«Муж воистину духа апостольского»

Восемьдесят лет, прошедших со дня кончины святителя Макария, выдающегося труженика на ниве апостольской, не ослабили его благоговейного почитания. Пережитая нами трагическая история восстания сил зла на Святую Церковь и ее чад, разрушение тех религиозно-нравственных устоев, которыми веками жило русское общество, пролили новый яркий свет на неослабную ревность в деле сохранения православных традиций, которой отличался этот духовно даровитый архипастырь-подвижник.

Родился владыка в праздник Покрова Пресвятой Богородицы в 1835 году в с.Шапкино Ковровского уезда Владимирской губернии. Он был шестым ребенком в очень бедной семье причетника сельского храма Рождества Пресвятой Богородицы Андрея Парвицкого. Ребенок был очень слаб и не оставлял надежды остаться в живых. Поэтому он был сразу же крещен с именем Михаил и в белой крестильной рубашке положен под святые иконы в ожидании смерти.

Но младенец остался жить. Это было первое чудо в его жизни, отмеченной многими духовно незаурядными событиями. Благодатная помощь Божия и Покров Богородицы не оставляли всю его девяностолетнюю жизнь. Первые часы стали как бы прообразом его земного пути: «Всю свою долгую жизнь в разных положениях и даже на высоких служебных постах он так мало брал от жизни, так слабо был связан с земным»[1].

Многодетная семья А.И.Парвицкого испытывала тяжкие лишения. Особенно ухудшились жизненные условия, когда сгорел их дом. Несколько месяцев многодетная семья жила в тесной церковной сторожке. О детстве своем митрополит рассказывал, когда в 1913 году посетил родное село. Он вспомнил, как однажды родители ушли пешком в Москву по жизненным нуждам, поручив всех детей заботам старшей дочери. На пропитание был оставлен хлеб. Родители на несколько дней задержались, а хлеб кончился. Дети вынуждены были есть клевер[2].

С раннего детства Михаил полюбил молитву. Епископ Арсений (Жадановский), хорошо знавший владыку, писал о той духовно нравственной атмосфере, в какой воспитывался будущий наставник христианских добродетелей: «Родители Михаила, при всей своей нищете материальной, были богаты благочестием. В строгости христианской воспитывали они детей. Родительская молитва, особенно материнская, укрепляла и защищала их»[3].

Михаил унаследовал от матери нежность сердца и любовь к молитве. С первых лет жизни он был при храме. Когда митрополит Макарий 7-9 сентября 1913 года посетил родное село и вновь увидел дорогую его сердцу сельскую церковь, в нем пробудились воспоминания о пережитом:

Вот теперь передо мной как живые встали картины моего раннего детства... Вот этот клирос правый... Здесь я помогал своему отцу петь... А здесь я разжигал кадило... Как живую я сейчас вижу свою мать, стоящую рядом с нищими... И как она горячо всегда молилась и меня, тогда еще малютку, нередко ставила рядом с собой и заставляла преклонять колена во время молитвы... Помню, как я горячо однажды взывал к Богу со своей просьбой послать мне тулупчик, так как по бедности родителей я не имел теплой одежды, и Господь послал мне... Рос я хилым и слабым ребенком, и мне многие предрекали раннюю смерть... Да и смерть дважды хватала меня в свои холодные объятия: однажды я полузамерз на льдине, а в другой раз был убиваем разбойниками. Но молитва матери спасла меня от напрасной смерти и по ее молитве я стал тем, чем есть теперь...[4]

Мать иногда ходила с котомкой в Москву к своему родному брату протоиерею Иоанну Рождественскому[5], которого владыка Макарий весьма чтил.

Бедность и нищета детских лет явились для будущего подвижника веры подлинной школой жизни. Благодаря родительскому благочестию Михаил научился с христианским терпением переносить жизненные лишения. Одна из его архипастырских проповедей имеет поучительное название: «Не всякий богач будет осужден и не всякий бедняк будет награжден (Поучение в неделю 22-ю по Пятидесятнице)». Проповедь заканчивается призывом: «Братие! Будем чаще вспоминать притчу о богатом и Лазаре, чтобы не видеть горькой участи первого и удостоиться за терпение и смирение вместе со вторым, и удостоиться быть не с Авраамом только, но с Самим Христом в раю»[6].

Горькая нужда раннего детства, несомненно, подготовила Михаила к многотрудной, полной суровых лишений, миссионерской жизни.

В 1843 году, побуждаемый крайней нищетой и желанием из пономаря сделаться дьячком (что вполне соответствовало его способностям), Андрей Парвицкий исполнил свое давнее желание оставить родные места и переселиться в далекую Сибирь. Многочисленная семья направилась в Тобольск. Путь был очень трудным. Дорогой часто нечем было кормить детей. Хотя Андрей Парвицкий желаемого места дьячка не получил, переезд этот был важным событием в жизни будущего владыки. Тут видится действие Божественного Промысла: именно в Тобольске у Михаила Парвицкого-Невского родилось желание поехать миссионером на Алтай.

Михаил поступил в Тобольскую духовную семинарию. К этому времени отец с семьей переехал в с.Верх-Ануйское Томской епархии. Отрок остался один. Тоска по любимой матери сильно повлияла на его характер. У него появилась тяга к уединению. Он много читал: Священное Писание, творения святителя Тихона Задонского и преподобного Ефрема Сирина, житие преподобного Серафима Саровского. Кроме семинарии и храма Михаил нигде не бывал. Такая настроенность дала ему возможность сохранить душевную чистоту. «От усиленных занятий и неумеренного постничества силы юного аскета оказались настолько подорванными, что он сильно заболел и был близок к смерти. Но Господь сохранил его, здоровье Михаила скоро поправилось, хотя слабость и недомогание были его спутниками все последующие годы жизни»[7].

В 1854 году Михаил окончил Тобольскую духовную семинарию вторым по разрядному списку. Столь серьезные успехи давали ему возможность продолжить учебу в Духовной академии. Побуждение способного юноши продолжать изучение богословских наук уступило горячему желанию жертвенного служения Богу и людям. Об этом вспомнил он тридцать лет спустя в речи, сказанной при наречении его во епископа Бийского:

Не суждено было мне уготовиться к высокому служению святительства в высшем святилище наук, хотя было звание к тому и раз, и два. Смею думать, что не случайно, но промыслительно было сие, да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душою моею от юности излюбленного; ибо еще на школьной скамье мысль о миссионерстве занимала меня. Известия об апостольских трудах патриарха российского миссионерства влекли сердце мое к алеутам американским; но Промысл Божий, случайным разговором со мной одного из присных моих, указал мне путь к алеутам алтайским, в Алтайскую миссию, где и обретен мною мир душе, томившейся исканием пути, «в онь же пойду»... Тридцатилетняя жизнь на Алтае была для неопытности моей той академией миссионерства, какую некогда открыть предполагалось в центре России...[8]

Выбор этот, в котором так явственно проявились высокие, истинно христианские стремления души, определил направление всей его долгой жизни. Современник митрополита Макария святой равноапостольный Николай Японский, сам на заре жизни сделавший выбор, недоступный большинству людей, лучше других мог оценить это решение: «В тот период ранней молодости, когда человек лишь только получает способность к самоопределению, Вы определили себя на служение Миссии», — писал он в 1911 году Макарию, бывшему тогда архиепископом Томским (Томские епархиальные ведомости, 1911, № 13, с.683). Родители благословили Михаила, и он 22 февраля 1855 года был принят в Алтайскую миссию, в которой до него подвизался ее основатель архимандрит Макарий (Глухарев), в звании учителя и миссионерского сотрудника. В 1855-1857 годы он служил псаломщиком в Улалинской церкви и учителем церковного пения в Улалинском училище.

Современный исследователь располагает разнообразными документами и материалами по истории Алтайской миссии. Есть немало свидетельств о тех тяжелых жизненных условиях, в которых совершалось великое христианское дело. Сам владыка Макарий об этих десятилетиях вспоминал:

Служение миссионерское, как служение апостольское, есть более всего ряд скорбей, болезней и трудов... Мы не говорим о трудностях миссионерских путешествий, которые доводится совершать редко в экипаже, никогда в вагоне, но нередко пешком, на лыжах, часто верхом, на лодке, под дождем, иногда в снежную метель, все это — болезни и труды для тела. Но есть страдания большие — страдания души. Миссионер-страдалец, он страдает душой в начале служения своего от среды, в которую попадает, там нет ни родной семьи, ни родного общества, ни привычной для него жизненной обстановки. Среди инородцев, сперва чуждых для него по языку, по обычаям, чужой и для них, он чувствует иногда ужасную истому от одиночества, он не обретает здесь человека, с которым мог бы поделиться своим горем, поведать свою скорбь и в дружеском и братском разговоре найти для себя некоторую отраду... Немалую тугу для миссионера составляет недостаток материальных средств, таковой недостаток и всегда чувствителен, особенно для семейных, и в начале существования Миссии миссионеры буквально нищенствовали. Одежда у них была столь убога, что когда они были посылаемы в ближайший город по делам Миссии, то городские жители тотчас узнавали явившегося по одежде его, что он из Миссии: на подоле ремки, рукава дырявые, сапоги таковые же. Вот, миссионер отправляется в путешествие. Чем он тогда питается? Утром — чай с сухарями, вечером опять чай с сухарями, иногда, для разнообразия, чай с толокном[9].

Миссионеры не только просвещали алтайцев и совершали богослужения, но и сами же выполняли физические работы: пекли хлеб, разгребали снег, мыли пол, готовили дрова и топили печь.

Новому служению Михаил Невский посвятил себя всецело. Миссионерство стало для него равнозначно жизни. Это можно утверждать без преувеличений на основе дошедших до нас свидетельств. Самоотвержение и любовь к делу в новом сотруднике вскоре заметил начальник Алтайской миссии протоиерей Стефан Ландышев. По рассказам А.Макаровой-Мирской (урожденная Ландышева), он говорил:

Будет из него толк, из помощника моего нового; смотрю на него и Незабвенного [Архимандрит Макарий (Глухарев) — прим.ред.] вспоминаю... бывало, также горел, на дело рвался, и все ему казалось мало... и ни помысла о мире, о семье... будущий инок... помяни меня, преемник будет незабвенному архимандриту, первому Алтая апостолу[10].

