Канонерская лодка «Селемджа»
После окончания Мореходного Училища Технического Флота молодого специалиста направили по распределению на Балтику в Управление Балттехфлот. Рабочего диплома у него не было, поэтому направили его матросом I класса на паровую шаланду п/ш «Селемджа». Эта грунтоотвозная шаланда была построена в Германии ещё до Великой Отечественной войны, таких судов успели получить в Германии 11-ть, и все были названы нашими реками: «Волга», «Бира», «Зея» и другие. Кстати «Селемджа» – это приток реки Зеи. Во время войны ей установили на носу орудие и она участвовала в обороне Ленинграда. Была в составе Краснознамённого Балтийского флота и числилась канонеркой. За это она была награждена орденом боевого Красного знамени. Судно стояло в Кронштадте.
Молодой матрос прибыл в каюту капитана и доложил о прибытии, предъявив свои документы об окончании Мореходного училища и направление из отдела кадров. Капитан вызвал старпома и говорит: «Вот, Виктор Иванович, Вам новый матрос и будущий штурман! Прошу любить и жаловать! Конов Валентин Григорьевич». Затем он передал дела и судно старпому, а сам отбыл в командировку в Финляндию для перегона нового судна в Питер.
«Селемджа» работала в караване землечерпалки «Балтийская» и через два дня весь караван снялся в бухту Батарейную, – это за Шепелёвским маяком, и недалеко от Кронштадта, у входа в Финский залив. На первую вахту Валентин вышел со вторым помощником капитана и только теперь от него узнал, что должность капитана исполнять будет старпом, а Володя временно будет старпомом. 2-й помощник капитана Владимир Петрович Ивлев – 24-летний стройный, чернявый, симпатичный парень. Очень добродушный, добрый и общительный, быстро произвёл полный инструктаж новому матросу и выдал краткую характеристику всему экипажу, тактико-технические данные судна и ознакомил Конова с особенностями производства, чем заслужил полное уважение молодого специалиста, и вообще он пользовался уважением всего экипажа.
На мостик поднялся Виктор Иванович и говорит второму: «Владимир, становись на руль! Надо помочь друзьям кочегарам! А вы, Конов, спускайтесь в кочегарку, помогите машинисту вывирать шлак!» Современным морякам не понять, как и почему матроса-рулевого посылают на работу совершенно не связанную с его обязанностями. Теперь моториста на швартовку не всегда вызывают, а тогда прошло только пять месяцев после смерти товарища Сталина, а порядки ещё долго оставались суровые!
Машинист по кличке «Мотыль» работал за кочегара, потому, что на судне остался всего один кочегар, а на этот горячий участок не много находилось желающих называться моряком! «Мотыль» обрадовался прибытию подкрепления, он был мокрый и чёрный до неузнаваемости. Вся кочегарка была завалена шлаком, горы шлака доходили до средней топки, и не было возможности почистить поддувало. Паровой огнетрубный котёл имел три топки в которых сгорал уголь и огонь проходя по трубкам производил пар для паровой машины, которая вращая гребной вал и винт, двигала пароход вперёд. Это пояснение для “инакомыслящих!” Для обслуживания такого парового котла по штату должно было быть шесть кочегаров, но у нас оказался только один!
Конов успел уже подружиться с «Мотылём» ещё в Питере и принялся энергично грузить и «вирать» наверх бадью за бадьёй. Подбадривая друг друга с шутками и юмором этот завал шлака стал подходить к завершению, а под занавес они даже запели: «Ты вахту не кончил! Не смеешь бросать! Механик тобой недоволен!» Перед ними было ещё не море, а только Финский залив, но дружба моряков нужна и на болоте! Такой труд очень сближает людей! У этого парня было очень оригинальное подтверждение преданности делу Партии и Правительства и лично товарищу Сталину... (редакция сайта удалила данное ругательное высказывание по нравственным соображениям, несмотря на то, что мы не симпатизируем Льву Троцкому, к которому оно относится, – И.И.). Где он услышал это оригинальное изречение, не знаю, вероятно от какого-то старого большевика, который этим выражал свою позицию по отношению к Троцкизму! На этом судне весь командный состав, проживал на корме, а рядовой состав, во главе с боцманом, находился под полубаком в носовых помещениях. Камбуз и столовая команды также находились под полубаком, а на корме была кают-компания для комсостава.
После ужина пришла с кормы повариха и рассказала нам, что на борт прибыл из командировки наш капитан и пригласили в гости вторую повариху с землечерпалки «Балтийская», страстную любовь второго штурмана, несравненную «Нинку-блондинку».
