Глава 1

Отрасль благого корня

На берегу реки Сваны, в Кромском уезде Орловской губернии, на холмах раскинулось село Высокое, окруженное живописными лугами и перелесками. Все побывавшие в тех местах дивились необычайной красоте окрестностей и села с церковью в честь Покрова Божией Матери[1]. По местным преданиям, некогда там были разбойничьи станы, затем окрестности стали вотчинной собственностью одной из ветвей бояр Колычевых, из которых происходил священномученик Филипп (Феодор Степанович Колычев; 1507-1569), митрополит Московский. Здесь, в селе Высоком издревле нес свое служение древний священнический род Амфитеатровых; именно здесь родился и Валентин Николаевич Амфитеатров, будущий прославленный московский пастырь.

Родоначальником Амфитеатровых был протопоп Никита, имевший сыновей — священников Георгия Амфитеатрова и Григория Монастырева. Фамилия Амфитеатров была получена в духовной семинарии, где было в обычае изменять фамилии учащихся на новые, связанные с какими-либо священными понятиями — Воскресенский, Антиминсов, Смирнов (то есть смиренный). Как в святом Крещении дается новое имя, так и здесь новая фамилия символизировала начало новой жизни, служения Господу.

Одним из сыновей священника Георгия Никитича Амфитеатрова был великий святитель, митрополит Киевский Филарет (Феодор Георгиевич Амфитеатров; 1779-1857), один из известных подвижников благочестия XVIII-XIX вв., ныне прославленный в ликах Украинских и Сибирских святых. Все исследователи, писавшие о представителях рода Амфитеатровых, отмечают редкое множество известных духовных лиц и церковных деятелей, явившихся в нем. К этому роду принадлежали: архиепископ Казанский Антоний (1815-1879), племянник и воспитанник свт.Филарета, Иоанн, архиепископ Полтавский, Виталий, епископ Томский, профессор Московской Духовной Академии Егор Васильевич Амфитеатров, профессор Киевской Духовной Академии, основоположник российской гомилетики Иаков Косьмич Амфитеатров. Несомненно, в такой семье Православие и церковность были не просто традицией, а сутью жизни. Дети жили и воспитывались в особо благодатной атмосфере.

Протоиерей Валентин Амфитеатров был сыном прот.Николая Амфитеатрова, который приходился племянником святителю Филарету и братом архиепископу Антонию[2]. Другим дядей прот.Николая был известный литератор Семен Егорович Раич, учитель Лермонтова и Тютчева. Супруга о.Николая, мать прот.Валентина — Анна — также происходила из священнического рода.

Валентин Николаевич Амфитеатров родился 1 сентября (ст.ст.) 1836 года, в день церковного новолетия. Один из жизнеописателей о.Валентина замечает, что апостольское чтение этого дня как нельзя лучше отражало образ жизненного подвига будущего пастыря: Облекитесь, как избранники Божии, святые и возлюбленные, в утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение. Выше же всего стяжите любовь, которая есть союз совершенства (Кол.3:12-14)[3].

Вот какие переживания были связаны впоследствии у о.Валентина с днем его рождения и с его небесным покровителем, мч.Валентином:

Вспомнил родимый день моего существования на земле, под покровом сильного во веки[4] и христианина — великодушного страстотерпца, под святым знаменем имени которого пятьдесят лет протекло из моей грешной жизни. Слава Богу, я знамени Его не изменил и не уронил, при всей немощности моего личного бытия[5].

Как пишет духовная дочь и жизнеописательница пастыря новомученица Анна (Зерцалова), родители батюшки тоже были озарены Божией благодатью и сам отец Валентин называл свою мать святой женщиной. О его отце, прот.Николае мы немного узнаем из следующего рассказа.

Однажды, давая после молебна крест, отец Валентин неожиданно для окружающих заговорил с одной монахиней и стал приглашать ее к себе домой. В ответ на удивленные вопросы слышавших это, монахиня рассказала:

Я с его родителями с детства знакома: наши дома были рядом, и я девочкой играла с ним. С тех пор я потеряла его из виду и только теперь разыскала по фамилии, однако же он меня сам узнал. Отец его много народу принимал, он был человек святой жизни: отовсюду приходили к нему хромые, увечные, больные; и он со всеми ними возился — сам, бывало, самовар ставит, засучит рукава и хлопочет над ними, растирает их, так что многие получали тогда исцеления. Бывало, до тех пор не отпустит от себя страждущего, пока не оправит его совсем. К нему стекалось множество народа даже из разных губерний, и он их поил и лечил разными травами. Я знала и близких его отца: Филарета, митрополита Киевского, Платона, Антония, Казанского епископа, — все они были великие святые люди[6].

О детских и отроческих годах праведного пастыря, к сожалению, известно очень мало, тогда как именно в те годы сложилось твердое основание будущего здания добродетелей подвижника. Вот что сам отец Валентин говорил в одной из проповедей:

Когда я вспоминаю о попечениях своих родителей над моей нравственностью, то и теперь, под сединами, помню и прославляю душой их любовь. Благодарно вспоминаю своих добрых наставников, просветивших мою душу и осветивших бездну пороков, в которую я мог бы впасть[7].

Из жития святителя Филарета Киевского известно, что его дед, прот.Никита, особенно после выхода за штат, любил сам заниматься обучением внуков, любимым из которых был будущий святитель Филарет. В тех же традициях, в подлинном церковном духе воспитывали всех детей в роду Амфитеатровых, уча их примерному благочестию. Вот, например, какой факт узнаем мы из проповеди отца Валентина в неделю по Просвещении: с четырехлетнего возраста будущий пастырь и духоносец знал наизусть молитву: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих Ти ся». «Вот дивная молитва, — говорит о.Валентин, — каждый, вероятно, знает ее наизусть, она короткая, но глубоко трогает сердце. Живя семьдесят лет, я все время твердил и твержу ее»[8].

