Передам вам рассказ греческого подлинника о происхождении праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Однажды за всенощным бдением в Константинополе, во Влахернском храме, где хранились риза Богоматери, пояс и омофор Её, или мафорий — то тонкое покрывало головное, с которым Она всегда изображается на иконах, находился блаженный Андрей. Это тот знаменитый и духоносный юродивый, которому были однажды показаны райские селения (водили его по ним две недели), каковые и описываются в его житии. Был также вместе с ним в церкви и его ученик Епифаний. И вот в четвертом часу ночи блаженный Андрей видит величественную Жену, идущую со стороны царских врат в сопровождении страшной Свиты, поддерживаемую под руки Иоанном Предтечей и Иоанном Богословом. Много святых предшествовало Ей и следовало за Ней с пением гимнов и духовных песней. Когда Она приблизилась к амвону, блаженный Андрей подошёл к своему ученику и спросил его: «Видишь ли ты Госпожу и Царицу мира?» «Вижу, отец мой духовный», — ответил Епифаний. И когда они смотрели, Богоматерь преклонила колени Свои и стала молиться долгое время, орошая слезами Своё Пречистое и Боговидное Лицо. Окончив здесь молиться, Она подошла к престолу и снова стала молиться за предстоящий народ. По окончании молитвы сняла с главы Своей блиставшее наподобие молнии покрывало и, держа его с великою торжественностью Своими пречистыми руками, распростёрла над всем предстоящим народом. Блаженный Андрей с Епифанием довольно времени видели этот мафорий, или омофор, и блиставшую наподобие молнии Славу Господню. И доколе находилась в храме Царица Небесная, до тех пор было видно и покрывало. Когда же Её не стало, скрылось из виду и последнее.
Но, взяв с собой мафорий, Она оставила всем находившимся в церкви благодать.
Так произошло чуть ли не год в год ровно 1000 лет тому назад событие настоящего праздника. Но милость Царицы Небесной всегда простиралась на род человеческий, на кающихся грешников и всех почитающих и любящих Её святое имя.
Пробегу мыслью по векам церковной истории и приведу несколько примеров.
После смерти нечестивого Александрийского архиепископа Феофила, из-за которого столько бед, гонений, скорби принял Иоанн Златоуст ещё даже до изгнания, на престол его заместителем вступил знаменитый учитель Церкви св.Кирилл. Он был племянник Феофила и, находясь в атмосфере тех интриг и козней, которые тот направил в своё время против Иоанна Златоуста, сам поддался влиянию своего дяди, доверился всем этим клеветам на святителя, ибо незлобивый, как говорит Писание, веру емлет всякому словеси (Притч. 14:15). Посему по смерти не хотел канонизировать великого светила как святого и не разрешал поминать его в церквах своих. Напрасно писал ему Аттик, патриарх Константинопольский до Нестория, чтобы он вписал в диптих Иоанна Златоуста. Неоднократно сильно и настойчиво писал ему об этом же его родственник преподобный Исидор Пелусиот, известный египетский подвижник и писатель того времени; он и его не слушал. Наконец вразумила его Сама Владычица Богородица, за честь Которой он столько боролся против Нестория. Видение же, которое его устрашило, было таково. Видел он себя в некоем прекрасном райском месте. Там был чудный храм. Войдя в него, Кирилл увидел Божию Матерь, окружённую множеством ангельским и святыми, в числе которых был и Иоанн Златоуст. Св.Кирилл хотел припасть к Богородице, но св.Иоанн с сущими окрест него устремились с гневом, возбраняя ему приближаться к Святой Деве. Трепетен был Кирилл, видя гневного Иоанна Златоуста, а себя изгоняемым из храма. Тогда видит он, что Богоматерь просит Златоуста простить Кирилла, согрешившего не от злобы, но по неведению. Но тот не соглашается. Тогда Владычица сказала: «Ради Меня прости его, потому что он много подвизался ради Моей чести, в людях прославил и Богородицею нарек». Тогда св.Иоанн смирился и сказал: «Твоего ради ходатайства, Владычице, прощаю ему» — и, дружественно приступивши к Кириллу, обнял и поцеловал его. После этого видения Кирилл созвал Собор, канонизировал Иоанна Златоуста и до конца жизни своей похвальными песньми ублажал его.
Сто лет спустя Богоматерь вразумила другого подвижника. Пустынник Иорданский, знаменитый пресвитер лавры <Евфимия Великого> преподобный Кириак, отец первой половины шестого века, однажды видит во сне Пресвятую Деву Марию, Иоанна Крестителя с Ней и Иоанна Богослова. Стоят же они вне кельи его. Преподобный вышёл к Ней и стал просить Её войти и благословить келью его, но Она не хотела. И долго молился к Ней прп.Кириак, на что Богородица ответила ему: «Имеешь врага Моего в келье своей, как же хочешь, чтобы Я вошла в неё?» — и с этими словами ушла. Долго и со всем прилежанием испытав свою совесть и ничего не найдя за собой худого, прп.Кириак очень был смущён всем этим и словами Богоматери, так как у него в келье никого не было. Преподобный Кириак от великой печали, чтобы забыться, взял почитать книгу. Книга же принадлежала блаженному Исихию, пресвитеру Иерусалимскому (автору известной книги «О трезвении и молитве»). Прочтя её, преподобный в конце её нашёл два слова Нестория и понял, какой это враг у него в келье. Он тотчас же отправился к Исихию и сказал ему: «Возьми книгу твою, брат, не столько она принесла мне пользы, сколько вреда...» На его вопрос, в чем дело, прп.Кириак рассказал ему про своё видение. Блаженный Исихий, исполнившись божественной ревности, тотчас вырезал эти страницы и сжёг их, говоря: «Да не пребудет в келье моей враг Владычицы нашея Богородицы Приснодевы Марии...»
Если обратимся к русской церковной истории, мы также увидим промышление Богоматери о святых, Её почитавших, и покров постоянный над ними. Вспомните только, как Она называла нежно некоторых из них, например прп.Серафима Саровского, прп.Сергия Радонежского: «любимче Мой», то есть Своим любимцем.
Но кто-нибудь скажет, что это бывает только со святыми, а мы люди грешные. Но вот случай с простым крестьянином одной деревни Ветлужского уезда Костромской губернии; случай удивительный, напечатанный в своё время в «Страннике» за 1864 год (с.37-41; рассказ священника А.Преображенского). Крестьянина этого звали Филиппом. Он был очень верующий, благочестивый, не пропускал ни одной службы Божией, несмотря на то что церковь отстояла в десяти верстах, почему соседи скоро прозвали его святошей. Он был молчалив, не любил, когда осуждали кого-либо в его присутствии, обычно очень искусно переменял тему разговора и переводил беседу на что-нибудь религиозное. За всякое дело принимался с благоговением Божиим и призыванием Бога на помощь, никогда не роптал, не завидовал и всегда доволен был своей долей. Нужно заметить, что, как часто бывает в жизни: при хорошем муже — злая жена и наоборот, у него была очень сварливая, строптивая жена. При его мягком, покладистом характере, в общем, им жилось очень хорошо. Но Промыслу Божию было угодно испытать его терпение, чтобы завистники его благополучию не сказали про него, как некогда про праведного Иова: «Разве даром Филипп чтит Бога? Не Он ли благословил дела рук его? Но пусть коснётся его, не отречется ли Филипп тогда?» И вот Господь явил ему на 25 году жизни Свою милость и испытания в виде страшной болезни: у него на теле появились раны, в которых завелись черви, и от него стало исходить нестерпимо сильное зловоние. Видя его в такой болезни, соседи стали язвить: «Вот, наш святоша ещё заживо гниёт». Действительно, положение его становилось всё хуже: черви прогрызли кожу в здоровые места, мало-помалу распространились по всему телу и в два года его болезни так размножились, что целыми роями ночью выползали из тела и покрывали собою всю его постель. Жена его Феодосия усугубляла эти мучения своими постоянными попрёками и укорами. Наконец, когда Филиппу сделалось очень худо, он попросил её сходить за священником. Желание его было исполнено, и ему стало лучше. Но через месяц ему стало хуже прежнего. Филипп опять попросил жену сходить за священником. Но жена с гневом ответила: «Ну-у, давно ли причащался?» И вечером, оставив больного одного, ушла к соседу и возвратилась не раньше полуночи. Филипп весь день тот и вечер провёл в слезах и молитвенных вздохах. И вот около полуночи он видит наяву, как вдруг его изба наполнилась необыкновенным светом и предстала ему Дева неизреченной красоты, в сопровождении двух светлых юношей. Подошедши к нему, Богоматерь сказала: «Не бойся и не унывай, Филипп! Ты Меня скоро увидишь, Я тебя Сама встречу». Потом один из юношей чем-то помазал ему чело и грудь и дал что-то выпить, а другой, более величественный, издали трижды покадил на Филиппа, и все трое стали невидимы. Крестьянин встал совершенно здоровым. Пришла жена, он ей все рассказал и добавил: «Ах, как мне теперь легко!» Но в эту же ночь он умер, сложивши крестообразно обе руки. На третий день тело его принесли в церковь для отпевания. Священник же отлучился с места с чтимой Толгской иконой Божией Матери за 15 верст к одному боголюбцу. Возвратившись раньше св.иконы, он отпел тело страдальца, но едва вышел причт проводить умершего на кладбище, как начался звон, встречавший обратно несомую икону Божией Матери. Таким образом, тело Филиппа несли со звоном до самого кладбища. За версту от села, только стали подносить его к воротам кладбища, как встретились с ожидаемым образом Божией Матери. Теперь волей-неволей вспомнили слова умершего, вернее, предсказание Самой Царицы Небесной, Которой тот с особенным усердием всегда молился.
