В различных церковно-исторических статьях, посвященных событиям в жизни Российской Православной Церкви 1920-30-х, не раз приходилось встречаться с мыслью о том, что Патриарший Местоблюститель Митрополит Крутицкий Петр (Полянский, †1937), как законный глава всей Российской Церкви, является единственным каноническим основанием для законного преемства в ней Высшей Церковной Власти. Если не брать во внимание, что та же линия проводится и в отношении патр.Тихона, то отсюда делается следующий вывод: кто посягает на законность полномочий и действий митр.Петра и хоть в какой-то мере ставит их под сомнение, тот теряет свою связь не только с Российской Матерью-Церковью, но и со всею Церковью Вселенской. Во всяком случае, в Русской Православной Церкви Заграницей и Московской Патриархии богословская мысль движется именно в этом направлении, несмотря на их исторический антагонизм.
Однако, весь курьез во всей этой аргументации заключается в том, что каждая из двух сторон — и РПЦЗ и МП — по-прежнему утверждают свою каноничность на основании преемства от митр.Петра Крутицкого, видя в его действиях то, что они хотят видеть для собственного самоутверждения. Причем, первая, как ни покажется это кому-нибудь странным, окунается, в основном, в область мифотворчества, приписывая Петру такие умонастроения, какими он вовсе никогда не обладал; последняя же более полагается на документальные данные, что заведомо ставит стороны в неравное положение. Отвергать роль самого митр.Петра в создании данного противоречия означало бы фальсифицировать историю, поэтому первопричииу сего недоразумения следует искать именно в его личности.
Под влиянием различных писаний РПЦЗ у многих создалось впечатление, что и Катакомбная Церковь в России будто находилась в том же отношении к митр.Петру, что и "зарубежники" с "сергианами"[1]. Но это не совсем так, или вернее — совсем не так. Теперь в свете новооткрытых данных, исходящих из исторической ИПЦ, а также безпристрастно используя уже известную информацию и документы, мы имеем возможность изложить иной взгляд на означенную проблему в противовес традиционным установкам.
Естественно, что наше исследование будет постоянно находится в сфере антисергианской идеологии, поскольку именно ересь сергианства и, прежде всего, причины ее возникновения требуют самого тщательного анализа и опровержения. Раскрыв же первопричину этой ереси, легче будет и преодолеть ее.
Что есть сергианство по определению, наиболее точно, на наш взгляд, изложил священномученик архиеп.Андрей (кн.Ухтомский, †1937). По его словам оно — "есть настоящая квинтэссенция никонианского цезаро-папистского хамства"[2]. Значит истоки сей ереси необходимо искать в такиx печальных явлениях в жизни Российской Церкви, как папизм и цезарепапизм, проникших в ее иерархическое устройство преимущественно со времен патр.Никона. В чем же эти истоки заключались? — Прежде всего, в уничтожении соборности, когда с легкой руки Императора Петра I был учрежден т.н. "Святейший Правительствующий Синод", который не только заменил собою Патриарха, но и периодически созываемые Соборы. При такой системе управления Синод, состоящий из нескольких представителей епископата во главе с "обер-прокурором", неизбежно превращался в коллективного папу, подчиненного воле цезаря. Когда же не стало цезаря, а вместо него на исторической сцене появился коллективный антихрист в лице советской власти, тогда и возникло сергианство как крайнее извращение цезарепапизма. Папизм, к сожалению, никуда не исчез, но перевоплотился в новую, невиданную форму. Если раньше русские иерархи исполняли требования формально православного Императора, хотя бы требования эти являлись неприемлемыми для церковного сознания, то теперь весьма многие арxиереи не посчитали для себя грехом подчиниться богоборцам, стремящимся уничтожить христианство. Как это ни прискорбно, но такова печальная действительность!
Формально законный и полноценный Церковный Собор удалось в России созвать лишь в 1917. Этот Собор можно считать возстановлением соборности в Российской Церкви, утраченной в течение двухсот лет, ибо наилучшим выражением соборности есть сам Собор.
Принцип соборности наиболее точно сформулирован в 34-м Апостольском правиле: "Епископам всякаго народа подобает знати перваго в них, и признавати его яко главу, и ничего превышающаго их власть не творити без его разсуждения; творити же каждому только то, что касается до его епархии, и до мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без разсуждения всех. Ибо тако будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух". Через призму этой формулы и необходимо смотреть на все события, происшедшие как на Соборе 1917-18, так и по окончании его.
Очень скоро выяснилось, что возстановление соборности в Российской Церкви было только призрачным, но не реальным. Не столько возстановление соборности, сколько возстановление патриаршества стало главной целью Поместного Собора. Избрание Патриарха превратилось в новую манифестацию папизма, приведшую Российскую Церковь к самым нежелательным последствиям.
