Сегодня празднуется память Григория Нисского, и его творения дали мне тему: что значит для человека его имя? Это ведь не просто кличка ради отличия одного человека от другого. «Ваши имена суть на небесех» — имена имеют и святые, и ангелы. Сам Бог имел имя Иисус, что значит Спаситель мира, данное Ему ещё в Предвечном Совете. Так что же говорить про нас? Тоже и каждый человек не просто получает своё имя, но ему оно уже дано до его рождения Промыслом Божиим. И имя каждого человека, если вдуматься в него, определяет ему ясно его жизнь, путь спасения; одним словом, имя — это указка; не забывай этого, и никогда не уклонишься от твоего истинного пути, предназначенного тебе. Теперь посмотрите, насколько жалко и неразумно менять имена. Вас Сам Господь нарекает определённым именем, указывает вам путь спасения, а вы по своей человеческой воле хотите всё переделать по-своему.
Сейчас всё поясню на примерах. Имя Григорий значит «бодрствующий». И действительно, сколько славных святых имели это имя: Григорий Богослов, Григорий Нисский, Григорий Двоеслов, Григорий Неокесарийский чудотворец. И так далее.
Имя Иоанн — «благодатный». Иоанн Предтеча, Креститель Господень, первый благодатный человек в Новом Завете, ему имя дано было с неба. Серафим — «горящий». Недаром наш прп.Серафим мог быть назван только Серафимом, другого имени ему и придумать нельзя было бы. Был Прохор, а стал именно Серафим, потому что он весь горел пламенной любовью к Богу и к людям. Не назвали его Петром, что значит камень, твёрдость; вот ревностного апостола Господь назвал Петром, а прп.Серафиму дано было настолько крепости, сколько ему надо было для борьбы с искушениями. Какую огромную может иметь поддержку каждый человек от своего святого, подражая его жизни и его поступкам, потому что каждый святой в своём пути воплощал заповеди Христа, а мы из своих имён делаем невесть что: из Людмил — Люсек, из Евдокий — Динок, из Алексеев — Лёшек и т.д. Если подумать, какое непонимание вещей, сами от себя гоним благодать. С именем надо осторожно обращаться, потому что оно от Бога, оно священно, и полуименем называть грех; ещё грешнее человеческими именами (именами святых) называть котов, коров: Васька, Машка; это такое кощунство, за которое придётся отвечать на Страшном Суде Божием. Или меняют имя из-за человеческого тщеславия, потому что некоторые имена считают смешными; например, какая-нибудь Матрона вдруг делается Матильдой, потому что ей своё имя не нравится: некрасивое оно очень; а если бы она раскрыла житие этой святой и почитала, так она, пожалуй, другого-то имени и не захотела бы иметь. А то выдумывают себе какое-то итальянское имя Матильда, или Пелагия обращается в Полину (житие прп.Пелагии я вам рассказывал).
Вот и нам надо знать житие своего святого, вдуматься нам надо в своё имя, в нём почерпать силу, и будешь знать, что тебе надо делать и как дальше жить, прося силы и помощи на этот путь у своего заступника и покровителя, у своего святого.
Никто не знает, где найдёт он своё спасение и где его потеряет. Иногда на человека уже все пальцами указывают: живёт, исполняя все свои греховные наклонности и желания. Он и не живёт, а просто болтается на перепутье житейском, спешит окончить всякое дело, общественное или товарищеское, чтобы скорее удовлетворить своим личным желаниям, бежит в театр или в какое другое увеселительное место. И вот такая жизнь продолжается до известного предела, пока, по воле Божией, не коснётся благодать Божия сердца этого человека. Но вот толчок, какое-нибудь явление или происшествие в жизни, которое называется у нас «случайным», — и жизнь перевернулась совершенно. Человек оставляет свои прежние привычки и привязанности, отрекается от своего прошлого и начинает новую жизнь во Христе, в союзе с Богом.