Таких случаев, в которых сказывается Покров Божией Матери, Её любовь к роду человеческому и помощь грешным и праведным, — бесчисленное множество.
Но... неверного ничем не уверишь.
Прекрасную проповедь сегодня за поздней литургией сказал преосвященный Ювеналий. Мысль его была такова. Некогда Богоматерь спасла находящийся в обдержании и в утеснении от врагов видимых Константинополь. Будем просить Её, чтобы Она и теперь встала на нашу защиту и помогла нам бороться против — кого же? У нас тоже есть враги, враги едва ли не более жестокие и страшные, чем варвары, напавшие когда-то на Царьград. Враги эти — бесы... Они воюют против нашей души постоянно и влекут её в дебри неверия, отчаяния, страстей и пороков... Мне хочется продолжить — раскрыть, как должна происходить борьба с этими врагами, и дополнить некоторыми примерами, выясняющими самые действенные средства в этой борьбе против демонов. Я сознательно часто повторяюсь, вот хотя бы и о борьбе с искушениями и врагами рода человеческого, и не стыжусь этого, помня слова св.апостола Павла: Таяжде (одно и то же) писати вам, мне убо неленостно (мне не лень), вам же твердо (Флп. 3:1). Преосвященный Ювеналий, человек культурный, широко образованный, бывший за границей и изучивший хорошо тамошнюю духовную и умственную жизнь, наконец, сам вышедший из светской среды, не боится прямо и открыто, отсюда, с кафедры, говорить о бесах, о их существовании, о борьбе их с добром. Я доволен, что в выборе темы я не одинок. Заодно парализуя и упрёк в отсталости своих (если это только мои) воззрений. Многие скажут: «Помилуйте, да ведь это сумасшедшие люди... Как же можно в ХХ веке верить в бесов?!.» Но я, как уже сказал за ранней обедней, говорю для верующих, а не для неверующих.
Но и верующему человеку нельзя успокаиваться. Надо быть всегда настороже, следить за собой, иначе сначала будут в душе мелькать и появляться греховные помыслы, потом возникнут страсти: сребролюбие, похоть и гордость — по одной или все вместе, а за ними придёт и вечная смерть. Дьявол, исконный враг всего доброго, никогда не дремлет, он только и следит, как бы помешать делу нашего спасения. Примеров всему этому множество. Особенно яркий и достоверный — из жизни ныне поминаемых святых, священномученика Киприана и мученицы Иустины. Первый оставил собственноручно написанную исповедь, в которой рассказывает всю свою жизнь, без утайки, — как он изучал, чуть ли не с детства, магические науки, знался с бесами, видел самого сатану, «и целовах и глаголах с ним», и прочее; по обращении Киприана в христианство, через Иустину, и по мученической кончине обоих память их была очень славна в древней первохристианской Церкви. О них беседует св.Григорий Богослов; императрица Евдокия, супруга Феодосия Младшего, написала в честь них стихотворение «Покаяние Киприаново»; мученические их акты у нас содержатся в Макарьевских Четьях-Минеях и изданы Археографической комиссией Академии наук. Слава их в истории и, если угодно, в науке вполне объясняется славою их деяний, к которым я и обращусь.
Святой Киприан, родом из Карфагена и живший в Антиохии, пострадал в самом начале ІV века или даже ещё раньше. Он был знаменитым магом и волшебником, с детства (с семи лет) проходившим бесовскую науку чернокнижия и потом достигшим такой силы, что мог переменять погоду попущением Божиим, изводить ветры, низводить дождь, гром и молнию, возмущать волны морские и производить бури, насылать заразные болезни и эпидемии и для сего имел у себя в подчинении от самого сатаны целый полк бесов. И кажется, не было такого желания у просителя (конечно, злого), которого он был бы не в состоянии исполнить с помощью своих заклинаний. И люди к нему шли и шли, и всё с одним и тем же, с «вечным», чем волнуется всё человечество и в чём оно погрязает с ненасытным исканием удовлетворить мерзостную страсть любодеяния. И он был уже утомлён славой и поклонением, которым его окружили не только в родном городе, но и далеко за пределами его...
Но Бог, не хотящий смерти грешника, подаёт и ему случай ко спасению. Дело же сие открылось таким, по видимости простым, обстоятельством. Однажды сидела у открытого окна одного из антиохийских домов молодая девушка, язычница Иустина, и смотрела на улицу. В это время проходивший мимо по своим надобностям диакон Проклий остановился у стоявшей рядом кучки людей и сказал импровизированную проповедь о вочеловечении Христа от Девы, о Его страданиях, смерти, воскресении, вознесении и вообще о вере в Него. Эту речь слышала Иустина и загорелась желанием узнать больше об Иисусе Христе и об этой, для неё новой, религии, но расспросить подробно Проклия по своей девической скромности постыдилась... Тогда она стала ходить тайно в христианскую церковь, слушать их учение; наконец, убедившись в истине христианства, сама обратилась к вере во Христа и своих родителей обратила. Таким образом, вся семья крестилась, а отец даже был сделан пресвитером.
По смерти отца она ревностно предалась аскетическим подвигам и соделыванию своего спасения. Жила в строгом целомудрии, посте и воздержании, творила продолжительные тайные молитвы. Ненавидящий же добро дьявол, видя такую её жизнь, позавидовал ей и начал творить ей различные беды и искушения. Между ними было, наконец, такое, через которое получили спасение не только она, но и Киприан, а вместе с этим получили пример и множество других, живших после вплоть до настоящего времени. Искушение же заключалось в следующем. Однажды приходит к Киприану «схоластик», адвокат по имени Аглаид. Это был состоятельный молодой человек, прожигавший свою жизнь в обычных занятиях молодёжи. Случайно он увидел Иустину, шедшую в церковь, увлёкся её красотой и просил Киприана приворожить ему эту девушку, которая не отвечает на его безумную страсть взаимностью. Он уже пытался и прямо склонять её к своему желанию, и делал, после её гневного отказа, предложение выйти за него замуж, пытался, наконец, силою похитить Иустину на пути в храм, но во всём постигла его неудача. Теперь он обращается к помощи магии — может быть, она ему поможет. Это для Киприана было прежде настолько заурядным явлением, что он, выслушав юношу, обнадёжил его и сказал с самонадеянностью: «Я так сделаю, что сама девица будет искать твоей любви и будет желать тебя более страстно, чем ты её сейчас...» По уходе Аглаида Киприан, «призва единаго от духов нечистых», о котором знал, что тот особенно способен на такое дело, рассказал ему о последнем и, получив от него некий сосуд с какой-то жидкостью и приказанием отдать это Аглаиду для окропления дома Иустины, успокоился. А Аглаид, исполнив, что было повелено, вот что навлёк на Иустину. По своему обычаю, в третьем часу ночи встала она на молитву и вдруг — пламень прожёг всё её тело, на память пришёл ей юноша Аглаид, и она сама себя застыдилась, почувствовав, что кровь у неё закипела, как в котле, а на сердце стало приходить то, чего она всегда «яко некия скверны гнушашеся». Но, будучи благоразумной, поняла, что от дьявола восстала на неё эта брань, и «возопиша от всего сердца к своему Небесному Жениху, осенила себя крестным знамением, и враг убежал со стыдом. А в сердце Иустины возвратились мир и радость, пламень вожделения и брань престала и кипение крови упокоися...»