Отец Валентин рассказывал о том, что родители его заботились, чтобы в малолетстве он причащался Святых Тайн ежедневно. Так благочестивыми родителями было заложено в будущем пастыре то отношение к Таинству Святого Причащения, которое он старался воспитать в своих духовных чадах и проповедать среди пасомых. Отрочество и юношество праведника проходило в бедности: «Я учился с сальным огарком и нуждался часто в самом необходимом», — рассказывал батюшка.

В 1847 году отрок Валентин был отдан в Орловскую духовную семинарию, на среднее отделение, а через шесть лет переведен в семинарию в Киев, где в то время был митрополитом святитель Филарет. Затем в 1854 году Валентин Николаевич поступает в Московскую Духовную Академию, которую оканчивает через четыре года.

Еще с того времени будущий пастырь особенно полюбил московские святыни. Через много лет в одной из проповедей отец Валентин скажет, что служение в Москве было ему великим даром от Бога, особенно — служение возле старинных святынь, гробниц Патриархов и русских Царей, и святого Царевича-страстотерпца Димитрия. Началось же служение о.Валентина Богу на земле Калужской.

Портрет святителя Филарета (Амфитеатрова), принадлежавший прот.Валентину

8 июня 1858 года по определению Московского Академического правления Валентин Николаевич был назначен инспектором и учителем Калужского духовного училища, а 1 сентября того же года ему была присвоена степень кандидата богословия. В следующем 1859 году он был перемещен в Калужскую духовную семинарию учителем всеобщей и русской истории и греческого языка.

Глава 2

К жатве Божией

После десятилетий кровавых гонений на веру, в нашей Церкви много новообращенных христиан, порой крещеных во младенчестве, но пришедших в Церковь уже взрослыми людьми. Вначале, наверное, многие из нас мечтали стяжать благодатные дарования, и даже, может быть, дары чудотворения и прозорливости. Ведь, казалось бы, как хорошо помогать людям, подавая советы и исцеляя болезни! Не сразу новоначальному христианину становится понятно, что любое служение людям — это тяжелый труд. Благодатных же даров для служения им удостаивается такой человек, который имеет большое самоотвержение и ревностно исполняет для людей то, что в его человеческих силах. Несением сугубых трудов и Скорбей такие люди сподобляются даров вышеестественных. Как говорит святоотеческое изречение, молиться по-настоящему — это кровь проливать. Благодатные дары от Бога получают те, кто не думал о славе чудотворцев, а бескорыстно, незаметно для других в повседневной жизни самоотверженно трудился для своих ближних. К сожалению, мы забываем о том, что такие «чудеса» как раз в наших силах.

Нельзя сомневаться в том, что будущий великий пастырь и утешитель скорбящих отец Валентин с юности сознательно, целенаправленно стремился исполнять Евангельские заповеди, служить Богу и людям, хотя и неизвестно, когда именно благочестивый юноша избрал для себя путь священства. При всей его любви к знаниям, он никогда не ставил земную, внешнюю ученость выше знания духовного, приобретаемого исполнением на деле заповедей Евангельских и святоотеческих, изучением Христианства не только по святым книгам, но и самой жизнью. Не знаем, помышлял ли когда-либо Валентин Николаевич о монашестве. Так или иначе, холостых белых священников в синодальный период рукополагать было не принято, поэтому прежде рукоположения ему необходимо было найти достойную спутницу и помощницу. Это произошло через два года после окончания Валентином Николаевичем Духовной Академии.

Еще во время преподавания в училище Валентин Николаевич стал дружен с одним из своих учеников — благочестивым юношей Александром, сыном священника Иоанна Филипповича Чупрова — и стал бывать в его доме. У Александра Ивановича было три сестры, одна из них, Елизавета, и стала супругой Валентина Амфитеатрова. Бракосочетание состоялось 17 июля 1860 года, и вскоре после этого Валентин Николаевич принял священный сан.

14 сентября 1860 года было совершено рукоположение его во диакона, а уже на следующий день — в сан иерея. Хиротонию совершил архиепископ Тульский Алексий (Ржаницын). Таким образом, как потом говорил сам отец Валентин, он пробыл диаконом один день, совершил одну Божественную Литургию. Впоследствии, служа многие годы в храме «Нечаянной Радости» без диакона, отец Валентин, как бы в возмещение, понес двойной труд. Благодатный пастырь всегда чтил дни своих хиротоний, дарил в эти дни детям серебряные монеты и шутил: «Вот это от диакона», — а на следующий день: «А это уже от священника».

Насколько глубоко переживал отец Валентин принятие им великого таинства священства, приоткрыто для нас в одной из его проповедей, сказанной во обличение греха нерадения:

Помню, когда мне предложена была степень священства, я горячо произносил обеты, соединенные с этой степенью. Я желал быть тем, чем должен быть настоящий священник. Даже больше, чем мне предлагали, чего от меня требовал формальный закон: я изучал священническую ставленную грамоту на память, от слова до слова, по совету рукополагавшего меня архиерея, но я ее дополнял и усугублял. Мне хотелось быть, как говорит пророк, рукой безрукому, ногой хромому, глазами слепому (Иов 29:15).

Когда я мнил быть должным священником, то диавол молчал и только злобствовал, выжидая для себя удобной минуты. Потом стал мало-помалу нашептывать в мысли житейские попечения, от которых суживались более и более обеты самоотвержения. Стали посещать иные мысли, и говорили они мне о том, что надо брать пример с живых лиц, славных в мире сем, а не с тех, которых жизни, мысли и дела утверждены на заповеди Иисуса Христа. «Живи, как другие, иди за мной. Будешь сыт, будешь жизнерадостен», — таким образом диавол уносит из нашего сердца не только желание добра, но и данные обеты[9].

Таково было смиренное видение себя великим праведником, но его пастырский подвиг показал, что он вполне преодолел все соблазны.