Первые годы Михаил Невский посвятил изучению языка алтайцев. Дело шло весьма трудно, тогда он стал усиленно молиться Матери Божией и вскоре чудесным образом овладел новым языком. Молодой проповедник все свое время проводил в далеких аилах, проповедуя истинную веру. Известны плоды этих трудов. В записках многолетнего миссионера отца Василия Вербицкого рассказывается о двух юношах, которые зимой 1857 года пришли к нему из аила Ужлэпа и попросили крестить их. Отец Василий убедился, что они хорошо наставлены в вере и даже знают некоторые молитвы: «Мы знаем о Боге, — скромно, но убедительно сказал старший. — Ведь он приходил к нам летом, тот, кто научил нас Его любить... такой молодой, добрый... ах, как говорил нам с Кобрахом о том, как любит Господь крещеных людей, потому что он им Отец, и как хорошо быть детьми такого Отца... Нам никто не мешал: мы сделали ему шалаш из ветвей, потому что пошли дожди. И четыре дня он был с нами... Не разводя огня, проводил он ночи, потому что не хотел, чтобы о нем узнали, пока он нас не научит, и на пятый день сказал нам с грустью, что должен идти к другим...»[11] Отец Василий стал расспрашивать новообращенных, как выглядит их наставник. «Мне сразу же подумалось, что их учитель был наш сотрудник — Невский, юноша с горячим сердцем, но он постоянно был на деле при Миссии и не мог бродить по далеким аилам, так как имел мало досуга... Кто же был этот Божий слуга, чья душа томилась о подвиге и чьи ноги обтекали глухие углы Алтая, ища для Господа людей?»[12] Несколько месяцев спустя отец Василий проезжал то село, в котором жили юноши, принявшие крещение. Он встретился с ними.

Мы ехали тихо и близились к цели, разговаривая между собою, когда из-за поворота с горы, почти на нас, немного забирая влево к горной тропе, выехал всадник без проводника.

— Брат Михаил! — крикнул я. Я поехал к нему быстро, но мои спутники перегнали меня...

— Добрый наш, мы тебя искали везде и нашли, слава Богу...

Они говорили, перебивая друг друга, а он сидел, полный смущения, стараясь не смотреть на меня, и сказал своим тихим голосом, обращаясь ко мне:

— Простите, отец Василий, что я не дождался вас; там все сделано, а в вершине Карасука есть больные.

— Простите меня, — наклонился он к молодым новокрещеным, — я рад за вас... я приду к вам, но теперь мне нужно спешить... Простите меня...

И, подогнав коня, быстро поехал по каменистой оснеженной дороге, озаренной розовыми тонами заката.

А мои новокрещеные, сняв шапки, смотрели ему вслед с радостными лицами, не садясь на лошадей...

У меня шибко билось сердце, и слезы просились на глазах...

— Так вот кто был Божий слуга, смиренно скрывавший свой подвиг и не хотевший пожинать плодов своего труда? Я понял его ранний отъезд: он ждал нас только поздним вечером и узнав, что со мной едут те, души которых он привлек ко Христу, поспешил уехать, чтобы никто не узнал о его смиренном подвиге, которому он отдавал дни досуга. Теперь я вспомнил, что и другие миссионеры говорили о случаях, подобных моему, и благословил имя нашего молодого сотрудника. Мне подумалось, что такие будут светочами юной Миссии нашей и из него выйдет лучший апостол Алтая [13].

С 1857 года Михаил Невский становится рясофорным послушником. 16 марта 1861 года он принял монашеский постриг с именем Макария в память преподобного Макария Великого (день Ангела владыка праздновал 19 января). На другой день епископ Томский и Енисейский Порфирий (Соколовский) рукоположил его во иеродиакона. 19 марта состоялась иерейская хиротония. После этого иеромонах Макарий направляется на миссионерское служение в Чемальский стан[14]. С принятием священства миссионерские возможности о.Макария расширились. Раньше он проповедовал и научал основам христианства тех, кто откликнулся на его проповедь. Он также готовил людей к причащению. Теперь он мог сам крестить, преподавать Святые Христовы Тайны и, насколько позволяли условия, совершать службы.

Алтай являл собой разительный контраст между царски роскошной, поражающей взор своей красотой природой и убогой жизнью ее обитателей. Нищета, жалкий быт. Отсутствие медицинской помощи и постоянная грязь в жилище вызывали кожные и другие болезни. Люди были суеверны, сознание было примитивным. На религию смотрели только с точки зрения практической пользы. Трудно было таким открывать духовную высоту истинной веры. Чаще всего к миссионерам обращались в состоянии тяжелой болезни, выражая готовность креститься, если он исцелит их. Поэтому о.Макарий нередко действовал как врач. Хотя знания его были весьма простые, аптечка скудная, он доставлял облегчение людям, восполняя недостаток материальных средств усиленной молитвой. Господь нередко через него совершал чудеса. Тяжело болел мальчик Алас в одном далеком аиле близ озера Канунь. Он бредил, лицо было обезображено. Отец больного привез к нему о.Макария.

— Оспа, да? — сказал гость, подходя к бредившему ребенку:

— Бедный Алас... закройте вход... вот, я привез масло, святое масло, я помажу его... не совсем открывайте[15].

Мальчик пришел в себя, его руки с трепетом протянулись к священнику...

Присев у огня и гладя его горячую головку, священник стал говорить о Рождестве, о тайне искупления — просто, понятно, тихо и спокойно. И старый хозяин юрты, и мать ребенка, и больное дитя слушали жадно, пока мальчик не уснул успокоенный, сжимая крест в худенькой смуглой руке.

— Ну, мне надо ехать, — сказал миссионер. — Ему лучше, Кургай, он выздоровеет ...

И, склонившись к ребенку, тихо и ровно начавшему дышать, он поцеловал обезображенное, распухшее личико без боязни заразы и вышел спокойный и тихий во мглу морозной ночи, совершив свое дело любви[16].

Мальчик поправился.

В «Русском паломнике» за 1911 г. (№ 16) в статье «50 лет миссионерского подвига» (По поводу 50-летнего юбилея Преосвященного Макария, архиепископа Томского) рассказывается об исцелении о.Макарием алтайца, находившегося по понятиям медицины в безнадежном состоянии. У больного была запущенная гангрена. Заклинания не помогли. Больной худел, тяжело страдал, а родственники избегали его, как порченного. К физическим страданиям присоединились и нравственные. В таком положении, находясь в состоянии отчаяния, больной издалека едет в сопровождении жены к отцу Макарию в смутной надежде найти у него помощь.

О.Макарий обмыл руку и, порывшись в аптечке, нашел лекарство.

— Прими это внутрь, — ласково говорит он язычнику, — и думай о Боге, Творце мира, о Христе, исцеляющем недуги, проси Его: Христос, исцели!

— Христос, исцели! — сказал алтаец, как заклинание, трепещущим голосом, и его жена повторила его слова.

Вера о.Макария передалась им и зажгла в их сердцах надежду. Через некоторое время алтаец выздоровел и крестился. Духовная семья о.Макария увеличилась[17].

Делу обращения алтайцев много способствовало обаяние светлой личности миссионера, в любых погодных условиях спешившего на помощь страждущему. Отец Макарий «обладает каким-то особым секретом располагать и притягивать к себе всех, с кем он встречается. Он не просто проповедует. Он входит в подробности жизни ближнего, знакомится с его нуждами, а затем уже просвещает его... Даже, когда он нездоров и его лихорадит, он не бережет себя: служит, проповедует, лечит», — писал о миссионерском служении отца Макария его современник[18]. Известен случай, когда отец Макарий высосал яд из ноги мальчика, укушенного змеей, яд которой был для человека смертельным. Проводник его, местный житель, предостерег: «Если тебе попадет яд, ты умрешь». Миссионер спас мальчика и остался жив[19].

Это происходило в присутствии родственников, в том числе отца мальчика, встретившего сначала появление миссионера в этих местах со злобными угрозами. Они никогда не видели проявления столь жертвенной любви.

Сколько было случаев, когда о.Макарий подвергался явной опасности и он шел на нее спокойно и уверенно, если видел, что это необходимо для спасения души вверенного ему духовного стада. Особенно сделался памятен случай, когда отцу Макарию угрожала опасность быть убитым озверелой толпой. Был праздник, отец Макарий только что закончил службу в церкви, как ему сообщают, что в одном из селений часть инородцев возмутилась и пошла с кольями на другую... Многие были уже тяжело ранены, были и убитые... Как ни отговаривали о.Макария, указывая ему на явную опасность... он остался непреклонен. Он немедленно отправился туда, и его появление поразило дерущихся своей неожиданностью.

Вначале оно их как будто еще более озлобило. Слова увещания не действовали.

— Зачем он здесь? — закричал предводитель одной из сторон и ударил о.Макария.

— Вот тебе, — крикнул он.

О.Макарий упал, но быстро поднялся и продолжал говорить. Смелые, ясные глаза миссионера и его бесстрашная проповедь покорила обе враждующие стороны...[20]

За минуту дикие и полные гнева алтайцы, окружавшие его, целовали ему руки, прося прощения.

Другой его современник, замечательный миссионер, иеромонах, будущий митрополит Нестор (Анисимов), в историческом очерке, посвященном просвещению Сибири, писал:

Сподвижник епископа Владимира по Алтайской миссии игумен Макарий снискал среди населения Алтая такую любовь, что был у них не только пастырем-учителем, но и судьею совести. А его духовные стихи знали там и до сих пор знают наизусть почти все дети. Этот неутомимый труженик 28 лет обогревал ниву православного просвещения на Алтае своею поэтическою душою, исполненною чувством глубокого благожелания. Он был преемником епископа Владимира на Бийской кафедре, а затем, после Исаакия Положенского, и на епархии Томской с 26 мая 1891 года, где до сих пор пользуется пламенною сыновнею привязанностью всего православного населения[21].