Аглаид не получил желаемого. Маг, удивлённый и раздражённый своей неудачей, послал иного беса, лютейшего, но и тот ничего не смог сделать. Киприан позвал тогда одного из князей бесовских, рассказал ему о бессилии посылаемых демонов, что они «едина девицы одолети не возмогоша» — с какой-то девчонкой сладить не могли. Тот, укорив первых бесов, сам пошёл к Иустине в образе женщины. Он стал убеждать её в невозможности соблюдать девство — «как бы мир возмог стоять, и Бог Сам похваляет супружество, честна женитва, говорит Он чрез апостола, и ложе нескверно» (Евр. 13:4). Но Иустина поняла хитрость бесовскую, опять вздохнула ко Господу и сотворила «на лице своём» и теперь (как в обычае было у первых христиан) крестное знамение, и диавол исчез. Ещё в первый раз заинтересовался Киприан, что это такое за оружие, которое разрушает всю бесовскую силу и коварство. Теперь он вторично спросил демона об этом. Принуждаемый силою Божией, тот сказал: «Не можем на знамение крестное смотреть, как огнь оно опаляет каждого из нас и далеко прогоняет». После всего этого Киприан сам занялся, из чувства попранного своего достоинства и оскорблённого самолюбия, искушением Иустины, истощил над ней все свои чары и, не возмогши победить её души своими волхвованиями и мечтаниями, начал мстить за неё всему городу попущением Божиим: болезнями, падежом скота и наконец саму её приковал к постели. Мать плакала над ней, но она говорила: не умру, но жива буду и повем дела Господня (Пс. 117:17). Граждане её уговаривали и принуждали выйти замуж за Аглаида, в отведение гнева Киприана, но она говорила им о скором прекращении бедствий. Когда же она помолилась прилежно к Богу, то все искушения прошли бесследно. Киприану нельзя было от стыда показаться на улице. Убедившись же в силе крестного знамения и Христа, он проклял диавола и пошёл к христианскому епископу Анфиму с просьбой сподобить его святого крещения. Тот очень испугался, видя у себя такого пришельца и ожидая от него одних искушений и зла. Киприан, для того чтобы уверить его в чистоте своих намерений и желая порвать с прошлым, принёс все свои волшебные книги и отдал их на сожжение. Когда на другой день он пришёл в церковь, то по возгласе диакона «Оглашенные, изыдите» не захотел выйти из храма до тех пор, пока его не крестят и не сделают совершенным христианином. Его крестили и, видя его великую ревность, стойкость, подвижничество и высокую добродетельную жизнь, вскоре поставили епископом, и в этом сане он такое показал житие, «яко многим великим святым сравнися». Иустину же сперва поставил диаконисой, а потом вручил ей девический монастырь и поставил игуменьей. Желая отомстить за своё посрамление, дьявол в недолгом времени возбудил против них гонение, и они приняли мученическую смерть за имя Христово.
Я рассказал всю эту историю борьбы крепко верующей души с диаволом очень кратко. Я хочу обратить ваше внимание на силу крестного знамения. Как хорошо про эту силу знали древние христиане! Они пользовались им во всех затруднительных случаях жизни и потому никогда не терялись: перекрестятся, и Господь им сейчас же поможет, научит, что надо сделать или сказать. Вот вам пример из жизни прп.Макрины, старшей сестры св.Василия Великого. Однажды она заболела — у неё был рак груди, который грозил распространиться по всему телу. Несмотря на убеждения своей матери, лечить его у докторов она не хотела, потому что «тяжко себе вменяше», как говорит житие, «еже мужеским очесам дати зрети на обнажение тела персей своих, или попустити их касатися себе». Тогда женщины были очень целомудренны, носили, как я недавно на одной беседе говорил, покрывала на головах, так что открытым оставалось одно лицо, а шея и плечи всегда были закрыты; это теперь для женщины и даже девушки ничего не стоит идти к врачу, раздеться при нём... «Он доктор». Что же из того, что доктор?.. Тогда, говорю, было не так. И вот Макрина, решившая уже в крайнем случае «и самую смерть подъяти», в один вечер затворилась и пробыла всю ночь на молитве, прося Бога об исцелении. Потом, взяв земли, смочила её слезами, приложила к больному месту. Поутру же, когда мать её опять стала стужать ей, чтобы она показалась врачу, она попросила её саму положить правую руку на язву и перекрестить её. И когда блаженная Эмилия это сделала и захотела ощупать больное место, просунувши руку свою ей за пазуху, то язвы уже не оказалось.
Вот ещё пример из жизни знаменитого св.епископа Епифания Кипрского. По происхождению он был еврей. Однажды мальчиком он упал, будучи сброшен неистовым ослом, на землю и расшиб бедро; случившийся здесь христианин подошёл к нему и, ощупавши разбитую ногу, перекрестил трижды больное место, и Епифаний встал здоровым. По обращении своём в христианство (потому что этот случай, конечно, не мог не поразить его), Епифаний и сам уже совершал подобное. Так, один раз он трижды перекрестил слепого на один глаз сына одного языческого философа, с которым препирался о вере, и отрок прозрел совершенно.
В житии св.апостола и евангелиста Иоанна Богослова рассказывается: один человек из-за неимения, чем заплатить свои долги, задумал отравиться. С этою целью он купил яда, развел его и, боясь и раздумывая, не зная, что делать, наконец перекрестился, выпил и не умер. Пошёл он тогда к торговцу, еврею, у которого покупал яд, и снова попросил яда, уже более сильного. Тот удивился, видя христианина живым, и дал ему сильнейшую отраву. Несчастный, пришедши домой, опять после долгих колебаний сотворил знамение креста на чаше с ядом и выпил. Но... он опять остался жив. Раздосадованный вторичной неудачей, он прибегает к еврею и начинает его бранить за то, что тот не даёт ему умереть спокойно. Еврей, узнав в чём дело и поражённый силой креста, решил испробовать силу яда на собаке. Последняя, приняв яд, тотчас же издохла. Видя это, еврей с этим же христианином поспешил к апостолу Иоанну Богослову, от которого и получил крещение. Христианину же св.Иоанн велел принести охапку сена и, обратив её крестным знамением в золото, избавил несчастного должника от великой нужды и скорби.
Ещё два примера.
Св.мученику Ермию поднесли чашу с ядом, он её перекрестил и остался жив; то же известно о св.мученике Иулиане, ученике ап.Петра (жил в I веке), и о многих других, на которых сбывались слова Спасителя: Аще и что смертно испиют, не вредит их (Мк. 16:18).
Много таких примеров мог бы я привести, но довольно и этих. Цель моей беседы — обратить ваше внимание на непрестающую борьбу против нас невидимых врагов рода человеческого и указать действенные средства против них в этой борьбе.
Но и то надо сказать, что наши страсти, искушения и мысли греховные бывают не только от дьявола, но и свои собственные, «благоприобретенные», когда человек сам не следит за собой и за своей жизнью. Не всё надо сваливать на демонов; иногда мы сами являемся для себя демонами. Демоны воюют только против тех, которые не исполняют их наущений. (Вот кто живет целомудренно, чисто, свято, следит не только за каждым своим шагом, делом, но и за мыслями, то у того вдруг иногда появляются греховные мысли, уныние, тоска, которых он и не ожидал, к которым и не давал повода. Это уже бесовское наваждение. Тогда одна помощь — крестное знамение и слезная молитва к Богу).
Будем же и мы, немощные, посему ещё более помнить о силе крестного знамения. Если нельзя по обстоятельствам внешним, находясь где-либо на людях и обуреваясь искушениями, целиком совершить его, как это бывает теперь, можно указательным пальцем сделать по образу первых христиан, как уже упоминалось в этой беседе, с верой и чувством маленький крестик на лбу, и Господь успокоит сердце, просветит ум и научит вас в эту минуту тому, что надо сделать вам или сказать.
Мне поручено от лица предстоящих святителей поблагодарить всех вас за доставленное высокое духовное наслаждение.
Благодарю вас всех за прекрасное и воодушевлённое пение. Оно по своей силе походило то на бурный прилив грозного моря, то на глухие раскаты грома приближающейся бури, то было тихое, нежное, кроткое, мягкое, как ласка любящей матери, то, наконец, напоминало последнее настойчивое завещание незабвенного умирающего отца...
Благодарю вас за то, что вы в этот день памяти совершенного христианина — философа и великого богослова-таинника доставили всем нам такие светлые, глубокие переживания, ибо ничего нельзя придумать лучше, чем перенести нас в молитвенную обстановку первых христиан, у которых было одно сердце и одна душа (Деян. 4:32) и которые единем сердцем и едиными усты славили и воспевали пречестное и великолепное имя Отца, и Сына, и Святого Духа».
