
Прежде всего для помощи не отдельным только лицам, а всему православному народу в тяжелых, но неизбежных отношениях с местной властью Миссия приняла на свое содержание милет-башу (народного представителя), который постоянно присутствовал в суде в качестве защитника интересов православных урмийцев. Кроме того, «в случаях какого-либо несчастья или совершенной имущественной беспомощности» тех или иных православных сирийцев, Русская Миссия оказывала помощь им через выделение единовременного или даже постоянного пособия.52 При этом всякий единоверец, прибывавший в Миссию, вне зависимости от характера своей просьбы, принимался на ночлег в гостиный дом и пользовался миссийской столовой. Все расходы, связанные с подобным гостеприимством, Урмийская Миссия брала на себя.
Наконец, и в отношении духовенства Миссия принимала на себя определенные обязательства. Архим.Кирилл не хотел питать иждивенческих настроений в среде сирийского духовенства, полагавшего, что Русская Миссия должна содержать все сирийское духовенство за свой счет. Он мудро перевел эту расчетливость в положительное русло. Так, Миссия материально поощряла особое усердие по изучению православного богослужения с необходимым для этого проживанием в Урмии при Миссии (следует напомнить, что большая часть духовенства, перешедшая в Православие из несторианства или англиканства, вообще слабо разбиралась в богослужении, что, например, очень ярко проявилось во время пасхальных служб, когда сирийцы оглашали вместе со священническими молитвами еще и богослужебные указания). Труды по обучению детей в школах и переводу богослужебных текстов также вознаграждались. Такие трудовые заработки имели в определенном смысле для сирийского духовенства и воспитательное значение.
Но Миссии приходилось часто выдавать экстренные пособия духовенству, значительная часть которого находилась в долговой кабале у местных мусульманских помещиков с обязательством выплаты очень высоких процентов. В этом случае архим.Кирилл изыскивал возможности для погашения за счет Урмийской Миссии подобного долга. Причем в некоторых случаях духовенство брало на себя обязательство постепенного беспроцентного погашения этого оплаченного Миссией долга, а в других случаях, если положение семьи священника было крайне бедственным, предоставлялись безвозмездные пособия. Наконец, Миссия, по силе своих возможностей, помогала семьям духовенства продуктами, одеждой, облачениями. И, конечно же, урмийские храмы снабжались бесплатно утварью и книгами, издававшимися в типографии Миссии.
 |
Таким образом, деятельность православной Урмийской Духовной Миссии была весьма многообразна. Архим.Кириллу приходилось быть в непрестанных (и далеко небезопасных) командировках по урмийским селениям, курировать богослужебную, переводческую и хозяйственную деятельность Миссии и при этом находиться в постоянном напряжении, поскольку нападение на Урмийскую Миссию и окормляемую ею паству могло произойти с совершенно разных сторон. Судьба архим.Феофилакта и всего предыдущего состава Русской Миссии это хорошо продемонстрировала.
И такое внезапное нападение не заставило себя ждать. В октябре 1903 персидские власти объявили о том, что все храмы, числящиеся за Миссией, должны быть переданы древним назореям (так персы называли несториан). Предполагалось, что таковые существуют. В действительности же это было только иллюзией.
Несторианами для достижения своих целей объявили себя несколько запрещенных в священнослужении (за двоеженство) священников, а также лица, некогда принимавшие весьма активное участие в деле воссоединения несториан с Православной Церковью. В Тегеране дело было представлено таким образом, что будто бы угнетенные «назореи» восстали против засилья русских миссионеров, вмешивавшихся во внутренние дела персидских подданных. Число ушедших в раскол было весьма незначительно в сравнении с числом тех, кто исповедовал себя православным. Ситуация усугублялась как поддержкой этого раскола инославными Миссиями, так и неожиданностью этого решения для МИДа, который, может быть, и желал бы помочь православным, но не был в курсе всех обстоятельств. Из Петербурга казалось, что просто часть несториан решила вернуть себе свои храмы, что было в действительности совершенно не так. С объяснением сути дела, по благословению митр.Антония, в Петербург выехал сам архим.Кирилл. Управлять Урмийской Миссией в его отсутствие остался его помощник иеромонах Сергий, возведенный в сан игумена в сентябре 1903 за свои переводческие труды.
