Часть III

Чары — электроды и гипноз

Глава 8

«Промывание мозгов»

6 сентября 1950 г. в газете «Майами ньюс» была опубликована статья Эдварда Хантера под заголовком «Тактика “промывания мозгов” заставляет китайцев вступать в ряды коммунистической партии». Это был первый случай использования в печати термина «промывание мозгов», который получил широкое распространение в газетных заголовках эпохи холодной войны. Хантер, оперативник ЦРУ в области пропаганды, прикрытием которого служила журналистская деятельность, опубликовал целую серию книг и статей на эту тему. Он образовал свой термин из китайского выражения «си-нао» («чистить разум»), не имевшего в Китае никакого политического оттенка.

Американское общественное мнение бурно прореагировало на идеи Хантера, что было обусловлено господствовавшей в нем враждебностью к коммунистическому противнику, деятельность которого воспринималась как таинственная и чуждая. Большинство американцев что-то слышали об известном процессе над венгерским кардиналом Миндсенти, на котором кардинал казался зомбированным, находящимся под воздействием наркотиков или гипноза. Другие обвиняемые на известных советских «показательных процессах» проявляли сходные симптомы, где признавались в невероятных преступлениях, произнося признания одинаково монотонными голосами. Американцам была знакома идея о том, что коммунисты обладали возможностями управлять несчастными людьми, и высказывания Хантера способствовали тому, что беспокоящие представления перешли в сильный страх. Опасения, связанные с «промыванием мозгов», усилились в процессе тяжелых боевых действий во время корейской войны в 1952 г., когда китайское правительство развернуло пропагандистскую кампанию, в которой приводились задокументированные «признания» американских летчиков в различных военных преступлениях, включая применение бактериологического оружия.

Официальная американская позиция в отношении признаний военнопленных заключалась в том, что они были вынужденными и ложными. Как говорится в одном из документов штаба американских ВВС, «в признаниях могут содержаться правдивые детали... Но для целей нашего рода войск признания рассматриваются в качестве вынужденного сообщения ложных сведений». Хотя у военных были понятные причины считать сделанные признания лживыми или правдивыми, это не опровергает того факта, что признания были сделаны. Это также не снимало страхи таких людей, как Эдвард Хантер, который считал признания доказательством наличия у коммунистов средств, «позволяющих так затуманить рассудок человека, что он перепутает правду с ложью и поверит в реальность событий, которых на самом деле не было, и в конечном счете, станет марионеткой в руках коммунистического кукловода».

К концу корейской войны 70 % американских военнопленных, число которых в Китае достигало 7190 человек, либо признались в совершении преступлений, либо поставили свои подписи под призывами прекратить войну в Азии. 15 % полностью сотрудничали с китайцами, и только 5 % стойко сопротивлялись нажиму. Поведение американцев контрастировало не в их пользу по сравнению с поведением англичан, австралийцев, турок и других военнопленных ООН, среди которых коллаборационизм встречался редко, хотя, как показали исследования, с ними обращались примерно так же плохо, как с американцами. Что еще хуже, большое число военнопленных не отказались от своих признаний и после возвращения в Соединенные Штаты. Вопреки ожиданиям, они этого не сделали после возвращения на родину. Удивленные и разочарованные таким упадком морали среди военнопленных, законодатели американского общественного мнения согласились с объяснением Эдварда Хантера: «Каким-то образом китайцы “промыли мозги” нашим парням».

Но как это им удалось? В разгаре ужаса перед «промыванием мозгов» консервативные ораторы привносили религиозный оттенок в политические дебаты. По определению, всех коммунистов обработали с помощью сатанинских сил, утверждали они, что позволяло представлять врагов в виде роботов, полностью лишенных человеческих чувств и мотиваций. Либералы придерживались более научных взглядов на проблему. Перед лицом неопровержимых свидетельств того, что как русские, так и китайцы могли за очень короткий период, часто в крайне тяжелых условиях, изменить основные убеждения и схемы поведения военнопленных, либералы посчитали, что должен существовать особый метод, тайну которого позволят обнаружить объективные исследования.

Директор ЦРУ был сторонником научного подхода, хотя, естественно, поощрял своих экспертов в области пропаганды к эксплуатации более эмоционально выигрышной гипотезы о «промывании мозгов». Даллес и руководители других разведывательных служб направили лихорадочные усилия на то, чтобы как можно больше узнать об успехах советских и китайских ученых в области контроля над разумом. Стремясь получить ответ, Даллес обратился к содействию со стороны д-ра Гарольда Вольфа, невролога с мировым именем, с которым он наладил тесные личные связи. В то время Вольф лечил сына Даллеса, который был ранен в голову во время корейской войны. Вместе они переживали приступы и рецидивы у младшего Даллеса, вызванные его ранением. Худощавый, небольшого роста, но обладавший сильным характером, д-р Вольф быстро подружился с высоким, представительным директором ЦРУ. Возможно, Даллес рассматривал «промывание мозгов» как некое повреждение мозга или привнесение душевного заболевания. Во всяком случае, в конце 1953 г. он попросил Вольфа провести для ЦРУ официальное расследование методов, применяемых коммунистами при «промывании мозгов». Вольф, увлеченный рассказами директора о мире секретных операций, охотно принял сделанное ему предложение.

Гарольд Вольф был в основном известен как специалист по лечению мигрени и головной боли иного рода, однако он многократно консультировал разведчиков и военных, поэтому он знал, как следует приняться за выполнение порученного ему дела. Он договорился о сотрудничестве с Лоуренсом Хинклем, своим коллегой по медицинскому колледжу Корнельского университета в Нью-Йорке. Хинкль участвовал в исследовании и выполнял административные функции. Прежде чем приступить к работе, оба доктора удостоверились в том, что администрация университета и его президент Дин У. Мэлот одобряют эту работу, что они связались со службами в Вашингтоне, которые подтвердили, что разрабатываемый проект имеет то большое значение, которое ему придает Аллен Даллес. Хинкль вспоминает, как советник из Белого дома побуждал к совместной работе сотрудников Корнельского университета. Администрация университета дала свое согласие, и вскоре Вольф и Хинкль приступили к работе над секретными файлами, посвященными «промыванию мозгов». Сотрудники ЦРУ помогли также организовать интервью с бывшими коммунистами — следователями и заключенными. Как вспоминает Хинкль, «все осуществлялось с соблюдением правил секретности. Нам пришлось много поработать и подписать соглашения о соблюдении секретности, к которым все относились очень серьезно».