Так и в ныне читаемом Евангелии (Лк. 19:1-10), в котором говорится о спасении Господом некоего Закхея-мытаря. сборщика податей. В то время Иудея была покорена римлянами, и иудеи обязаны были платить им подати; вот для сбора этих податей римляне ставили не своих сограждан, а иудеев же, которые отступили от Бога и не очень были разборчивы в нравственном отношении. Так вот, Закхей был не простой мытарь, а бе старей — старший, самый первый; и бе богат. Безусловно, от своего дела он имел большие барыши и таким неправильным путём нажил большое богатство, на котором сидел, удовлетворяя только свои прихоти. Но всё-таки его совесть не была совсем покойна и временами обличала его. В это время по всей Палестине уже было известно об Иисусе Христе и Его учении. Слышал об этом учении и Закхей и ещё больше тревожился духом, и наконец решился посмотреть на этого Великого и Необыкновенного Человека. Узнав, что Иисус идёт в Иерихон, он вышел на дорогу и стал ждать приближения Его, но так как Спаситель был окружён народом, а Закхей был маленького роста, то он, боясь пропустить удобный момент увидеть Христа, залез на смоковницу, чтобы с дерева взглянуть на Него. Христос приблизился к этому месту, взглянул на Закхея и тут же увидел, что из этого человека, грубо говоря, выйдет толк, а Закхея огненный взгляд Божественного Учителя прожёг, как огнём, пронизал душу и всё там перевернул, как будто взбудоражил грязную мутную воду. Я слышал от своих старцев, что, например, Амвросий Оптинский имел такой взгляд, который жёг и обличал грехи начисто, и редкие люди в состоянии были выносить такой взгляд. Вот Господь подошёл к дереву и велел Закхею слезть с него, идти скорее домой и встречать Его у себя дома. Этого Закхей, конечно, никак не ожидал. Он, презираемый всеми, не был обличён этим Великим Человеком, Который повелевает небом и землёй (чудо о прекращении бури на море было всем известно), а наоборот, услышал от Него ласковое обращение, получил доброту и любовь и, радостный, побежал домой, чтобы принять Учителя! Окружающие были поражены поступком Христа и начали даже роптать, что Христос идёт в дом грешника — мытаря, презираемого всеми, забывая Его слова, что Он пришёл не здоровых лечить, а грешников призвать на покаяние. Завидно всем было, особенно книжникам и фарисеям, считавшим себя за первых людей и за праведников, которые слышали от Христа только поносные слова («лицемеры»), а грешный мытарь удостоился даже посещения Христом его жилища. Легче ведь посочувствовать горю; вот у кого-то что-нибудь украли, пришёл этот человек, жалуется, плачет. Вместе с ним что стоит поплакать, когда сам начинаешь бояться, как бы завтра не обокрали и тебя? А вот порадоваться чужому счастью, радости — это куда труднее. А мытарь уже просветлел и говорит, что он отдаёт нищим половину своего богатства и отдаёт вчетверо тем, кого он обижал. В законе Моисея есть постановление: если кто украл овцу и этого человека поймают, он должен отдать четыре овцы; значит, мытарь в этом случае захотел исполнить закон; но отдать половину имущества его никто не обязывал, этого захотела его душа, его просветленная совесть. Господь сказал: Ныне пришло спасение дому сему, потому что и Закхей — сын Авраама. Он этими словами хотел подчеркнуть книжникам, что не одни они, гордящиеся древним происхождением, сыны Авраама, но и всякий грешник, обратившийся отныне к Богу. Следовательно, нет такого греха, который бы Господь не предал забвению при искреннем покаянии, когда человек, раз обратившись к Богу, принимается сейчас же переделывать свою жизнь и старается больше не согрешать этим грехом. Ведь покаяние не в том только состоит, чтобы прийти к священнику и рассказать ему грехи, при этом половину утая, как я знаю из практики, потом причаститься и снова приниматься за старое. Нет, вот Давид согрешил грехом прелюбодеяния с Вирсавией и убил её мужа, так он потом всю жизнь до смерти оплакивал свой грех, да как оплакивал, целыми ночами плакал и молился («постелю слезами омочу»), постился до такой степени, что плоть прилипла к костям; вот такое покаяние возвратило ему Духа Святого, Которого он имел до падения. Ещё пример: у апостола Петра за отречение от Христа во дворе Понтия Пилата всегда были красные глаза от слёз, и каждую ночь при пении петуха он вставал на молитву и оплакивал своё минутное падение. Вот истинное покаяние, которого от нас требует Господь, и нам не нужно отчаиваться в спасении, а прийти к Господу и вздохнуть от всей души: согрешил, Господи, прости! И услышим в ответ: И Аз отъях беззаконие твое.