Прибытие архим.Кирилла в конце ноября 1903 года в Петербург принесло самые положительные результаты. Начальник Урмийской Миссии сумел добиться через обер-прокурора и Министерстве иностранных дел желательного для Миссии исхода дела, казавшегося многим безнадежным. Однако успеху дипломатических усилий архим.Кирилла предшествовали несколько месяцев утомительной переписки с различными ведомствами, составление отчетов и пояснительных записок по урмийскому вопросу, встречи с различными общественными, церковными и государственными деятелями.
В высшей степени интересна переписка, завязавшаяся между могущественным К.П.Победоносцевым и министром иностранных дел графом Ламздорфом по проблемам Урмийской Миссии. Переписка эта отражает как тот уровень, на котором решался вопрос о содействии Русской Духовной Миссии в Урмии, так и те позиции, какие занимали каждая из сторон. Начало этой переписке положил Константин Петрович Победоносцев своим письмом от 2 декабря 1903 на имя министра иностранных дел Российской Империи графа В.Н.Ламздорфа: «Милостивый государь, граф Владимир Николаевич. Прибывший на днях в Санкт-Петербург начальник духовной православной Миссии в Урмии архимандрит Кирилл сообщает о следующем печальном событии. В конце октября месяца текущего года со стороны персидского правительства предъявлено к Миссии требование о передаче ключей от православных храмов несторианам, в том числе и от храма Мар-Мариам, в коем совершается православное богослужение со дня основания Миссии. Это требование исходит, по мнению архимандрита Кирилла, от самого шаха персидского и вызвано происками враждебных православной Миссии несториан, покровительствуемых английским посольством в Тегеране. Нет сомнения, что исполнением столь незаконного требования будет подорван авторитет Миссии, и она лишится возможности нести возложенное на нее высокое служение интересам Православной Церкви и России. Сообщая о сем Вашему Сиятельству, имею честь покорнейше просить Вас, милостивый государь, оказать свое содействие к отклонению предъявленного персидским правительством требования и ограждению интересов Миссии, о последующем же не оставить уведомлением. Приимите уверение в совершенном моем почтении и преданности. К.Победоносцев».53
Своим ответным секретным письмом54 от 6 декабря 1903 граф Ламздорф сообщал К.П.Победоносцеву, что, по получении обер-прокурорского письма от 2 декабря сего года, он телеграммой уведомил русского посланника в Тегеране Власова о необходимости оказать возможное содействие Урмийской Духовной Миссии в вопросе о местных храмах, на что уже 4 декабря последовала телеграмма Власова. В этой телеграмме сообщалось о приказе шаха передать все храмы, находившиеся в ведении Урмийской православной Миссии, несторианам, предоставив православным строить собственные храмы, с его, шаха, разрешения.55 «Такая постановка вопроса, — писал Ламздорф, — несомненно, обязывает нас к крайней осторожности в переговорах с шахским правительством, вследствие чего я вместе с сим поручил посланнику в Тегеране ограничиться пока представлением о сохранении за духовной Миссией храма Мар-Мариам, на каковой мере Д.С.С.56 Власов признает возможным настаивать. Одновременно посланнику предписано собрать необходимые сведения в видах всестороннего выяснения вопроса о праве пользования несторианскими храмами. Передавая о вышеизложенном, почитаю долгом со своей стороны покорнейше просить Вас не отказать сообщить все те данные, коими, по мнению Вашему, могли бы быть подтверждены законность и обоснованность претензий духовной Миссии на несторианские храмы в Урмийском округе».57
Все данные, которые свидетельствовали о законности владения Урмийской Миссией бывшими несторианскими храмами и о необоснованности требований так называемых «несториан» (являвшихся на самом деле в вопросах догматических, а в некоторых случаях даже обрядовых, американскими протестантами или англиканами, но при этом желавших получить храмы, в которых совершали богослужения и молились бывшие несториане, принявшие православие), были изложены в обширной и обстоятельной записке, составленной архим.Кириллом. В этой записке58 с замечательной полнотой и ясностью представлялась картина той сложной ситуации, которая возникла вокруг Урмийской православной Миссии в результате интриг Миссии англиканской и «несторианствующих протестантов».