Команда Вольфа и Хинкля стала основной группой исследователей, занимавшейся изучением проблемы «промывания мозгов» по поручению правительства США, хотя ВВС и армия параллельно осуществляли и собственные программы[1]. Их секретные доклады Аллену Даллесу, опубликованные позднее в рассекреченном варианте, рассматривались как изложение позиции американского правительства по этому вопросу. Если сделать определенные скидки на риторику эпохи холодной войны 50-х гг., то доклад Хинкля-Вольфа остается одним из лучших отчетов о массированных программах политического переобучения в Советском Союзе и Китае. В нем прямо заявлялось, что ни в Советском Союзе, ни в Китае не было магического оружия — ни наркотиков, ни экзотических лучевых пушек или иных фантастических механизмов. Вместо этого в докладе описывались методы допросов, которые практиковались коммунистами: они базировались на умелом, хотя и жестоком применении полицейских методов. Описание советской системы предвосхищает в схематическом виде роман писателя Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Хинкль и Вольф показали, что советские методы основаны на кумулятивном эффекте интенсивного психологического давления и человеческой слабости; один лишь этот тезис принес обоим ученым вражду более правых сотрудников ЦРУ, типичным представителем которых был Эдвард Хантер. Некоторые из знавших его вспоминают, как Хантер любил повторять, что советские идеологи «промывали мозги» людям точно так же, как Павлов делал это с собаками.

Вопреки некоторым несогласным, таким как Хантер, модель Вольфа-Хинкля (с последующими усовершенствованиями) наилучшим образом описывает крайние формы политического переобучения. Согласно общепринятому мнению, в Советском Союзе была предпринята попытка влиять на поведение пленного, помещая его в одиночное заключение. Меняющиеся охранники постоянно держали его под наблюдением, унижая и оскорбляя, давая понять, что он полностью лишен поддержки извне. Охранники заставляли заключенного долгое время стоять, сидеть можно было, только получив разрешение, лежать он мог исключительно в определенной позе, а при малейшем движении во сне его тотчас же будили. Он полностью изолирован от внешних впечатлений, от всех новостей извне, запреты распространялись на разговоры и чтение.

Через четыре-шесть недель такой убийственной рутины заключенный обычно «ломался» под воздействием стресса. «Он плачет, бормочет, громко молится в своей камере», — пишут Хинкль и Вольф. Допрос начинался, когда заключенный доходил до этой стадии. Ночь за ночью охранники приводили его в специальное помещение, где проходил допрос. Не обвиняя заключенного в совершении каких-либо конкретных преступлений, следователь внушал ему, что тот прекрасно знает сам обо всем, что он совершил. Самым мучительным для себя образом, в духе Кафки, заключенный пытался отрицать неизвестно какую вину. Совместно с заключенным следователь детально прослеживал его жизнь. Он улавливал любую непоследовательность, какой бы малой она ни была, считая ее дальнейшим доказательством вины; он высмеивал попытки оправдаться, которые предпринимал заключенный. Правда, последний получал какой-то отклик. Долгие недели изоляции и неопределенности приводили к тому, что пленник был благодарен за любой человеческий контакт — даже за то, что его дело двигалось к своему завершению. Правда, двигалось только до тех пор, пока он соглашался признавать свою вину, но... Постепенно заключенный приходил к выводу, что он и его следователь вместе движутся к единой цели — к завершению его дела. Вместе они «обыскивали» его душу. Периодически следователь ослаблял натиск. Он предлагал сигарету, непринужденно беседовал, объяснял, что это его работа... Тем сильнее в следующий раз на заключенного действовали слова о том, что его признания недостаточны.

По мере того как обвинения против заключенного начинали приобретать форму, он осознавал, что его бедствия завершатся только полным признанием. В противном случае мучительные допросы будут продолжаться вечно. Как писал Хинкль Вольфу, «режим давления создал почти невыносимые переживания. Заключенный чувствует: что-то необходимо предпринять, чтобы закончить это. Он должен найти выход». Бывший сотрудник КГБ, один из многих следователей и заключенных, опрошенный в ЦРУ в процессе проведения специального исследования, рассказал, что более 99 % всех заключенных подписывали на этом этапе признание.

В Советском Союзе при Сталине эти признания являлись конечным этапом допросов. После этого заключенных обычно расстреливали или ссылали в трудовые лагеря по приговору суда. В настоящее время российские руководители с меньшей настойчивостью добиваются признаний перед заключением своих противников в тюрьмы. Однако для их изолирования по-прежнему используется система тюрем и система здравоохранения.

В Китае была принята более обширная система переобучения заключенных. У них признание было только началом. Далее заключенного помещали в общую камеру, где начиналось переобучение. С утра до позднего вечера совместно с другими заключенными он изучал труды Маркса и Мао, слушал лекции, занимался самокритикой. Поскольку прогресс каждого заключенного зависел от успехов его сокамерников, вся группа осуждала любое отклонение в поведении как отступление. Заключенные демонстрировали свое рвение, яростно нападали на «уклонистов». Тесное общение с людьми, бранящими и оскорбляющими его, приводило заключенного на грань эмоционального срыва. Хинкль и Вольф считали, что «рано или поздно заключенному придется согласиться с требованиями группы». При изменении позиции заключенного оказываемое на него давление ослабевало. Сокамерники начинали относиться к нему с возрастающим миролюбием и уважением. Это, в свою очередь, усиливало его преданность партии, ибо он начинал понимать, что только такая преданность позволит ему успешно существовать в камере. Во многих случаях этот процесс приводил к возникновению у заключенного восторженного ощущения миссии — появлялось чувство, что он вышел, наконец, на прямой путь и увидел правду. Хотя, конечно, такое ощущение, сходное с религиозным обращением, наступало не всегда и не во всех случаях сохранялось, когда он возвращался в другую социальную группу.

Начиная с предварительных исследований Вольфа-Хинкля, секретные службы неизменно приходили к заключению, что ни китайцы, ни русские не использовали в сколько-нибудь значительной мере наркотики или гипноз, а также не обладают (вопреки существовавшим опасениям) средствами для «промывания мозгов», сопоставимыми с атомной бомбой. В большинстве случаев применялись методы многовековой давности. Такие исследователи ЦРУ, как психолог Гиттингер, обратились к изучению документов испанской инквизиции. В то же время коммунисты при разработке системы проведения допросов не пользовались услугами психиатров или иных специалистов, изучающих поведение человека. Различия между советской и китайской системами были, по-видимому, обусловлены различиями их национальных культур. Советская система «промывания мозгов» напоминала могучего полицейского, в обязанности которого входило изолировать, а затем и усмирить всех недовольных. Китайская система больше походила на работу тысяч искусных акупунктуристов, воздействующих друг на друга и полагающихся на групповое давление, идеологию и повторение. Чтобы основательнее постичь советскую или китайскую систему управления, следовало глубоко изучить тайны национального и индивидуального характера.