Мне хочется сегодня сказать несколько слов о ныне читаемом Евангелии (Ин. 21:15-25). Вы заметили, как в нём повторяется несколько раз одна и та же фраза, которую Господь говорил Симону Петру: Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих?Он спрашивал апостола Петра, любит ли он Его сильнее остальных учеников. И апостол Пётр отвечал: Ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя. И так до трёх раз. Этот вопрос Христа больно кольнул в сердце апостола Петра, потому что напомнил ему Тайную Вечерю, когда Господь и Бог сказал: Се, грядет час, и ныне прииде, да разыдетеся кийждо во своя и Мене единаго оставите (Ин. 16:32). Ведь сказал Сам Господь, чего бы кажется уж возражать, Господь ошибиться не мог, но Пётр всё-таки вскочил и сказал: Господи, с Тобою готов есмь и на темницу, и в смерть ити (Лк. 22:33), и получил печальный ответ Христа: Не возгласит петел днесь, дондеже трикраты отвержешися Мене не ведети (Лк. 22:34). Весь этот разговор теперь опять так ясно и вспомнился апостолу Петру.
Надо сказать, что в славянском переводе все три раза Господь спрашивает одинаково, а в греческом тексте это не так, но эту разницу никак нельзя оттенить по-славянски. Ведь любовь-то в жизни разная: иная мужа к жене, иная родителей к детям и, наоборот, иная к друзьям, к единоверцам и иноверцам и так далее. Так вот, Господь и спросил апостола Петра в третий раз, любит ли он Его хоть такой любовью, какая бывает к иноверцам, язычникам. И когда спросил? После Воскресения, когда уже соблазниться было невозможно...
Так и у нас теперь часто говорят: «Я люблю Христа». Это только на словах, а на деле не видно, потому как на деле любовь к Христу выражается в исполнении Его заветов — заповедей, в жизни по Евангелию; для того оно нам и оставлено, чтобы всегда иметь Руководителя в жизни. И что плохо? Нам кажется, что мы смиряемся, творим Его волю, а живём, оказывается, только по своей воле и желаниям. Истинная любовь молчалива, смиренна, она о себе не говорит, а молчит и делает дело Божие. Вот пример. Святой Иоанн Богослов, его же любляше Господь, был самый любимый ученик Христа. Их связывала теснейшая и нежнейшая любовь, между тем он смиренно промолчал, когда Господь сказал всем ученикам: Разыдетеся во своя и Мене единаго оставите. Он верил, что Господь видит его сердце, видит его любовь и силу её, а если все соблазнятся, так и он человек со всеми страстями и потому не застрахован от греха. О любви Христа к нему несколько раз упоминается в Евангелии: «нарочито» любил, сильно, да и вообще только о любви к нему и упоминается, словно других учеников Господь и не любил.
Закончу словами апостола Иакова, брата Господня: Будьте же исполнители слова, а не слышатели только, обманывающие самих себя (Иак. 1:22).