Служение отца Валентина началось в храме Благовещения Пресвятой Богородицы, куда он был назначен сразу после рукоположения, и впоследствии вся его пастырская деятельность проходила под кровом чудотворных икон Божией Матери, очевидно являвшей ему Свое особенное покровительство и попечение. Отец Валентин всю жизнь имел к Матери Божией особое усердие. Через четыре года, 5 августа 1864 года, за свое ревностное служение молодой священник был переведен в Лихвинский кафедральный собор, одновременно назначен благочинным г.Лихвина и цензором проповедей, а через месяц — законоучителем Лихвинского уездного училища. Затем некоторое время он был смотрителем духовного училища в г.Мещовске Калужской губернии. Духовные власти неоднократно объявляли отцу Валентину благодарность за служение Церкви Божией и удостаивали его церковных наград. В 1866 году отец Валентин был возведен в сан протоиерея епископом Калужским Григорием (Миткевичем).

Калужский образ Божией Матери, полученный о.Валентином в благословение

К сожалению, эти скупые строки — все, что известно о юности и начале священнического служения великого праведника предгрозовых времен России[10]. Мы можем только предполагать, каким образом совершался его духовный рост, как отец Валентин укреплялся в добродетелях и в нем начинала действовать благодать Духа Святаго. Знаем только, что это было бы невозможно без огромного труда, самоотвержения, глубокого смирения и тщательного исполнения Евангельских заповедей.

Глава 3

«Один из лучших людей, встреченных в жизни»

Отец Валентин горячо любил свою семью, которая служила ему утешением и поддержкой. По рассказам его дочерей, с матушкой Елизаветой они вполне понимали друг друга и были единодушными людьми. В семье было четверо детей: в 1862 году родился сын Александр, затем — дочери Александра (1864-1942), Любовь (1869-1932) и Вера (1876-1948).

Супруга протоиерея Валентина Елизавета Ивановна Чупрова

Духовный друг о.Валентина Александр Иванович Чупров

Брат матушки Елизаветы, Александр Иванович Чупров, на всю жизнь остался ближайшим другом пастыря. Александр Иванович был видным ученым и общественным деятелем — профессором политической экономии и статистики Московского Университета, талантливым лектором и публицистом. Как пишет известный юрист и общественный деятель А.Ф.Кони, Чупров имел «почетное имя среди европейских ученых, был организатором и насадителем такого сложного и обширного дела, как русская земская статистика»[11]. Тем не менее, при всех своих научных интересах и занятиях, Александр Иванович был глубоко православным человеком, являясь близким духовным другом отца Валентина. Будучи человеком светским, Александр Чупров, так же, как и его друг — священник, сознательно посвящал себя служению ближнему на своем поприще:

Чупрова часто упрекали в бесполезной трате сил и времени, указывая на утомительные для него и часто разорительные материально приемы посетителей. В определенные дни и часы недели к нему мог прийти всякий имевший до него нужду: магистрант — за указаниями, студент — за советом, труждающийся и обремененный — за материальной и нравственной помощью, соскочивший с житейских рельсов человек и даже нищий — за милостыней, и, вообще, всякий, кому казалось, что Александр Иванович непременно сумеет ему пособить в беде, горе, недоумении или недостатке. Со всеми равно приветливый, несмотря на усталость, внимательный и участливый, несмотря на массу собственной работы, терпеливый в ответе на назойливость и благодушный перед наивными вымогательствами, он отдавал себя в распоряжение пришедших самым широким и великодушным образом с неизменной доброй улыбкой на прекрасном светлом чисто русском лице. Сохранились рассказы, как во дни его приемов на дворе у крыльца его скромной квартиры его поджидали «бывшие люди» и никогда не уходили от него с пустыми руками. Особенно сказывалась его доброта в нежном отношении к детям вообще[12].

Эта христианская любовь и самоотвержение прежде всего и сближали известного ученого с пастырем овец Христовых. Именно А.И.Чупрову в тяжелые и скорбные дни своей жизни поверяет отец Валентин свои горестные переживания, именно с ним делится мыслями о будущем России, о ее значении. Несколько таких писем мы поместим ниже, по времени их написания.

А вот с какой любовью в свою очередь пишет пастырю А.И.Чупров в 1902 г.:

Хоть и нечасто приходится мне писать тебе, но, поверь, мысль моя постоянно с тобою. Вот и теперь, с тех пор, как я поселился в Дрездене, ты не выходишь у меня из головы. Тридцать лет тому назад, в первые месяцы моей командировки, первое письмо, написанное по моем приезде в немецкий город, было адресовано к тебе. То было время, полное светлых надежд, и кому же мне было поверить их, как не тебе, взлелеявшему во мне с самых юных лет эти надежды. Я делился с тобой лучшими душевными движениями, хорошо зная, что никто иной не способен в такой степени оценить и разделить их, как ты. И какими же милыми, живыми письмами отвечал ты на мои духовные запросы! Сколько дружеского участия, возбуждающего поощрения, заключалось в твоих бисерных строках! Вспомнилась мне эта наша переписка, и мне снова со всею яркостью представилось, как много значил ты в истории духовного развития, какими неизгладимыми чертами сказалось на мне твое влияние[13].

В своих воспоминаниях об о.Валентине и его дружбе с И.А.Чупровым А.Ф.Кони раскрывает перед нами то глубокое участие, с которым батюшка относился к людям:

Преданным другом моей матери был известный в Москве протоиерей Валентин Николаевич Амфитеатров, один из лучших людей, встреченных мною в жизни. Долгое время живым связующим между мною и Чупровым звеном был именно о.Валентин. Его сердечное участие к нам обоим скрепляло нашу взаимную симпатию, покоившуюся на единстве взглядов на многое в общественной жизни России и на одинаковой оценке ее внутреннего положения в период восьмидесятых и девяностых годов.

«Я остался бы за границей и еще долее, — писал мне Чупров в 1900 г., — но сильно начинал тосковать, не видя долго Валентина Николаевича. Мне отрадно, что Вы не упускаете случая его повидать и доставить старику эту радость». Упомянув об Амфитеатрове, я не могу воздержаться, чтобы не сказать о нем нескольких слов благодарного воспоминания, тем более, что в очень трудные минуты моей жизни я нашел у него то глубокое понимание душевной скорби и умение отнестись к ней с бережным врачеванием, которые, к несчастью, редко встречаются у людей, облеченных одинаковым с ним саном.