Традиционное представление о том, что противниками идеи патриаршества являлись одни обновленцы, безпочвенно и неосновательно. Как среди обновленцев имелись сторонники патриаршества, так и среди консервативного крыла находилось немало противников его. Видные профессора и богословы, целый ряд представителей духовенства и мірян Российской Православной Церкви, которые к обновленчеству не имели никакого отношения, предупреждали об опасности возникновения папизма на почве возстановления патриаршества и о других возможных в этой связи негативных явлениях, но их голос не был услышан на Поместном Соборе. Они поставили перед сторонниками избрания Патриарха целый ряд вопросов, которые до конца Собором так и не были разрешены. Что есть Патриарх и патриаршество на фоне соборности, или конкретно — на фоне Соборов? Каков объем полномочий Патриарха и каковы его права и обязанности в свете 34-го правила св.Апостол? Каковы функции Патриарха в междусоборный период, особенно, если он затянется на слишком долгое время? В чем, кроме титула, состоит отличие простого Первоиеарха от Патриарха? Будет ли Патриарх безправным исполнителем соборных или синодских решений, или же необходимо учредить чисто папскую модель патриаршества? Имеет ли Патриарх полномочия в междусоборный период выносить такие решения, которые входят только в компетенцию Поместного Собора?
Несмотря на то, что Собор все-таки выработал несколько Определений "О правах и обязанностях Патриарха" и "О Священном Синоде и Высшем Церковном Совете", где были конкретизированы объемы их власти, тут же стало ясно, что выполнимы эти определения только при нормальной церковной жизни. Даже такому стороннику патриаршества, как архиеп.Кишеневский Анастасий (Грибановский), в своем выступлении на Соборе пришлось признать: "...В какой форме будет выработано положение о правах и обязанностях патриарха, это будет зависеть от новых требований жизни, нашей государственности, наших церковно-государственных отношений, которых предрешить мы не можем"[3]. Данные Определения являлись насколько смутными по формулировкам, настолько и неясными по содержанию, и вызвали у ряда членов Собора (с обоих сторон) особые нарекания. Так, указывалось, например, на очевидное противоречие в Определении от 4 ноября 1917 "О высшем Управлении Православной Российской Церкви", первый параграф которого гласил: "В Православной Российской Церкви высшая власть — законодательная, административная, судебная и контролирующая — принадлежит Поместному Собору..."; а второй противоречил ему: "...Управление церковное возглавляется Патриархом"[4]. Ближайшие же события показали, что никакие ограничения объемов полномочий Патриарха неспособны предотвратить стихийно развивающуюся тенденцию папизма, порожденную возстановленным патриаршим строем. Один из докладчиков на Соборе воистину пророчески возвестил: "...На мой взгляд патриаршество не в состоянии оправдать тех слишком широких ожиданий, какие на него возлагаются <...> В недалеком будущем нам предстоит пережить крушение этих надежд, которое будет тем тягостнее, чем обширней и напряженней были надежды"[5]. К величайшему прискорбию нашему эти слова полностью сбылись как на новоизбранном патриархе Тихоне, так и, в особенности, на прямых его преемниках.
Практически весь период возглавления Российской Церкви патр.Тихоном прошел под постоянным гнетом большевиков. Так как Русская Церковь не без воли Божией вступила в совершенно новые условия, условия необычные, значительно отличающиеся от раннейших условий, церковная практика, включая и постановления Собора 1917-18, к этим новым условиям не приспособлена, так как она образовалась в иных исторических условиях. Положение значительно осложнилось со смертью Святейшего патр.Тихона. Вопрос о местоблюстительстве, насколько мне известно, тоже сильно запутан, церковное управление в полном расстройстве"[6]. Так в 1927 церковную обстановку оценивал узник Соловецкого концлагеря архиеп.Иларион (Троицкий). Хотя формально Священный Синод и Высший
Церковный Совет существовали при Патриархе, фактически эти вспомогательные органы управления отсутствовали и никакого значения не имели. Состав их постоянно менялся в связи с арестом того или иного члена, а новоназначенные теряли авторитет как неизбранные Собором[7]. В силу сложившихся условий патр.Тихон вынужден был единолично управлять Церковью. Однако, перед ним стоял выбор: или отказаться вообще от такого управления, которое не имело никакого смысла, и, оставшись титулярным Патриархом, объявить о всеобщей децентрализации церковной власти (согласно с собственным же Указом № 362 от 7(20).11.1920[8], или же установить авторитарную власть, взяв на себя всю ответственность за последствия. Патриарх выбрал второе решение, и это стало его коренной ошибкой. В письме митр.Сергию (Страгородскому) от 12.11.1929 митр.Казанский Кирилл доказывал мнимую законность патриаршего единоличного управления: "...Я мыслю себя в Церкви, унаследовавшей от почившего Патриарха единоличную власть <...> Почивший Патриарх не правил монархически. Он имел и постоянных около себя советников, называя совокупность их Синодом, пользовался для проверки своей архипастырской совести и суждениями прилучившихся архиереев, но никого не ставил рядом с собою для переложения ответственности со своей головы на другие. При нем все распорядительные решения по Церкви были и воспринимались Ею как единоличные распоряжения Святейшего Патриарха". По мнению митр.Кирилла Патриарший Синод существовал тогда лишь в виде "некоего привеска, то нужного и существующего, то нет", и этим основным принципом "всегда руководился Святейший в своем управлении Церковью"[9]. Если исходить из разсуждений митр.Кирилла, то становится очевидным явное нарушение патр.Тихоном церковной соборности, причем, существовавший при Патриархе Синод представлял из себя не более как фикцию, профанирующую подлинную соборность, что так напоминало безобразия синодального периода.