В то время как исследователи ЦРУ рассматривали такие вопросы, Разведывательное управление направило основное внимание в другую сторону. Логика переключения интереса понятна разведчикам. Ход их рассуждений был таков: несмотря на отсутствие у Советского Союза и Китая механизма «промывания мозгов», нет никаких оснований считать такую задачу невыполнимой. А если существует даже отдаленная вероятность ее решения, то и коммунисты смогут это сделать. В таком случае интересы национальной безопасности требовали, чтобы США изобрели механизм первыми. Поэтому ЦРУ разработало свою собственную программу «промывания мозгов», которая, подобно советской и китайской версиям, основывалась на особенностях американского национального характера. Это была уменьшенная копия проекта «Манхэттен», основанная на убеждении, что «промывание мозгов» возможно с опорой на психологию. Администрация ЦРУ возлагала надежды на то, что ранее сделанные в Америке открытия будут способствовать научным прорывам. Вместо обращения за помощью к могучим полицейским, методы которых не вызывали у американцев сочувствия, или к гуру для создания массовой мотивации, что также не было свойственно американской идеологии, специалисты ЦРУ, работавшие в области «промывания мозгов», обратились к людям типа блестящего — и иногда безумного — ученого, увлеченного разгадыванием чудес мозговой деятельности.

В 1953 г. директор ЦРУ Аллен Даллес сделал редкое заявление по поводу коммунистического «промывания мозгов»: «Нам, людям Запада, трудно понять все детали. Немногие выжили, и в нашем распоряжении нет людей, которых можно было бы использовать в качестве “подопытных кроликов”, проверяя на них необычные методы». Но в то самое время, как Даллес произносил эти слова, в ЦРУ по его распоряжению приступили к поиску и ученых и «кроликов». Некоторые эксперименты так далеко зашли за черту этических норм экспериментальной психиатрии (которые и без того крайне зыбки), что руководители ЦРУ посчитали благоразумным проводить большую часть работы за пределами Соединенных Штатов.

Назовем ее Лорен Г. В течение долгого времени она ничего не помнила о происшедшем с ней. Она помнила только, как муж подвез ее к старому серому каменному зданию госпиталя, Алланскому мемориальному институту, и сдал ее под опеку директора института доктора Юена Камерона. Следующее воспоминание относится к тому, что произошло через три недели:

Они дали мне халат, который для меня был слишком велик, и я спотыкалась в нем. Я была безумна, спрашивала, почему я должна ходить в такой неуклюжей одежде. Я едва двигалась, так как была очень слаба. Помню, как пыталась идти по коридору со скошенными стенами. Именно тогда я сказала: «Святые угодники, как отвратительно». Помню, как выбежала из здания и стала подниматься в гору в моем длиннополом халате.

Гора, носившая имя Мон Рояль, возвышалась над Монреалем. Лорен шаталась и спотыкалась, поднимаясь все выше и выше. Персоналу госпиталя без особого труда удалось настигнуть ее и привести обратно в институт. Ей ввели успокоительное средство, прикрепили к вискам электроды и подвергли электрошоку. Вскоре она спала как младенец.

Постепенно самочувствие Лорен Г. стало нормализоваться. Она занялась плетением корзин, стала играть с другими пациентами в бридж. Ее выписали из госпиталя, и она вернулась к мужу, который жил в Канаде в другом городе.

Казалось, что до психического срыва, происшедшего в 1959 г., жизнь улыбалась Лорен Г. Ухоженная, благополучная 30-летняя женщина, она много занималась конным спортом. Многие находили в ней сходство с Элизабет Тейлор. В 20 лет вышла замуж за богатого юношу, жившего по соседству. Правда, мужа она не любила, просто позволила своей властной матери бросить себя в его объятия. Муж много пил. Вспоминая, она отмечает: «Я была очень несчастна. У меня был ужасный брак, и в конце концов у меня произошел нервный срыв. Я пыталась сбросить вес, страдала бессонницей, нервничала».

Семейный врач порекомендовал мужу послать ее к доктору Камерону, что представлялось вполне логичным, учитывая его широкую известность как врача-психиатра. Он возглавлял Алланский мемориальный институт с 1943 г., когда Рокфеллеровский фонд выделил средства на открытие психиатрического отделения при Макджилловском университете (McGill University). Получая помощь от Рокфеллеров, Макджилл построил госпиталь, получивший широкую известность далеко за пределами Канады в качестве новаторского лечебного учреждения. В 1953 г. Камерон был избран президентом Американской психиатрической ассоциации. Его друзья шутя говорили, что они отказались от всех причитающихся им почестей в его пользу.

Камерон был приверженцем более «объективных» форм терапии, которые позволяли достигать улучшения легче и быстрее, чем при применении медленно действующих методов Фрейда. Будучи нетерпеливым человеком, он мечтал о способах излечения шизофрении. Никто не мог сказать ему, что он идет по неверному пути. Роберт Моррисон, единомышленник Камерона в Рокфеллеровском фонде, отмечал в своих дневниковых записях, что Камерон был человеком неуступчивым и неспокойным. Моррисон объяснял этим «отсутствие у него интереса к психотерапии и ее недостаточную эффективность, а также неспособность устанавливать теплые личные отношения с сотрудниками, о чем мне неоднократно сообщали во время моих посещений Монреаля». Другой наблюдатель из Рокфеллеровсого фонда отмечал, что Камерон «страдает, по-видимому, от глубокой неуверенности и ему свойственна тяга к власти, что подчеркивается его крайней отчужденностью от сотрудников».

Когда муж Лорен Г. доставил ее к Камерону, тот сказал ему, что подвергнет ее воздействию электрошока, что было в то время стандартным методом. Муж замечает: «Камерон не отличался многословием, но я не думал, что он предпримет что-то необычное». Муж не мог знать, что Камерон испытает на его жене новую экспериментальную методику, еще менее он мог подозревать, что тот намеревался «изменить ее паттерн». Не знал он и о том, что эта деятельность финансировалась из секретных фондов ЦРУ в размере 19 тыс. долл. в год[2].

Камерон определял «изменение паттерна» как изменение схемы поведения личности (паттерна) нормальных людей и шизофреников с помощью интенсивного электрошокового воздействия, которое обычно сочеталось с длительным сном под воздействием снотворных препаратов. Таким образом, это был психиатр, согласный (причем крайне охотно) полностью стереть человеческий разум. Ранее, в 1951 г., Морзе Аллен в рамках программы ARTICHOKE назвал это процессом «создания растения». Камерон оправдывал этот метод создания «чистой доски» (tabula rasa) своей теорией «дифференцированной амнезии», хотя он и не подтвердил ее какими-либо статистическими данными. Он просто утверждал, что после «полной амнезии» к человеку постепенно вернется память о нормальном поведении без его шизофренической составляющей. Камерон бездоказательно постулировал возможность «дифференцированной амнезии». Такая возможность применительно к человеку, который знает слишком много и которого можно заставить забыть то, что он знает, издавна была мечтой и целью программ ARTICHOKE и MKULTRA.