Архим.Кирилл справедливо указывал, что переход урмийских несториан в Православие был всеобщим и безусловным, причем не без ведома персидских властей. «Только на этой всеобщности желания несториан, — писал архим.Кирилл, — и основывалось учреждение в Урмии постоянной православной Миссии, которая пошла в Урмию не для обращения несториан в Православие, а лишь для научения православной вере уже принявших таковую прежде несторианствовавших урмийцев. Никакого вопроса о несторианских храмах и о праве владения ими не могло в то время возникать, т.к. при общем переходе несториан в Православие храмы несторианские само собою стали храмами православными и в них начало отправляться богослужение теми же местными священниками, которые и прежде совершали там службу Божию».59
Зная, мягко говоря, сложный характер русско-английских отношений, особенно в вопросе государственных интересов каждой из сторон в Персии, становится понятным, почему МИД вынужден был все-таки прислушаться к настойчивым призывам церковных кругов обратить внимание на недопустимо тяжелое положение Урмийской православной Миссии. Ведь всякие репрессивные меры против Миссии должны были восприниматься и Россией, и самими урмийцами не только как антиправославные, но и как антироссийские. А в этом вся русская общественность, в том числе и МИД, усматривала заинтересованность прежде всего Англии (впрочем, Соединенные Штаты Америки и Германия тоже были не против подрыва российского авторитета в Персии, поскольку вопрос стоял не только религиозно-политический, но и экономический — о возможности получения этими странами концессий в Персии).
«В приказе шаха передать им все храмы, — констатировал уже теперь и для МИДа очевидный факт архим.Кирилл, — слышится чей-то сторонний голос, заранее и злорадно хохочущий над готовящимся поруганием Русской Православной Церкви Православие для шаха, конечно, безразлично, но имя России должно для него иметь значение, а Россия, Церковь которой в данном случае заинтересована, не может быть равнодушной к данному делу».60
Для Церкви, конечно, важнее всяких политических и экономических интересов было попечение о самих православных урмийцах. Последние, вверив себя душепопечению и покровительству Русской Православной Церкви, таким образом, вверили российскому Православию и свою дальнейшую судьбу. И потому Русская Церковь чувствовала свою ответственность за нравственное состояние сирийского народа, интуитивно отдавшего предпочтение не богатой англиканской Миссии, не англиканству, а Православию. И об этом тоже писал в своей записке начальник Урмийской Миссии.
Архим.Кирилл ставил вопрос и о несправедливости указа в вопросе возвращения всех церквей. «Между этими всеми храмами, передаваемыми указом шахским несуществующим несторианам, имеются уже храмы нашей русской православной постройки».61
 |
Внимательное прочтение распоряжения персидского правительства наводило на мысль, что игнорировались вообще какие бы то ни было права православных урмийцев на владение собственными храмами. «Указание шаха на необходимость православным построить собственные храмы с его шахского разрешения, — разъяснял тонкости персидской дипломатии архим.Кирилл, — есть как бы иносказательное откровение о том, чего ждать в данном случае православным. Вопрос о построении собственного храма для православных был уже поднимаем настоящим составом Миссии. Дело касалось села Гюйтапа, в котором храм был три года тому назад отобран от православных и передан протестантствующему каше Гцвре. Миссия ходатайствовала пред местным губернатором Саларом (он же владелец села Гюйтапа) о предоставлении ей права купить в селении небольшой клочок земли от желающего продать этот клочок сирийца для построения там православной церкви. Несмотря на уверение губернатора в его совершенной готовности исполнить просьбу Миссии, разрешения на покупку земли дано все-таки не было, и по уверению Салара, вследствие запрещения, сделанного непосредственно из Тегерана. Можно опасаться, что в таком именно смысле будут оканчиваться и все просьбы о разрешении к постройке храмов для православных. Православным могут указывать на необходимость построить свои храмы заново и даже дадут разрешение на такое строительство, но не разрешат приобрести необходимого для постройки клочка земли. Церкви решено передать несторианам со всем церковным имуществом; по если в храмах Урмийской епархии имеется какая-либо утварь, то она принадлежит вся целиком православной Миссии, которая в настоящем только году на приобретение утвари для сирийских церквей и на поддержание в них возможности богослужения затратила больше 1000 рублей. Благотворить в продолжение пяти лет в чужих храмах едва ли бы могла православная Миссия, и шахское правительство должно увидеть, что возникновение вопроса о церквах после пятилетнего существования Миссии можно объяснить только наличностью интриги, а не действительным незаконным будто бы владением церквами со стороны православных».62
Записка эта была передана в МИД, который и руководствовался ею в своих дальнейших дипломатических переговорах. Причем записку архим.Кирилла Победоносцев сопроводил на имя графа Ламздорфа письмом, в котором еще раз напоминал, что «приведение в исполнение требований персидского правительства относительно храмов, принадлежащих с 1898 года православным, может поколебать уважение к Православной Церкви среди христианского населения Урмии и сопредельных с нею областей».63 Однако совместными энергичными усилиями архим.Кирилла, консула в Тавризе и посланника в Тегеране опасность утраты всех православных храмов в Урмии миновала. Храмы остались за Урмийской Духовной Миссией.