Итак, Высшее Церковное Управление не существовало при патр.Тихоне, а если и существовало, то, конечно, не было свободно в своих волеизъявлениях. Патриарх и его сотрудники находились под постоянным наблюдением новоявленного "обер-прокурора" от безбожия Е.А.Тучкова, который целиком и полностью контролировал все их действия.* Тучков уже не являлся "оком государевым", как сие было при кесаре, а сделался "зерцалом Антихриста". Этот "Ангел сатанин", как именовал его Патриарх Тихон, много потрудился, чтобы окружить последнего послушными ГПУ лицами, и, по всей видимости, немало преуспел в этом, т.к. ни один архиерей из тихоновского Синода впоследствии не примкнул к Истинно·Православной Церкви, но наоборот — все его члены[10] стали сторонниками отступника митр.Сергия. В задачу данной статьи не входит подробное разследование, какие акты, исходившие от Тихона, являлись подлинными, а какие подложными, тем более, что установить это с точностью церковная наука на сегодняшний день не в состоянии. Более важно сейчас отметить тот факт, что в условиях тотального давления большевиков патриаршество не смогло принести никакой пользы Церкви, а только способно было "наломать дров", что и случилось на самом деле. О соборности в том виде, в котором она была возстановлена Поместным Собором 1917-18 в новых условиях не могло быть и речи. Чрезвычайность ситуации, в которой неожиданно оказалась Российская Церковь, послужила для многих церковных иерархов поводом к самой нечестной спекуляции св.канонами в ущерб соборности и в угоду карьеризму. Этими "новыми условиями" стало модным оправдывать любые беззакония в пылу борьбы за власть в Российской Церкви.
* В частности, "Тучков <...> при святейшем Патриархе Тихоне всегда присутствовал на заседаниях Священного Синода..." — Феодосий (Алмазов), архим. Мои воспоминания. М. 1997, с.127. На пятом году советской власти Патр.Тихон передвигался по Москве в сопровождении красноармейца. Схимонах Епифаний (Чернов), со слов схиархиеп.Петра (Ладыгина), даже утверждал, что Е.А.Тучков "не спускал глаз с Патриарха, даже на келейной молитве и то присутствовал..." — См.: Церковь Катакомбная на земле Российской, с.80.
В результате стихийно провозглашенного папизма и всех его печальных последствий в период правления патр.Тихона стало почти невозможно для простого смертного разобраться в смысле противоречивых постановлений, исходивших из патриаршей канцелярии. «Как же точно определить курс Патриарха Тихона? — вопрошает один из них. — В одно время он анафематствует советскую власть, а в другое благословляет. В заграничной Русской Церкви (карловчане) считают, что их автономию Патр.Тихон благословил, а противники их утверждают, что другим указом запретил. И вообще, признающие советскую власть не за "кесаря", а за "антибожие" как авторитет, славят Патр.Тихона за его исповедничество, но то же самое делают, начиная от митр.Сергия (Страгородского) и по сей день, сторонники "гибкой политики" в своем сотрудничестве с коммунистами, опираясь на признание советской власти»Тихоном[11]. Одним словом, всякий находил в политике Патриарха то, что желал найти в свое оправдание, нисколько не смущаясь возражениями своих противников, апеллирующих к тому же патриаршему авторитету.
Имелась ли все же какая-нибудь альтернатива "вынужденному" единоличному правлению патр.Тихона, притом, наглядно продемонстрированная ему другими архиереями? — Да, имелась, и мы можем смело ссылаться на нее в поддержку мнения об ошибочности выбора пути Патриархом. Эту альтернативу показал один из самых старейших и авторитетных иерархов Российской Церкви, митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский). В мае 1922, ввиду ареста и заключения патр.Тихона, митр.Агафангелу патриаршей граматой от 3(16).05.1922 было поручено временно возглавить управление Российской Церковью. Не имея возможности, по независящим от него причинам, вступить в непосредственное исполнение своих обязанностей, митр.Агафангел обратился к архипастырям, пастырям и всем верным чадам с Посланием, в котором предложил следующим образом выйти из сложившейся ситуации: "Возлюбленные о Господе Преосвященные Архипастыри! Лишенные на время высшего руководительства, вы управляйтесь теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до возстановления Высшей Церковной Власти. Окончательно вершите дела, по которым испрашивали прежде разрешения Св.Синода, а в сомнительных случаях обращайтесь к нашему смирению"[12]. Таким образом, митр.Агафангел, ввиду отсутствия ВЦУ, немедленно предложил всем архиереям руководствоваться Указом № 362 патр.Тихона о децентрализации церковной власти, что и было тотчас принято к исполнению на местах. Если бы патр.Тихон пошел по тому же пути, вряд ли бы мір увидел целый ряд таких постановлений, которые без соборного разсуждения он не имел права выпускать (напр., закрытие ВЦУ за границей, введение григорианского календаря и др.). Митр.Агафангел не стал удерживать за собой полномочия Заместителя Патриарха во что бы то ни стало, на что впоследствии отважился митр.Петр Крутицкий, и этим вовсе обезопасил себя от возможных ошибок, подобных тем, кои учинили Тихон и Петр. Оснований для перехода на положение Указа № 362 у патр.Тихона было еще больше, чем у митр.Агафангела. Прежде всего, это физическая невозможность какого-либо свободного управления Церковью при полном контроле ГПУ.