Разумеется, у Лорен Г. ничего не сохранилось в памяти о тех неделях, в течение которых Камерон менял ее паттерн. В дальнейшем, в отличие от большинства пациентов этого психиатра, паттерн которых был изменен, к Лорен Г. полностью вернулась память о жизни, предшествовавшей лечению, но вернулась и память о психических проблемах[3]. Ее муж говорит, что она вышла из больницы со значительным улучшением. Она же утверждала, что лечение не повлияло на ее душевное состояние, что, по ее мнению, было прямо обусловлено неудачным замужеством. Она прекратила посещать Камерона через месяц после завершения амбулаторного лечения с применением электрошока, к которому она относилась крайне отрицательно. Ее отношения с мужем ухудшились, а еще через два года она с ним рассталась. По ее словам, она «просто поднялась на ноги. Я послала все к черту и решила, что следует самой отвечать за свою жизнь. Я начала жить заново». Разведясь и вступив в новый брак, она чувствовала себя с тех пор вполне счастливой.

Изменение паттерна, которому Камерон подверг Лорен Г. в сравнительно мягкой форме, началось с 15-30 дней «сонной терапии». Как явствует из названия лечебного курса, пациентка спала почти сутками. По рассказам одного из больничных докторов, который давал пациентам то, что он называл «сонным коктейлем», один из врачей будил пациента трижды в день, чтобы вновь дать ему лекарство, состоявшее из 100 мг торазина, 100 мг нембутала, 100 мг секонала, 150 мг веронала и 10 мг фенергана. Другой врач будил того же пациента два или три раза в день для лечения электрошоком[4]. Этот доктор со своим помощником вкатывал в палату портативную машину, с помощью которой они производили местную анестезию и вводили мышечный релаксант, что позволяло предотвратить возникновение травм во время предстоящих судорог. Приложив электроды, погруженные в солевой раствор, помощник удерживал пациента, а врач включал электрический ток. При стандартной электрошоковой терапии пациент получал электрическую дозу напряжением 110 В на протяжении доли секунды один раз в день или через день. В отличие от этого, Камерон подвергал пациента воздействию током в течение периода в 20-40 раз большей длительности 2 и 3 раза в день под напряжением до 150 В. Метод, названный по имени своих английских изобретателей методом Пейджа-Рассела, состоял из начального шока, продолжительностью в 1 секунду, который вызывал основную судорогу, и 5-9 дополнительных шоков в середине первой и последующих судорог. Даже изобретатели метода, врачи Пейдж и Рассел, ограничивались одним ежедневным сеансом, причем они всегда прекращали его, как только пациент начинал проявлять «явное неприятие» или после того, как наступало «изменение поведения». Но Камерон приветствовал такие симптомы в качестве признака успешного лечения и полностью проводил всю программу.

Частые вопли пациентов, раздававшиеся в госпитале, не удерживали Камерона и большинство его единомышленников от полного «изменения паттерна» пациентов. Другие пациенты сообщают, как они застывали перед «спальными палатами», где проходило лечение; обычно они перемещались вдоль противоположной стороны коридора.

По словам Камерона, это была комбинированная терапия, при которой электрошок и сон применялись от 15 до 30 дней, а у некоторых пациентов — до 65 дней (причем в последнем случае их будили в течение трех дней в середине процесса лечения). Иногда, как в случае с Лорен Г., пациенты пытались бежать, как только прекращали действовать применявшиеся препараты; в этом случае персоналу приходилось их ловить. Как вспоминает один из врачей, хорошо знакомый с методами Камерона, «особенно сложно было добиться того, чтобы во время лечения люди ходили». Этот врач рисует картину, когда оглушенные пациенты, неспособные заботиться о себе, бродили по госпиталю, мочась прямо на пол.

Камерон писал, что подвергающийся изменению паттерна типичный пациент — обычно женщина — проходил три этапа. На первом этапе пациентка утрачивала значительную часть памяти. Однако она все еще понимала, где она находится, почему и за что люди мучили ее. На втором этапе она утрачивала «временное и пространственное представление», но все еще хотела возвратить себе память. Неспособность ответить на такие вопросы, как «Где я?» и «Как я сюда попала?», вызывала у нее сильное беспокойство. На третьем этапе все беспокойство пропадало. Камерон описывал это состояние как крайне интересное сужение диапазона воспоминаний, к которым человек обращается для обоснования своих заявлений. То, о чем говорит пациент, это только его сиюмоментные ощущения, он говорит о них почти исключительно в совершенно конкретных терминах. На его замечания не влияют предшествующие воспоминания, ни в коей мере не воздействуют на них и ожидания, относящиеся к будущему. Он живет в настоящем. Исчезли все шизофренические симптомы. Амнезия распространяется на все события его жизни. Лорен Г. и еще 52 пациента в Алланском мемориале достигли этого уровня изменения в 1958-1959 гг. Камерон разработал весь метод, когда началось финансирование со стороны ЦРУ. Разведывательное управление отправило ему деньги на проведение исследований, чтобы продолжить лечение далее. Представители ЦРУ хотели узнать, сможет ли Камерон, создав лишенный памяти разум, программировать новую схему поведения, как он заявлял ранее. Уже в 1953 г., когда он стоял во главе Американской психиатрической ассоциации, Камерон разработал методику, названную им «психическим стимулированием», по которой он предполагал бомбардировать пациента словесными посылами. Из магнитофонных записей бесед с пациентом он выбирал эмоционально заряженные «ключевые заявления»; вначале отрицательные, чтобы избавиться от нежелательного поведения, затем позитивные, чтобы отрегулировать личностные черты. Лежа в ступоре, пациент слышал, например, такие отрицательные посылы:

Мадлен, ты разрешала отцу и матери обращаться с тобой, как с ребенком, пока ты не вышла замуж. Ты позволяла матери осуществлять над тобой сексуальный контроль после каждого свидания с парнем. У тебя не хватало решимости заставить ее прекратить это. Ты никогда не восставала против матери или отца, ты убегала от неприятностей... Они называли тебя «плаксивая Мадлен». Теперь, когда у тебя двое детей, ты не справляешься с ними, не можешь наладить хорошие отношения с мужем. Вы не ладите. Вы никуда не ходите вместе. Ты не сумела остаться для него сексуально привлекательной.

Леонард Рубенстейн, главный помощник Камерона, деятельность которого полностью финансировалось из фондов ЦРУ, составил послание и проигрывал его на магнитофоне в течение нескольких недель по 16 часов ежедневно. Будучи техником-электронщиком без медицинского или психологического образования, Рубенстейн сам изготовил огромный магнитофон, который мог одновременно проигрывать 8 контуров для 8 пациентов. Камерон помещал микрофоны буквально под подушки в «спальных палатах». «Мы добивались того, чтобы пациенты слышали все», — говорит один из врачей, работавших с Камероном. На некоторых пациентов Камерон усиливал отрицательное воздействие, подводя провода к ногам и подвергая пациента в конце послания воздействию тока.