Уже засыпая, мы слышали, что судно отошло от землечерпалки и стали на якорь в Западной части бухты Батарейная. Капитан долго вечером рассказывал в кают-компании о перегоне судна из Хельсинки в Сан-Петербург и обо всём виденном в Финляндии. В то время даже Финляндия считалась чем-то далёким, неизведанным и романтичным; также слушали рассказы о ближайшей соседней Польше. Это потом, намного позже стали говорить: «Курица не птица – Польша не заграница!» A тогда «железный занавес» работал исправно.
В тот, злополучный вечер комсостав поздно ушёл отдыхать, а второму штурману вообще не пришлось отдохнуть и даже наоборот, т.к. отошли от борта «Балтийской» с Володиной очаровательной блондинкой! После такой, тяжёлой вахты все быстро ложились по койкам и спали как убитые. Но однажды перед утром 1-го октября мы все проснулись от сильного удара судна о какое-то подводное препятствие! Многие выпали из «гробиков», – так мы называли наши койки, – на палубу, но долго устоять на ногах было невозможно. Начался сильнейший шторм, судно носом вылетело на камни прямо рядом с Шепелёвским маяком и с каждым ударом волны судно испытывало такие сильные удары по корпусу, что кто не успевал за что-нибудь удержаться, то падал с ног.
После полуночи начал дуть Западный ветер, а Западные ветра в Финском заливе – это бедствие для всего Санкт-Петербурга. При очень сильных ветрах происходят большие наводнения. Вот и в ту ночь 1-го октября 1953 года… эта дата запомнилась всем участникам той эпопеи, запомнилась на всю жизнь!
Как специально, всё складывалось так, чтобы случилась авария, изменившая судьбы многих её участников; и не только экипажа «Селемджи», но и экипажи других судов, участвовавших в спасении. Но о судьбах, поведаем потом, а эта эпопея развивалась следующим образом: сначала подняла «Хай!» (как говорят у нас в Одессе) старшая повариха на «Балтийской», затем поступило распоряжение из Питера: «Срочно следовать за бункером для всего каравана в Ленинград» (так тогда назывался Санкт-Петербург)! Вот тут и возникла первая проблема! Как высадить на черпалку Нинку-Блондинку!?
Володя дал команду в машину поднимать пар, поднял боцмана, чтобы выбрать якорь, но спешка нужна при ловле блох, а он, чувствуя свою вину задержки судна из-за своей любви, не дождался, чтобы подняли пар до марки, (это одна из его ошибок, паровые котлы имеют так, называемую марку давления в котле и естественно, чтобы машина имела максимальную мощность, то в котле пар должен быть на марке), а он поспешил и начал сниматься с якоря, чтобы зайти в бухту и высадить на «черпалку» свою ненаглядную. Ветер к этому времени уже дул, более 20 м/сек. Судно в балласте имело большой дрейф, паровая машина не могла развить полные обороты, хотя наш «Мотыль» прилагал все усилия. Все эти нелепые условия привели к тому что около 6.00, судно при развороте, выскочило на гряду, ранее виденных нами и любовавшимися на них нашим экипажем валунов, скрытых сейчас под бушующими волнами Финского залива. Уровень воды в Финском заливе, при Западных ветрах большой силы, поднимается очень высоко. Находящиеся в носовом кубрике члены команды, «вылетели» со своих «гробиков» и сразу выскочили на палубу.
То, что мы увидели, было страшно! Видеть особенно мы не могли ничего, т.к. летела пена и била в лицо снежная крупа. Начался октябрь, вода была очень холодная, и все мы стали сразу мокрыми. Капитан уже был на мостике и, стараясь перекричать невероятный шум штормового моря приказал нам одеться и выходить на аврал, что мы все и выполнили моментально.
До этого шторма, мы наблюдали это место, куда нас сейчас выбросило. Это был песчаный мыс, весь обложенный различной величины круглыми валунами, отшлифованными песком, льдами и штормами. В хорошую солнечную погоду мы любовались разноцветными гранитными камнями, вероятно лежащими здесь ещё с ледникового периода, а теперь нашу «Селемджу» каждая волна поднимала над ними и снова опускала с грохотом на эти красивые валуны и делая очередную пробоину в нашем бедном судне! Из машинного отделения выскочил «Мотыль» и кричит: «Ого! Волны выше сельсовета»! – В его украинском селе сельсовет наверно был одноэтажным...