В сегодняшнем Евангелии (Лк. 18:10-14) передается притча о мытаре и фарисее. Кто такой мытарь, вы уже слышали, когда я вам объяснял обращение Закхея, а фарисей — это начальствующее лицо, вроде теперешних иерархов. Надо сказать, что такой случай мог быть заимствован и из действительной жизни, таких людей часто можно встретить. Рассказывается здесь, как два человека, мытарь и фарисей, пришли в церковь, в церковь ещё ветхозаветную, которая делилась на две половины: в одну из них могли входить только обрезанные, а в другую — все, даже иноверцы и язычники. Так вот, фарисей, войдя в храм, «став» на место — в этом «став» нельзя уловить чего-нибудь особенного в русском и славянском переводах, а в греческом подлиннике это сказано так, что он стал не просто, а импозантно, осанисто, приняв особо величавую позу, — и начал, сице в себе моляшеся, в себе, не вслух, — стыдно всё-таки было вслух так молиться: Боже, хвалу Тебе воздаю. В этих первых словах нет ещё ничего предосудительного, даже наоборот, хвалить Бога, славить Его и благодарить за всё могут очень немногие избранные люди высокой духовной жизни, но вот дальше: Пощуся двакраты в субботу, десятину даю всего елико притяжу. И это хорошо. Нельзя отнять от него эту добродетель, потому что закон Моисея не требовал поста два раза в неделю, у них был установлен однодневный пост один раз в году в день очищения; следовательно, фарисей уделял это от себя — уже подвиг; дальше: отдавал десятую долю всего, что приобретал, до последней мелочи. Правда, у иудеев полагалось отдавать десятую долю снятых плодов, а он отдавал елико притяжу, то есть всего имущества, чего от него не требовалось, что тоже хорошо. Так в чём же дело? А вот в чём. Дальше он в молитве начинает сравнивать себя с другими людьми: Яко несмь, якоже прочии человецы — и перечисляет: прелюбодее, хищницы, неправедницы и т.д. Судить ни свои добродетели, ни тем более других людей мы не имеем права, это право только Господа Бога, Он один будет судить живых и мертвых. Как мы можем оценить свои добродетели, когда наши добрые, как нам кажется, дела, яко еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк. 16:15)? Кроме того, если мы сами оценим сейчас свои добродетели, что же Богу ещё воздавать на Его Суде? Он нам тогда скажет: вы на земле получили, что вам причиталось. Тем более нельзя судить поступки ближнего. Мы видим только одну сторону — внешнюю, а внутреннее настроение нам не известно. Не известно, следовательно, его покаяние пред Богом, и можно осудить человека, а он через некоторое время, по благодати Божией, так всю свою жизнь изменит, что станет «иже во святых», как, например, Закхей. Его ведь тоже все осуждали... Тогда какой ответ нам придётся дать на Страшном Суде Божием? Как нам предстать пред Его Лицом и видеть около Него во всей славе Небесной тех, которых мы презирали и гнали, а себя изгоняемым от Лица Божия? Какой несмываемый, мучительный стыд охватит нашу душу...
А мытарь, войдя в храм, издалеча стоя, — далеко встал, считая себя недостойным стоять близко к «Святая Святых» (нынешнему алтарю), — и не хотяше ни очию возвести на небо, стоял с опущенными глазами, не смея смотреть на небо, чтобы своим грешным взором не омрачить небесной чистоты, где обитают чистейшие Херувимы и Серафимы. Он ударял себя в грудь, говоря: Боже, милостив буди мне грешнику. Смирялся перед Богом, приносил полное покаяние в грехах и просил себе помилования, надеясь на неизреченное человеколюбие Божие. Теперь посмотрите: с одной стороны, человек добродетельный (фарисей), но гордый, с молитвой без сокрушения сердечного и плача, а с другой — грешник (мытарь), но смиренно припадающий к стопам Христа, и оказывается, сокрушенная и смиренная молитва, хотя и грешника, нужнее Богу и скорее доходит к Нему, потому что Он говорит о мытаре, яко сниде сей оправдан в дом свой паче онаго. Вот и нам, следовательно, надо больше смирять себя, приводить на память свои грехи и падения и оплакивать их, моля о милости Божией, потому что без неё мы ничтожны и бессильны стяжать спасение, а в уме кровью начертать: Яко всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется.
Эта неделя — Неделя мытаря и фарисея, следующая — «Блудного сына», а 3-я неделя — «Страшного Суда Божия», о которой речь впереди. В эти три недели Церковь нас приготовляет к Великому посту. Великий пост не шутка. Вы скажете (да и говорите сейчас): «Нам и так есть нечего». Вот именно в Великий пост и не надо есть. В строгих пустынях (Оптиной, Зосимовой, Валаамовой) два дня, понедельник и вторник первой недели, монахи ничего совершенно не вкушают, кухни и печи запираются, и братия пребывает в молитве. Я буду говорить о духовном посте. Мы должны положить пост на все наши чувства: зрение, слух, вкус, обоняние и так далее. Постараться хоть эти 40 дней прожить в воздержании. Постараться хоть в эти недели остановить своё внимание на страданиях Христа, которые Он терпел только ради нашего спасения, Сам будучи кристально чист. В Неделю мытаря и фарисея первый раз после Рождества и святок (святых вечеров, а у нас из них делают невесть что) и мясоядия в богослужении слышатся грустные мотивы: поют «Покаяния отверзи ми двери...» Церковь напоминает нам о покаянии. Пора осознать всю свою греховность и плакать о своей падшей душе, каяться и молить Господа о милости. Молиться можно, конечно, и словами: «Хвалю Господа», как молился фарисей, но дальше так же, как он, начинать вспоминать свои добродетели и сравнивать себя с другими — никак не возможно. Нужно каяться, как мытарь, со смирением, с сокрушением сердечным. Хвалу воздавать Богу и благодарить Его даже за скорби и искушения могут очень редкие люди, стоящие в духовном отношении на высоте, когда на всё и всегда они могут сказать: Господь даде — Господь отъят. А в нашей молитве больше просьб о чём-то определённом; это погрубее, чем просьба о милости и отпущении грехов.
