Думается, братие, что современное общественное настроение откликается на эту радостную весть голосом тоже звучащим радостью и надеждой, голосом полным светлых упований на лучшее будущее. Ибо тот идеализм жизни, надежда полного её обновления и светлого развития, которые в Христианском сознании верующих опираются прочно только на радостной вести о воскресении Христовом, теперь в нашей общественной, государственной жизни тоже снова ожили, снова забились учащённым темпом, когда вызваны к творчеству общественной жизни народные силы и уже начали эту работу. Итак, и наше чисто христианское сознание, наши чисто религиозные упования, и теперешнее чисто общественное, государственное сознание и настроение хотя м.б. и в разных несколько смыслах и пониманиях, могут одинаково сливаться теперь в один общий голос светлых надежд на грядущее обновление жизни.
Правда, наличная общественная жизнь всем разнообразием своих явлений достаточно определённо говорит, что весь её интерес обращается теперь не в области религиозно-нравственных упований и не в приложении чисто духовных сил к обновлению жизни, а в области чисто политических и социальных реформ. Религиозное чувство народа как бы отошло на второй план под напором других более сильных чувств, и если делается теперь и чисто церковное, религиозное дело, то внимание к нему слишком слабо и частично. Невольно приходится думать, невольно приходится, как бы опасаться, чтобы это одностороннее направление общественной жизни и мысли, поддерживаемое и питаемое миллионами дешёвых изданий, предлагающих лёгкое и часто скороспелое разрешение самых сложных общественно-социальных вопросов, чтобы всё это не заполнило пробуждающееся русское сознание односторонним материалом и не отвлекло его совсем от другого, более может быть важного, от того именно, чем жил всегда и живёт пока русский народ.
Мы разумеем, конечно, идеалы жизни чисто нравственные, начала религиозные христианские, которыми жил исторически наш русский православный народ, которыми он своеобразно окрашивал всю свою общественно-государственную жизнь и являл собой какую-то своеобразную форму государственной жизни, как то церковное государство.
Мы не будем говорить об этом подробно; кто знает историю нашу и кто захочет беспрепятственно отнестись к ней, тот ясно увидит, что в каждом вздохе могучей русской народной груди слышались сильнее других тоны и звуки религиозные, искание правды Божией и её воплощения в жизни. И хотя сер был и не культурен наш русский народ, но жила в нём какая-то особенная могучая творческая сила, которая умела ширить и укреплять Русь. Нам нужно подумать и поучиться из истории, в чём была эта творческая сила, которая нужна так теперь в критический момент нашей государственной жизни и которую тщетно, конечно, искать на путях крови и огня, насилия и бесчинства, а нужно искать только на путях святых Христовых идеалов правды и любви и личного обновления, которые шли когда-то светочем впереди русского народа и указывали ему верный путь жизни, а теперь куда-то скрылись или заменены грубой подделкой из источника мудрости человеческой.
Не это ли именно чисто религиозно-церковное чаяние преимущественно нравственного начала общественной жизни и выразил благочестивый наш Государь, когда в речи своей на открытие Думы сказал: «Да занимается день сей отныне днём обновления нравственного облика земли русской, днём возрождения её лучших сил».
В нравственном именно обновлении, как отдельной личности, так и целой души народной и кроется живая творческая сила обновления всей жизни, так знакомая русской душе, исторически святой и христоносной. Ведь нормальная, цельная жизнь отдельной личности требует гармонии, единства и участия в жизни всех её сил, духовных, моральных и физических внешних. Как же можно думать, что целая организация людей в союзе государственном, целая как бы собирательная личность народа, может жить здраво только одной стороной, только внешней политической жизнью, оставляя в стороне те глубочайшие вопросы духа, которые известны под именем религиозных.
И как бы ни смотрели мы на Церковь, этот особый от государственного характера чисто нравственный союз, он то именно и способен только привести все многообразие проявлений жизни человеческой к единству и полноте. Ведь только Церковь и Христианство, проникая своими нравственными началами и входя в языческий государственный строй жизни, уяснили, что человеческая личность не раба государева и последнее не имеет над ней безграничной власти. Христианство только сказало, что государство, признаваемое даже лучшими умами древности самоцелью, должно не подавлять личность человеческую, а служить ей, её благу и развитию. И это именно христианское понимание ценности человеческой личности самой по себе вошло потом в государственное сознание и выразилось в даровании разных прав личности, чем гордится теперь всякий культурный народ.
И мы не правы будем и преступны, если намеренно будем теперь закрывать глаза на тот источник, из которого потекли для всего человечества обновляющие начала жизни, т.е. если будем забывать Христа и св.Церковь.
Вот почему ещё один из наших выдающихся мыслителей — Достоевский, — сам переживший разные формы своего общественного сознания и понимания жизни, решительно говорил, «что гуманность, отрицающая Бога, приводит к бесчеловечию, цивилизация без просвещения Христова приводит к одичанию, прогресс без Христа приводит к регрессу, свобода без духа Божия приводит к деспотизму и тирании, и что без личного самоусовершенствования в духе христианской любви не возможно разрешение никаких социальных и гражданских вопросов».
Думается, что мы можем признать правду этих слов по самым наблюдениям нашей жизни, которые особенно побуждают сказать словами Апостола: Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звеняща или кимвал звяцаяй... и аще предам тело мое во еже сожещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1 Кор. 13:1-3).