Механик доложил на мостик, что осушительный насос не может откачивать воду из котельного отделения, потому что храповик в котельном отделении забит шлаком. Капитан приказал Конову и Звягину срочно спуститься в котельное отделение и вёдрами переливать поступающую морскую воду из котельного отделения в машинное. Из машинного отделения насос откачивал на полную свою мощность, но было заметно, что в котельную поступление забортной воды идёт больше, чем успевает откачивать насос. Звягин и Конов, не разгибаясь, выливали воду в машинное отделение и видели, что их неимоверно тяжёлый труд напрасен.
Валентин Конов до Мореходки был два года юнгой Балтийского Военно-морского флота и очень много слышал от старых моряков участников Северных конвоев об авариях и гибели наших судов – ясно понимал, если вода в кочегарке поднимется до топки, то произойдёт взрыв котла. Вода уже начала заливать поддувало средней топки, тогда он бросил ведро и вылез на мостик и доложил капитану обстановку. Тогда Сан Саныч приказал ему вернуться в котельное отделение, стать у подрывного клапана и ждать его команды и только по его команде открыть подрывной клапан и стравить давление пара в котле до нуля. Остальные два матроса и единственный кочегар, беспрерывно вычерпывали вёдрами воду из кочегарки в машину и это в обстановке систематических ударов корпусом и днищем судна о скалы!
Стоя у горячего котла, приходилось прилагать большие усилия, чтобы не свалиться с решёток вниз. После очередного удара днищем о камни, вода стала поступать стремительно и капитан, на мостике, вероятно, видел, как на нас несётся «Девятый» вал и он спустился к входу в кочегарку, одновременно с сильным ударом о камни, видел, что вода стала заливать корму даже через двери! В этот момент он приказал открыть подрывной клапан и стравить пар в атмосферу! А это значит, что судно осталось без пару и жару! Это означало, что мы даже SOS подать не можем, потому – что, паро-динамо, без пара – это кусок железа!
Матросы и вся машинная команда вышла на палубу в распоряжение боцмана и капитана. В этот момент маневрирующая у нашей кормы «Бира» и пытающаяся подать нам буксирный конец, очередной большой волной была также выброшена в 20 метрах от нас на камни! «Балтийская» подала сигнал SOS и через несколько часов прибыл первый спасательный буксир из Кронштадта. Он сходу подскочил к нашей корме, попытался подать буксир, но быстро получил пробоину и отошёл в глубь бухты для заделки своей пробоины. На борту этого буксира находился начальник аварийно-спасательного отряда Балтийского флота. Нам 20-летним он казался стариком, но вероятно ему было не больше 50-ти. С ним к нам на борт прибыли 20 человек матросов, специалистов аварийно-спасательного отряда. От них мы узнали, что его кличка «Японец», – он не любил, когда кого-то окликают «Алло!» и сразу же говорил: «“Алло!” – по-японски – жопа, – обращайтесь по имени или по званию!» Но все его уважали и слушались, не за звание капитан-лейтенанта, а за его высокую морскую выучку, опыт и знания, которыми он бескорыстно делился со всеми, кто его окружал.
На спасателе заделали свою пробоину за час и снова подошли к «Бире». Завели на неё свой буксир и к вечеру сняли её с камней, а с нашего борта увезли, гостившую у нас повариху Нинку. Затем приступили к постановке цементных ящиков на её пробоины. Готовили Биру к буксировке в Питер, а нам дали указание готовить «брагу» (это толстый трос, обведенный вокруг надстройки или комингса трюма).
К вечеру прибыло ещё два буксира. Один из них привязал на спасательный круг тонкий проводник подал его нам и выбрали к себе на борт его буксирный трос и скобой соединили его с приготовленной нами, ранее «брагой». Второй буксир также подал свой буксирный трос, который мы закрепили за кнехты и капитан дал команду буксирам набить буксиры. При первом же рывке, кормовой кнехт разлетелся на мелкие кусочки, а брага прорезала металл надстройки и острые края металла начали резать трос. Стемнело, а в полной темноте и бушующей стихии работать было очень опасно, поэтому, спасательные работы прекратили до рассвета. Наступила первая ночь в полной темноте, в бьющейся железной коробке о камни и холодном носовом помещении, т.к. свирепый ветер выдул остававшееся тепло из нашего кубрика. Все натянули на себя имеющееся «шмутьё» и улеглись в «гробики», но, конечно, спать никто не мог, приходилось руками держаться за бортики «гробика», чтобы не свалиться на мокрую палубу. Утром шторм, на наше счастье, стал утихать, но стало морозно, пришлось надевать на голову шапки-ушанки и даже завязать у подбородка! Когда сила ветра уменьшилась до 10-12 м/сек, то уровень воды в заливе резко упал и судно плотно легло на грунт, а теперь прекратились удары судна о камни, прекратилось разрушение днища. Все мы наконец-то могли уснуть и проспали, почти до вечера.