Профессор Н.И.Ильминский

Выдающимся вкладом в дело алтайского миссионерства была переводческая деятельность владыки Макария. Освоив еще в начале служения язык местных жителей, он довел знание его до совершенства. В 1864 году иеромонах Макарий прибыл в Санкт-Петербург для печатания в синодальной типографии богослужебных переводов на алтайский язык. Прожил в столице он два года. Живя в Духовной академии, каждый день ходил пешком в синодальную типографию, находившуюся в здании Святейшего Синода, и, проводя в работе весь день, возвращался пешком домой, неся новые корректуры. Вся работа по правке корректур и сношениям с цензором алтайских изданий лежала на нем. Здесь он познакомился с профессором Н.И.Ильминским. Сотрудничество с этим выдающимся ученым и подвижником было очень плодотворным (особенно в Казани в 1868-1869 гг.). В 1867 году отец Макарий вновь прибыл в столицу и трудился там до июля 1868 года. За оба срока пребывания в Санкт-Петербурге были напечатаны:

Большая часть этих книг вновь переведена была о.Макарием, и только некоторые были переведены до него, а им были пересмотрены и исправлены, причем окончательно установлена была транскрипция алтайской письменности. Во всяком случае, ему принадлежит напечатание первых книг на алтайском языке... Переводы иеромонаха Макария и его сотрудника Чевалкова положили прочное начало той обширной, уже переведенной письменности алтайской, которая до того развивалась на данных им началах. Начала эти заключались в следующем: перевод на одно из алтайских наречий (телеутское), но с выбором таких слов и оборотов, которые делали бы переводимое понятным алтайцам, говорящим на других наречиях, изучение духа и конструкции алтайского языка, его внутреннего и внешнего склада, чтобы перевод воспроизводил в уме инородца те же мысли и чувства и в том же порядке и направлении, в каком русский текст производит в уме русского свободное творчество в сознании новых слов и в установлении христианской терминологии на алтайском языке, понятном инородцам и в то же время нисколько не напоминающей им прежних образов языческой веры[22].

Переводы на таких началах делались очень тщательно и обдуманно. Отец Макарий, чтобы найти и ввести в употребление новый термин, нередко специально отправлялся на несколько недель или месяцев в глухие места Алтая и после многих бесед с местными жителями, убедившись, что для выражения того или иного христианского понятия подходит, а для алтайцев понятно то, а не другое слово или выражение, принимал его к употреблению.

Отец Макарий пришел к тем же мыслям и принципам, к каким в то же время пришел в Казани Н.И.Ильминский.

Важным событием в просветительской деятельности Алтайской миссии было составление в 1868 году совместно с Михаилом Чевалковым [алтаец, крещеный еще архимандритом Макарием (Глухаревым), умер протоиереем] алтайской азбуки.

Составлена она применительно к звуковому способу и притом так, что по ней обучение начинается чтением на алтайском языке, затем делается переход к русскому, и потом текст идет совместно на двух языках. К азбуке приложены главнейшие молитвы и книжка для чтения из мест Священного Писания, составляющих в общем краткое, но цельное изложение догматического и нравственного учения[23].

Обзор переводческой деятельности отца Макария будет весьма неполным, если не назвать и другие его труды. Он перевел сначала Евангелие от Матфея, а позже Четвероевангелие. Из богослужебных книг: Всенощное бдение, Пение на всенощном бдении и литургии, Учебный Часослов, Требник с дополнениями, Правило для готовящихся к Святому Причащению, Полный служебник на алтайском языке со славянским текстом.

Проповедь и крещение обратившихся были лишь первым этапом утверждения Православия. Дальнейшая работа требовала просвещения и обучения началам христианства новообращенных. Требовалось организовать на Алтае школьное дело, чтобы просвещенные Христовой истиной алтайцы стали сознательными чадами Православной Церкви. В 1865 году начальником Алтайской миссии был назначен архимандрит Владимир (Петров).

Проездом через Казань архимандрит Владимир познакомился с организацией крещено-татарских школ по системе Н.И.Ильминского и решил использовать этот опыт на Алтае. Он направил иеромонаха Макария в Казань для изучения школьного дела. Отец Макарий знакомился с методами обучения крещеных татар полтора года (с июня 1868 года по декабрь 1869 года). Он не только подробно знакомился с просветительской деятельностью профессора Н.И.Ильминского, но и сам участвовал в жизни крещено-татарских школ. Будучи знатоком церковного пения и имея тонкий вкус, отец Макарий «начал приучать мальчиков и девочек исполнять хором на родном языке молитвы “Царю Небесный”, “Отче наш”, “Богородице Дево, радуйся”, а потом и другие песнопения. Этот добрый почин способствовал тому, что в казанской школе все богослужения упрочились на татарском языке, и его охотно стали посещать взрослые крещеные татары, на которых церковные службы производили неотразимое впечатление»[24]. В 1868 году иеромонах Макарий совершил впервые литургию на татарском языке.

Труды отца Макария были высоко оценены в Казани. Совет братства святителя Гурия избрал его пожизненным своим членом, а архиепископ Казанский Антоний (Амфитеатров) ходатайствовал в Святейшем Синоде о возведении его в сан игумена.

По возвращении из Казани отец Макарий устроил в Чопоше училище по типу крещено-татарских школ Н.И.Ильминского на семьдесят человек с общежитием. Через два года воспитанники добились впечатляющих успехов. Посетивший училище томский губернатор А.П.Супруненко пришел в восхищение от ответов учеников. Он сообщил об этом министру народного просвещения, ходатайствуя о награждении отца Макария орденом Святой Анны.

Училище в Чопоше в 1872 году выпустило первых учителей для других школ. Ученики руководимого отцом Макарием училища сеяли семена христианской веры в окрестных аилах, куда являлись для чтения по-алтайски назидательных рассказов, бесед, пения и церковных молитв.

Отец Макарий привлекал учащихся к переводческой деятельности. В результате появилась целая библиотека христианской литературы: переводной и оригинальной, печатной и рукописной.

Но не только школьное дело требовало постоянных забот и внимания, но и пастырское попечение о новой пастве. За время отсутствия отца Макария на Алтае не во всех местах было все благополучно.

В Чопоше и Чемале отец Макарий нашел все в порядке, в глухом же Чулышмане дело обстояло неблагополучно: местные старшины, зайсаны-язычники стали преследовать новокрещеных и даже замучили до смерти одну женщину-христианку. Больно заныло сердце отца Макария от таких вестей. С печалью он думал: неужели и сюда, в эти мирные горы проникла ненависть, которой он всегда боялся и которую старался всемерно искоренять христианской любовью? Как не хотелось ему дать в обиду «кровных» духовных детей! Он желал лучше самому быть уничтоженным злыми зайсанами, чем видеть страдания милых, дорогих ему алтайцев[25].

Но Господь хранил Свое стадо. Язычникам не удалось погасить веру среди просветившихся истиною собратьев. Не только проповедь, но прежде всего молитвы ревностного пастыря умиротворили алтайцев. Нестроения прекратились.

29 июля 1871 года иеромонах Макарий был возведен в сан игумена, а в 1875 году стал помощником начальника Алтайской миссии. Со слов епископа Арсения (Жадановского), близко знавшего митрополита Макария на Московской кафедре, назначение это отца Макария не порадовало. Предстоял переезд в Улалу, где был стан Миссии. Пастырю тяжело было расставаться с чопошцами и со своим детищем — училищем. Он остался бы при своей пастве, но как монах не мог отказаться от своего нового послушания.

Карта станов Алтайской духовной миссии. 1915 г.

Однажды, когда духовные чада отца Макария собрались тихим вечером исполнять песнопения из любимого на Алтае сборника «Лепта», пастырь сообщил им о новом своем назначении.

Осторожно, любовно сказал он о своем скором отъезде и просил не расстраиваться, не скорбеть, но нежные слова пастыря вызвали еще большую грусть. Все ясно почувствовали, что их друг и просветитель уже не будет жить с ними. Одна раба Божия заплакала и тихо затянула весьма распространенный на Алтае заунывный кант: «Везде беды, везде напасти». Пение продолжалось недолго: оно сразу же прервалось громкими рыданиями и горестными воплями бывших здесь женщин, детей и даже мужчин. Ничем не стесняемые добрые христианские души изливали искреннюю печаль, теряя навсегда что-то дорогое, святое, ничем не заменимое...[26]

С назначением на должность помощника начальника Миссии на игумена Макария была возложена ответственность ежегодно обозревать все миссионерские станы и наблюдать за состоянием школьного дела. Опытный и ревностный руководитель оживил дело просвещения и обучения среди алтайцев: улучшилось преподавание, возросло число учащихся.

Новое служебное положение игумена Макария расширяло его возможности проявить инициативу, к которой он всегда был склонен. Труды его усугубились. Он снискал искреннее уважение и любовь архимандрита Владимира. Когда в 1880 году была учреждена Бийская кафедра, а архимандрит Владимир был рукоположен во епископа и поставлен во главе ее, священноначалие определило быть игумену Макарию его преемником по руководству Миссией. В 1883 году отцу Макарию был дан сан архимандрита. И на новой должности отец Макарий проявил те незаурядные качества, которые дали возможность исполнить ответственное послушание начальника Миссии образцово. Сподвижник его Иннокентий (Соколов), архиепископ Бийский, выразил это такими словами:

Самая строгая справедливость требует сказать при сем, что каждое из мест, на кои ставился почивший, тотчас возвышалось от лица его и обращало на себя общее внимание. Не только собратия по званию, не только начальники и архипастыри, но самые инородцы почитали его одним из редких людей своего края. Скажем более: последние благоговели перед своим пастырем, всего себя отдавшего на служение им, на обращение их из пагубной тьмы язычества к спасительному свету веры Христовой, возвещавшим им Божественные евангельские истины родным их языком, утверждавшим их в этих истинах живыми поучениями в благовремение и безвременье: и в храме, и в школе, и у домашнего их очага, учившим словом, а еще более примером своей богоугодной жизни[27].

Историк Алтайской миссии, современник владыки Макария И.И.Ястребов свидетельствовал о том же:

Даже в самых захолустных уголках, недоступных дебрях и среди язычников имя владыки Макария произносится с великим уважением. Такая популярность достается в удел немногим[28].

Сердечные отношения к своим сотрудникам, умение подвигнуть их на труды, организаторские дарования и собственные труды и заботы, а также любовь и уважение алтайцев обеспечили успех его руководства Миссией. При нем значительно возросло число станов, церквей, школ, умножилось число крестившихся, расширилась Миссия. Во время руководства Алтайской миссией раздвинулись и границы миссионерской деятельности.

Просветительское влияние распространилось на Киргизию (в 1882 году была открыта Киргизская миссия, которую также возглавлял отец Макарий), Нарымский край, Минусинский округ. Влияние это шло через воспитанников Бийского училища. Открытое в 1883 году, оно готовило катехизаторов из местных жителей. Сначала его учащиеся сопутствовали миссионерам в их поездках, а потом сами стали совершать миссионерские путешествия.