Катакомбная Церковь целиком никогда не усваивала себе церковную политику патр.Тихона. Именовать Истинно-Православную Церковь "тихоновской" можно лишь в весьма относительном смысле, имея в виду только те деяния Патриарха, кои не противоречили ее безкомпромиссному исповеданию. Ни его "покаянные" перед Советской властью заявления, ни другие акты, изданные Тихоном исключительно по требованию большевиков, никогда в Катакомбной Церкви не воспринимались как законные, а наоборот — осуждались. Особенно же это касалось постоянного стремления патр.Тихона "легализовать" Патриаршее Управление, что впоследствии как будто удалось его преемнику, ересиарху Сергию, который пытался доказать тождественность своего и тихоновского курса. "Благодарение Господу нашему, — писал по этому поводу новосвященномученик еп.Павел (Кратиров) (†1932), — Православной Церкви чужда мысль о непогрешимости патриархов, местоблюстителей и их заместителей<..> Если Патриарх Тихон действительно так думал, как Митрополит Сергий с Синодом, то об этом можно только пожалеть. И напрасно М.Сергий ищет в возможных ошибках Патриарха Тихона каких-то плюсов и оправданий для своих крайне неудачных планов"[13]. Никакой папизм не может быть допустим в Православии, а любые его проявления требуют трезвой оценки и своевременной ликвидации. Именно поэтому целый ряд русских иерархов[14] еще при жизни патр.Тихона открыто выражали свое несогласие с теми или иными его поступками и кое в чем имели определенный успех[15]. Отсюда всякому должно быть очевидно, что ошибочные действия Патриарха в дальнейшем не могли быть приняты в руководство Российской Церковью. Напротив, ими воспользовались именно отступники. Одной из таких весьма неприятных ошибок стал учрежденный патр.Тихоном принцип единоличного наследования высшей церковной власти по тайным завещаниям.
Можно вполне согласиться с выводами сергианского историка Л.Регельсона по поводу новой формы преемства церковной власти: «Экклезиологические принципы, намеченные Всероссийским Церковно-Поместным Собором <...> не были и не могли быть сразу поняты и осуществлены в жизни Русской Церкви. Помимо непривычной "новизны" самих принципов, положение осложнялось еще и тем, что расстрелы, эмиграция и ссылки унесли к моменту кончины Святейшего Патриарха Тихона самых видных иерархов и крупнейших церковных деятелей, которые своим авторитетом могли бы утверждать в общецерковном сознании эти дерзновенные прозрения. Вековые привычки и традиции делали свое дело, приводя к непроизвольному искажению Соборного и Патриаршего замысла о созидании подлинно православных форм церковной жизни <...> Те члены Русской Церкви, которые сохранили верность патриаршему строю, в большинстве своем еще не осознали с полной ясностью, в чем состоит сущность этого строя. Если Соборные установления были направлены к тому, чтобы Церковь видимым образом осуществила себя как Богочеловеческий организм, как Теократию, реализация которой требовала предельного напряжения свободной человеческой активности, то в сознании многих членов Церкви эта идея Теократии подменялась идеей человеческого единовластия, образ монархии церковной невольно подменялся образом несовершенной монархии государственной, с ее <...> системой наследования власти и патриархальным принципом безпрекословного и безответственного послушания "старшим". Такое частичное отступление с духовных позиций, завоеванных Собором, казалось единственным способом оградить Церковь от натиска обновленчества и прочих раскольников. При этом на время был совсем отвергнут тот путь сохранения православной церковности в бедственных условиях, который был указан Патриархом Тихоном в духе Соборных установлений, — превращение Местной Церкви каждого Епископа в самостоятельное и незыблемое основание Православия. Но, как это не раз случалось в истории Церкви, кажущаяся благочестивой — а в действительности означающая нежелание откликнуться на Божественный Призыв — попытка удержаться на консервативной позиций в борьбе с антиправославными течениями и на этот раз привела к потере всего, что хотели сохранить. Попытка подменить Боговластие единоначалием, попытка заменить трудный путь утверждения достоинства каждого епископа как самостоятельной основы Церкви лжесмиренным послушанием церковно-административному "начальству" привела к разрушению всего патриаршего строя Русской Церкви. В результате Русская Церковь оказалась ввергнутой в те же бедствия, которые несло с собой обновленчество, — частичное возстановление церковно-государственной лжесимфонии и подмена соборно-патриаршего строя Церкви строем административно-бюрократическим»[16].
Как известно, после кончины патр.Тихона, в качестве Патриаршего Местоблюстителя и главы всей Российской Церкви ему наследовал митр.Петр. В этой должности он был утвержден согласно тайному Завещанию почившего Патриарха от 7.01.1925 (н.ст.): "В случае Нашей кончины Наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, предоставляем временно Высокопреосвященному митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу. Если же и сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то Наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому. Доводя о настоящем Нашем распоряжении до общего сведения всех Архипастырей, пастырей и верующих Церкви Российской, считаем долгом пояснить, что сие распоряжение заменяет таковое Наше распоряжение, данное в ноябре месяце 1923 года"[17].