Все, что так украшало наше общественное самосознание в первой половине шестидесятых годов, нашло себе отражение в пылком сердце и восторженной душе Амфитеатрова. Он с умилением вспоминал ту благородную борьбу, которую вел В.А.Арцимович в качестве калужского губернатора с не хотевшим сдаваться крепостным правом, за всеми перипетиями которой о.Валентин — в то время молодой священник в Калуге — следил с неослабевающим сочувствием и верою в будущность России. Из этого времени вынес он отзывчивость к нуждам народа, скорбь о невежестве, в котором последний неповинен, и чуткую радость по поводу каждого явления, так или иначе связанного с общественным благом. Высокий ростом, с добрыми горящими темными глазами, с прерывистой при волнении речью, он был настоящим служителем деятельной любви по отношению к ближним и дальним, к алчущим духовно и нищим материально[14].

Такие теплые отношения связывали о.Валентина с двумя русскими учеными и общественными деятелями.

Отец Валентин был широко образованным человеком: пройдя семинарский и академический курсы, хорошо зная древние языки, он изучил в совершенстве около десяти новых иностранных языков; обладал познаниями в самых разных областях жизни, был знаком с последними достижениями педагогики, медицины, социологии, был в курсе всего нового в литературе и искусстве. «Масса иностранных книг и изданий покупалась и прочитывалась им, так что составилась у него большая всесторонняя библиотека — собрание весьма важных и ценных экземпляров духовной и научной литературы, — пишет Анна Зерцалова. — Батюшка с любовью относился к своим книгам, сохранял их и берег, даже впоследствии, слабый и больной, он ощупывал их пальцами и говорил: “Это все друзья мои”. Невозможно понять, как батюшка успевал все!»[15] Отец Валентин хорошо знал и светскую литературу и, как практически все в роду Амфитеатровых, писал стихи.

Разносторонние познания и интересы, а, главное, данный от Бога дар духовного пастырства, позволяли о.Валентину находить общий язык с людьми самых разных социальных положений, профессий, возрастов и разной духовной высоты. Эти люди говорят о нем по-разному, и, наверное, не все они в равной степени могли понять высокодуховного пастыря. Но он сам старался послужить им тем, чем мог, каждому предлагая соответствующую духовную пищу и стараясь для всех быть всем (1 Кор.9:22).

Глава 4

Град, стоящий на верху горы

По особенному Божию промыслу, светильник веры и благочестия протоиерей Валентин был переведен из Калужской епархии в сердце России — Москву, — где смог наиболее потрудиться для спасения ближних, и в особенности — отходящих от пути Божия людей образованных.

До своего перемещения в Москву протоиерей Валентин был некоторое время настоятелем храма Поливановской учительской семинарии близ Москвы и преподавал в ней закон Божий. Кроме новомученицы Анны[16], на это указывают и архивные материалы о Поливановской семинарии[17]. В 1871 году о.Валентин был приглашен Московским губернским земством на должность законоучителя в Московской учительской семинарии, затем через два года был перемещен на ту же должность в Московское казенное реальное училище, за преподавательскую деятельность в которых пастырь также имел церковные награды — камилавку и наперсный крест.

Здесь начинается главный период служения отца Валентина, когда уже явными для всех стали не только праведная жизнь пастыря, но и его благодатные дарования. Духовной Консисторией в 1874 году протоиерей Валентин был назначен настоятелем храма свв. равноапостольных Константина и Елены, расположенном в Тайницком саду, в юго-восточном углу Кремля, у кремлевской стены[18]. Нужно заметить, что назначение это состоялось по воле святителя Иннокентия (Вениаминова, 1797-1879), митрополита Московского и Коломенского, просветителя Америки и Дальнего Востока. По милости Божией, у отца Валентина были благочестивые покровители и друзья, но в людях недуховных дьявол часто возбуждал неприязнь к нему, как мы увидим в дальнейшем.

«Печальное время переживала тогда столица, — пишет новомученица Анна.— Святые храмы, несокрушимые оплоты Православия по-прежнему стояли в ней, как незыблемые стены, святые иконы красовались драгоценными сияющими ризами, угодники Божии почивали в храмах нетленными мощами, но народ погибал от своих пороков и заблуждений. Дух маловерия и распущенности, как самая лютая зараза, повсюду входил в нетвердые головы. Толстой и другие лжеучители своей пагубной пропагандой вкрадывались в молодые неопытные сердца, подрывая в них основы веры и благочестия. Забыт был Господь, забыты были правила нравственности и чести; забыты были власть и порядок; страсти и пороки вырвались на свободу. И вот приезжает в Москву пастырь, молодой и ревностный. Любящей душой оплакивает он это развращение и решается всего себя отдать на служение спасению ближних»[19].

Храм святых Константина и Елены, находившийся у подножия Кремлевского холма и несколько удаленный от жилых домов, до назначения в него прот.Валентина фактически не имел прихода. По этой причине никакого дохода его духовенство не имело, и священники тяготились служением там. Однако, когда о.Валентину предложили это место, он с радостью принял его, за что многие прониклись к нему большим уважением. Об этом рассказывал служащий дворцового ведомства Сергей Васильевич Гурьянов, который именно по этой причине начал посещать батюшку и стал его духовным сыном[20].

В первое время новому настоятелю нередко приходилось служить в почти пустом храме. Несмотря на то, что в нем издавна находился чудотворный образ Божией Матери «Нечаянная Радость», храм был почти не известен и малопосещаем, и лишь немногие благочестивые окрестные жители знали о благодатном образе. Однако с приходом о.Валентина все побывавшие в Константино-Еленинском храме стали отмечать установившуюся там особую атмосферу искренности, сердечности и теплоты. Батюшка свято верил в силу и всемогущество молитвы. «Молитва, — говорил о.Валентин, — необходима для каждого человека. Будем же молиться, праведны мы или грешны»[21].