Архимандрит Макарий поставил это училище на образцовую высоту. Он вникал во все подробности его жизни. Об уровне обучения в Бийском училище говорит тот факт, что питомцы Улалинского миссионерского училища (основано было в 1867 году архимандритом Владимиром, но в 1875 году перешло в ведение отца Макария и доведено им до возможного совершенства) сначала посылались для усовершенствования в Казанскую духовную семинарию, а с открытием училища в Бийске — в его стены.

Архимандрит Макарий ясно понимал значение монастырей на Алтае в миссионерском деле. В 1881 году Улалинская женская община, основанная еще в 1863 году, стала Николаевским миссионерским монастырем. Несколько сестер его стали учительницами миссионерских школ, а несколько насельниц были посланы в Серафимо-Понетаевский монастырь Нижегородской епархии для обучения иконописи и живописи.

12 февраля 1884 года архимандрит Макарий был рукоположен во епископа Бийского, а его предшественник епископ Владимир был поставлен на Томскую кафедру.

Сотрудники Алтайской духовной миссии. Фото 1880 г.

Бийск — город Алтайский, поэтому для владыки Макария миссионерская деятельность продолжала оставаться в центре его трудов. Он уделял много внимания Бийскому катехизаторскому училищу, где со временем стали обучаться не только алтайцы, но представители других народностей: шорцы, киргизы, абинцы, матурцы, сагайцы и даже остяки из Нарымского края.

В целях противораскольнической деятельности епископ Макарий учредил в 1884 году в Бийске Братство святителя Димитрия Ростовского. Работе его он придавал большое значение. Сам владыка по нескольку раз бывал во всех значительных старообрядческих поселениях епархии, устраивал собеседования с раскольниками. Обличал он деятельность и ссыльных революционеров, их разлагающее влияние на народ. 22 мая 1886 года ночью был подожжен и сгорел дом с ценной библиотекой и архивом Миссии, а также здание Катехизаторского училища, но епископ Макарий, против которого задумано было это преступление, спасся. Владыка успел, с опасностью для жизни, вынести антиминс, Евангелие и потир, находившиеся в его домашней церкви. «На ветрах многих стоит град сей, от сих ветров запада колеблются домы, на песке основанные, умы и сердца, благодатью неутвержденные... Ветры сии раздули огнь гееннский, пожравший жилище наше и дом Божий с гнездом птенцов наших», — говорил епископ Макарий при вступлении Преосвященного Исаакия (Положенского), епископа Томского, в Троицкий собор[29].

26 мая 1891 года владыка Макарий определен епископом Томским и Семипалатинским[30]. Управляя обширной епархией, владыка продолжал заниматься миссионерской деятельностью при новых расширившихся возможностях, направлять деятельность Миссии своим архипастырским попечением. Он возглавил также Томский комитет Православного миссионерского общества. Миссионерско-просветительскую работу владыка теперь проводил во всей Томской епархии. О возможностях владыки на новом поприще писал профессор Н.И.Ильминский обер-прокурору Святейшего Синода К.П.Победоносцеву:

Ваша мысль о замещении оной (архиерейской кафедры) Преосвященным Макарием совершенно верная и справедливая. С личной стороны он вполне заслужил своими тридцатилетними трудами повышения. Но гораздо серьезнее само дело. Если сопоставим университет с тысячами разнообразных инородцев, с нуждами и делами Миссий, то Преосвященного Макария и заменить-то даже для Томской епархии некем, кто против него?.. Припоминаю записки одного миссионера (напечатанные), где рассказывается, как Преосвященный Макарий говорил поучение тысячной толпе инородцев — и все смолкли и слушали с благоговением и слезами[31].

Проповеднические труды митрополита Макария органично связаны с его миссионерским и святительским служением. Как проповедника, его отличает замечательная ревность в исполнении святого завета апостола: благовествовать благовременно и безвременно. Владыка Макарий учил всегда и везде — не только в храме, но во всех местах, которые он посещал (приходы, школы, общины). Общественные нестроения, волнения и беспорядки революционных лет побудили святителя произнести проповеди, в которых содержался христианский взгляд на происходящее.

Время не умалило силы слов и поучений святителя. Большинство их приложимо к нашей жизни:

Итак, что же нам делать? Покаемся, ибо за грехи послана такая буря бедствий на нашу страну. Каждый да познает свой грех и оставит его. Кто грешит отступлением от Бога, пусть возвратится к Богу и к матери своей — Церкви. Кто поклоняется золотому тельцу и маммоне, пусть оставит свое идолопоклонство, зная, что в день смерти или общей погибели не спасет богатство. Кто предан был пьянству, разврату, пусть начнет борьбу со своими пороками, твердо веря Писанию, что ни блудники, ни пьяницы Царствия Божия не наследят и что за грехи постигает гнев Божий еще в этой жизни[32].

Святитель с особой духовной чуткостью обращал внимание пастырей на воспитание детей. Сознание великой ответственности за их духовно-нравственное здоровье — будущего поколения православных христиан — побуждало к беседам о христианском воспитании. Как многое из того, что было сказано мудрым и опытным архипастырем, полезно вспомнить в наше время:

Помните, родители, что школа не исправит ваших детей, если вы испортите их дома. Помните и вы, дети и юноши, что доброе семейное воспитание не сохранит вас от увлечения соблазнами к пороку, если вы не решитесь заранее быть твердыми в добрых правилах воспитания, если не свяжите себя обетами служить Христу, даже до смерти, и не будете нудить себя ко всякому добру. Помните также, и родители и дети, что человек не может достигнуть желаемого одними усилиями, если не будет ему споспешествовать в этом благодать Божия. Поэтому к усилиям присоединяйте усердную молитву к Тому, от Кого исходит всякое благо, Кому возможно то, что невозможно для человека[33].

Святитель Макарий в своих словах и поучениях часто опирается на Священное Писание, применяя слово Божие к различным обстоятельствам жизни. Мысль проповедника, всегда логически стройная и ясная, заключена в простую и достаточно совершенную форму.

Для регулярного влияния на томское общество проповедью владыка в архиерейском доме выделил помещение, где в течение всего года, в воскресные дни, преподавались уроки веры путем объяснения Евангелия и изложения православного учения. Сообщались также сведения исторические, с христианских позиций оценивались современные события. В будние же дни там устраивались богословские чтения для интеллигенции. В 1903 году возникли пастырские собрания томского духовенства и преподавателей духовно-учебных заведений.

Особой заботой владыки была подготовка пастырей и наставников. Воспитательную работу в духовных учебных заведениях он стремился связать с назревшими потребностями времени. В томских духовных учебных заведениях раньше, чем во многих других епархиях, в программы были включены такие научные дисциплины, как космография, естественная история, химия, гигиена, а также искусства, воспитывающие художественный вкус: музыка, пение, рисование.

Вникал владыка и в материальные нужды учебных заведений, а также воспитателей и учащихся.

Его интересовали условия жизни даже отдельных лиц, из которых каждое находило в нем сочувствие к своему положению и помощь[34].

Внимание к воспитанию и религиозному образованию народа привело к созданию целой сети церковно-приходских школ, которых до епископа Макария не было. При нем по числу их Томская епархия заняла первое место среди сибирских епархий. Подавая пример духовенству, владыка завел при архиерейском доме школу грамоты, которая со временем стала церковно-учительской. Весь учебный и воспитательный процесс здесь строился по указанию владыки.

Ревностный архипастырь даже сам писал для школы изложение истории, христианского домостроительства и главных догматов о Боге и Святой Церкви и ежедневно посещал школу, проверяя знания учеников и общее состояние дела, причем дети, непосредственно чувствуя святительскую ласку, не смущались высокого гостя, не сторонились его, а доверчиво беседовали с владыкой, обнаруживая иногда наивную, но трогательную близость и простоту общения[35].

Благотворительное дело при владыке Макарии получило плодотворное развитие. Увеличилось число приходских попечительств. Он основал Томское общество попечения о бедных и бездомных — «Печальник». Для сирот духовного звания был устроен приют. До этого они ютились в холодных и сырых помещениях. По инициативе владыки был создан городской приют для бездомных и нищих людей. Сам он пожертвовал на это крупную сумму (тысячу рублей).

27 октября 1895 года Казанская духовная академия избрала владыку Макария своим почетным членом. 6 мая 1903 года он был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке. 6 мая 1906 года владыка был возведен в сан архиепископа.

Современники, близко знавшие архиепископа Макария, говорят не только об отеческой его любви к пастве и ко всем людям, но и об ответной любви. Причем проявления ее были наблюдаемы и за пределами епархии.

В Петербурге, куда он был вызываем для присутствия в Святейшем Синоде, он обратил на себя внимание народа благоговейным служением, простыми назидательными поучениями и своей добротой. Церковь, где он служил, всегда была полна народа, и особенно много явилось проститься с ним. По окончании его речи взрыв рыданий огласил церковь. Собралось множество людей всякого звания и для проводов. Прощаясь с Преосвященным, народ целовал его руки, края одежды, многие плакали[36].

Но не только простой народ ценил владыку Макария и воздавал ему должное. Святой равноапостольный Николай Японский писал ему:

Течение времени неуклонно развило Богом данные Вам силы и способности к избранному Вами служению и обогатило Вас опытностью; Ваше усердие к служению приумножило излиянные на Вас Господом дары благодати Божией... Вы, постоянно возвышаясь, взошли на вершину священной горы, где сияете ныне светом ввиду всего православного народа[37].