Благодарю вас за то, что в нынешнее такое скорбное, тяжёлое время вы дали многим забыться от домашних и семейных забот, дали возможность отдохнуть душой хоть несколько минут за сей божественной службой, на которой приносится в жертву Кровь Непорочного Агнца, Христа Спасителя, за наши грехи и в отъятие наших слёз, мучений и болезней... Я знаю, много надо было положить труда вам и вашему руководителю, чтобы достигнуть таких результатов. Знаю, что нужно было некоторым далеко ходить на спевку и отдавать лишнее из своего и так драгоценного времени. Но эти труды искупаются сим бодрым воодушевлённым пением на утешение многих скорбящих душ. Невольно возникает желание, чтобы как можно скорее появилось всенародное пение вместо театральных, оперных хоров и в других церквах нашего города.
Ещё раз благодарю вас за это прекрасное пение и приглашаю вас всех — певших и непевших, инициаторов и исполнителей этого дела — пропеть «Многая лета».
...Хотел было я (как подумалось перед молебном) сказать сегодня обычную проповедь на какую-либо тему по содержанию нынешнего праздника или продолжить свою беседу о богослужении или о чём другом, что пришло бы на сердце, но, видя дождливую погоду, слыша воющий ветер за окнами, представляя невылазную грязь и дальность сего места от ваших жилищ, хочу поговорить о вас. Я знаю настоящую трудную жизнь, знаю, как мало выпадает утешения для сердца на вашу долю, и хочу похвалить вас, пришедших сюда, похвалить, конечно, не от себя, а от Бога. Вот это я сейчас и поясню, а начну с одного замечания.
Я услышал сегодня, да и как-то раньше <слышал>, что здесь, в храме, когда мне приходится служить на стороне, бывает народу очень мало — почти «пустая церковь», как мне сказали домашние. Два раза я об этом поскорбел, думая, что богомольцы привлекаются мною лично, а не любовью к самой святыне и сему месту, но потом пораздумал и решил, что дело не так уже плохо и слава, всё равно, принадлежит вся целиком Богу. Ведь что касается первого, то для меня яснее солнечного дня, что на мои службы ходит больше народу не из-за каких-либо моих личных качеств. Мне нечем привлекать народ. Особым даром красноречия я не обладаю; другие, например, так «сладко» говорят, так красиво и плавно у них льётся речь, что совершенно гипнотизируют слушателей и завораживают на время проповеди их слух без остатка (ещё учась в академии, я видел довольно таких и доморощенных проповедников, и приезжавших из-за границы ораторов, таланту которых нельзя было не отдать известной доли удивления). Я же говорю просто, часто ошибаюсь, поправляюсь, иногда довольно нескладно, иногда совсем прошу не принимать к делу сказанной фразы, как ошибочной. Самое построение моей проповеди часто не отличается художественностью и стройностью плана. Да и говорю я не как все и не о том, о чем принято обыкновенно говорить. Не поискать ли мне в себе ещё каких-либо выдающихся личных качеств?.. Но нет их. Дара прозорливости и чудотворения тоже не имею, подобных тем, какие были у о.Иоанна Кронштадтского, старца Амвросия Оптинского, схиархимандрита Гавриила Спасо-Елеазаровского, о.Варнавы Гефсиманского и других. Так в чём же дело? Почему народ привлекается на мои службы? А в том дело, что через епископа даётся больше благодати, чем через простого иерея. Да и как ей не быть больше, когда — примите во внимание — ни одного телодвижения, ни одного священнодействия, ни одного возгласа, ни одной молитвы, ни одного обращения, ни одного деяния — ничего не делается без поклона мира и любви, и испрошения прощения и не совершается без благословения архиерейского!.. Крестное знамение, полагаемое благословляющей именословно десницей или обеими руками, епископ запечатлевает на всём и на каждом, постоянно с начала службы до её конца!.. Как не быть хотя бы поэтому сугубой благодати за архиерейской службой?.. Если бы люди постоянно благословлялись и ограждали себя крестом так же часто дома, то как тиха, благополучна была бы их жизнь... Но епископ и сам по себе является носителем преимущественной благодати, независимо от того, учёный он или простец, знатного происхождения или низкого, старый или молодой. Важна здесь самая благодать, которую он обязан раздавать всем даром, как и получает её от Бога даром. Я и сам испытывал, будучи иеромонахом и мирянином, и испытываю до сих пор, будучи уже епископом, какой-то особый духовный подъём, присутствуя при архиерейском служении, особую реальную силу, как бы некий ток, исходящий от архиерея и от всех складок его священных одежд и мантии. Вот эта-то сила и благодать и заставляют, думается мне, людей идти сюда из-под Крестовоздвиженского монастыря и дальше, с Благовещенской площади и Нижнего базара и даже Канавина. А некоторым приходится, по наущению врага, перед этим выдержать дома, от своих близких, целую бурю недовольства, если не полный скандал. Это я ставлю вам в подвиг.
В этом и заключается ваша похвала от Бога — в ваших скорбях, томлениях, страданиях, немощах. Сладце убо похвалюся паче в немощех моих, да вселится в мя сила Христова, — говорит апостол Павел. Посему я благодушествую, — продолжает он, — в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа (2 Кор. 12:9-10). Похвала ваша от Бога в том, что вы стараетесь в свою меру Ему работать и содеевать спасение. На злое прилежит помышление человеку прилежно от юности его, как сказал Бог (Быт. 8:21), а из доброго, по Его же слову, вы не можете без Него творити ничесоже (Ин. 15:5). По своим страстям и похотям вы можете поступать самолично и самохотно (и на демона сваливать не приходится, потому что он вашими руками греха не творит, а разве только подсказывает). Но Бог уже действует в вас, как только дело касается еже хотети и еже деяти о благоволении (Фил. 2:13). Это же должно нас сильно смирять, потому что всё доброе, благое и славное в нас — от Бога, Который даёт силы для его исполнения и Сам же награждает за это. (От себя человек может дать только ревность и желание спасаться).
Ангел записывает каждый шаг на далёком вашем пути в Печерский монастырь. Вспоминается из Патерика один случай. Однажды некто из преподобных отцов, наскучив и пришедши в уныние из-за дальнего пути к источнику, из которого ему приходилось брать воду, решил поискать другого кладезя. Вышедши из кельи и прошедши некоторое расстояние, он почувствовал, что за ним кто-то идёт. Он оглянулся и видит какого-то незнакомого человека. На его вопрос, кто он, тот ответил: «Я твой Ангел, и меня Господь приставил, чтобы считать твои шаги, которые ты делаешь, ходя за водой к дальнему источнику». Из этого старец получил пользу и дальностью расстояния уже после никогда не тяготился... Итак, не унывайте. Каждая попытка воздержания от пищи или питья, хотя бы она была так мала, что заключалась бы в удержании себя от одного глотка воды или кусочка хлеба, у Бога не пропадает даром. И не известно ещё, какую пользу вам окажет, когда пойдёте по мытарствам, ваша настоящая, почти монашеская в известном смысле жизнь.
Но я не обольщаюсь и знаю, что многих привела сюда только нынешняя тяжёлая жизнь и многие уйдут отсюда при изменении жизни к лучшему, хотя ещё больше будет таких, которые займут их место и будут бросать ради благоугождения Богу весь мир с его прелестями.
Но это дело будущего, а то, что совершается с вами в настоящем, не пройдёт для вас даром, и каждый, отступающий с этого пути, непременно почувствует пустоту, потерю чего-то такого, что невознаградимо, что не видно для постороннего, но что ощущается вами самими. Уйдёт эта благодать, и не останется у человека ничего.
Труд нужен. Не должно остывать, но наоборот, постоянно поддерживать в себе горячность веры и подвига. Пусть люди смеются и издеваются над вами — им простительно, они ведь не видят благодати и от молитвы; кроме нудности, скуки, ничего не чувствуют, но вы-то, зная, чем обладаете, бойтесь, чтобы не лишиться всего. Повторяю — труд нужен. Ведь недаром же в пустынях отцы выбирали колодцы подальше и поклонов клали побольше, молились подольше, всё делали так, чтобы причинить некоторое, хотя бы и маловажное, насилие своей грехолюбивой плоти, и делали так в целях подавления разленения. Они прекрасно знали, какую пользу им это окажет в будущей жизни, и все тяготы настоящей временной жизни несли посему с радостью ради будущей вечной.