Каковы же были юридические основания для издания подобного Завещания? — Сам Святейший таковых вовсе в этом документе, ни в иных других, не указывает, что уже странно, ибо сие являлось его обязанностью. Вместо этого Патриарх указывает на некое его собственное распоряжение от ноября 1923, видимо, аналогичного содержания. Но что это было за распоряжение, неизвестно, т.к. текст его не сохранился. Почему оно отменено, также осталось неясным. Мнение всех церковных историков, а также иерархов того времени, склонилось к тому, что Завещание Патриарха было основано на Постановлении Поместного Собора от 25.01.1918: "Принять предложение о немедленном назначении Местоблюстителей самим Патриарxом"[18]. Патриарх тогда действительно назначил чрезвычайных Местоблюстителей, но имена их на Соборе оглашены не были. Л.Регельсон глубоко ошибается, когда пишет, что в своем Завещании "Патриарх Тихон открыл Церкви имена тех избранников, которых он, по поручению Собора, наметил в 1918 году и которые были наделены Собором чрезвычайными полномочиями — всей полнотой «патриарших прав и обязанностей»"[19]. Это неверно уже потому, что архиерейская хиротония митр.Петра состоялась только в 1920, следовательно в 1918 он вряд ли мог быть определен Патриархом на местоблюстительство[20]. Кого же избрал на эту чрезвычайную должность патр.Тихон, практически никому известно не было. Л.Регельсон и прот. М.Польский считали, что одним из них являлся митр.Петроградский Иосиф (Петровых) (†1937)[21], и это оказалось верным. Как стало известно из секретного протокола Поместного Собора от 28.01.1918, Чрезвычайными Местоблюстителями были назначены: митр.Антоний (Храповицкий), митр.Кирилл (Смирнов) и архиеп.Иосиф (Петровых)[22]. В связи с этим возникают два вопроса: 1) имел ли Патриарх право в единоличном порядке, без Соборного решения, пересматривать данные кандидатуры и выбрать на местоблюстительство других иерархов? и: 2) предоставил ли Собор право Патриарху назначать Местоблюстителей по собственному усмотрению, когда угодно, или же означенное Постановление Собора касалось только определенного момента?
На момент написания Патриархом завещательного распоряжения от 7.01.1925 все трое иерарxов, назначенных им самим по поручению Собора в 1918 в качестве Чрезвычайных Местоблюстителей, были живы и находились в равном положении с новоназначенными. Особенно идеальным было положение митр.Антония (Храповицкого), возглавлявшего Архиерейский Синод за границей и пользовавшегося свободой в полной мере. На свободе находился также и митр.Иосиф (Петровых). Поэтому на первый взгляд непонятно, что же побудило Патриарха отвергнуть их кандидатуры (особенно последнего) на местоблюстительство?
У нас есть убедительное доказательство того, что Постановление Поместного Собора от 25.01.1918 о назначении Патриархом Чрезвычайных Местоблюстителей действительно касалось только настоящего момента и не могло распространяться на последующее время. Ибо это Постановление было принято на основании Заявления за подписями 36 членов Собора следующего содержания: "Необычайные условия переживаемого времени требуют немедленного замещения должности Местоблюстителя патриаршего престола, к коему на случай отсутствия Патриарха временно переходит полнота патриарших прав. В виду отсутствия о сем правил, изданных Собором, и невозможности ждать до их издания и производства самих выборов, на что потребовалось бы много времени, нижеподписавшиеся предлагают Собору: Просить Святейшего Патриарха незамедлительно назначить самому временного местоблюстителя и лиц, заменяющих его в случае отсутствия, впредь до установления Собором самого порядка избрания и производства самих выборов на означенную должность..."[23] Как видно из текста Постановления Поместного Собора от 25.01.1918 о немедленном назначении Патриархом Чрезвычайных Местоблюстителей, оно было утверждено именно на основании сего предложения и ограничивалось изданием таких соборных решений, которые уже твердо устанавливали определенный порядок избрания и производства выборов Местоблюстителя. Через 6 месяцев такие решения были действительно приняты в виде двух Определений: от 28.07.(10.08.)1918 "О Местоблюстителе Патриаршего Престола" и от 31.07.(13.08.)1918 "О порядке избрания Святейшего Патриарха", в которых указывалось: "По освобождении патриаршего престола, старейший из членов Священного Синода, после предварительного совещания с прочими членами Синода, незамедлительно созывает соединенное присутствие Священного Синода и Высшего Церковного Совета" (от 28.07.18. § 2); "В соединенном присутствии, под председательством того же старейшего иерарха, члены Священного Синода и Высшего Церковного Совета тайным голосованием избирают Местоблюстителя из среды присутствующих членов Священного Синода, причем, избранным считается получивший более половины избирательных голосов" (там же, § 3); "Местоблюститель патриаршего престола избирается на время междупатриаршества" (там же, § 1); "Священный Синод совместно с Высшим Церковным Советом в нарочитом заседании, под председательством Местоблюстителя патриаршего престола, постановляет о созыве в трехмесячный срок Собора для избрания Патриарха" (от 31.8.18. § 3)[24]. Как видно из данных определений, в них указан порядок, в котором должен избираться Местоблюститель Патриаршего Престола, из чего становится ясно, что Собор никогда не предоставлял Патриарху неограниченного права в любое время единолично назначать себе заместителей. Такое право ему дано было только один раз, причем, оно было ограничено 6 месяцами, — т.е. до того момента, пока Собором не были выработаны вышеприведенные Определения. Чрезвычайные Местоблюстители, назначенные по поручению Поместного Собора Патриархом, так и не приступили к выполнению своих прав и обязанностей, — их полномочия автоматически заканчивались с изданием новых определений о Местоблюстителе и о порядке избрания Патриарха. Вот почему Завещательное распоряжение Патр.Тихона от 7.01.1925 о назначении Местоблюстителя не было основано на тех или иных решениях Поместного Собора 1917-18, а целиком и полностью являлось выражением его единоличной воли. Одновременно мы находим ответ на вопрос, почему назначение Патриархом трех Чрезвычайных Местоблюстителей в 1918 не имело абсолютного смысла и не было использовано им позднее, при составлении завещания в 1925 (митр.Иосиф впервые стал фигурировать в качестве Заместителя в завещании митр.Петра, что, конечно, не могло быть случайностью). Становится понятно и то, почему никто из трех Чрезвычайных Местоблюстителей не предъявил своих Местоблюстительских прав как после смерти Патриарха, так и после ареста митр.Петра.