В ноябре 1912 года митрополит Владимир (Богоявленский) был переведен на Санкт-Петербургскую кафедру. Обер-прокурор Святейшего Синода В.К.Саблер предложил кандидатуру архиепископа Антония (Храповицкого). Сначала государь согласился, но через несколько дней переменил решение. 25 ноября 1912 года вышел «Высочайший рескрипт о назначении архиепископа Томского Макария на Московскую митрополию»[38], в котором государь Николай Александрович как бы от лица всего православного народа подводил итог многодесятилетних безукоризненных трудов владыки на благо Церкви. «Ваше служение Святой Христовой Церкви, свыше пятидесяти лет продолжающееся в пределах Томской епархии и отмеченное подвигами ревности Вашей по просвещению светом Христова учения инородцев Алтая, дало Вам возможность близко ознакомиться с просветительными и миссионерскими нуждами Церкви. С особой ясностью Вы уразумели, сколь трудны задачи духовной школы, призванной подготовить к служению Православной Церкви пастырей просвещенных, твердых в вере, согретых искренней любовью к пастве, ограждающих ее словом истины от всяких заблуждений и способных содействовать поднятию уровня ее нравственного и материального благосостояния...»[39] В конце выражалась твердая надежда, что и «на новом поприще Вы явите себя ревностным и самоотверженным блюстителем интересов и величия Святой Православной Церкви»[40]. Обращает на себя внимание, насколько точно государь представлял состояние и духовные нужды Московской митрополии. Богатый миссионерский опыт владыки Макария указан как главная причина его назначения. История показала, что нужна была внутренняя миссия. Не только далекий Алтай, но первопрестольная Москва нуждалась в пастырях-подвижниках. Религиозное состояние русского общества (особенно образованной его части) было весьма неблагополучным. Постепенно умножалось число людей внутренне расцерковленных. Холодная, обрядовая вера делала многих людей безрелигиозными. Мятежно и оппозиционно настроенная часть общества увлеклась различными противохристианскими идеологиями. В умонастроении интеллигенции преобладали скептицизм и рационализм. О современных ему духовно-нравственных болезнях говорил святой праведный Иоанн Кронштадтский в Слове на Новый 1907 год: «Посмотрите, как мир близится к концу; смотрите, что творится в мире; всюду безверие, всюду наносится оскорбление Существу бесконечному, всеблагому; повсюду хула на Создателя, всюду дерзкое сомнение и неверие, неповиновение... Повсюду потеря стремления к высоким, духовным интересам, ибо весь почти интеллигентный мир потерял веру в бессмертие души и вечные ея идеалы...»[41]

Трудно представить, кто лучше владыки Макария соответствовал острейшим нуждам внутренней миссии. «У Владыки Макария,— говорит епископ Арсений (Жадановский), — в прошлом был полувековой миссионерский подвиг, природная способность учительства и продолжительный монашеский, святительский и старческий опыт; он имел приобретенные долголетней жизнью всесторонние познания, даже чисто житейские, практические, во сто крат превышающие всякие академические степени»[42].

Близко стоявшие к владыке Макарию люди свидетельствуют, что он никогда не стремился занять высокое положение. Во всех своих трудах он ничего не видел перед собою, кроме славы Божией и спасения людей. Успешно окончив Духовную семинарию, он отказался от продолжения учебы в Духовной академии, ушел на Алтай проповедовать Святое Евангелие.

Принятое с покорностью воле Божией семидесятисемилетним архипастырем назначение на Московскую кафедру было делом жертвенного служения Святой Церкви. Сам он к признанию и степеням никогда не стремился.

Миссионер по опыту и духу, митрополит Макарий сразу же по вступлении на кафедру стал сопровождать свои богослужения катехизическими проповедями, и народ в большом количестве собирался в храмы, где служил владыка.

Много внимания уделял митрополит Макарий делу общенародного пения в храмах. Он стремился оздоровить духовное пение и дать такие напевы и слова, которые умиляли бы души и настраивали их духовно.

Для тесного сближения архипастыря с московским духовенством владыка устраивал по благочиниям собрания, на которых всегда бывал сам, совершив перед этим Божественную литургию в главном храме благочиния.

Здесь продолжалось то же учительство, носившее характер святоотеческий, а не современный, направленный на устроение лишь внешней жизни... Пастырь во всем должен показывать примеры порядка, как учил святой апостол Павел своего ученика Тимофея: «...будь образцом для верных в слове, в житии, в любви... в вере, в чистоте»(1 Тим.4:12). Следуя этому, митрополит Макарий старался по-апостольски наставить подчиненных ему священнослужителей в благочестии, сам во всем являясь поистине образцом для верных. Так, он первый показывал пример благоговейного совершения церковной службы и был носителем страха Божия, утраченного в наш век. Он никогда не допускал в храме усмешки, лишнего слова, свободы движений. И какой контраст приходилось иногда наблюдать в алтаре. После причащения священнослужители ведут обыкновенно друг с другом беседы на злобу дня, суетятся, а старец среди общей сутолоки стоит или сидит, погруженный в богомыслие. Подходишь к нему в положенное время за благословением, думаешь что-либо спросить и не дерзнешь, видя, что всякий вопрос может нарушить его молитвенную сосредоточенность. «Христос посреди нас», — кратко скажет он и больше не проронит ни единого слова[43].

Митрополит Макарий, несмотря на свой возраст, был деятелен, интересовался всеми сторонами жизни епархии. Страницы «Московских церковных ведомостей» представляют собой своеобразную летопись его ревностной архипастырской деятельности. Он выступает с архипастырскими посланиями. В одном из них он обращался к священнослужителям:

Многие пастыри не пасут вверенного им стада, хотя одеваются шерстью и питаются молоком от него... Многие пастыри небрежно относятся к своим пастырским обязанностям: некоторые редко совершают богослужения, особенно литургию, а иные, хотя и служат в церкви, но весьма небрежно, неохотно, в храме так все убого, уныло, что пасомые охладевают к вере и перестают посещать богослужения...[44]

В послании «Боголюбезным обителям богоспасаемого града Москвы» митрополит Макарий, напомнив, что предшествующие лихолетия были остановлены единением православных соотечественников, говорит:

Да послужит это уроком для нашего времени, прекратим и мы начавшиеся разделения, объединимся все около Святой Церкви, около царского престола[45].

Его поездки по епархии ставили цель возбудить активность внутренней миссии:

Я приехал смотреть не храм ваш и не здания, хотя и это входит в цель моего посещения, но узнать, как устрояете вы свой храм духовный, как живете вы, как спасаете души ваши, как преуспеваете в вере и благочестии[46].

Он посещал местности, которые были центрами старообрядчества (Гуслицы, Павлов, Богородицк и др.) с тем, чтобы местным пастырям преподать советы из своего богатого миссионерского опыта.

Как председатель Православного миссионерского общества, он много делал для его активизации, укрепления его связи с жизнью.

Особой заботой митрополита Макария было учебное дело. Его интересует не только Московская духовная академия и другие духовно-учебные заведения, но и состояние воспитательного дела в гимназиях и даже в приходских школах. Так, 28 октября 1915 года он посещает Воскресенско-Ваганьковскую церковно-приходскую школу[47].

У митрополита Макария были искренние и духовно-молитвенные отношения с великой княгиней Елизаветой Федоровной. Он нередко посещал Марфо-Мариинскую обитель и выступал там.

Молитвенная жизнь, духовные качества и нравственная настроенность митрополита Макария нам известны из интересных и подробных воспоминаний его помощника епископа Арсения (Жадановского). Сделаем из них выписки:

Кроме того, митрополит Макарий неопустительно проходил весь круг суточного богослужения, жил жизнью Церкви, ее молитвословиями и воспоминаниями, свой ум и сердце постоянно держал во святом возвышенном настроении, иначе сказать, всегда духовно бодрствовал, вследствие чего праздных разговоров никогда не вел, «шутований» избегал, телесного расслабления не допускал и не терпел осуждения ближних. За последним недостатком он особенно следил и, если в разговоре замечал его за собой или у других, тотчас же прерывал беседу, говоря: «Мы, кажется, впали в осуждение». Во время трапезы владыка просил по монастырскому обычаю читать житие дневного святого или что-либо душеполезное. Такой порядок он старался поддерживать во всех местах, где ему приходилось садиться за стол. В этом отношении исключения не делались ни для торжественных обедов, ни для приемов в светских домах. А если трапеза предлагалась в обители, то она сопровождалась, кроме того, пением духовных кантов сестрами или монахами, чем поддерживалась благоговейная святая обстановка...

Как святитель умел духовно бодрствовать, нам довелось быть свидетелем, когда однажды он проводил Страстную седмицу в Чудовом монастыре. Никогда не забуду полученного мною тогда от маститого архипастыря великого урока духовного трезвения. Владыка умом и сердцем совершенно удалялся от всяких дел и попечений житейских, земных и весь погружался в богомыслие и молитву, что создавало вокруг него таинственную, благодатную атмосферу. Отрадно было в это время с ним молиться и слушать его духовные наставления. Особенно же он бодрствовал последние три дня перед Пасхой, спал только урывками, не раздеваясь, почти ничего не вкушал, выпивая в пятницу лишь один стакан воды, а в субботу довольствуясь небольшим укрухом хлеба и чашкой чая. Тогда же довелось мне принять его исповедь, подробную и смиренную. Приготовившись таким образом к празднику и пережив со Христом Его страдания и крестную смерть, маститый архипастырь встречал Светлое Воскресение с радостным сердцем, а главное, с необыкновенною бодростью. Всю пасхальную неделю он служил в главных храмах Москвы, весело славил Воскресшего Христа, повсюду со всеми беседуя и благословляя народ, и это после Великого поста, когда обыкновенно все пастыри чувствуют усталость и стремятся отдыхать...

Своим живым примером он сильно влиял на всех, кто его знал и входил с ним в общение. В этом отношении владыка напоминал отца Иоанна Кронштадтского, которого, кстати сказать, весьма почитал, получив даже однажды у его гробницы исцеление... Как видно из сказанного, митрополит Макарий был поистине светильником на свешнице Московской Церкви[48].

То же свидетельствует и другой иерарх нашей Церкви, видный алтайский миссионер архиепископ Иннокентий (Соколов):

Таким же неутомимым и самоотверженным труженником, таким же пресветлым светильником Церкви остался почивший и тогда, когда волею Провидения возведен был на святительскую кафедру первопрестольной столицы[49].

После образования Временного правительства и отречения государя Николая Александровича от престола начинается вмешательство революционной власти в жизнь Церкви. Эта политика проводилась через назначенного 4 марта обер-прокурора В.Н.Львова, впоследствии порвавшего с Православной Церковью и присоединившегося к обновленческому расколу. Были смещены с занимаемых ими кафедр как «консерваторы» и «монархисты» видные архиереи: митрополит Петроградский Питирим (Окнов), священномученик архиепископ Тверской Серафим (Чичагов), священномученик архиепископ Калужский Тихон (Никаноров), священномученик епископ Черниговский Василий (Богоявленский) и другие.