Не думаю, чтобы их уроки не годились нам, хотя и живущим в миру, но в свою меру и по свей силе могущим это делать, обязанным делать...
Каждый лик святых имеет свои отличительные черты.
Возьмём, например, мучеников. Я говорю о мучениках, переносивших страдания физические, подражая крестным страданиям Христа Спасителя, отдавших за Него свою кровь, а не о мучениках духа, которые с терпением переносят такие скорби, страдания, искушения и не побеждаются ими, что перед их твёрдостью, чисто мученической, можно преклониться в величайшем благоговении. Разве нельзя назвать мучениками в известном смысле этих людей, которые мучительно и победоносно борются с какой-нибудь страстью, например гнева, раз навсегда сказав себе: «Не буду сердиться ни на кого, ни из-за чего», и с утра до вечера следящих за собой, как бы не согрешить и не поклониться идолу раздражительности? Но не об этих мучениках говорю я, а о целом лике первохристианских мучеников. Каких мук всякого рода не принимали первые христиане за Христа — их сжигали на кострах или сжигали вместо факелов, как во время пиров в садах Нерона, их бросали в кипящее масло, строгали, как дерево, четвертовали, сдирали с живых кожу, волосы и ногти и прочее и прочее! Как же относились ко всему этому их близкие? Как они вели себя в отношении своих страдающих собратий? Что было для них драгоценно?.. Нет сомнения — если вы почитаете мученические акты — что в мучениках ценили, прежде всего, самые эти страдания их, кровь, которую они приносили в жертву Богу из любви к Нему.
Прежде всего Церковь ценит в святых мучениках самые страдания их, презрение к смерти и совершенную любовь к Христу. Всякому человеку свойственно малодушествовать и страшиться смерти. Лучше влачить жизнь, полную скорби, только бы пожить подольше, когда грозит смерть. Каждый это испытал в смертельной болезни. «Как умирать не хочется» — это понятно в устах всякого «нормального», как говорится, человека. И отказаться добровольно от своей жизни в самую цветущую пору и окончить её при страшных мучениях добровольных, физических, а иногда и нравственных (когда подвергали поруганию естественное чувство стыда и тому подобное), конечно, дело великое и возможное только при помощи Божией. Не дорожить ради Христа телом, за что обычно цепляется человек в самые тяжёлые минуты своего бытия, когда даже малейшее стремление к посту у нас кругом, да и в самом себе, встречает боязнь, как бы не «повредить здоровью», не нажить «малокровия» и прочее и прочее, — дело вышеестественное. И за него Церковь мучеников высоко ставит и славно ублажает. И не только их самих, красоту их подвига и великого духа, не только их души, достигшие бесстрастия раньше времени и каким-то другим необычным путём, но и всё то, что после них оставалось. Хотя реликвии и от других святых, например преподобных, в Церкви всегда почитались и почитаются (например, вспомните, с какой тщательностью и благоговением хранят вещи преподобных Серафима Саровского, Сергия Радонежского). Но нельзя не отметить в отношении мучеников особенного почитания их крови. (Повторяю, в пролитии крови они более, чем всякий другой лик святых, подражали Христу Спасителю, пролившему Свою бесценную Кровь за грехи всего мира...)
Посмотрите, с каким благоговением и усердием древние христиане собирали кровь и останки замученных братий: ни одной капле, ни одной частичке не давали пропасть. Так, Наталья ходила в тюрьму к своему супругу Адриану с чистыми полотнами и там собирала кровь мучеников, снимала с них окровавленные одежды и всё это приносила домой как драгоценность. То же делали вместе с нею и другие жены. Даже больше: они помазывались этой мученической кровью. То же происходило в других местах. Вот образцовый пример в этом отношении из жития св.мученика Ипполита. Передаю несколько фактов по гимну, написанному в честь сего святого знаменитым первохристианским поэтом Аврелием Пруденцием. Св.Ипполит замучен был так: когда спросили его имя, чтобы записать в протокол, и он назвал себя, то судья не стал придумывать ему долго казни: его имя Ипполит, что значит с греческого «растерзанный конями», определило род его мучения. Привели двух необъезженных, диких и полуукрощенных коней и привязали его к ним. Кони носили его по полям и лесам, по горам и ущельям, так что от него не осталось ничего... Только страдальческий путь его был залит кровью, и по нему были рассеяны и разбросаны различные члены тела мученика: там виднелась голова, здесь рука, на многих кустах остались куски его окровавленных останков. И вот христиане всё это с величайшей тщательностью собрали, а кровь с камней, как сказано в мученических актах, (deosculatur — выцеловывали, осушали своими поцелуями. Так древние христиане почитали всех мучеников и каждую частичку их мощей!.. И эту, собранную полотенцами, кровь они хранили как реликвии в своих домах!..
Если мы обратимся к лику преподобных, то и в нём подметим особенные характерные черты, преимущественно подвижнического, монашеского, уединённого («монос» по-гречески «один»), иноческого, то есть иного, чем у других людей, делания. Здесь вы, главным образом, заметите отшельничество, постничество, молчальничество, столпничество...
Я хочу теперь выяснить, чем знаменит лик святителей, к которому принадлежат ныне чтимые святые Пётр, Алексий, Иона и Филипп.
Итак, каково делание сего лика святых? Что от них требуется? Что ищется? Из только сейчас прочитанного Евангелия ясно, каков должен быть пастырь: Аз есмь Пастырь добрый..., Пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Ин. 10:11). Вот, по словам Самого Христа, прямая обязанность епископа — пасти своя овцы так, чтобы душу свою полагать за них. Выше же этого подвига ничего не может быть, как Господь сказал в прощальной беседе с учениками, в саду Гефсиманском: Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15:13). Таким образом строится дивная цепь умозаключений. И понятно, почему выше этого подвига ничего нет для пастыря доброго: потому что святители являются подражателями Самого Иисуса Христа, пришедшего на землю, чтобы через Свою смерть избавить нас от первородного греха и вечной смерти и даровать нам жизнь вечную. И смерть Господа нашего была необходима для сего. Аз душу Мою полагаю за овцы, — говорит Христос, — сию заповедь приях от Отца Моего (Ин. 10:18-19). Посмотрите, как архиерей за богослужением представляет опять-таки Самого Христа, будучи облачён в омофор — символ заблудшей овцы, которую Пастырь добрый обрел в горах и пустынях неверия, заблуждения и развращённости сего мира и на раменах Своих несёт к Богу Отцу, а сослужащие ему священники изображают апостолов Христовых!..
Если мы продолжим раскрытие внутреннего содержания лика святительского, то увидим черты уподобления их Самому Богу, как внешнего, так и со стороны нравственной, духовного. Заповедь Христова будите убо милосерди якоже и Отец ваш милосерд есть (Лк. 6:36) преимущественно приличествует святителям, как живущим в мире среди пасомых. И все святители, подражая Христу, преуспевали в милосердии и всепрощении. Некоторые настолько прославились этой добродетелью, что получили наименование от Церкви милостивых: св.Иоанн Милостивый, св.Никола Милостивый, но и все другие были подобны им. Приведу пример из жизни воспоминаемых ныне святых.
Так, св.Алексий исцелил даже в татарской орде слепую жену хана Тайдулу. Вот несколько чудесных случаев из жизни митрополита Ионы, показывающих его великое милосердие к людям. Однажды он молитвою своею исцелил бывшую при смерти дочь великого князя Анну. Когда же некто от зависти и по неверию стал говорить, что она выздоровела не по молитве владыки, а сама собой, естественным путём, и когда, несмотря на убеждения митрополита Ионы, он продолжал говорить хульное и развращённое, святитель Божий сказал: «Да свяжется лукавый твой язык и вместо той девицы ты пусть умрёшь». И тотчас хульник тот упал на землю безгласным и в таком состоянии умер. В другой раз ключник митрополита Ионы отказал бедной вдове дать немного мёду, которого она просила немощи своей ради. Узнав об этом, святитель призвал этого монаха и сказал: «Не знаешь, брат, какую оскорбил вдовицу, Божию угодницу, и за это послал на тебя Бог смертное отсеченье... Итак, иди, раскайся скоро в грехах твоих, потому что пришло время отшествия твоего». Потом повелел духовнику своему постричь его в схиму, и по слову святого инок тот в тот же день умер. Ещё третий случай. Однажды митрополит Иона одному из слуг своих дал довольно серебра для раздачи милостыни. Тот же часть из него утаил. И вот пришла некая вдовица нищая к святому и стала жаловаться на слугу, что он ничего ей не дал. Тот начал оправдываться и в свою очередь обвинять её в излишнем попрошайничестве и в заключение в запальчивости сказал: «Ступай, умри, потому что ты врёшь...» Тогда св.Иона сказал: «Да не будет так, потому что вдовица эта говорит правду, а ты, действительно, крадёшь и лжёшь. Посему вдовица сия пусть жива будет, а ты пусть умрёшь». И в тот же час горячка схватила слугу того, и он умер. Но довольно уже примеров. В Писании сказано: Мед обрет яждь умеренно, да не како пресыщен, изблюеши (Притч. 25:16). Образ милосердия к сирым и вдовицам митрополита Ионы и защита им их прав от притеснений запечатлевается в душе со всею силою.