Когда Камерон приходил к заключению, что отрицательное «психическое стимулирование» зашло достаточно далеко, он переводил пациента на 2-5-недельное прослушивание позитивного посыла:

Ты хочешь поправиться. Для этого ты должна позволить своим чувствам выйти на поверхность. Ты можешь выражать свой гнев... Ты хочешь, чтобы мать перестала тобой командовать. Начни утверждать себя сначала в малых вещах и вскоре ты будешь в состоянии противостоять ей на равных. Тогда ты сможешь быть женой и матерью, как и всякая другая женщина.

Камерон писал, что психическое стимулирование позволяло осуществлять «прямые контролируемые изменения личности» без обязательного разрешения конфликтов пациентки и без необходимости заставлять ее заново повторить ранее пережитое. Насколько нам известно, никто из современных психологов и психиатров не разделяет взгляды Камерона. Доктор Дональд Хебб, возглавлявший макджилловскую психологическую кафедру в то время, как Камерон возглавлял психиатрическое отделение, не смягчает слова, отвечая на вопросы о психическом стимулировании: «Камерон работал над ужасными идеями. Они не вызывали уважения. При знакомстве с его делами и тем, что было им написано, хотелось смеяться. Если бы у меня был такой аспирант, я бы немедленно выгнал его». Разгорячившись, Хебб продолжает: «Видите ли, Камерон был неважным исследователем... Славу ему принесла политика». Однако в то время об этом не говорили. Камерон был могущественным человеком.

Шотландец по рождению, так и не утративший акцент в своей речи, Камерон продолжал исследовать усовершенствование способов изменения паттернов и психического стимулирования. Он наладил связь с ЦРУ — с Обществом по изучению экологии человека — с целью отыскать более быстрые и менее вредные способы изменения поведения. Он предложил этому обществу использовать метод, в котором сочетались оба применявшиеся им метода: ограничение сенсорного восприятия и применение сильнодействующих препаратов. Его подход, основанный на принципе шведского стола, свел воедино практически все возможные методы контроля над разумом, которые он исследовал как отдельно, так и вместе. По получении в 1957 г. гранта от ЦРУ Камерон начал работать над ограничением сенсорного восприятия.

В течение нескольких лет руководство ЦРУ проявляло интерес к возможностям использования этого метода, который Хебб применял и изучал в Университете Макджилла на деньги Министерства обороны Канады и Рокфеллеровского фонда. В процессе исследований человека помещали в замкнутое пространство — небольшую комнату или даже большой «ящик» (бокс) — и лишали его всех сенсорных ощущений. На глаза надевали черные очки, уши закрывали, а иногда его подвергали воздействию постоянного монотонного шума, для предотвращения поступления сигналов от осязательных ощущений человека обкладывали подушками, не было никаких запахов, перерывы в этом режиме допускались только на прием пищи и ванны. В 1955 г. Морзе Аллен, работавший по программе ARTICHOKE, заключил контракт с доктором Мейтландом Болдуином из Национального института здравоохранения, который провел ужасный эксперимент, когда доброволец оставался в «боксе» в течение 40 часов, пока самостоятельно не выбрался оттуда после того, как, по словам Болдуина, он в течение часа громко кричал и рыдал самым душераздирающим образом. Этот эксперимент убедил Болдуина в том, что методом изоляции можно сломить любого человека, вне зависимости от его интеллигентности и силы воли, Хебб, который, в отличие от Болдуина, выпускал своих подопытных по их желанию, никого не оставлял в боксе дольше шести дней. Болдуин говорил Аллену, что перекрытие сенсорных ощущений на более длительный срок почти наверное приведет к непоправимым травмам. Тем не менее Болдуин заявил, что если ЦРУ обеспечит прикрытие и предоставит подопытных, то (по словам Аллена) он согласен проводить «предельные» испытания. После многочисленных встреч в ЦРУ, посвященных вопросу, где и как финансировать исследования Болдуина, один из медиков Разведывательного управления окончательно отверг проект как «аморальный и негуманный», предложив тем, кто проталкивал проект, «предоставить себя для использования в “благородном” проекте д-ра Болдуина».

С Камероном руководство ЦРУ получало не только врача, согласившегося проводить предельные эксперименты с лишением сенсорных ощущений, но и человека, имевшего в своем распоряжении собственный источник получения испытуемых. В рамках исследований, финансировавшихся ЦРУ, в находившейся за зданием госпиталя перестроенной конюшне, в которой располагался Леонард Рубенстейн и его лаборатория, был сооружен «бокс». Не придерживаясь ограничений, установленных Хеббом, Камерон продержал одну женщину в замкнутом пространстве в течение 35 дней; он настолько злоупотреблял своими методами воздействия на ее разум, что, как и предсказывал Болдуин, трудно сказать, оказало ли длительное лишение сенсорных впечатлений дополнительное травмирующее воздействие. Имя пациентки было Мэри К. Как Камерон ни пытался, ему не удалось «достучаться» до нее. Позднее он равнодушно записал: «Несмотря на то что пациентку готовили с помощью длительной сенсорной изоляции (35 дней) при неоднократном изменении паттерна, несмотря на то, что ее подвергли позитивному стимулированию в течение 101 дня положительные результаты не были получены»[5]. Диагноз, который Камерон поставил 52-летней Мэри К., звучал следующим образом: «Конверсионная реакция женщины инволюционного возраста, сопровождаемая душевным беспокойством; ипохондрия». Иными словами, Мэри переживала менопаузу.

В предложении, которое он сделал ЦРУ, Камерон заявил, что он будет испытывать кураре, южноамериканский яд для стрел, который при использовании в большом количестве убивает, парализуя внутренние органы. В нелетальных дозах кураре вызывает частичный паралич, который блокирует эти органы, но не прекращает их функционирования. Согласно сделанным Камероном записям, сохранившимся в Американской психиатрической ассоциации, он вводил пациентам кураре при одновременном ограничении сенсорных восприятий; возможно, это делалось с целью еще больше их обездвижить.