Святейший Синод от 20 марта 1917 года постановил уволить за преклонностью лет на покой митрополита Макария Московского. Этому решению предшествовали грубые действия обер-прокурора Святейшего Синода В.Н.Львова. Владыка Макарий сам рассказал о тех мерах воздействия, которые были применены к нему, чтобы получить от него прошение об уходе на покой:

Такое давление совершалось дважды. В первый раз оно выразилось в том, что обер-прокурор, прибыв на митрополичье подворье в Петрограде с вооруженной стражей, вечером вошел в комнаты митрополита и, подозвав меня к себе жестом руки, выкрикивал по адресу моему: «Распутинец! Распутинец!» Потом, пригрозив Петропавловской крепостью, потребовал, чтобы я тотчас садился писать прошение в Святейший Синод об увольнении меня на покой. Требование мною молчаливо было исполнено. Обер-прокурор взял его и на ближайшем синодальном заседании передал его первенствующему члену Святейшего Синода. Но на одном из последующих заседаний это прошение было мне возвращено, согласно моей просьбе, как написанное под угрозою. Второе мое прошение об увольнении на покой было написано также под давлением того же обер-прокурора. Дело состоялось так быстро, что ни я, ни, вероятно, члены Святейшего Синода не успели справиться с Правилами канонов, в которых постановлено: рукописания отречения от управления, вынужденные у епископа страхом или угрозами, недействительны (Правила иже во святых отца нашего Кирилла, архиепископа Александрийского. 1, 3)[50].

Предшествовали увольнению митрополита Макария также собрания части московского священства и мирян, стремившихся вести церковную жизнь «на новых началах». Для них владыка Макарий был «старомонархический» архиерей. В свете выше цитированного заявления владыки можно понять активность выступавших:

Возбуждение московского клира и паствы (далеко не всей) произошло после приезда в Москву обер-прокурора В.Н.Львова и его агитации среди паствы против своего митрополита — агитации, не согласной ни с существующими канонами, ни с гражданскими узаконениями. Церковные каноны определяют, что если епископ не будет принят (народом) не по своей воле, но по злобе народа, то он да пребывает епископ, клир же града того да будет отлучен за то, что такового непокоривого народа не учили (Правило 36 святых апостол; Правило 13 Константинопольского Собора (861 года), Двукратного; Правило 18 Четвертого Вселенского Собора)[51].

Утверждение, что митрополит Макарий был «ставленником Распутина», казавшееся весьма сильным в глазах некоторых недоброжелателей, в действительности было ложью. Искренний, честный, прямой владыка свидетельствовал:

С Распутиным я не имел никакого знакомства до назначения меня на Московскую кафедру, ни личного, ни письменного, ни через каких-либо посредников. Только по назначению моему на Московскую кафедру я получил в числе других коротенькую поздравительную телеграмму, подписанную неизвестным мне Григорием Новых. По прибытию в Москву, подобно другим посетителям, пришел ко мне и Распутин. Это было мое краткое — первое и последнее свидание с ним[52].

И вот, как всегда случается при гонении на святых людей, выставлены были лжесвидетельства против законного представителя Московской Церкви: будто он по старости лет не в состоянии уже управлять епархией... Как известно, дело духовное никогда не стареет, и маститый святитель лишь преуспевал из года в год в служении Церкви и в пастырстве, а потому и осталось навсегда вопросом, зачем же удалили с кафедры митрополита Макария? Людей верующих это событие не могло не волновать. По церковно-каноническим правилам насильственное лишение епископа своей кафедры является недействительным, хотя бы оно произошло «при рукописании изгоняемого». И это понятно: всякая бумага имеет формальное значение, написанное под угрозой не имеет никакой цены[53].

Митрополиту не разрешили жить в Свято-Троице-Сергиевой лавре. Он переехал в Зосимову Смоленскую пустынь, но и ее попросили его покинуть. Местом его пребывания определили подмосковный Николо-Угрешский монастырь.

Окружной дорогой повезли святителя на ближайшую к Угреше станцию, не дав ему даже заехать в Москву и проститься с паствой. Выслана была одна лошадь с весьма грязным экипажем, в котором повезли владыку на место заточения. Добрые люди передавали, что нельзя было без слез смотреть на это унижение Московского митрополита[54].

Когда после случившихся событий епископ Арсений (Жадановский) был в Серпухове, то священнослужители города говорили о своем несогласии с удалением митрополита. Они составили от лица священства г.Серпухова и уезда послание, в котором выражали свою преданность и любовь к старцу-святителю.

Это заявление мы отвезли владыке Макарию, и он с кротостью и смирением просил передать всем благословение, а на бумаге написал: «Бог простит. Прошу и я прощения, да покроет всех нас Господь Своей милостью»... Вначале огорченный, старец потом с радостью прощал всех приходящих к нему, видя в этом залог для привлечения благодати и милосердия Божия на «люди согрешившие».

Владыка прожил в Николо-Угрешском монастыре восемь лет. Имея призвание благовествовать Христово учение, учить и преподавать о Христе Спасителе, он был лишен такой возможности и находился в «заточении», как он сам называл свое положение. Это было причиной его душевных страданий. Когда открылся в августе 1917 года Всероссийский Поместный Собор, владыка подал прошение рассмотреть его дело. Его поддержали сибирские иерархи, внесшие запрос о скорейшей ликвидации дела митрополита Макария. «Собор внял наконец настойчивому ходатайству архипастырей-миссионеров и вынес полное оправдание святителю-изгнаннику. К сожалению, это постановление не было объявлено всецерковно, а лишь негласно сообщено ему одному»[55].

Привыкший к деятельности святитель просил назначить его на другую кафедру. Дело завершилось три года спустя, когда он был утвержден Святейшем Патриархом Тихоном в звании митрополита Алтайского. Одновременно Преосвященному Иннокентию, епископу Бийскому, было послано указание в пределах Алтайских поминать владыку Макария митрополитом Алтайским. Святитель Тихон уведомил владыку Макария письмом:

Высокопреосвященнейший Владыко!

Приношу Вашему Высокопреосвященству благодарность за Ваш привет. Скорблю о Вашем недомогании. Господь да подкрепит Вас! Предлагаю Священному Синоду, во внимание к Вашим 50-летним трудам на Алтае, сохранить за Вами пожизненно титул митрополита Алтайского. Поправляйтесь здравием, дабы возможно было и поезжать на Алтай.

Прошу Ваших святых молитв и с братской любовью остаюсь Ваш покорнейший послушник

Патриарх Тихон

19 августа 1920 года, Москва[56].

Дважды митрополита Макария посещали с обыском (20 июля и 20 октября 1918 года). Представители власти унесли ценные документы: дневники за 1915-1917 годы и десять папок, в которых содержались проповеди, письма, бумаги по Алтаю и Москве и др.

Живя в Николо-Угрешском монастыре, святитель 3 октября 1918 года подвергся нападению вооруженных бандитов. Подробности об этом мы узнаем из письма владыки от 11 октября на имя Святейшего Патриарха Тихона:

В 6 часов вечера сказанного числа, когда началось вечернее богослужение в моей домовой церкви, вошли несколько вооруженных револьверами лиц, через парадную лестницу прямо в алтарь, а оттуда в смежный молитвенный зал, где по обычаю я нахожусь во время богослужения... Старший, бывший во главе пришедших, предложил мне сесть и начал делать допрос в грубой форме о хранении денежных капиталов и моей ризницы... Не найдя там искомого, он дерзко стал требовать указать место хранения денег, при этом начал угрожать расстрелом. Услышав в ответ, что я запасных капиталов не имею, содержусь на средства пенсии и при помощи монастыря, он направил на меня револьвер, который держал в руке. На это я ответил, что смерть нам, христианам, не страшна, я готов, и, перекрестившись, обратился к нему грудью, ожидая выстрела, но такового не последовало. Разгневанный неудачей своей, он подошел и сделал мне оскорбление рукой[57].

Святитель со святым христианским смирением перенес эти злострадания. В «Воспоминаниях» епископа Арсения содержатся дополнения к рассказу митрополита:

...приставив револьвер, стали угрожать смертью, настойчиво требуя денег, которых никогда не было у нестяжательного старца. Одев на себя облачение и митру, бесстыжие люди издевались над владыкой, а один из них, с папироской во рту, сорвал крестик со скуфьи, бывшей на голове архиерея Божия, и рванул его за бороду. «Что ты кощунствуешь? — кротко спросил старец.— Неужели Бога не боишься?» Спустя некоторое время келейник владыки встретил в Москве на улице одного из участников грабежа, который остановил его и спросил: «Вы из Угреши, от митрополита? Передайте ему, что я прошу у него прощения. Мне стыдно вспомнить, как мы с ним обошлись». Когда старцу передали об этом, он перекрестился и сказал: «Слава Богу, совесть заговорила. Я давно все им простил»[58].

После пережитого у владыки появилось желание перейти в одну из обителей в соседстве со Свято-Троице-Сергиевой лаврой. Об этом он 19 ноября 1918 года написал Святейшему Тихону. В этом же письме сообщал о своем намерении посетить Волховский монастырь Орловской епархии, где погребен основатель Алтайской миссии архимандрит Макарий (Глухарев).

Некоторое время спустя митрополит Макарий оставил свое желание покинуть Угрешу после того, как во сне увидел свою мать. Она явилась к нему в дом, осмотрела все вокруг, накинула крючки на все двери. Из этого сонного видения он заключил, что ему должно остаться в Николо-Угрешском монастыре. По праздничным и воскресным дням владыка служил в соборе монастыря, произносил проповеди, принимал на благословение народ, общался со своими духовными чадами, которые приезжали к нему. Он пользовался любой возможностью учить и наставлять детей.

Николо-Угрешский монастырь

Приходили к нему дети, не только жившие близко, но и из местной колонии. Они очень любили посещать старца. Ольга Серафимовна Дефендова, ухаживавшая за митрополитом, рассказывала:

В утешение святителю дети говорили стишки, читали молитвы, пели из «Лепты», а он учил их Священной истории, задавал уроки, спрашивал и вразумлял. В праздники малыши прибегали к обедне, а в дни Ангела непременно исповедывались и причащались... Дети очень любили старца и не боялись его: например, трехлетние малютки говорили ему стишки и льнули к нему своей ангельской душой... Так утешали дети святого нашего старца, он же всем им отвечал одинаковой любовью и лаской. Трогательно было все это видеть и наблюдать.

Владыка был в близких отношениях с братией Николо-Угрешского монастыря.

Все оставшиеся в обители иноки (в числе сорока из прежних двухсот) постепенно оценили святителя-изгнанника: по очереди приходили служить с ним и относились к нему с большой любовью[59].