Именно с прославления чудной иконы и начал ревностный пастырь возрождение храма. Образ Царицы Небесной был поставлен на видное место и пред ним стали ежедневно совершаться молебные пения с акафистом. Вскоре икона прославилась многочисленными чудесами: исцелениями слепоты, паралича и других болезней, и по некоторым свидетельствам, обновилась. Со временем Константино-Еленинский храм стали чаще называть по имени святого образа — храмом «Нечаянной Радости»; и так повелось до самого его разорения безбожниками в 1928 году.

В храме «Нечаянной Радости» был еще один особо чтимый образ — икона Спасителя «Пастырь Добрый». Эту икону отец Валентин очень любил, всегда носил с собой ее изображение, и впоследствии этот образ был помещен в одной из книг новомученицы Анны о его пастырской деятельности — «Истинный пастырь Христов».

Чудеса Божией Матери и ревностное, благоговейное служение отца Валентина вскоре привлекли в забытый храм множество православных, так что даже в будние дни в нем стало тесно. Слух о священнике из храма свв.Константина и Елены быстро распространился по всей Москве, а затем и за ее пределами. Очевидно, причина такого огромного стечения народа была не в одной только красоте богослужения. Здесь, конечно, действовала благодать Божия.

Отец Валентин нес такие пастырские и литургические труды, которые для современного человека, по его душевной и телесной слабости, уже практически невозможны и непостижимы. Да и сто с лишним лет назад вряд ли они были бы осуществимы без особого действия Божией благодати. Уже само по себе ежедневное служение Божественной Литургии — серьезный и редкий духовный подвиг. Между тем, протоиерей Валентин на протяжении восемнадцати лет ежедневно служил Литургию без диакона, после чего, как уже упоминалось, совершалось моление с акафистом пред чудотворным образом «Нечаянной Радости» с поименным поминовением всех прихожан и их сродников, а затем панихида. Батюшка прочитывал сотни записок о болящих, скорбящих, озлобленных, о упокоении умерших, и, когда он читал имена, чувствовалось, что он горячо молится за каждого человека. Порой по просьбам прихожан молебствий и панихид совершалось несколько. Во время Литургии отец Валентин также поминал множество записок и с горячей любовью и верой молился о живых и усопших, стоя на коленях в алтаре.

Ежедневное служение, начинавшееся в девятом часу, заканчивалось в третьем. После этого множество людей всякого возраста, сословия и звания обращалось к пастырю за наставлением и советом, открывало ему душу. Тем не менее, как вспоминает его современник, известный церковный писатель Е.Поселянин, пастырь уходил домой «голодный до той поры, но добрый, радостный и оживленный».

Отец Валентин часто молился со слезами. Те, кто присутствовали на чтении им акафиста Божией Матери «Нечаянной Радости», говорили, что никогда не слышали ничего подобного. Батюшка как бы действительно разговаривал с Матерью Божией. «Умилительные, полныя любви и сострадания к людям слова этого акафиста вызывали невольно у всех слезы покаяния и сокрушения в своей греховной жизни, немощи и заблуждениях. Нет слов передать то благоговейное настроение, которое охватывало человека дивной силой батюшкиного служения», — вспоминала мц.Анна[22]. Батюшка особенно четко и внятно выговаривал каждое слово, был ли то возглас, или чтение Евангелия, или перечисляемые на поминовении имена. Воздевая руки на великом славословии и пред Святыми Дарами, он горячо молился вслух.

Вот как вспоминает о службах о.Валентина Е.Поселянин:

Отец Валентин все время подпевал своим высоким, почти дискантовым голосом; записки «О здравии» или к панихидам прочитывал, сколько бы их ни было, внимательно, громко, без пропусков. И, конечно, богомольцы этим утешались. Нигде больше я не слыхивал, чтобы на отпустах произносилось столько имен святых, сколько называл о.Валентин. Переименование русских святых он начинал всегда так: «святаго равноапостольнаго просветителя России Великаго Князя Владимира Киевскаго и бабки его святыя равноапостольныя Великия Княгини Российския Ольги». Помнится, всегда с удовольствием выслушивал я этот длинный список святых имен, и сверкали в мозгу при этих именах светозарные люди, которых этот тепло веровавший человек как бы скликал на помощь.

Как при ектениях, так особенно при произнесении молитвы Богоматери, о.Валентин вставлял свои прошения и слова, ни в каких молитвенниках не имеющиеся. Вообще в служении его было много своеобразных черт. Читая на молебне Евангелие, он всегда перекладывал его на головы склонившегося пред Евангелием народа. За великим входом народ толпился на солее, так как о.Валентин всегда прикасался к головам краем потира[23].

Несмотря на продолжительность богослужения, присутствующие в храме не отягощались скукой и сном, но проникались молитвенным настроем пастыря. То же самое бывало замечено и на богослужениях, совершаемых другими святыми старцами и подвижниками[24]. Казалось бы, служба чрезмерно долгая, но молящиеся, с явной помощью благодати Божией, не устают и не замечают, как проходят часы. Присутствовавшие на службах отца Валентина единогласно свидетельствовали, что его служение было особенно истовым и благодатным, и плоды его молитвенной помощи во всех скорбях и печалях являлись незамедлительно. Привлекали прихожан и мудрые проповеди пастыря.

Как между молебнами и панихидами, так и в особенности по окончании всех их, к о.Валентину подходил народ. У кого умерло единственное дитя, и родители не могли найти себе места от горя. У кого жена злого характера. Там женщина покинута любимым человеком. Парень собирается жениться и просит благословения. Немощи и грехи человеческие, громадный груз разнообразных дел и отношений житейских — все это кипело вокруг этого священника. Искали и в чисто мирских интересах Божия благословения; еще же более того искали удовлетворения жгущей душу жажде духовной. И о.Валентин своим художественно метким языком и ласкающим голосом разговаривал с этим теснившимся к нему людом, подавая советы от сердца и ума, только что просветившегося за Трапезой Господней[25].