Вторая неделя — «О блудном сыне» — напоминает нам, что отчаиваться в своём спасении нельзя, каким бы грешным ты себя сам ни чувствовал и каким бы ни считали тебя окружающие люди. Ведь милости мы получаем от Бога, а не за свои какие-нибудь заслуги. Что мы делаем для Бога? Ровно ничего. Дай, Господи, силы выполнить только наши обещания, данные при крещении, сделать то, что мы должны Богу; следовательно, милости Свои Он даёт нам даром.
Во вторую неделю песнопений с грустными мотивами ещё больше, а в 3-ю неделю, «Страшного Суда», читается самое страшное место в Евангелии, глава 25 от Матфея, где говорится о Суде Божием во Второе Его славное пришествие. Когда восплачутся вся колена земная, не просто заплачут, а восплачутся раскаянием, но уже поздним; покаяния за гробом быть не может, плакать о своих грехах нужно здесь, на земле, а тогда, во время Суда Божия, все грехи пред всеми станут обнажёнными, и некуда будет уйти от них, скрыться, откроются все помыслы и желания, и все увидят всё, но это не так страшно, а страшно, когда увидишь Пресветлое Лице Божие и будешь прочь прогнан от Него. Тогда будет поздно стучаться в двери Божия милосердия, когда уподобишься пяти юродивым девам, не сумевшим запасти масла до пришествия Жениха; нет ничего ужаснее этой отверженности, этого позднего раскаяния; предстанут тогда перед глазами прожитые двадцать, тридцать, шестьдесят лет бесплодно, без сокрушения сердечного и покаяния, в скитаниях по перепутьям житейским, куда манят страсти и греховные влечения. И начнётся там безмерная, непостижимая нашим слабым умом, вечность. Не будет времени. В земной жизни есть прошлое, настоящее и будущее; мы живём воспоминаниями о прошлом, наслаждаемся в настоящем близостью любимых друзей и людей и, наконец, мечтаем о будущем: кто о женитьбе, кто ещё о чём, каждый по своему влечению и направлению, а в загробной жизни нет ни прошлого, ни будущего, а всё настоящее: пройдёт 1000 лет, 10 000, 1 000 000 лет, а мука ещё не начиналась и нет ей конца... Она будет вечно.
Вдумайтесь каждый в это и принесите Богу раскаяние. Отец Иоанн Кронштадтский говорит о покаянии так: все люди грешные, и даже святые, но разница вся в том, что святые умели каяться. У них не просыхали глаза от слёз покаяния в своих грехах; вопли старцев в пустыне, как, например, Иоанна Лествичника, разносились на далёкое расстояние вокруг. Взять в пример св.Евфросинию, жену Димитрия Донского: княгиня, красавица, носила по своему званию парчовые одежды, а под ними колючую власяницу для умерщвления плоти и постилась до такой степени, что вся высохла, и когда её обвинили, в чём обыкновенно обвиняют вдов, а в данном случае соблазнились о ней даже её родные дети, она привела их к себе в спальню и обнажила пред ними свою грудь; тогда только узнали, до чего довел её пост. Великомученица Кикилия, о которой я уже вам говорил, тоже под царскими, золотом ткаными покровами носила власяницу и до крови раздирала ею своё тело, за то через 150 лет были открыты её мощи.