Большую радость доставляло владыке Макарию посещение его духовно близких ему людей. Несколько раз приезжал к нему в Николо-Угрешский монастырь Святейший Патриарх Тихон. Сохранилась совместная фотография. Бывал у митрополита Макария архиепископ Бийский Иннокентий, обсуждавший с ним миссионерские дела на Алтае. Особое внимание оказывал владыке Макарию благоговейно чтивший его епископ Серпуховской Арсений, уверенный в его святости. Об этом он писал в богатых жизненными подробностями воспоминаниях. После смерти Святейшего Патриарха Тихона Местоблюститель митрополит Петр (Полянский) приехал к старцу просить благословения на новое, в высшей степени ответственное свое служение. Владыка Макарий с любовью принял его, отзываясь о нем, как о человеке достойном, простой души, и в знак расположения подарил ему свой белый клобук.

Митрополит Макарий и протоиерей Сергий (Мечев)

Посещали владыку и московские батюшки вместе со своими приходами. Побывал в Николо-Угрешском монастыре протоиерей Николай Смирнов — настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах. Летом 1923 и 1924 гг. с многочисленной паствой, включая престарелых женщин и детей, посещал старца протоиерей Сергий (Мечев), называвший митрополита Макария «живым русским святым». Участник одной из таких паломнических поездок вспоминал:

Время было тяжелое. Всем нам хотелось укрепиться возле светильника Православия — владыки Макария, чтобы устоять в истине, если придется подвергнуться испытанию[60].

Митрополит Макарий был открытого и благорасположенного к людям характера. Утешался, когда посещали его, особенно духовные лица. Искренне страдал за других и соболезновал несчастным.

Зимой, поддерживая тепло, скорбел о тех, у кого холодно, и всем окружающим и посторонним посетителям разрешал у себя греться[61], даже на лежанку прилечь... Вообще вся обстановка личной, келейной его жизни дышала патриархальной простотой, и людей он любил[62].

Вечером 7/20 августа 1920 года владыку постигла болезнь, которая до конца жизни изменила внешний строй его жизни — частичный паралич. Но и в болезни вел он жизнь высоко молитвенную, подвижническую. Вставая в половине пятого, читал утренние молитвы, дневной Апостол, Евангелие, толкование, синодик, 3, 6 и 9 часы, садился за работу. В семь часов молился за литургией, вычитывая по служебнику все молитвы. После скромного кушания вновь садился за труды. В праздности не находился ни единого часа. В течение дня по четкам он совершал особое правило, молясь Спасителю, Божией Матери и многим святым, которых особо чтил. После вечерней службы старец продолжал занятия или читал духовные книги. Спал всегда в подряснике урывками, прерывая сон ради духовного бодрствования. В двенадцать часов ночи вычитывал полунощницу. Болезни владыка переносил просто и без ропота. Почти постоянное самоукорение было его обычным настроением. Порой оно было настолько сильным, что ему приходили мысли о своей неготовности к смерти. Нередко говорил: «Не готов я. Какой ответ дам Богу, что отвещаю, чем оправдаюсь? Добрых дел не имею, а все сделанное не мое».

Передвигаясь по террасе в передвижном кресле, вспоминал о подаренном ему гробе и просил подвести его к нему.

В феврале 1926 года владыка заболел воспалением легких. За несколько дней до смерти он не принимал пищу и не говорил. 16 февраля/1 марта над ним было совершено Таинство святого Елея архиепископом Иннокентием, епископом Арсением и другими, приходившими из Москвы пастырями. Болящий владыка сознавал происходящее. Глаза его были открыты, сам он держал свечу. Вечером 16 февраля в присутствии митрополита Макария была совершена всенощная в память священномученика Ермогена. Владыка лежал тихо и спокойно. После окончания службы все вышли из комнаты, но через полчаса сестра милосердия сообщила, что владыка умирает. Преосвященный Арсений дважды прочел отходную. «Едва я кончил, как святитель Божий, глубоко вздохнув, тихо предал дух свой Господу...»

19 февраля были совершены заупокойная литургия и отпевание архиепископом Иннокентием при сослужении шести епископов и семидесяти девяти священнослужителей. Похоронен был митрополит в ограде, близ алтаря местной церкви Казанской иконы Божией Матери с.Котельники (недалеко от станции Люберцы), где он жил с 1925 года после закрытия Николо-Угрешского монастыря. 3/16 апреля 1957 года Святейшим Патриархом Алексием была учреждена комиссия, которая вскрыла могилу владыки. Гроб почти весь разрушился (осталась лишь нижняя доска), а тело и облачения были нетленными. Тело митрополита Макария было перенесено в Свято-Троице-Сергиеву лавру и погребено в нижней части Успенского собора.

Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 2000 года причислил к лику святых митрополита Московского и Коломенского Макария (Невского). Память святителя Макария совершается в день его кончины 16 февраля/1 марта.

Действия благодатной Божественной силы в жизни святителя Макария (Невского)

Жизнь каждого человека определяется Божественным Промыслом, но в жизни святых угодников действие Его более явственно и очевидно. Девяностолетний земной путь митрополита Макария от первого дня до его блаженной кончины отмечен чудесами и духовно знаменательными событиями.

Родившимся на свет безнадежно слабым, он был сразу же крещен и в крестильной рубашке уложен под святые иконы умирать. Но смотрением Божиим остался жив и явил собою редкую долгожизненность. Крайняя нищета семьи не явилась препятствием к получению образования. Дарования его не остались под спудом. Михаил Парвицкий-Невский лучшим учеником окончил Томскую духовную семинарию. Сам переезд из Владимирской губернии в далекую Сибирь — явление редчайшее для такой бедной и многодетной семьи — совершился, несомненно, по воле Господа. Именно в Сибири будущий апостол Алтая узнал об Алтае и его замечательных миссионерах и проникся желанием просвещать светом Христовым людей, сидящих во тьме язычества.

В 1855 году он был принят в Алтайскую миссию рядовым сотрудником. Молодому труженику было явление основателя Миссии архимандрита Макария (Глухарева). Сам владыка в письме к орловскому протоиерею Илье Ливанскому рассказал об этом так:

Я, грешный, в первый или второй год по поступлении в Миссию, много был утешен и ободрен явлением его во сне. Я видел его, явившимся мне в алтаре, когда оттуда был услышан шум в самом храме. Указывая на этот беспорядок, как на последствие нерадения тех, которым поручена Улалинская паства, он сказал мне: «Ты здесь после меня обучайся». Считаю эти слова пророческими[63].

Три с половиной десятилетия самоотверженных и суровых трудов по просвещению алтайцев отмечены чудесными явлениями помощи Божией, только часть которых нам известна благодаря очеркам А.И.Макаровой-Мирской. Ее книга — достоверные рассказы о миссионерах-подвижниках, которых она «как жившая много лет на Алтае, лично хорошо знала и о трудах и о подвигах которых слышала от очевидцев, достойных полного доверия»[64]. Примеры из книги «Апостолы Алтая » включены нами в «Житие святителя Макария ».

Помощь свыше явилась новоначальному работнику Алтайской миссии, когда он принялся изучать язык местных жителей. Сначала было очень трудно, но «к весне Михаил Андреевич чудесно усвоил алтайский язык: в семье толмача Чевалкова[65] к нему привязались все, как и в семье о.Стефана; и как дивился сам Чевалков и его семья тому, что скоро научился он понимать язык их родины. “Матерь Божия помогла!” — говорил Михаил Андреевич, и стал заниматься вместе с толмачом переложением Священных книг на язык Алтая »[66].

Господь спасал митрополита Макария от явных опасностей, угрожавших ему смертью:

Рос я хилым и слабым ребенком, и мне многие предрекали раннюю смерть... да и смерть дважды хватала меня в свои холодные объятия: однажды я полузамерз на льдине, а в другой раз был убиваем разбойниками[67].

Зимой 1881 года игумен Макарий занемог. Приглашенный врач установил тяжелую форму брюшного тифа. У больного был жар. Епископ Владимир (Петров) направил человека с письмом в Улалу, где находился чудотворный образ великомученика и целителя Пантелеймона, с просьбой помолиться о недугующем. Вскоре на имя о.Макария с Афона пришел конверт, в котором была копия с иконы великомученика Пантелеймона. В письме было сказано: «От таких изображений бывают исцеления болящих, притекающих с верою». Игумен Макарий положил на грудь изображение и стал молиться, но сил было мало. Приехавший доктор, измерив температуру, сказал, что жар страшно велик. Если не будет печального исхода, жар будет держаться с неделю. Вечером чудесным образом произошла перемена. Больной пропотел и не чувствовал жара.

Доктор сперва не хотел верить: утром он много возился с больным, желая достигнуть хотя бы небольшого увлажнения кожи, натирая тело мокрыми полотенцами, но результата не достиг никакого, а теперь удивленно и обрадовано заговорил, быстро осмотрев больного:

— Да, действительно... но это удивительно... температура спала... нормальная... это просто чудо.

А владыка с мягкой радостной улыбкой сказал:

— Истинно чудо, а Чудотворец наш — в Улале. Ему сегодня должны молиться там отцы и братия, и их общая молитва лучше нашей дошла до Бога[68].

Тридцать два года спустя митрополит Макарий получил чудесное исцеление по молитвам святого праведного Иоанна Кронштадтского, с которым его связывали тесные духовные узы. Владыка около шести лет страдал болезнью кожи.

Сухая экзема превратилась затем в мокрую, переходила с одной части тела на другую: со ступней ног на голени, оттуда поднималась все выше и выше, поражая руки и спину. Особенно беспокоила болезнь меня ночью: нужно было вставать в полночь, снимать бинты, старую мазь стирать, смывать, новую намазывать на больные места и опять бинтовать. Так продолжалось до 20 декабря 1913 года. В тот день я приглашен был в Ивановский монастырь служить литургию в усыпальнице, где погребено тело святочтимого пастыря и молитвенника. После обедни по обычаю была отслужена панихида у гробницы почившего. Я просил исцеления. С того же дня началось и мое освобождение от мучительного недуга... Приготовленные на всякий случай снадобья остались без употребления. Тогда мне понятно стало, что со мной совершилось чудо милости Божией, по молитвам того, кто еще при жизни прославился как чудотворец[69].