К о.Валентину шли люди, обремененные скорбями, бедностью, порой не имеющие крова и приюта, шли омрачаемые заблуждениями, нуждающиеся в совете и вразумлении. И батюшка утешал, успокаивал, вразумлял, поддерживал: «Кого наставит, кому поможет деньгами, кого устроит, даст приют и убежище, этого исцелит, того исправит, вразумит. С утра до ночи трудился пастырь, ни в церкви, ни дома не зная покоя и отдохновения»[26]. Батюшка и сам, бывало, подходил к своим духовным чадам и заговаривал с ними о том, о чем было нужно для их духовной пользы.

Сам его внешний облик, светлый и одухотворенный, отражал его духовное устроение и внушал благоговение. Отец Валентин был высокого роста, статный, с волнистыми, ниспадающими на плечи темно-каштановыми волосами. Особое впечатление производили на всех глаза пастыря — темные, глубокие и как бы проникающие в душу. Создавалось впечатление, что о.Валентин видит человека насквозь. От его взгляда трудно было скрыться. Батюшка требовал от духовных чад правды и искренности во всем. Ласковый и любящий взгляд его сияющих глаз согревал страждущих, давая надежду и успокоение. Но когда пастырь обличал упорствующих во грехе, требовал христианского поведения, он становился грозным и непреклонным.

Продолжительность богослужений, совершаемых о.Валентином, уже в те времена стала редкой и непривычной для приходских храмов, где в отличие от святых обителей богослужение сокращалось. Все праведные пастыри и подвижники благочестия того времени были поборниками продолжительного, благоговейного богослужения, считая молитву важнейшей основой духовной жизни. Святой праведный Алексей (Мечев), Московский чудотворец, чье пастырское служение началось на три десятилетия позже, прежде всего позаботился об устройстве в своем храме уставных служб. Продолжительно и с глубоким вниманием служил св.прав.Иоанн Кронштадтский. Другой современник прот.Валентина, замечательный вологодский блаженный — диакон Александр Воскресенский печально замечал священникам его города, несколько сокращавшим богослужение: «Давида-то забываете»[27].

В церкви «Нечаянной Радости» о.Валентину никто не препятствовал служить так, как он считал нужным. Дьячок очень чтил его и не тяготился тем, чтобы побыть подольше в храме. Никто не мешал пастырю и заниматься духовным окормлением огромного множества самых разных людей. Храм был возрожден и жил необыкновенно насыщенной и благодатной жизнью. Многочисленные прихожане получали назидание и большую духовную радость от общения с пастырем.

Старостой Константино-Еленинского храма был человек глубоко благочестивый — Лаврентий Иванович Швецов, дедушка преподобномученика Никона (Беляева), оптинского старца. Лаврентий Иванович всегда был желанным гостем в доме о.Валентина. Его внук, будущий прмч.Никон, советуясь с духовными лицами о вступлении в монастырь, побывал и у протоиерея Валентина, когда тот был уже очень болен. Приведем полностью воспоминания прмч.Никона об этом посещении:

Когда мы (с братом) сказали маме о нашем желании, то мама, хотя и предполагала, но все же была поражена и решила съездить посоветоваться с о.Валентином. Я с ней поехал. Когда мама объяснила о.Валентину цель нашего приезда, он ответил, что теперь никому советов не дает, а в особенности в таком деле, «о котором он и не может советовать». «Я никогда не был монахом, — сказал он, — как я буду советовать?" Затем, кажется, начал молитвенно желать нам всего хорошего и прощаться.

Тогда я, обращаясь к нему, сказал: «Благословите, батюшка, меня на монашество», — кажется, я так сказал, но если и не сказал слова «на монашество», то подумал это, и о.Валентин мог думать, что я не просто прошу благословения, а на монашество. На мою просьбу он встал и благословил меня со словами: «Бог Вас благословит. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Слова он говорил медленно, с любовью, и крестное знамение положил на меня широкое и также медленно, и, наконец, поцеловал, насколько помню, в лоб. Это было как-то странно для меня, неопределенно, и по получении благословения я тотчас же и забыл о нем. А теперь я чувствую, что это было именно благословение на монашескую жизнь[28].

Замечательные воспоминания о благодатном пастыре отце Валентине оставил В.Н.Зверев, попавший к батюшке еще мальчиком и до его кончины продолжавший время от времени посещать его. Рассказывая о том, как семья его родителей познакомилась с о.Валентином, автор изображает следующую умилительную картину русской жизни:

Как и у большинства москвичей, живших достаточно, у нас в доме не переводились люди обездоленные и огорченные, нуждающиеся в помощи. Среди таковых были «хронические», становившиеся как бы нашими пенсионерами. Были временно попавшие в затруднение. Были больные и престарелые. Были и просто выскочившие из колеи, неудачники и пьяницы. По зимам на нижнем этаже в сопредельных с кухней помещениях пережидали месяцами холода и стужу странники, калики перехожие, исчезавшие с теплом по святым местам и возвращавшиеся в насиженные углы в положенные сроки со своими повествованиями... Весь этот люд искал утешения в церкви и был усерднейшим посетителем храмов Божиих.

Многие из них сводили близкое знакомство со священством и получали немалое удовлетворение, находя у последнего понимание, любовь и поддержку. Эти люди и принесли к нам весть о том, что у «Нечаянной Радости» предстоит пред Богом пастырь исключительно редких качеств и отзывчивости. К этим сведениям присоединилось известие, что о.Валентин служит необыкновенно хорошо, говорит доходящие до сердца проповеди и с любовным вниманием вникает в чужое горе и радуется чужими радостями, как своими собственными. Наши присные — в семье нашей чувство рода не было изжито, и большая, разросшаяся семья моих дедов жила сплоченно и душевно, всячески и везде поддерживая друг друга, — присные наши не преминули убедиться в этом и навсегда прилепились к о.Валентину. Они же показали нам дорогу к «Нечаянной Радости». И отцы наши, и мы, дети, приобщились к ее приходу[29].