В связи с этим весьма интересны разсуждения митр.Сергия (Страгородского) о смысле завещательного распоряжения патр.Тихона. «Дело в том, — писал митр.Сергий митр.Кириллу, — что с титулом "Заместитель" произошло у нас то же, что и с титулом "Патриарший Местоблюститель". В завещании Святейшего Патриарха говорится только о переходе патриарших прав и обязанностей, и уже сам Владыка — митрополит Петр решил именоваться "Патриаршим Местоблюстителем" по букве же завещания, его титул должен бы быть: "Исполняющий обязанности Патриарха" <...> Было бы ни с чем не сообразно, пользуясь тождеством титула, применять ко Владыке — митрополиту Петру известное "Положение о Местоблюстителе", принятое на Соборе 1917-1918 гг...»[25] Характерно, что митр.Кириллу не нашлось, что ответить на это заявление митр.Сергия о незаконном присвоении себе митр.Петром титула "Патриарший Местоблюститель" и сопряженных вместе с этим титулом прав и обязанностей. Таким образом, мы сталкиваемся еще и с учреждением совершенно новой формы церковной власти, не имеющей никаких основании в постановлениях Поместного Собора 1917-18.
Другой вопрос, который возникает в связи с завещательным распоряжением патр.Тихона от 7.01.1925, это — в каких условиях оно было составлено. Некоторые данные об этом мы находим в малодоступной широкому кругу читателей книге неизвестного автора из Сов.Союза "В объятиях семиглавого змия". Автор, очевидно принадлежавший к Катакомбной Церкви, пишет следующее: «Мы не можем себе представить то духовное состояние, те обстоятельства, в каких Патр.Тихон писал свое завещание в лечебнице на Остоженке. Несколько подозрительным становится то, что Патриарх указывает в завещании иерархов, посаженных на неопределенный срок в тюрьму. Один из них оставался на свободе — митр.Петр Крутицкий. Лечивший врач Э.Бакунина кое-что упоминает об этом иерархе: "Петра Крутицкого Патриарх, видимо, не очень долюбливал, хотя в приеме ему никогда не отказывал. Это был высокий, тучный и довольно неприятный в обращении (пышноволосый) человек. Говорили, что Патриарх недолюбливал его за то, что он слишком настойчиво добивался перед ним поста московского митрополита и почти вынудил это назначение..."»[26].
Это свидетельство заслуживает особого внимания, т.к. дальнейшие события, связанные со вступлением митр.Петра в обязанности Патриаршего Местоблюстителя, принято в литературе освещать по версии о тайном Завещании Патриарха. Сразу после его похорон митр.Петр перед сонмом архиереев, собравшихся в Донском монастыре, "торжественно заявил, что у него на руках находится завещание Патриарха Тихона, которое он и вскрыл из запечатанного конверта"[27]. Судя по официальной датировке документа, оно в запечатанном виде пролежало целых 3 месяца до того дня, пока оно не было вскрыто митр.Петром. Переведенный в декабре месяце 1924 года в лечебницу Патриарх действительно мог тотчас составить Завещание, в котором он назначал себе заместителя, но возникает вопрос: почему оно тогда же и не было обнародовано? Ведь подобное распоряжение уже имело место, когда Патриарх подвергся в 1922 аресту и заключению, а митр.Агафангел, согласно этому распоряжению тотчас возглавил управление Российской Церковью!.. У нас есть много оснований сомневаться в том, что завещательное распоряжение патр.Тихона от 7.01.1925 являлось действительно тайным, совершенно неизвестным властям и лично Тучкову. Во-первых, следует серьезно принять к сведению показания Бакуниной о властолюбии митр.Петра, что подтверждается подобной характеристикой в его адрес и от авторитетных истинно-православных иерархов, участников тайного Собора 1928 (об этом скажем далее). О том, что Петр в самом деле домогался высокого поста, свидетельствует уже одно то, что завещательное распоряжение Патриарха, как выше заметил неизвестный автор-катакомбник, было составлено так, что заранее всем было ясно, что Местоблюстителем станет именно митр.Петр, т.к. два других кандидата, митрополиты Кирилл и Агафангел, находились в безсрочной ссылке и не могли приступить к исполнению своих обязанностей. И не только Патриарху, но и Тучкову об этом было очень хорошо известно. Если бы Тучков не был своевременно осведомлен о содержании "тайного" завещания (хотя бы со слов митр.Петра), вряд ли он позволил бы открыто провести театрализованные "выборы" Местоблюстителя в Москве. Да и случайно ли конверт оказался именно у Петра? Такой поворот дела не просто "подозрителен", но вполне выявляет нечестность пути, по которому митр.Петр стремился к власти, — может быть, из мнимо благих соображений о "пользе" для Церкви.