Камерон тоже испытывал ЛСД в сочетании с психическим стимулированием, а также использовал другие методы. В конце 1956 г. и начале 1957 г. одной из его пациенток была Вэл Орликов, муж которой Дэвид стал членом канадского парламента. Страдая от того, что она назвала «неврозом, который начался с депрессии», она поступила в Алланский мемориал в качестве личной пациентки Камерона. Вскоре он подверг ее лечению с помощью ЛСД по своему методу. От одного до четырех раз в неделю он или другой врач входил к ней в палату и делал ей инъекцию ЛСД в сочетании со стимулятором или депрессантом, а затем уходил, оставляя ее наедине с магнитофоном, на котором проигрывались отрывки из ее последней встречи с ним. Насколько нам известно, ни один из исследователей, работавших с ЛСД, никогда не подвергал своих пациентов опасности совершить наркотическое «странствие» без надзора специалиста — и уж, конечно, не в продолжение двух месяцев, когда, как вытекает из записей в истории болезни, ей вводили ЛСД 14 раз. Пациентка вспоминает: «Это было ужасно. Вам страшно. Кажется, что вы ушли куда-то и не можете вернуться». Предполагалось, что она будет записывать все, что ей придет в голову во время прослушивания магнитофонной ленты, но часто ей становилось так страшно, что она не могла писать. Когда она пытается вспомнить свои страхи, она начинает говорить быстрее. «Становишься совсем маленькой. Готова упасть с лестницы — и вот летишь в бездну, и это так далеко, а ты такая маленькая. Как Алиса. Где же таблетка, которая сделает тебя большой, и ты белка, и ты не можешь выбраться из клетки, и кто-то собирается убить тебя». Затем, внезапно, пациентка переключается и внятно произносит: «Произошли весьма странные события».

Пациентка ненавидела лечение с использованием ЛСД. Несколько раз она говорила Камерону о своем желании прекратить лечение; а психиатр, полуобняв ее, говорил: «Девочка (так он называл всех пациенток), разве ты не хочешь выздороветь, вернуться домой, увидеть мужа?». Она помнит чувство вины, которое испытывала, когда не выполняла указания врача; мысль огорчить Камерона, которого она обожествляла, буквально сокрушала ее. После того как Камерон несколько раз отговаривал ее от прекращения лечения, она все же вынуждена была это сделать. Покинув госпиталь, она оставалась его частной пациенткой. В 1963 г. он вновь положил ее в госпиталь для более интенсивного психического стимулирования. Она говорит: «Я думала, что он Бог. Не знаю, как я могла быть такой глупой... Многие из нас были наивными. Мы думали, что психиатры имеют ответы на все вопросы. И что с нами был величайший психиатр в мире, со всеми возможными званиями».

Выступая в защиту Камерона, один из его бывших коллег говорит, что этот человек действительно заботился о своих пациентах. Он хотел вылечить их. Один работавший у него в штате психолог писал:

Его ужасала утрата человеческого потенциала, ярко выраженная в молодых людях, разум которых был искажен тем, что тогда называли шизофренией. Такие же чувства он испытывал в отношении утраты мудрости пожилыми людьми в связи с ухудшением памяти. Для него цель оправдывала средства. Когда имеешь дело со снижением человеческого потенциала, легко принять такую точку зрения.

Камерон уволился внезапно в 1964 г. без объяснения причин. Сменивший его доктор Роберт Клегхорн сделал шаг, беспрецедентный в академическом мире, для которого характерно взаимное славословие. Он поручил психиатру и психологу, не связанным с Камероном, изучить его метод электросудорожной терапии. Они установили, что 60 % пациентов Камерона, у которых был изменен паттерн, жаловались на амнезию, которая была у них в течение периода от 6 месяцев до 10 лет до применения его терапии[6]. Им не удалось найти клинического подтверждения того, что лечение было более или менее эффективным по сравнению с другими методами. Они пришли к выводу, что частые физические осложнения и беспокойство, создаваемые у пациента реальными или воображаемыми трудностями, связанными с памятью, вызывают возражения против дальнейшего применения этого метода.

Члены группы высказали свое мнение, пользуясь академической терминологией, однако теперь один из них объяснился более внятно. Он с горечью говорит об одной из бывших пациенток Камерона, которой требуется последовательно записывать операции при выполнении простейших работ по дому. Затем он несколько раз повторяет, каким сильным человеком был Камерон, утверждая, что это был «бог канадской психиатрии». И далее продолжает:

Возможно, мне не следовало бы говорить об этом, но Камерон — что бы он ни сделал — сам страдал шизофренией; он полностью дистанцировался в своей работе от человеческого фактора... Бог мой, мы говорим о концентрационных лагерях. Я не хотел бы сравнивать, но, Боже, вы утверждаете, что «не знали о происходящем», а ведь это происходило в нашем дворе.

Камерон умер в 1967 г. в возрасте 66 лет, поднимаясь в горы. Американский психиатрический журнал напечатал длинный, полный похвал некролог и дал его большой портрет.

Доктору Камерону не требовалось, чтобы ЦРУ подкупало его. Он задумал проведение неортодоксальных исследований задолго до того, как ЦРУ стало его финансировать. Имея в своем распоряжении госпиталь и людей для проведения испытаний, он мог найти источники финансирования и помимо денег от Разведывательного управления, поступления от которого не превышали 20 тыс. долл. в год. Однако руководство ЦРУ точно знало, за что оно платит. Его представители регулярно посещали Монреаль, наблюдая за работой Камерона, и его предложения были совершенно недвусмысленными. В Камероне американцы обрели врача, не живущего в США, согласного проводить предельные эксперименты с использованием электросудорожной терапии, с ограничением сенсорных ощущений, с применением наркотиков, а также согласного сочетать все вышеперечисленные средства. Буквально начисто стирая разум подопытного, изменяя паттерн его поведения и пытаясь затем это поведение программировать заново, Камерон доводил до своего логического конца процесс, известный под названием «промывание мозгов».

Невозможно сказать, были ли какие-либо иные проекты ЦРУ, связанные с «промыванием мозгов», доведены до экстремальных пределов, до которых дошел Камерон. Известны немногие подробности, ибо многих свидетелей уже нет в живых, а другие не хотят говорить об этом или лгут. Неизвестно, каким образом в ЦРУ использовали результаты, подобные полученным Камероном. Однако известно, что секретные службы (в том числе и ЦРУ) изменили лицо научного сообщества в 1950 — начале 1960-х гг., проявив интерес к таким экспериментам. Почти каждый ученый, работавший на передовых рубежах исследований деятельности мозга, оглянувшись, обнаруживал за своей спиной человека, связанного с секретной службой, интересующегося его работой. Опыт доктора Джона Лилли показывает, как происходило такое вторжение.

В 1953 г. Лилли работал в Национальном институте здравоохранения под Вашингтоном. Он пытался составить «карту» точек в мозгу, из которых осуществляется управление различными функциями тела. Лилли создал метод, при котором устанавливал (внедряя под кожу) до 600 крошечных трубочек на черепе обезьяны, через которые можно было вводить электроды «в мозг до желаемой глубины, начиная от коры головного мозга и до основания черепа», как он писал об этом позднее. Используя электрическое стимулирование, Лилли обнаружил центры в мозгу обезьяны, из которых вызываются боль, страх, беспокойство и гнев. Он обнаружил также участки мозга, управляющие эрекцией, эякуляцией и оргазмом у обезьяны-самца. Лилли обнаружил, что если дать обезьяне доступ к переключателю, управляющему правильно установленным электродом, то она вознаграждала себя практически непрерывным оргазмом — не реже одного раза в три минуты в течение 16 часов в день.