Даже дети чувствовали особенно благодатную атмосферу храма, где служил прот.Валентин. Батюшка умел и им преподать назидание, заинтересовать их, научить любить Божий храм и оставлять ради него детские забавы:

Знакомство с о.Валентином сложилось исподволь. Мы постоянно бывали за его богослужением. Говели, приобщались. Старшие любили его проповеди и беседы. Мы с братом оценили приветливый уголок и маленький старинный храм, стоявший в глубине откоса, под самими стенами Кремля, в тени раскиданных по откосу насаждений. Забираясь в церковь спозаранку, мы принимали добровольное участие в уборке храма. На Страстной неделе чистили со служителями подсвечники, лампады, паникадила и хоругви. Попутно узнавали происхождение отдельных памятников старины и с великим вниманием прислушивались к речам постоянно находившихся в церкви прихожан. Разговоры вращались главным образом в сфере душевных неудач, неудач житейских, семейных раздоров и понесенных несправедливостей. Обо всем этом говорилось пространно, без ожесточения, большей частью с великой печалью. Не всегда понимая, мы знакомились с жизнью и нечувствительно проникались мыслью, что все умствования человеческие ничто перед правдой Божией.

В.Н.Зверев замечательно описывает богослужения и порядок жизни прихода о.Валентина. Удивительно, что автор, хотя и пишет здесь по воспоминаниям детства, но дает ясное представление о виденных им действиях Божией благодати:

Круг прихожан храма «Нечаянной Радости» разрастался. Помимо москвичей, хлынула провинция. Все старались, хоть раз в год, отговеть у о.Валентина. Имевшие возможность являлись на служ6у ежедневно, и мы знали многих и многих, приобщавшихся постоянно. Все дорожили вдохновенно-проникновенной службой батюшки и с неослабным вниманием выслушивали его проповеди.

Многие просили и помощи. Небогатый о.Валентин часто отдавал последнее, не стесняясь порой вручить просившему все, что у него накопилось на блюде после исповеди. Исповедников бывало так много, что, случалось, исповедь заканчивалась глубокой ночью, и сборы порой бывали значительны. Средств о.Валентина, разумеется, на всех хватить не могло. Отказываясь принимать предлагаемые ему состоятельными людьми деньги, он направлял руку таковых жертвователей, прося использовать средства по его указанию. Это привело к тому, что целый ряд лиц добровольно отдал свои силы и время на выяснение обстоятельств прибегавших к помощи батюшки нуждавшихся. Незаметно сотрудники эти сплотились в тесный кружок, особенно близкий о.Валентину.

С течением времени было с совершенной точностью отмечено, что о.Валентину присущ дар провидения, прозорливости. Он необыкновенно легко понимал душевное состояние к нему обращавшихся, часто затруднявшихся даже высказаться, и, к смущению таковых, часто отвечал на даже еще не поставленные вопросы. По своей природной деликатности о.Валентин старался, чтобы это было возможно менее заметно, но у всех, с ним соприкасавшихся, составлялось убеждение, что от о.Валентина и его проницательности ничего утаенным остаться не может. О действенной силе его молитв было известно давно. К отцу Валентину постоянно стремились болящие, особенно безнадежные. Многие из них были ему обязаны облегчением их страданий и исцелением.

Обращаясь к собственным воспоминаниям, должен остановиться на том ни с чем не сравнимом утешении, которое даже мы, дети, получали за службами о.Валентина. Кроткая благообразная фигура батюшки, с большой белой бородой, слегка согнутая в плечах, — он был большого роста, — за службой совершенно преображалась. Среди голубоватых волн расходившегося по алтарю ладана, лик о.Валентина приобретал вдохновенное выражение, граничившее с восторгом. Взором и мыслью отрешаясь от всего земного в предстоянии своем пред Богом, о.Валентин всей душой переживал счастье богообщения. Напряжение сил за Литургией у него было таково, что лицо его покрывалось испариной и дрожали руки. Перед выходом со св.Чашей к причастникам о.Валентин иногда должен был присесть тут же, в алтаре, чтобы успокоиться и собраться с силами.

Мальчиками, часто стоя в приделе, сообщавшемся с главным алтарем, куда о.Валентин любил допускать ребятишек, мы с великим вниманием смотрели на священнодействие и как будто сами уставали с батюшкой. Пресуществление Даров приводило нас в совершенный трепет. Мне памятно и чувство облегчения, с которым мы взирали на разверзаемые царские врата, и волнение, с которым мы ждали появления батюшки со св.Чашей. Молитва перед Причастием, читаемая о.Валентином, прерывалась всхлипываниями и рыданиями готовившихся причаститься Св.Тайн богомольцев. Отходившие к столику с теплотой положительно сияли. Пережитое мгновение красило самые некрасивые лица и заставляло всех причастников сплачиваться тесным кругом у солеи в ожидании слова и отпуста. Зная и разделяя чувство молящихся, о.Валентин часто предлагал благодарственный молебен, проходивший с необыкновенным подъемом[30].

Из приведенных воспоминаний хорошо видно, с каким благоговением относился о.Валентин к святой Литургии и Таинству святого Приобщения, с каким молитвенным напряжением их совершал, по благодати Божией испытывая высокие духовные состояния и переживания. Все святые угодники Божии, особенно святители и пастыри, придавали Божественной Литургии совершенно особенное значение в духовной жизни. Они часто говорили об этом и горько сетовали, что многие христиане не понимают важности частого присутствия при этом великом Таинстве. Характерно, что св.прав.Иоанн Кронштадтский, совершавший Литургию ежедневно, неустанно писал и проповедовал о ее великом значении. Для него, как и для о.Валентина, духовный подвиг заключался в несении пастырского служения посреди мира, и совершение Литургии являлось одним из важнейших деланий.

Кроме общения с многочисленной паствой в храме, отец Валентин принимал обращавшихся к нему и дома. Собственного дома батюшка никогда не имел и для всей семьи снимал квартиру. В первые годы пребывания в Москве отец Валентин жил на Воздвиженке, а потом — в доме Рыбаковых на Воронухиной горе близ Бородинского моста.