Воспользуемся же и мы этими неделями, чтобы и нам принести посильное покаяние, а для этого надо каждому из нас подумать серьёзно, что мы делали, что делаем и что нам нужно делать...
Вы слышали сегодня за литургией притчу о блудном сыне (Лк. 15:11). Рече же: человек некий име два сына. Здесь под человеком разумеется Сам Бог и Господь, воплотившийся ради нашего спасения в человеческий образ, а два сына — это два рода людей: праведники, живущие свято и потом возгордившиеся своими добродетелями, и грешники, не безнадежные, осудившие сами себя на вечную смерть, а покаявшиеся сокрушенно и смиренно от всего сердца в содеянных прегрешениях. И рече юнейший: отче, даждь ми достойную часть имения. То есть попросил выделить ему те благодатные дары, которые имеет право наследовать каждый христианин по крещении. И раздели има имение. И меньший сын отиде на страну далече, и ту расточи имение свое, живый блудно, то есть ушёл туда, где живётся весело, беспечно, не стесняясь законами нравственными, и тут же потерял все благодатные дары, полученные от Бога, служа не Ему, а диаволу, потакая по очереди всем своим страстям. И изжившу же ему все, бысть глад крепок на стране той, то есть начался голод духовный, благодать ушла, а взамен душа не получила ничего; ведь душу не обманешь театрами да зрелищами и гонкой за призрачным счастьем. Она всё равно требует себе своего естественного состояния, для которого сотворена, и тоскует по утерянному, а человек мечется в это время по гуляньям, ища избавления от тоски. В театре или в концерте как будто бы немного забудется, а придёт домой — душа опять застонет, затоскует, опять неудовлетворенность, неясное желание. Тогда этот юноша шед прилепися единому от житель тоя страны. Иначе говоря, отдал себя в полную власть сатане, и тот послал его на села своя пасти свиния. То есть послал его в самые грязные, развращенные места, чтобы он пал совершенно. И здесь, в самом низком пороке и опьянении до потери сознания, не мог он найти себе покоя, не мог забыться от грызущей тоски и, не выдержав наконец этой муки, вспомнил об Отце, у Которого даже наёмники не испытывают такого голода. О каких наёмниках он вспомнил? Есть три ступени совершенства: первая — нижайшая из них — наёмники, работающие Богу из-за страха наказания; вторая — те, кто работает ради получения Царства Небесного, и третья — самая совершенная, когда трудятся на пути спасения ради Самого Бога, из любви к Нему, боясь за каждый помысл или побуждение греховное, могущие отдалить их от Бога. Когда-то и он был сыном, но теперь он думал только о наёмниках, и за мыслью следует решение: Востав, иду ко Отцу моему и реку Ему: Отче, согреших на небо и пред Тобою. Вот это-то от нас и требуется. Все мы грешны, и Господь это знает лучше нашего, знает наши немощи, но от нас требуется покаяние, сознание своей вины перед Богом за невыполненные обеты, данные Ему при крещении. Нужно искреннее, сокрушенное раскаяние в своих согрешениях. Вот для того в эти две недели Церковь и приготовляет христиан к Великому посту, чтобы за это время все успели обдумать свои поступки и желания, припомнить свои грехи заранее, а не за 15-20 минут до исповеди вспоминать грехи или дожидаться вопросов священника; надо самому всё говорить подробно, рассказывать факты, а не отделываться общей фразой: «Всем, батюшка, грешна». Лишних грехов брать на себя тоже не следует: как же говорить «во всем грешна», когда, например, никого не убила и так далее? Это небрежное отношение к исповеди, то есть к Богу. А Кто Он? Забыл ты? Нужно сказать определённо, что тяготит твоё сердце и душу, и потом покаяние состоит не только в том, чтобы сходить к священнику и «сдать» ему грехи, ещё наполовину их утаив и при этом думая: хотя и каюсь в том-то и том-то, но делать этого не перестану. Нужно раз и навсегда себе сказать: «Я каюсь и постараюсь больше никогда в жизни этого не делать» — и просить помощи в этом у Бога и твёрдо верить, что Господь за доброе соизволение не оставит тебя Своей благодатью. И если мы будем искренне плакать о своих грехах, Господь возвратит нам Свои благодатные дары, как блудному сыну его отец.