По совету архим.Кирилла было принято решение о хиротонии находившегося в Петербурге архим.Илии, сирохалдея по происхождению. В январе 1904 архим.Илия стал епископом Тергяварским. По решению Синода, Мар-Илия должен был управлять южной, Барандузской частью Урмии, епископ Мар-Ионан Супурганский и Урмийский — северной, Назлучайской. Епископу Мар-Аврааму доставалось в управление селение Марсаргиз.64 Таким образом предполагалось умирить конфликтующие группировки сторонников Мар-Ионана, Мар-Авраама и Мар-Илии. Постепенно вопрос успешной деятельности Русской Миссии в Урмии приобретал статус государственной задачи. О ходе решения возникших в Персии проблем был информирован и государь император, проявивший несомненную заинтересованность в благополучном окончании дипломатических усилий по водворению среди православных христиан Персии мира и согласия.
 |
Вероятно, этой заинтересованностью объясняется та легкость, с какой архим.Кирилл получает аудиенцию у императора Николая II. 11 февраля 1904 обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев представляет Государю отношение следующего содержания: «Начальник Урмийской Миссии архимандрит Кирилл ходатайствует о разрешении представиться перед отъездом его в Урмию Вашему Императорскому Величеству. Приемлю долг всеподданнейше испрашивать разрешение на сие Вашего Императорского Величества. Константин Победоносцев».65 На этом документе император Николай собственноручно начертал: «Могу принять его завтра в 3 часа».
Мы не знаем, как именно проходила эта встреча, но надо полагать, что определенную, и даже, возможно, весьма существенную роль, эта встреча сыграла, как в судьбе Урмийской Духовной Миссии, так и в судьбе начальника ее.
Посещение архим.Кириллом Петербурга имело еще один результат — учреждение в начале 1904 «Кирилло-Сергиевского Урмийского братства», в которое вошли товарищ обер-прокурора Святейшего Синода В.К.Саблер (бессменный председатель Братства до 1917), а также другие известные и влиятельные лица. Братство находилось под покровительством императрицы Марии Феодоровны, попечителем же братства стал митр.Петербургский Антоний. Целью братства являлось содействие утверждению Православия в Урмии и обращению несториан в Православие. Усилиями братства для Урмийской Миссии и церквей православных сирийцев приобреталась утварь, книги, собирались денежные средства (периодически организовывались сборы по церквам в пользу Урмийской Миссии). Помощь была весьма ощутимой. Так, в 1905 братством были заказаны в Берлинской библиотеке и во Французской Национальной библиотеке (Париж) снимки с православных (мелькитских) рукописей для препровождения их в помощь переводческой комиссии при Урмийской Миссии.66 На собраниях Братства заслушивались доклады начальников Миссии о положении дел в Урмии. Небесными покровителями «Кирилло-Сергиевского Урмийского братства» были святой равноапостольный Кирилл, учитель Словенский, и преподобный Сергий Радонежский (небесные покровители архим.Кирилла и иеромонаха Сергия).