У владыки были видения, которые он записывал или запоминал. О некоторых из них сообщает епископ Арсений (Жадановский): «6 апреля 1920 года был в сонном видении в раю. Красота его была не столько для зрения, сколько в ощущении какой-то сладости для вкуса. Трудно пересказать эту сладость, ее приятно ощущать». «6 июня 1920 года. Успокоительный сон. Виделся пришедший ко мне Спаситель в человеческом виде, держащий в руке хартию — как бы свидетельство, даваемое Им мне. Содержание почти забыто, но для души моей оно было отрадно. Суть его заключалась в том, что все совершающееся со мной Ему ведомо, допущено для моего же блага. По пробуждении чувствовал отраду. Очень жаль, что подробности забыл». Однажды, уже во время своей болезни, владыка рассказал сон, который видел, еще когда начал служить в Миссии в звании церковного служителя: «Вижу, — говорил он,— будто нахожусь в алтаре, где у горнего места стоит плащаница с изображением Распятого Христа. Вдруг Спаситель поднимается и идет к северной стороне. Я, тогда еще Михаил, говорю: “Господи, и я пойду за Тобой!” Спаситель отвечает: “Иди”. Я повторяю снова: “Господи, и я пойду за Тобой!” — “Иди”,— последовал ответ, но неотчетливый, и я дерзнул в третий раз сказать: “Господи, и я пойду за Тобой!” — “Иди”,— ответил уже ясно Спаситель, посмотрев на меня. После этого Христос вошел в северную дверь иконостаса и стал как бы подыматься по лестнице, я следовал за Ним и увидел наверху пылающий огонь. Я спросил: “Господи, что это такое?”— “Это — огонь гееннский раздувается”,— ответил Спаситель и направился к южной стене, где оказалось узкое круглое отверстие, куда Он вошел, указывая и мне идти туда же за Ним». Этим владыка закончил описание своего сна, сделав такое замечание: «Вот я и испытываю теперь этот тесный конец: сижу изгнанный, недвижимый, скорбный и больной»[70].

В биографическом очерке митрополита Мануила (Лемешевского), посвященном митрополиту Макарию, приводится пример чуда: «Митрополит Макарий был духовным писателем, обладал даром умной, сердечной Иисусовой молитвы, был строгий монах и аскет, и вообще обладал большой духовной силой. Как пример, упоминается один случай: когда у него в келии был пожар, он сказал своему послушнику: “Иди”,— и послушник за благословение пошел через огонь, и пожар прекратился»[71].

Замечательно и время преставления митрополита Макария. Он умер вечером 16 февраля после совершения в его келии всенощной в память священномученика патриарха Ермогена. Трудно сомневаться в особой молитвенной связи между ними. Оба были святителями Московскими в смутные времена нашего Отечества, оба были гонимы и низлагаемы.

Люди, близко знавшие владыку, и те, кто подробно изучал его долгую, полную богатых духовных плодов жизнь, посвященную Господу, никогда не сомневались в его святости. Более тридцати лет спустя после кончины митрополита уверенность эта получила подкрепление. При перенесении его тела 3/16 апреля 1957 года из могилы, находившейся в ограде храма Казанской иконы Божией Матери в с.Котельники, в Свято-Троице-Сергиеву лавру, мощи святителя Макария оказались нетленными.

Вниманию читателей представлены письма святителя Макария (Невского): к епископу Арсению (Стадницкому), епископу Никону (Рождественскому), епископу Варнаве (Накропину), императору Николаю II, в редакцию еженедельной газеты «Русское слово», которые публикуются впервые.

Издательство Сретенского монастыря выражает благодарность сотрудникам Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) за предоставленную возможность публикации архивных документов. Письма публикуются в соответствии с правилами современной орфографии и пунктуации. Все подчеркивания в тексте принадлежат святителю Макарию.

В книге использованы письма, ранее публиковавшиеся в следующих изданиях: Епископ Арсений (Жадановский). Воспоминания. М., 1995.; Из духовного наследия алтайских миссионеров: Сборник. / Сост., вступит, статья и примечания протоиерея Б.И.Пивоварова.— Новосибирск, 1998.; Молись, борись, спасайся! Письма митрополита Макария (Невского) духовной дочери. М., 1998.; Митрополит Московский Макарий (Невский). Письма к духовной дочери. М., 1999.

Издательство Сретенского монастыря выражает благодарность наместнику Николо-Угрешского ставропигиального мужского монастыря епископу Люберецкому Вениамину за предоставленную возможность осуществить фотосъемку иконы и храма святителя Макария и секретарю Синодальной комиссии Русской Православной Церкви по канонизации святых священнику Максиму Максимову за предоставленный к публикации текст жития святителя Макария.

Г.Г.Гуличкина

Примечания

[1] Московские церковные ведомости. 1915. № 42. С.590.

[2] Авроров П., свящ. Пребывание Высокопреосвященного митрополита Макария Московского на своей родине. СПб., 1913.

[3] Арсений (Жадановский), еп. Митрополит Макарий Московский, апостол Алтайский (Парвицкий-Невский). — В кн.: Царю Небесному и земному верный... М., 1996. С.263.

[4] Авроров П., свящ. Пребывание Высокопреосвященного митрополита Макария Московского на своей родине. СПб., 1913. С.16.

[5] Рождественский Иоанн Николаевич (1803-1894), протоиерей, воспитанник Московской духовной академии, член Московской консистории, один из учредителей Общества любителей духовного просвещения. Автор духовных трудов.

[6] Арсений (Жадановский), еп. Митрополит Макарий Московский, апостол Алтайский (Парвицкий-Невский). — В кн.: Царю Небесному и земному верный... М., 1996. С.263.

[7] Там же. С.264.

[8] Митрополит Макарий. Полное собрание проповеднических трудов (слов, бесед, посланий, воззваний, постановлений) за время служения в архиерейском сане (1884-1913). Сергиев Посад, 1914. С.382-383.

[9] Митрополит Московский Макарий (Невский). Избранные слова, речи, беседы, поучения. М., 1996. С.5.

[10] Макарова-Мирская А И. Апостолы Алтая. Сборник рассказов из жизни алтайских миссионеров. Харьков, 1914. (Репринт: М., 1997. С.18).

[11] Божий слуга. Из записок сотрудника Алтайской миссии, священника Василия Вербицкого.— В кн.: Макарова-Мирская А.И. Апостолы Алтая... С. 38, 41.

[12] Там же. С.41-42.

[13] Там же. С.43-44.

[14] Монастырей тогда на Алтае не было. Только в 1879 году был основан первый мужской Благовещенский Чолышманский монастырь.

[15] Макарова-Мирская A.M. Апостолы Алтая... С.61.

[16] Там же. С.62.

[17] Русский паломник. 1911. №16. С.254.

[18] Там же. С.254-255.

[19] Там же. С.255-256.

[20] Макарова-Мирская А.И. Апостолы Алтая... С.290-292.

[21] Нестор (Анисимов), иером. Православие в Сибири (исторический очерк). СПб., 1910. С.65.

[22] Харлампович К.В. Высокопреосвященный Макарий (Невский). Казань, 1905. — В кн.: Царю Небесному и земному верный... С.251.

[23] Там же. С.252.

[24] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С.190.

[25] Там же. С.190.

[26] Там же. С.192.

[27] Слово при погребении митрополита Макария. — В кн.: Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С.244.

[28] Харлампович К.Б. Высокопреосвященный Макарий (Невский). Казань, 1905.— В кн.: Царю Небесному и земному верный... С.254.

[29] Архипастырские послания, воззвания и наставления Макария, митрополита Московского и Коломенского. Сергиев Посад, 1914. С.203.

[30] Титул несколько раз менялся: с 1905 года — Томский и Барнаульский, с 1908 года — Томский и Алтайский.

[31] Письмо приведено Харламповичем К.В. в очерке «Высокопреосвященный Макарий (Невский)». — В кн.: Царю Небесному и земному верный... Казань, 1905. С.257.

[32] Макарий (Невский). Избранные слова... С.137.

[33] Там же. С.187.

[34] Харлампович К.В. Высокопреосвященный Макарий — В кн.: Царю Небесному и земному верный... С.259.

[35] Там же. С.258.

[36] Там же. С.260.

[37] Томские епархиальные ведомости. 1911. № 13. С.683.

[38] Церковные ведомости. 1912. № 48-49.

[39] Там же.

[40] Там же.

[41] Св. прав. Иоанн Кронштадтский. Новые грозные слова «О Страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающемся». 1906-1907. Б.м., б.г. С.3-4.

[42] Арсений (Жадановский), еп. Митрополит Макарий.— В кн. Царю Небесному и земному верный... С.270.

[43] Там же. С. 198-200.

[44] Московские церковные ведомости. 1913. № 10. С.2-3.

[45] Московские церковные ведомости. 1915. № 37. С.527.

[46] Григорий, архимандрит. Миссионерское обозрение Его Высокопреосвященством Высокопреосвященным Макарием, митрополитом Московским и Коломенским, приходов и монастырей Московской епархии с 5 по 15 августа 1913 г. М., 1913.

[47] Московские церковные ведомости. 1915. № 45.

[48] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания... М., 1995. С. 200-201.

[49] Слово при погребении митрополита Макария. — В кн.: Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., 1995. С.245.

[50] Митрополит Макарий. Мой ответ В.Н.Львову. — Московские ведомости, 21 июня 1917, № 131.

[51] Там же.

[52] Там же.

[53] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания... М., 1995. С.202-203.

[54] Там же. С.209.

[55] Там же.

[56] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. М., 1994. С.167.

[57] Там же. С.156.

[58] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания... М., 1995. С.211.

[59] Там же. С.217.

[60] Там же. С.239.

[61] Дров не хватало, и потому только небольшая часть монастыря обогревалась.

[62] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания... М., 1995. С.231.

[63] Ливанский И. Высокопреосвященнейший Макарий, митрополит Московский, и архимандрит Макарий Глухарев — основатели Алтайской миссии. Орел, 1913. С.11-12.

[64] Макарова-Мирская А.И. Апостолы Алтая. Сборник рассказов из жизни алтайских миссионеров. Харьков, 1914 (Репринт: М., 1997).

[65] Протоиерей Михаил Чевалков был родом алтаец.

[66] Макарова-Мирская А.И. Апостолы Алтая... С.18-19.

[67] Авроров П., свящ. Пребывание Высокопреосвященнейшего Митрополита Макария на своей родине. СПб., 1914. С.16.

[68] Макарова-Мирская А.И. Апостолы Алтая... С.85.

[69] Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания... М., 1995. С.227-228.

[70] Там же. С.239.

[71] Мануил (Лемешевский), митрополит. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг. (включительно). Куйбышев, 1966. Ч.4. С.200.