Когда мы вышли на палубу, то нашему взору открылась чудесная, освещённая заходящим Солнцем панорама Батарейной бухты! Чистый и прозрачный воздух позволял видеть все оттенки красок голубого неба, зелёных сосен на высоком берегу и жёлтых, розовых и коричневых листьев на деревьях, растущих у деревенского погоста, расположенной недалеко деревушки. А прямо перед нами, величественно возвышался красно-белый Шепелёвский маяк, освещённый лучами заката! Вид, действительно, очень красивый, но когда мы посмотрели за борт, то восхищение и любование природой, сразу прекратилось. Начиная от миделя (середина судна) и до самого берега шли валуны, по которым можно было попрыгать к берегу. Сейчас они были очень мокрые и скользкие, но когда шторм утих, а они высохли, то мы таким путём связывались с берегом.
В связи с выходом из строя сразу двух грунтоотвозных шаланд и плохим прогнозом погоды земснаряд и «Биру» отбуксировали в Питер, а к нам прибыл отряд из 25 человек моряков-спасателей из Кронштадта со своим оборудованием: водолазным снаряжением, сварочным агрегатом, компрессором и, что самое главное, электростанцией. А это – свет и какое-то тепло, т.к. заделать пробоину под котлом, не было никакой возможности.
А средняя топка котла была залита. Привезённые спасателями насосы не справлялись с поступающей из пробоины водой. Водолазы пытались заделывать находившиеся пробоины, но насосы, работая полными оборотами, не справлялись с поступлением воды. Тогда командир спасательного отряда капитан-лейтенант «Алло – по-японски жопа», – мы это замечание приняли на вооружение и многие использовали в дальнейшем в своей морской практике, – приказал вварить в горловины бортовых, воздушных отсеков, штуцеры, подсоединить шланги к компрессору и закачать в эти отсеки воздух. Под давлением воздуха, вода из отсеков выходила через пробоины и отсеки уже в какой-то степени поддерживали судно на плаву.
Но под котлом была пробоина длиной около 3-х метров. Никакие насосы с такой пробоиной не справятся. Судно плотно сидело на грунте и после откачки воды из всех бортовых отсеков, продолжало ожидать подъёма уровня воды и такого же шторма, какой был тогда – 1 октября 1953 года. И этот день наступил 1-го ноября, ровно через месяц! Буксиры были готовы и как только уровень воды поднялся, нас начали стаскивать. Но вместе с уровнем поднялись и волны! Брага лопнула, трос второго буксира лопнул, разворотив кормовой кнехт и клюз, а нашу, уже полюбившуюся всем, даже, временно прибывшим нас спасать военным матросам, знаменитую шаланду, снова выбросило на камни, немного правее прежнего места стоянки, но с более удобным проходом (как выяснилось после шторма) на необходимый нам берег.
Когда уровень воды упал, то камушки, как специально, выстроились от борта до берега, так последовательно и ровно, что можно было выходить на берег, даже без сапог, а на берег, надо было выходить через день. На борту находилось более 40 человек экипажа, спасателей. Из Москвы прибыл капитан-наставник, здоровенный детина и очень славный мужик, который тоже любил покушать, а кушать любят все, особенно после такой отчаянной, тяжёлой и опасной работы. Или, как говорили наши ребята-спасатели: «Море любит сильных, а сильный – любит пожрать!» Для покупки хлеба на весь отряд, капитан назначил матроса Конова, несмотря на все попытки старпома пойти самому, особенно когда он узнал из рассказа «хлебоноса», какая красивая пекариха Галина печёт в деревне хлеб на всю округу.
Потом там был магазин и можно было отовариться! Особых деликатесов в этом сельпо не было, но водка была! Капитан приказал старпому выдавать Конову деньги на хлеб и весь период аварийной стоянки он снабжал нас свежим и очень вкусным хлебом. Ему все завидовали, что бы хоть на пару часов выйти на природу, пообщаться с другими людьми – очень хотелось всем. Даже прибывший из Москвы капитан-наставник в шутку просил: «Валик! Возьми меня с собой!» Но он со своей комплекцией и возрастом мог бы получить травму, прыгая по скользким и неровным камням, поэтому поручали Конову покупать в Сельпо необходимые товары.