«На берегу Москвы-реки, за Смоленским рынком, стоит маленький одноэтажный домик. Простенький, невидный, он теряется среди прилегающих к нему грандиозных строений фабрики Рыбаковой. Толпа фабричных проходит туда и сюда, полная дневной суеты и волнений. Иногда с говором и шумом спешит она по домам, совсем не помышляя о том, что проходит мимо жилища великого пастыря, который своей праведной жизнью, своими великими пастырскими трудами стяжал себе вечную славу.

Комната о.Валентина в доме Рыбаковых

Скромен, прост был домик снаружи, скромна, проста была и самая обстановка его; прислуга тоже была незамысловатая, обыкновенная. Как будто все было обыкновенно и просто, и, однако, всегда ощущался страх и трепет при одном приближении к этому жилищу добра, возрождения и спасения», — так описывала дом пастыря новомученица Анна[31].

Летом для всего семейства батюшка снимал дачу по Можайскому тракту в Мазилове и Немчиновке, над речкой Сетунью, в доме у диакона церкви, или в Очакове.

Супруга отца Валентина Елизавета Ивановна, всегда имевшая слабое здоровье, в 1880 году заболела чахоткой и скончалась. На руках еще молодого священника осталось четверо детей. Младшая, Вера, которой было тогда около четырех лет, говорила потом, что едва помнила мать. Бремя заботы о детях приняла на себя сестра матушки Елизаветы — Мария Ивановна Чупрова. Благочестивая женщина самоотверженно заменила племянникам мать и воспитывала их строго. Духовная же сторона воспитания лежала больше на отце, который теперь более сосредоточился на духовной жизни и всецело посвящал себя служению пастырскому.

Примечания

[1] Село Высокое существует доныне, но храм в годы гонений был разрушен.

[2] Интересно, что составитель жизнеописания свт.Филарета, архим.Сергий (Василевский) неоднократно ссылается на воспоминания племянника святителя, прот.Николая Амфитеатрова. По всей видимости, это и есть отец прот.Валентина. Доктор богословия, архиеп.Антоний (Я.К.Амфитеатров) является автором «Догматического богословия Православной Церкви», служившего учебным пособием для всех семинарий.

[3] Свящ.Афанасий Гумеров. Благодатный пастырь. М., 1998. С.3.

[4] 3начение имени Валентин — «сильный».

[5] Письма прот.Валентина Амфитеатрова к Екатерине Михайловне и архимандриту Серапиону Машкиным. Сергиев Посад, 1914. С.25.

[6] Новомученица Анна (Зерцалова). Истинный пастырь Христов. М., 1910. С. 150.

[7] Духовные поучения. Проповеди прот.В.Н.Амфитеатрова..., записанные с его слов одной из его духовных дочерей. М., 1916.

[8] Там же. С.248.

[9] О Кресте Твоем веселящеся. Проповеди. М., 2002. С.48. О том же см. Духовные поучения. М., 1916. С.148.

[10] Воспоминания сына прот.Валентина А.В. Амфитеатрова об этом периоде жизни батюшки см. в приложении №1 (с.472-480).

[11] А.Ф.Кони. На жизненном пути. Т.2. СПб., 1913. С.139.

[12] Там же. С.142.

[13] Там же. С.146-147.

[14] Там же. С.143-144.

[15] Новомученица Анна (Зерцалова). Краткое описание выдающейся пастырской деятельности бывшего настоятеля Московского придворного Архангельского собора прот.Валентина Амфитеатрова. М., 1910. С.15-16.

[16] Краткое описание выдающейся пастырской деятельности бывшего настоятеля Московского придворного Архангельского собора прот.Валентина Амфитеатрова. М., 1910. С.15.

[17] С.Б.Нестеров. Была в Поливанове учительская семинария. Земля Подольская. 2001. Интересный архивный документ о ней см. в Приложении № 2.

[18] См. П.Паламарчук. Сорок сороков. Т.I. М., 1992. С.93-94.

[19] Светильник Православия. М., 1912. С.5-6.

[20] Новомученица Анна (Зерцалова). Истинный пастырь Христов. М., 1910. С.232.

[21] Духовные поучения. М., 1916.

[22] Светильник Православия. М., 1912.

[23] Е.Поселянин. Памяти ревностного пастыря. Церковные ведомости. 1908. № 44. С.2171-2173.

[24] Например, св.прав.Иоанном Кронштадтским, белгородским (патриархийным — И.И.) старцем архим.Серафимом (Тяпочкиным; †1982).

[25] Е.Поселянин. Памяти ревностного пастыря. Церковные ведомости. 1908. № 44. С.2172.

[26] Новомученица Анна (Зерцалова). Краткое описание выдающейся пастырской деятельности прот.Валентина Амфитеатрова. М., 1910. С.17.

[27] Вологодское чудо. Жизнеописание блж.диакона Александра Воскресенского. М. 2002. С.7.

[28] Дневник иеромонаха Никона (Беляева). СПб. 1994. С.92. В событии ухода Николая Беляева в монастырь прослеживается еще одна нить духовной связи с о.Валентином. Как пишет будущий прмч.Никон в своем дневнике, его уход в монастырь был неожиданным для него самого, был великой милостью Божией. Преподобный старец Варсонофий Оптинский, духовный наставник о.Никона, считал, что тот попал в святую обитель по молитвам его очень благочестивого дедушки, того самого, который до самой своей смерти был старостой в храме «Нечаянной радости». Именно в праздник этого образа Николай и его брат были приняты в Оптинский скит, и Николай, по его словам, — именно «нечаянно». См. там же. С.80-81.

[29] Зверев В.Н. Памяти о.Валентина Амфитеатрова. Православная жизнь. № 9, 1950. Джорданвилль. С.8-17.

[30] Там же.

[31] Истинный пастырь Христов. М., 1910. С. 7, 11.