Что же касается наказания даже смертью, то наказывается здесь непослушание, самочиние, противоречие, смешанное с самооправданием, ложью и гневом. Послушания духоносному человеку нельзя не исполнять, иначе постигнет ослушника гнев Божий. Иное дело спросить совета у какого-нибудь рядового священника или иеромонаха и иное — у Амвросия Оптинского или о.Иоанна Кронштадтского. Лучше, кажется, не спрашивать, чем не исполнять в точности всё, что он ни повелит, здесь играть и любопытствовать нельзя, потому что в этих людях действует Дух Божий. Равным образом льстить им или, тем более, противоречить — страшное и небезопасное дело, потому что здесь отмстителем за себя является Сам Св.Дух, живущий в этих людях. Я уже обратил как-то ваше внимание и теперь прошу: Смотрите, поступайте осторожно (Еф. 5:15) в отношении всякого человека, как бы бедно, убого ни был он одет, какое бы положение в обществе ни занимал, какое бы происхождение ни имел, как бы люди его ни презирали и худо ни отзывались. Не старайтесь наблюдать чистоту его веры и совести; насколько это в ваших силах, со смирением проходите мимо, предоставляя всё дело Богу и Его святой воле, ибо как раз в презираемых, гонимых миром простых людях, от которых, по-видимому, нечего ждать и в которых нет ничего особенного, оригинального (а у нас только этого и ищут, да ещё понимая это по своему извращенному мышлению), — как раз в подобных людях и обитает часто благодать Господня. А диавол часто научает людей толкнуть, оскорбить, оклеветать этих смиренных рабов Божиих — сам-то боится к ним приблизиться, трепещет их, вот через послушных ему людей и действует. Праведник, конечно, по смирению своему, простит обидчика, но так как оскорбление нанесено Богу, живущему в нём, не призрачно, а истинно (Ин. 14:23; 2 Кор. 6:16), то и наказание постигает страшное. Припомните историю избиения прп.Серафима Саровского разбойниками. Он простил их, а гнев Божий попалил их дома. Так и в данном случае, не митрополит Иона мстил и наказывал за непослушание и жестокость сердца, а по своей прозорливости предвещал им к их же и других пользе то, что уже было положено им Богом за грехи. Сие всё нужно наблюдать и принимать к сердцу с рассуждением. Этим же и закончу выявление характерных черт святительского лика.
Мысль моя та, что раз каждому лику святых свойственно нечто своё, то и каждому человеку важно заниматься своим делом. Каждый пребывай в том звании, говорит апостол, к которому призван благодатию Божией к служению Христу (1 Кор. 7:20). Если же будешь самочинно на себя брать лишнее или не то, что тебе дано и предлежит, то из этого произойдёт только вред, хотя бы человек совершал и великие подвиги и труды. Так, если монах, пустынный или общежительный, который должен прежде всего быть нестяжательным, начнёт собирать богатство — пусть даже не для себя, а для того, чтобы благотворить, желая исполнить заповедь Христову (Лк. 11:41), то этим самым возьмётся не за своё дело и уготовит себе тысячи искушений, если только не полную погибель. В данном случае нестяжательность выше благотворительности, и монах, не имущий, что подать нищему, выше богатого, расточающего убогим милостыню. Равным образом, когда мы не призваны спасать других, от нас этого и не требуется и не взыщется; нечего поэтому и бояться упрёка в эгоизме со стороны малосмыслящих в духовной жизни людей. Наше дело — свои грехи знать; если уж видишь прямую опасность, грозящую ближнему, ну, тогда помоги, предупреди его... А желать учить всех и каждого всем и каждому нельзя.
Это должны делать люди, которые на то поставлены, — пастыри и учители Церкви. Последним, наоборот, должно неумолчно проповедовать слово Божие. Проповедуй слово, — говорит апостол Павел, — настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2 Тим. 4,1). И про себя самого говорит, что горе будет ему, если он будет молчать и не благовествовать, когда на благовестие он призван (1 Кор. 9:16). Но горе, наоборот, будет нам, если нам надо молчать, а мы будем говорить. «Овцы, — предупреждает св.Григорий Богослов, — не пасите пастырей и не выступайте из своих пределов: для вас довольно, если вы на доброй пажити. Не судите судей, не предписывайте законов законодателям, несть бо нестроения и беспорядка Бог, но мира и порядка (1 Кор. 14:33). Посему да не замышляет стать головою, кто с трудом служит рукою или ногою или другим ещё менее важным членом тела, напротив того, братие, кийждо в звании, в немже призван быстъ, в том да пребывает, хотя бы и достоин был высшего. Довольствоваться настоящим гораздо похвальнее, нежели домогаться звания, какого не получил. Кому можно без опасности следовать за другим, тот не желай начальствовать с опасностью для себя. Да не нарушается закон подчинения, которым держится земное и небесное, чтобы через многоначалия не дойти до безначалия» — анархии и потери того, что имеем... А то у нас так обычно бывает — чуть-чуть собрал у себя в сердце теплоты, немножко просветился или уверил себя, что он в религии и духовной жизни что-то понимает, как уже старается «свет» нести к людям, «спасать» их и прочее. А не видит этот человек, что ему впору самому-то утвердиться и сохранить то малое и молоденькое, что он приобрёл, и то по благодати Божией и за молитвы святых... Ещё отсюда следует и то, что если на нашем пути спасения случаются иногда шероховатости и даже совсем дело не идёт как должно, а несёт нам одни только скорби и противодействия, то следует не унывать, а наоборот, рассмотреть с терпением: не виноваты ли здесь сами? Не ухватились ли мы за то, что нам трогать не следует? Не взялись ли за дело, нашему чину, положению, образу жизни несвойственное? Страшно было бы, если бы человек, служащий по разгрузке барж, стал бы сильно поститься, работающий в конторе бухгалтером налегал бы на «умное делание» и Иисусову молитву, приказчик и продавщица модного магазина взялись бы подражать молчанию святых отцов... И после этого жаловались бы, что не могут вполне усвоить добродетели и что они посему и спасаться вообще не могут!..
Вообще, наблюдая своё дело, своё послушание, своё призвание, мы и должны жительствовать, помня, в частности, что пасомым надо больше молчать, а пастырям говорить, говорить и говорить непрестанно во славу Божию.
Вот ныне празднуемые святители и говорили, и наставляли, и учили в этой жизни и получили даже дерзновение вопиять немолчно в молитве там пред Богом о нас грешных, как вы сами сегодня слышали и пели в славной стихире на Господи, воззвах. «Человецы Божии и вернии раби, служители Господни... не премолчите, еже о нас вопити ко Господу».
Недаром я выбрал сегодня, в день памяти прп.матери нашей Пелагии, в Антиохии бывшей блудницы, это Евангелие (Лк. зачало 33, гл. 7:36-50) о жене-грешнице. Оно как нельзя более подходит к истории обращения ко Христу прп.Пелагии, великой прежде грешницы, но так как возлюбившей много, то соделавшейся после Невестой Христовой. Я очень люблю это поучительное житие, дышащее такой простотой, непосредственностью и такими яркими бытовыми особенностями, что воочию предстает вся картина церковно-общественной жизни конца ІV и начала V века по Рождестве Христовом.
Господь сподобил меня, конечно по молитвам преподобной, побывать даже в пещере, на месте её подвигов. Она, эта пещера, находится на одном из склонов горы Елеонской, близ Иерусалима. Обращение прп.Пелагии произошло через св.Нона, епископа Илиопольского, по некоторым источникам епископа Едесского. Это был тот духоносный, равноангельный муж, о котором слава 100-150 лет спустя проникла даже до Раифской пустыни на Синае. О нём именно отец из отцов св.Иоанн Лествичник сказал, что «он воскрес нетленен прежде общего воскресения» (Лествица. Слово 15:59).