Во-вторых, само совещание архиереев в Донском монастыре вызывает много недоумений. Неканоничность сего совещания не вызывает сомнений по целому ряду причин: 1) его никто из иерархов не созывал, но всецело оно было инициировано Тучковым; 2) в этом совещании явно была заинтересована соввласть, которая и разрешила его проведение, а без ее санкции ни одно крупное собрание архиереев в столице не могло состояться; 3) единственной процедурой совещания являлось избрание Местоблюстителя, обсуждение же иных церковных проблем, накопившихся за семилетний междусоборный период, властями, очевидно, было запрещено, т.е. данное архиерейское совещание было явно несвободным в своих действиях.
Из этого ясно, что ничего общего с Собором это совещание не имело. Если бы это был на самом деле Собор, свободный от всякого давления извне, как Поместный Собор 1917/18, то он естественно занялся бы не сомнительным избранием Местоблюстителя, а прямо выборами нового, законного для всех Патриарха и вспомогательных органов церковного управления при нем, пригласив заодно к участию в этом деле прочих иерархов, кого было возможно. Вот почему утверждение, будто избрание митр.Петра Патриаршим Местоблюстителем означенным архиерейским совещанием в Донском монастыре было равносильно избранию на Соборе, не имеет под собой никаких убедительных оснований.
Так или иначе, но присутствовавшие в Донском монастыре архиереи вынесли следующее решение: "Убедившись в подлинности документа [т.е. завещательного распоряжения патриарха, — авт.] и учитывая 1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имея иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл, ни митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, Мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосвященный митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего ПАТРИАРХА должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя"[28].
При ближайшем рассмотрении состава архиереев, подписавших сей акт, можно увидеть, что только 16 из 61 впоследствии твердо встали на путь непризнания Декларации 1927 и митр.Сергия, все же остальные уклонились в сергианство или григорианство. При этом надо учитывать, что из этих 16 иерархов некоторые в дальнейшем отвергли митр.Петра как главу Российской Церкви (об этом скажем ниже). Совещание в Донском монастыре не могло выражать мнение всего российского епископата, так как оно по своему составу было непредставительным, в нем даже не участвовали все те архиереи, которые присутствовали в Москве на отпевании Патриарха[29], не говоря уже об огромном количестве других, вообще не прибывших на похороны.
На неканоничность избрания митр.Петра в Местоблюстители совещанием 60-ти на основании тайного завещательного распоряжения патр.Тихона от 7.01.1925 справедливо указывает и сергианский историк Л.Регельсон: «Большинство собравшихся архиереев восприняло это распоряжение как "завещание" (так называет этот документ и сам митр.Петр в своем первом послании), и в этой нечеткости понимания соборного происхождения власти Чрезвычайных Местоблюстителей уже скрывалась опасность будущих тяжких ошибок. Но никто не мог тогда предполагать, что эти, на первый взгляд, "тонкости" в действительности будут определять судьбу Русской Церкви. Все покрывалось благоговением перед волей почившего Патриарха и сознанием необходимости иметь единственного и безспорного возглавителя Церкви. Возможно, что здесь в сознании архиереев, в их понимании благодатной природы церковной власти на первый план выступила идея "благословения", игравшего столь важную роль в русской церковной и, особенно, монашеской жизни. Отсюда и представления о "преемстве власти" и "послушании во исполнение воли почившего Патриарха", выраженные в тексте заключения, подписанного архиереями, еще не осознавшими, что харизма первосвятительской власти есть нечто такое, что дается лишь при условии соборного избрания и путем завещания или благословения не передается»[30].
Вновь был отвергнут единственно правильный выход из сложившейся ситуации — Указ № 362 от 7(20).11.1920 патр.Тихона о децентрализации церковной власти. Вместо сего был выбран совершенно неканонический путь, запрещенный 23-м правилом Антиохийского Собора: "Епископу не позволяется, вместо себя, поставляти другого, в преемника себе, хотя бы он был и при конце жизни: аще же что таковое соделано будет, то наставление да будет недействительно. Но да соблюдается постановление церковное, определяющее, что Епископа должно поставляли не инако, разве с Собором и по суду Епископов, имеющих власть произвести достойного по кончине преставльшагося ".
Итак, митр.Петр Крутицкий 30.03.(12.04.)1925 был утвержден в качестве Патриаршего Местоблюстителя. Чтобы познакомиться с ним поближе, приведем его биографические данные.
Митрополит ПЕТР: В миру Полянский Петр Феодорович, род. 28.06.1862 в с.Сторожевом Коротоякского уезда Воронежской губ. в семье священника. В 1885 окончил Воронежскую ДС. Служил псаломщиком в с.Девицы. В 1892 окончил МДА, назначен помощником инспектора при Академии. Преподаватель частного женского училища в г.Сергиев-Посад. Исполнял обязанности секретаря Общества спасения на водах. 1895 — состоял в должности церковного старосты в родном селе. 1896 — преподаватель Звенигородского дух. училища, затем смотритель Жировицкого дух. училища. 1897 — магистр богословия (за работу "1-е Послание св.Ап.Павла к Тимофею"). 1906 — сверхштатный член Учебного Комитета при Св.Синоде, ревизор духовных учебных заведений. 1916 — действительный статский советник (соответствующий генерал-майору военной службы) с назначением на должность постоянного присутствующего члена Учебного Комитета при Св.Синоде. 1917-18 — участник Поместного Собора РПЦ по выборам от мiрян. По окончании Собора устранился от церковных дел и поступил на советскую службу управляющим (гл.бухгалтером) московской фабрики "Богатырь". После неудавшейся советской карьеры, в 1920, по рекомендации патр.Тихона, принял постриг с именем Петра и рукоположен в иеромонаха митр.Сергием (Страгородским). Являлся помощником Патриарха в делах церковного управления. 25.09(8.10).1920 — хиротонисан патр.Тихоном в еп.Подольского, вик. Московской епархии. 1920 — арест, ссылка в Великий Устюг. По возвращении в 1923, возведен в сан архиепископа. 1924 — митрополит Крутицкий, член Св.Синода при патр.Тихоне[31].