После того как Лилли уточнил свои «карты» мозга, руководители ЦРУ и других служб обратились к нему с просьбой провести с ними брифинг. Неприязненно относясь к засекречиванию, Лилли согласился на брифинг только при условии, что как сам брифинг, так и его работа не будут засекречены, останутся открытыми для аутсайдеров. Руководители крайне неохотно согласились на эти условия, ибо знали, что открытость Лилли не только уничтожит шпионскую ценность всех новых сведений, но и привлечет к ним интерес руководителей разведок противника. Они сочли Лилли человеком, вызывающим раздражение, не склонным к сотрудничеству, возможно даже подозрительным.

Вскоре у Лилли появились трудности в связи с его участием на встречах и конференциях. В качестве платы за сотрудничество с секретными службами большинство коллег соглашалось на признание своих работ секретными; это означало получение ими допуска, чтобы иметь к информации доступ[7]. Допуск Лилли к секретной информации был пересмотрен, затем задержан и утерян. Все это он посчитал давлением, оказываемым на него ЦРУ, с целью получения от него согласия на сотрудничество. Воображение Лилли не нуждалось в стимулировании, чтобы представить себе агентов ЦРУ, выполняющих опасные задания с имплантированными в их мозгу дистанционно управляемыми электродами. Поэтому он решил покинуть данную область исследований, так как физическое вторжение электродов слишком сильно травмирует, чтобы он мог согласиться на это.

В 1954 г. Лилли попытался изолировать функции мозга без внешнего стимулирования, посредством лишения его сенсорных впечатлений. Он работал в офисе по соседству с доктором Болдуином, который в следующем году согласился проводить предельные эксперименты по лишению людей сенсорных впечатлений для Морзе Аллена из проекта ARTICHOKE, но не признался Лилли, что работает в этой области. В то время как Болдуин экспериментировал со своим «боксом», предназначенным для ограничения сенсорных ощущений, Лилли изобрел специальный «баллон» (бассейн). Тела плавали в этом бассейне, наполненном водой, имеющей температуру человеческого тела. На лицо подопытного надевали маску, позволяющую дышать, но не позволяющую видеть и слышать. Разумеется, руководители разведок вновь накинулись на Лилли, поскольку заинтересовались применением его бассейна в качестве инструмента для проведения допросов. Существовала ли возможность помещать людей в эти бассейны против их желания, чтобы сломать их волю до такой степени, после которой можно было изменить систему их верований или личность?

Основным в этическом подходе Лилли было его убеждение в том, что он сам должен быть первым испытуемым в любом эксперименте, а в случае с работой в замкнутом бассейне, направленной на исследование сознания, он и еще один сотрудник были единственными испытуемыми. Лилли понимал, что разведывательные службы интересовались ограничением сенсорных ощущений не с целью получения положительных результатов. В конце концов он пришел к выводу, что не может работать в Национальном институте здравоохранения (NIH), не компрометируя свои принципы, и ушел в 1958 г.

В отличие от переживаний большинства людей, лично для Лилли ограничение сенсорных ощущений являлось захватывающим переживанием. Он причислял себя к ученым, которые субъективно исследуют дальние «странствия» разума. В серии личных экспериментов он пошел в направлении неведомого, сделав себе укол чистого ЛСД, прежде чем заключить себя в замкнутый бассейн[8]. Когда наступила пора контркультуры, Лилли стал культовой фигурой — с уникальным подходом к научным исследованиям, хотя многие члены научного сообщества считали его в каком-то смысле изгоем.

Известность во внешнем мире Лилли получил после выхода популярного фильма «День дельфина». В основе фильма — работа с дельфинами, которой Лилли занимался после ухода из NIH. Актер Джордж Скотт сыграл ученого, который, подобно Лилли, любил дельфинов, проводил новаторские эксперименты, используя интеллект этих животных и пытаясь найти новые способы общения с ними. В фильме Скотт приходит в смятение, когда правительство использует его открытие (умение говорить с дельфинами) и обращает его на службу войне. В реальной жизни так же был приведен в смятение сам Лилли, когда ученые из ВМС США и ЦРУ стали обучать дельфинов для проведения специальных военных операций у берегов Вьетнама[9].

***

Некоторые ученые, как и Лилли, приняли решение не преступать определенные этические границы в экспериментальной работе, тогда как другие были готовы идти даже дальше, чем предлагали их спонсоры из проектов ARTICHOKE и MKULTRA. В самом ЦРУ ставился только один вопрос: будет ли данный метод работать? Руководство внимательно рассматривало каждый вариант, не щадя затрат на проверку любой возможности.

Ко времени завершения программы MKULTRA в 1963 г. исследователям из ЦРУ удалось обнаружить надежный путь «промывания мозгов»[10]. По словам одного из ветеранов MKULTRA, «все эксперименты завершались неудачей по той причине, что испытуемый по какой-либо причине отступал, или терял память, или становился кататоником». На основании таких работ, как исследования Камерона, руководители ЦРУ установили, что они могут превращать людей в «растения», но таких людей невозможно использовать в оперативных целях. Посредством пыток их можно было заставить говорить все, что угодно, но никакая наука не могла гарантировать, что они будут говорить правду.

Несостоятельность методов «промывания мозгов» поставила ЦРУ в трудное положение, когда в феврале 1964 г. к американцам перебежал Юрий Носенко, занимавший высокий пост в КГБ Советского Союза. Он принес с собой удивившую многих информацию. Так, он сообщил, что русские «начинили» подслушивающими устройствами американское посольство в Москве. Это оказалось правдой. Кроме того, он назвал некоторых русских агентов на Западе и он заявил также, что лично просматривал файл Ли Харви Освальда, который несколькими месяцами ранее был убит, прежде чем смог предстать перед судом за убийство президента Кеннеди. Носенко сообщил, что, по его сведениям, КГБ не интересовалось Освальдом.

Говорил ли Носенко правду или он был «подсадной уткой» КГБ, посланной, чтобы отвести внимание американцев от Освальда? Была ли его информация правдивой или он сам был подосланным агентом? Действовал ли он, веря в свои сообщения? Верили ли люди из ЦРУ в его искренность? Эти и тысячи других вопросов составляли классическую колоду карт для шпионов, в которой у каждой карты с одной стороны имеется надпись «правда», а с другой — «ложь».