Сама же история обращения бывшей блудницы в равноангельную подвижницу такова. Однажды в Антиохию по приглашению архиепископа съехалось на собор восемь окрестных епископов; прибыл и св.Нонн. Когда они собрались в церкви св.Юлиана, где были назначены заседания собора, тогда захотели услышать от Нонна какое-либо поучение, так как святая жизнь его была известна. Для сего присутствующие сели при дверях церковных. И вот в это время шла мимо некая язычница, «яже во всей Антиохии славная блудница бе», по имени Пелагия, от граждан же антиохийских прозванная Маргаритой (что значит «жемчужная») за то громадное состояние из жемчугов, драгоценных камней и прочей утвари, которое она нажила от подарков и приношений своих многочисленных и богатых поклонников. Эта женщина, одетая в драгоценные одежды, отделанные золотом и камнями, с открытой головой, обнажёнными плечами, по-нашему сказать, сильно декольтированная, была настолько красива, «яко мирстии человецы видением красоты ея насытитися не можаху». Она же с гордым видом и чувством непобедимой своей красоты, окруженная толпой молодёжи, проходила мимо сидящих на паперти церковной епископов, о которых она не думала, которых она не замечала, на которых не обращала внимания, распространяя вокруг себя атмосферу двусмысленных шуток, смеха, гама, веселья и сильных духов, ароматом которых наполнила весь воздух около церкви.
Пелагия заставила епископов своим видом волей-неволей опустить глаза вниз, но блаженный, равноангельный Нонн пристально и долго на неё смотрел, «дондеже от очес зайде» (пока не скрылась она из вида). Тогда он обратился к епископам с такими словами: «Не возлюбилась ли Вам таковая красота женщины этой?» Епископы молчали. Тогда св.Нонн преклонил главу и горько заплакал, отирая платком свои слёзы, которые катились у него по лицу и падали на грудь. Вздохнувши из глубины сердечной и как бы проникая в сердца своих собратий, он снова спросил: «Не усладились ли Вы красотой её?» И они снова промолчали. Тогда блаженный сказал: «Что касается меня, то воистину я много поучился от неё. Ибо женщину эту поставит Господь на Страшном Своем Суде и ею осудит нас. Ибо что думаете? Сколько часов эта женщина проводит в своей комнате пред зеркалом, моясь, одеваясь, подкрашиваясь различными способами и всю свою мысль и попечение имея только о том, как бы лучше и изящнее всех явиться для временных своих обожателей. Мы же, имея на небе бессмертного Жениха, на Которого ангелы зрети желают, не заботимся украсить окаянную нашу душу, которая вся скверна, нага и исполнена стыда; не стараемся омыть её слезами покаяния, одеть красотою добродетелей, чтобы она явилась благоугодной очам Божиим и не была посрамлена и отвержена во время Агнчего брака!..» Св.Нонн проплакал всю ночь, молясь Богу о прощении своих грехов и о спасении души Пелагии к прославлению имени Божия и под утро забылся. И приснился ему чудный сон: видит он, как к нему, когда он стоял в одном из углов алтаря, во время Божественной литургии, подлетела чёрная, скверная и вонючая голубица и стала летать вокруг него, и не мог он терпеть смрад её. Когда же дьякон провозгласил: «Оглашенные, изыдите», она вылетела. После того как литургия окончилась и Нонн со всеми выходил из церкви, голубица та опять прилетела и стала летать вокруг блаженного; он простёр руки и ввергнул её в воду, стоящую при входе в храм, в которой древние христиане омывали руки перед службой (теперь у нас это делают священники в алтаре, а епископ после облачения на кафедре за часами; у католиков до сих пор этот обычай сохранился для всех); и эта голубица вылетела из воды белоснежной и, вспорхнув в высоту, сделалась невидимой. На другой день, после литургии, архиепископ Антиохийский благословил его сказать поучение к народу. И вот в это время, когда он начал проповедь, а говорил он о Страшном Суде Божием и о воздаянии праведным и грешным, и говорил без ухищрения и ораторских приёмов мира сего, а просто, вразумительно, «Дух бо Святый устами его глаголаше», — мимо опять, смотрением Божиим, проходила Маргарита и, никогда дотоле не бывши в христианском храме, из любопытства зашла. Это поучение духоносного мужа так поразило её в самое сердце, что она в отчаянии изливала потоки слёз и не могла успокоиться. По окончании службы она послала одного из сопровождавших её молодых людей узнать, где живёт этот епископ (он жил в келье при этом же храме св.Юлиана), и, узнавши, Пелагия сейчас же написала ему коротенькую записку с таким обращением: «Святому ученику Христову грешница и ученица дьявола», в которой просила не отказать ей в помощи прийти к Спасителю мира «и видеть Пресвятое Лице Его». Прочтя её послание, св.Нонн отписал ей: «Какая бы ты ни была, однако явлены Богу и ты сама, и мысль твоя, и намерение твоё... Если воистину имеешь доброе изволение веровать в моего Бога и меня видеть желаешь, то, так как со мною и другие находятся епископы, приходи, и с ними меня увидишь, наедине же видеться со мною не можешь...» Она пришла и покаялась перед всеми в своих грехах.
Как евангельская грешница, о которой вы только что слышали повествование, Пелагия упала к ногам св.Нонна, орошала их слезами, обтирала их своими волосами и, рыдая, говорила: «Отчёт отдашь Богу за мою душу, если сегодня же не крестишь меня... От рук твоих пусть взыщет Бог душу мою и тебе пусть впишет все лукавые дела мои. И если отринешь некрещеной, повинен будешь в блудной и скверной моей жизни... Если не сделаешь ныне же меня Невестой Христовой и не приведёшь к Богу твоему, да не будешь иметь части с Ним и со святыми Его». Видя такую возгоревшуюся в ней ревность к покаянию и молитве, все прославили Бога, а дело сие было архиепископом поручено св.Нонну, как это и приличествовало.
Позвали тут же диаконису Роману (первую диаконису этой церкви), и Маргариту окрестили, оставив за ней прежнее её имя Пелагии. После св.миропомазания её приобщили св.Таин. И вот, когда святитель с новокрещеной сел за трапезу соутешиться общей верою и любовью, диавол пришёл к дверям и начал бранить св.Нонна, называл его злым стариком, винопийцей и прочими поносными именами, жаловался, что блаженный теперь отнял у него последнюю надежду. Он напомнил о 30 000 сарацин, обращенных к Христу св.Нонном, об обращенном также им Илиополе. Св.Нонн велел Пелагии оградить себя крестным знамением, и диавол исчез. Спустя два дня демон явился к Пелагии, когда та спала с диаконисой, разбудил её и начал искушать, напоминая ей о её прежней жизни, богатстве, славе, обвиняя её в неблагодарности... Блаженная же Пелагия, помня наставления св.Нонна, перекрестилась, и демон исчез. Когда пришло время снимать белые одежды (в то время новообращенные после крещения носили семь дней белые одежды), Пелагия встала очень рано утром, сняла с себя одежды крещения и вместо них надела власяницу, потом взяла ветхое одеяние св.Нонна и скрылась. Никто не знал, куда она исчезла. Но св.Нонну Бог открыл, что она ушла и поселилась в горе Елеонской близ Иерусалима. Велико было её там покаяние в своих прежних грехах. От её былой красоты ничего не осталось, «очи бо ея западоша глубоко, и кости в составе лица ея видимы бяху от многаго и безмернаго воздержания». И через три года она уже совершенно очистилась от грехов перед Богом и получила прощение. Незадолго до её смерти св.Нонн прислал к ней своего диакона Иакова, который псом и описал жизнь преподобной. Диакон, побеседовавши с Пелагией немного, ушёл в окрестные святые места около Иерусалима. Но в его отсутствие святая подвижница скончалась. Сам Святейший Патриарх отпевал её, и стечение народа со всех окрестных монастырей и селений было великое, ибо все почитали за великую духовную силу монаха Пелагия, за которого выдала себя святая подвижница, и только по смерти её была раскрыта её тайна.
Такова эта поучительная история жизни и спасения преподобной Пелагии. За то, что она возлюбила много, и прощены грехи многи. Никто не должен отчаиваться, но непрестанно благодарить Бога за Его милосердие, за любовь к грешникам, за то, что Он ими не гнушается, но прощает, очищает их и делает дивными во святых Своих.