Конов стал лучшим другом у продавщицы, пекарихи и жителей деревни, многие интересовались, как идут наши дела и обсуждали наше положение. А на октябрьские праздники его и посланного с ним матроса Иголкина, к празднику было много заказов, поэтому ему дали в помощь молодого матроса, их пригласили на поминки погибшего в начале войны советского лётчика, а после кладбища, в доме завхоза продолжали поминки, переходящие в празднование годовщины Октябрьской Революции. Как они пришли на судно, никто не видел, спать ложились рано, экономили топливо и стоящий на палубе дизель-генератор, который сильно гремел и мешал спать уставшим труженикам моря! Спать приходилось на столах, шкафах и просто на палубе, судно не рассчитано на такое количество людей.
Однажды «хлебонос» пришёл на судно только утром, - говорит, что пекариха не успела по какой-то причине испечь хлеб. Потом нам рассказали, что произошло в этой деревне. Хлеба действительно было мало и Галина предложила ему подождать до утра:
– Пока иди, – говорит, – к завхозу и он тебя хотел видеть.
Он посидел у него до полночи, а затем поплёлся к пекарне.
Вот, что рассказала симпатичная пекариха Галина ребятам, отпущенным на праздник в увольнение в деревню:
– Он пришёл ко мне, стал стучать и требовать, чтобы я ему открыла. – Я, – говорит, – сказала ему, что хлеб не готов и приходи позже, а он продолжает тарабанить. Даже Шарик его уже знал за своего и не гавкал на него (у дверей пекарни стояла собачья будка). Так он выгнал Шарика и залез в его будку и там уснул! Проснулся к утру. Видно сильно замёрз и моя помощница тётя Тося открыла ему дверь и послала на печь греться! А когда хлеб был готов, мы его отправили на Ваше судно. Когда ребята пришли и всем поведали про похождения нашего «хлебоноса» в собачьей будке, то подначкам уже не было конца.
Долго стояла тихая, спокойная осень, но 1-го декабря (ровно через 2 месяца после аварии) подул Западный ветер, который к утру перерос в свирепый шторм. С носа был завезён длинный 32-х мм конец и Адмиралтейский якорь, и второй буксир подали на спасатель. Когда уровень воды поднялся, дали команду буксирам начать буксировку. Носовой буксир так дёрнул, что у него лопнул буксирный гак, а трос взмыл высоко в воздух и летел прямо на нашу палубу. В это время весь экипаж и спасатели находились на палубе и по команде «Полундра!» все разбежались по возможным укрытиям. И трос упал на станину лебёдки никого не задев, только упав на валенок Конову повредив ему большой палец. Но после сильного рывка Конов, стоявший у носовой лебёдки закричал капитану, что судно начало разворачиваться и лебёдка помалу начала выбирать конец и судно сошло с камней, но судно стало на глазах кормой погружаться в воду. Командование приняло единственно правильное решение посадить судно кормой на прибрежный песок в глубине бухты. При помощи буксиров и ветра судно развернуло и корма мягко села на грунт, но за это время всё кормовое помещение было затоплено, а волнение сделало из всех кормовых кают одно сплошное пространство. Попавшая в корму вода при очередном ударе волны ломала все переборки между каютами, срывала со своих мест шкафы, столы, диваны и всё это плавало сплошным хаосом. Всё это произошло так быстро, что механики прибежали взять свою одежду, но было уже поздно. Всё это имущество плавало и смешалось с мебелью и прочим хламом.
Когда шторм утих, спасатели привели из Кронштадта и завели под корпус два больших понтона, притопили их, скрепили их между собой под корпусом, затем подсоединили к ним воздушные шланги и компрессором, стали нагнетать в них воздух. Воздух вытеснил из понтонов воду и судно начало всплывать, а когда окончательно всплыло, начали готовить судно к буксировке. Завели два буксира с носа, а два буксира шли с обоих бортов, на случай, как сейчас говорят, нештатной ситуации!
Вечером следующего дня судно подняли на слип судоремонтного завода в Питере и комиссия сразу стала обследовать полученные повреждения. Всё днище было в пробоинах, а в корме были две пробоины, более 3-х метров в длину. Комиссия признала, что судно ремонту не подлежит, и отправили нашу многострадальную «Селемджу» на металлолом, а экипаж расформировали. Потом был суд! Капитану дали три года, а Володя за свою несчастную любовь отсидел пять лет! Да здравствует наш справедливый, честный Советский суд! Три топки, четыре вахты в сутки и один кочегар! Так это было!!! Через 10 лет Валентин, к этому времени уже 2-й помощник капитана рыболовной плавбазы «Антарктика», встретил Володю в Мурманске и он ему поведал об окончании эпопеи нашей «Селемджи» и судьбе многих членов экипажа. 50 лет назад это было!
Капитан дальнего плавания Кобылянов В.Г.
Октябрь-Ноябрь 2003 г.
Публикуется в качестве приложения к статье Жизнь капитана Кобылянова