Высшее руководство ЦРУ настойчиво стремилось выяснить вопрос о правдивости Носенко. Поскольку в состоянии неопределенности оставались многие контрразведывательные операции, Ричард Хелмс, вначале в качестве заместителя директора, а затем директора ЦРУ, разрешил оперативникам подвергнуть Носенко допросу с использованием метода, которому он сам очень доверял. Этот метод не был разработан в рамках программы по «промыванию мозгов» («сыворотка правдивости», программа электросудорожной терапии при изменении паттерна). Хелмс провел Носенко через проверенный советский метод, заключающийся в изоляции заключенного с последующим сенсорным ограничением; после этого заключенный бывает, как правило, сломлен. Более трех лет, точнее говоря, 1277 дней, оперативники ЦРУ держали Носенко в одиночном заключении. Все выглядело так, будто они использовали в качестве руководства к действию исследование Хинкля-Вольфа, а в качестве образца опирались на случай с кардиналом Миндсенти. Оперативники наблюдали за Носенко днем и ночью, не оставляя его без наблюдения ни на одно мгновение. В его камере постоянно горела лампа. Ему не разрешали читать даже этикетки на тюбиках от зубной пасты. Когда он попытался отвлечься и изготовить комплект шахмат из хлопкового волокна, имевшегося в камере, охранники обнаружили это и вымели все волокна. В камере Носенко не было окна; в конечном итоге он был помещен в стальную камеру размером 12 X 12 м.

Носенко сломался. Он галлюцинировал. Он разговаривал со своими тюремщиками, которые допрашивали его в течение 292 дней, причем часто в то время, когда он был привязан к детектору лжи. Если он говорил правду, ему не верили. В то время как советская и китайская стороны показали, что они могут заставить человека сделать любое признание, сотрудники ЦРУ, проводя допросы, не имели, по-видимому, ясного представления, какого признания они бы хотели добиться от Носенко. Когда все было позади и по истечении трех с половиной лет незаконного задержания Хелмс отдал приказ об освобождении Носенко, некоторые руководители ЦРУ по-прежнему полагали, что он оставался агентом КГБ. И нерешенным остался большой вопрос: кем же был Носенко в действительности? По этой проблеме среди сотрудников ЦРУ нет единого мнения.

Со случаем Носенко программа «промывания мозгов» совершила полный оборот. Встревоженные тактикой коммунистов, руководители ЦРУ исследовали всю проблему, приступили к реализации своего проекта и воспользовались новейшими технологиями, чтобы внести улучшения. Получив по истечении десяти лет исследований ужасающие результаты, руководители ЦРУ не создали сколько-нибудь надежных методов. И когда наступил критический момент, они обратились к грубым методам разведки советской системы.

Примечания

[1] Среди лидеров проекта от ВВС и Сухопутных сил были доктор Фред Уильямс из отдела психологических военных операций ВВС, Роберт Джей Лифтон, Эдгар Шейн, Альберт Бидерман и подполковник Джеймс Монро (офицер ВВС, который позднее перешел на работу в поведенческие программы ЦРУ).

[2] Возможно, что сам Камерон и не знал, что ЦРУ было конечным источником этих фондов, которые поступали по каналу, носившему название «Общество по исследованию экологии человека». В одном из документов ЦРУ утверждается, что Камерон не был осведомлен об этом, когда в 1957 г. начали действовать гранты; неизвестно также, узнал ли он когда-либо об этом.

[3] Камерон писал, что когда пациент вспоминал свои шизофренические симптомы, то шизофреническое поведение обычно возвращалось. Если амнезия на эти симптомы сохранялась, как это происходило согласно утверждению Камерона, то у подопытных обычно не отмечались рецидивы. Даже у своих «вылеченных» пациентов Камерон обнаружил, что тесты Роршаха* по-прежнему выявляют признаки шизофренического мышления, несмотря на улучшение поведения. Для непрофессионала это, возможно, означает, что метод Камерона относился только к симптомам, а не к причинам психических проблем. Не смущаясь, Камерон отмахнулся от этого противоречия как от «нерешенной загадки».

* Герман Роршах (1884-1984) — шведский психиатр. Изобрел тест, названный его именем, который заключается в интерпретации испытуемым набора чернильных пятен различной конфигурации и цвета. Тест Роршаха считается одной из наиболее точных методик для выявления психопатологических черт личности. — Науч. ред.

[4] Камерон написал в профессиональном журнале, что он давал пациентам не более двух сеансов электросудорожной терапии в день, но один из докторов, который проводил лечение по его назначениям, говорит, что в начале лечения часто применялись три сеанса.

[5] В своем предложении, представленном группе экологии человека, Камерон писал, что его пациенты будут проводить «только» 16 часов в день с ограничением сенсорных ощущений при одновременном прослушивании стимулирующих лент (что означает предоставление некоторых внешних стимулов). Тем не менее один из коллег Камерона говорит, что некоторые пациенты, включая Мэри К., находились под постоянным воздействием стимуляторов. Находясь в постоянном поиске лучших путей, Камерон несомненно пытался применить оба варианта.

[6] Команда Клегхорна обнаружила незначительную потерю памяти при объективных проверках. таких как векслеровская шкала памяти, но они полагали, что эти тесты измеряли другую функцию памяти — краткосрочную, а не ту, которую подопытные объявляли пропавшей.

[7] Лилли и другие ветераны научных исследований, поддерживаемых правительством, отмечают, что существуют практические преимущества для ученого, согласного признать свои исследования секретными: это дает ему дополнительные права на правительственные фонды. Он находится тогда в положении, позволяющем утверждать, что, если его работа достаточно значима, чтобы быть секретной, она заслуживает получения денег.

[8] Как и в случае с работой над ЛСД, исследования по ограничению сенсорных ощущений имеют две стороны: контроль над разумом и трансцендентную сторону. Олдос Хаксли следующим образом писал о двух исследователях в этой области:

То, что люди, подобные Хеббу и Лилли, осуществляют в экспериментальных исследованиях, делали отшельники-христиане по всему миру, индийские и тибетские отшельники в удаленных твердынях Гималаев. Моя собственная вера состоит в том, что эти переживания действительно говорят нам что-то о природе Вселенной, что они сами по себе обладают ценностью. Будучи воплощенными в нашу картину мироздания, эти переживания существуют в обычной жизни.

[9] В программе, названной «уничтожение пловца», связанные с правительством ученые обучали дельфинов, вооруженных прикрепленными к их мордам иглами, нападать на вражеских водолазов*. Дельфины несли баллоны со сжатым воздухом, которые выбрасывали подводника на поверхность. Ученый, который работал в рамках этой совместной программы ЦРУ и ВМС, рассказывает, что некоторые дельфины, посланные во Вьетнам в конце 60-х гг., покинули свои камеры и исчезли, что было неслыханным поведением для обученных дельфинов. Джон Лилли подтверждает, что группа морских млекопитающих исчезла из залива Кам Ран (Cam Ranh Bay). Он добавляет, что слышал, будто некоторые из них позднее вернулись со следами травм на теле и плавниках, нанесенных другими дельфинами.

* Использование дельфинов было только частью обширной программы военного использования морских млекопитающих Navy's Marine Mammal Program, которая, помимо указанных выше, преследовала еще следующие цели: обнаружение подводных объектов, осуществление коммуникации между надводными и подводными объектами (сообщения грузы), вывод подводников на поверхность и др. — Науч. ред.