Сегодня св.Церковь празднует память святых отцов, осудивших ересь иконоборцев на Седьмом Вселенском Соборе. За тему для поучения я возьму не утверждение и разъяснение этой истины и опровержение нападок на неё, что подсказывается обычно для проповедников в этот день и что уже достаточно утрудило слух всех на противосектантских собраниях, а возьму этот предмет глубже, как бы с философской стороны, и шире, исходя из предпосылок и следствий, которые ему предшествуют и сопутствуют. Вдумываясь в историю христианства и, шире, вообще богопочитания, видишь, что за цена человеческому мнению, как оно изменяется, отклоняется то в одну сторону, то в другую и как пользуется этой немощью природы человеческой враг нашего спасения, диавол, для нашей погибели, наклоняя по своему желанию человечество то сюда, то туда...
Посмотрите, как в первые века христианства горсточка последователей Христа боролась за свою духовную, богооткровенную религию с целым языческим миром, грубо материальным, поклонявшимся бездушным идолам и не могшим так или иначе отказаться от них, даже в лице философов и учёных людей... Последние ведь, в сущности, не уважали в душе этих идолов, презирали и издевались над ними, но, когда дело касалось опровержения христианства, с пеной у рта старались доказать христианам всю нелепость веры их в Кого-то невидимого и Небесного... Язычники чурались и боялись христианской веры, потому что не видели Предмета её главного поклонения; идол, сделанный ими самими, был не страшен, и боги, которых он изображал, были милы и близки их сердцу по своим страстям и преступлениям, которые за ними значились, но Страшное, Неприступное, Невидимое, Всесовершенное Существо, Которого чтили христиане, их ужасало. Это было непонятно, и странна была вера в воскресение тел, в существование особой души и личного Бога, в бессмертие по смерти и прочее. Это было бы, наконец, смешно (Деян. 17:32), если бы не грозило победой христианства над язычеством, свержением его и полным уничтожением языческой культуры. Посему, из-за духоносности христианства, пронёсся дикий, кровожадный, ненавистный, жестокий призыв к язычникам со стороны их руководителей: «Христиан — ко львам».
Но шли века... Христиане потоками мученической крови затушили пламя демонской ненависти к себе язычников. Религия христианская стала господствующей религией, и вот — через 700 лет после начала христианства — снова обвинили христиан, и в чём же? В идолопоклонстве!.. Обвинили в отсутствии «духоносности», за неслужение Богу в духе и истине, за что они и проливали когда-то свою кровь, в поклонении иконам как идолам, указывая на заповедь Божию: «Не сотвори себе кумира». Кого же это они, иконоборцы, бывшие христиане и православные, вздумали учить? Нас, церковников. И как учить? Нашими же заповедями, догматами, взятыми из наших же символических книг, из нашего же Священного Писания, канонизированного в Церкви, которая, собственно, изволением Св.Духа и решила, что оно «Священное». (...) Учат нас и наши нынешние сектанты, точно мы без них не знаем своих заповедей...
В опровержение их умствований и лжеучений много приводится текстов — голова уже у стоящих близко к этому делу болит от всего этого, но я лучше приведу практические доказательства, подсказываемые самой жизнью и показывающие, как их мнение отклонилось в сторону от истины. Они сами не могут уйти от того в обычной жизни, на что нападают в религиозной и церковной. Например: умирает у вас кто-нибудь из близких, разве вы не стараетесь сохранить на память о нём какую-нибудь вещь или предмет? Поглядите на памятники и кресты хотя бы нашего кладбища — на скольких могилах вы найдёте фотографические карточки умерших, которые нам говорят о любви то жены к мужу, то матери к детям, то детей к родителям и т.д. А женщины разве не носят брошки и медальоны с карточками близких их сердцу людей? Вспоминаю, как не очень давно за границей была мода у женщин носить открыто сперва изображения популярных государственных деятелей, артистов и прочих, а потом — своих поклонников (правда, немного оскорбительно для чести тех, а может быть, наоборот, почётно и естественно, не знаю, так носить их изображения) вместо бантиков на туфлях и даже на подвязках!.. Итак, разве самим этим портретам они кланяются, а не простирают своих чувств на тех, кто на них изображён? Итак, если стараются приобрести изображения простых людей и их как бы то ни было, но «чествовать», как же нам не иметь изображения Того, Кто дал нам жизнь, Свет, воскресение и Сам есть Жизнь, Свет и Воскресение, или Той, Кто дала нам эту Жизнь, Свет и Воскресение, или изображения тех, кто получил уже вечную жизнь и спасение и дерзновение молиться за нас?! Как нам не иметь и не чтить после всего этого иконы? Но молясь на них, мы, повторяю, кланяемся не дереву или краскам, из которых они сделаны, но мыслью простираемся к Первообразу, к Тому, Кто изображён на них, Кто сообщает данной иконе благодать. А какой иконе сообщаться должна благодать чудотворения, не наше дело рассуждать. Бог может и древнего, не «фряжского» письма иконе сообщить её и может сотворить чудо чрез образок. Нечего поэтому и с этой стороны удивляться и сомневаться относительно так называемых «чудотворных» икон. Неужели мы ещё смеем предписывать законы Богу и неужели Бог не может распорядиться Своею благодатию, но спрашивать ещё должен нашего милостивого снисхождения и разрешения, давать или не давать благодать той или иной иконе? И почему Он не может сообщить благодать тому или другому изображению?
Но теперь, когда мы, православные, начинаем оправдываться, говорить, что мы, подобно первым христианам, кланяемся Богу в духе и истине и нам все равно, какого письма будет икона, будет ли итальянского стиля живопись или византийского, наша мысль не задерживается на самом изображении, но простирается дальше; когда мы начинаем так поступать, являются из среды сильно придерживающихся старины, увлекающихся ею люди и опять начинают нас обвинять. Придут они в церковь и первым делом смотрят: а что, с «кораблём» или с «гробыщей» та или иная икона или нет, две шпонки забиты в ней или одна, Младенец изображён с двоеперстным или троеперстным благословением, «древнее» письмо или «фряжское», а если новое, то и молиться они не будут. Так, пришёл ко мне однажды один из таких людей по делам, вошёл в приёмную, где у меня как будто для разных людей и разного сорта иконы по всем углам и на дверях повешены, осмотрел эти иконы и начал молиться Спасителю. И почему? Потому что Спаситель был с «кораблём», а другие иконы без оного, а прп.Серафим в одном из углов и вовсе на бумажке.
Или видят церковь и прежде всего судят, шатровой ли она постройки или романского стиля с голосниками, или последние отсутствуют, каковы царские врата, иконостас и прочее. И удивительно бы было, если бы люди эти были грубы, невежественны, безграмотны, как староверы. А то ведь как раз наоборот — с образованием, понимающие толк в искусстве, видевшие и западную культуру. Впрочем, потому-то они и ищут внешней красоты в иконе и церковной архитектуре. Но вместе с этим они, а не мы, являются и настоящими идолопоклонниками, которые смотрят на икону с исторической, эстетической или археологической точек зрения, но не с мистической и религиозной, ищут стиля и древности письма, но не Бога чрез неё, восхищаются редкими качествами в иконе с вышеуказанных точек зрения и забывают, не замечают, и в голову им не приходит вспомнить, как пред ней молились, проливая слёзы, тысячи людей, молитва которых, может быть, пронизывала небеса, и чрез неё получались исцеления. Им это не нужно.
Видел я в одном журнале во время Великой Европейской войны карикатуру на Вильгельма, бывшего германского императора, как он во время своих объездов завоеванных городов вошёл однажды в разрушенный исторический костёл и увидел там дивной художественной работы бронзовое Распятие. А ведь Вильгельм, как известно, славился или славил себя сам за благочестивого человека; ещё до войны все журналы обошло, как у него на ночном столике всегда лежит Библия и что он не может спать, не прочтя из неё несколько глав или стихов. Вильгельм, увидя эту статую, быстро подошёл к ней и впился жадным взором в величественный Крест. «Уж не медный ли?» — наконец проговорил он. Кого что, а его тогда трогало не благочестие и не эстетика даже, а просто забота, что материалов на снаряды не достает Германии.
Так и учёные и интеллигентные люди думают благочестием заниматься, а оказывается, от него уходят в противоположную сторону; православных, церковных людей в идолопоклонстве обвиняют, а сами первые фетишисты; думают, что Богу служат, а на самом деле Его противнику. А тому только и надо этого: чем бы люди ни занимались, только бы не спасением. Пусть они около спасения ходят, о нём разговаривают, из-за него спорят и ссорятся, но самим им не занимаются. И в этом своем пагубном деле враг рода человеческого, нельзя не признать, сильно успевает.
Горе нам, куда мы идём?!.