Его стремительное продвижение по иерархической лестнице (от мiрянина до главы Российской Церкви за 5(!) лет) дает основания видеть в митр.Петре выдвиженца (хотя и не вполне удавшегося) Е.А.Тучкова. Будучи назначен патр.Тихоном на пост Патриаршего Местоблюстителя, м.Петр не только не был достаточно известен в широких кругах церковной иерархии, но и перешагнул через головы множества более авторитетных и старейших по хиротонии архиереев. Совместно с патр.Тихоном, при участии Тучкова, вел тайную борьбу (при внешнем доброжелательстве) с группой консервативных иерархов, объединявшихся в Свято-Даниловом монастыре под духовным руководством св.новомученика архиеп.Феодора (Поздеевского). Арест последнего и ряда других "даниловцев" в 1924-26 связывают непосредственно с интригами и провокациями митр.Петра.
Свою деятельность, как Патриарший Местоблюститель, митр.Петр начал с того, что принялся всячески пропагандировать предсмертное Послание патр.Тихона от 25.03.(7.04.)1925, в котором имелись формулировки, недопустимые для православного сознания (например, призыв к народу "слиться с Нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти в ее трудах для общенародного блага", а также призыв "без боязни погрешить против Святой веры, подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть"). Сразу же после того, как участники архиерейского Совещания, провозгласившего митр.Петра Местоблюстителем, разъехались, последний подал (вместе с митр.Тихоном Уральским) заявление в редакцию газеты "Известия" с просьбой опубликовать это патриаршее Послание[32]. Через месяц, в той же газете, отвечая на вопросы корреспондента, митр.Петр еще раз подтвердил его подлинность[33]. Со слов протопресвитера Василия Виноградова, бывшего долгое время ближайшим сотрудником патр.Тихона, устно «митрополит Петр на обращаемые к нему недоуменные вопросы не только никогда не отрицал подлинности патриаршего послания, но положительно это утверждал, отвечая, что послание он "сам лично получил из рук патриарха" и сам лично, с согласия остальных двух членов патриаршего Синода (митрополитов Тихона Уральского и Серафима Тверского) направил в редакцию "Известий" для напечатания, конечно, с ведома и разрешения начальника церковного отдела ГПУ Тучкова. Оба члена Синода подтверждали это заявление»[34]. Для нас в данном случае вопрос о подлинности сего Послания отходит на второй план[35]. Подлинным оно было или нет, важно то, что Петр, исполняя волю Тучкова, всячески его рекламировал в надежде за это получить от него "легализацию". Однако, акция провалилась, так как молва о подложности Послания все более усиливалась в народных массах и в среде иерархии и популярностью оно не пользовалось.
Как и патриаршество Тихона (особенно в последние годы), так и местоблюстительство Петра было не только безполезным, но даже еще более вредным для Российской Церкви. Естественно, правление Петра также протекало под полным и неусыпным контролем ГПУ.* Советская власть всячески тормозила вопрос о созыве нового Поместного Всероссийского Собора для выборов законного Патриарха, а потому в этом направлении пресекало любые мероприятия митр.Петра. Поэтому закономерным итогом всего этого явилось то, что митр.Петр вынужден был, как в свое время и патр.Тихон, управлять Церковью единолично, что не могло пагубно не отразиться на всем дальнейшем ходе истории. Никаких вспомогательных органов церковного управления — ни Священного Патриаршего Синода, ни Высшего Церковного Совета — большевики не позволили сформировать митр.Петру. Патриарший строй еще раз доказывал свою полную несостоятельность в условиях тоталитарного богоборческого режима.
* "Когда же Местоблюститель митрополит Петр возглавил управление Церковью, — свидетельствует схим.Епифаний (Чернов), то советское правительство в лице Тучкова свело вcе управление, канцелярию и жилище самого Местоблюстителя в одну комнату. Все разговоры контролировались все тем же Тучковым. Здесь, по необходимости, происходили и заседания Синода". — См.: Церковь Катакомбная на земле Российской, с.80.
Еще более печальной предстает перед нами картина взаимоотношений митр.Петра с Е.Тучковым и Советской властью вообще. В своей деятельности митр.Петр оказался полностью парализован, и без протекции ГПУ не мог предпринять ни единого шага. В качестве примера можно привести множество собственных высказываний митр.Петра, который даже в мелочах действовал "с разрешения властей" (Письмо митр.Агафангелу от 9(22).05.192б), призывал "охранять нашу православную веру, являя везде и всюду примеры <...> повиновения гражданской власти, в согласии с заповедями Божиими"(?!) (Послание от 15(28).07.1925), и даже в начале 1926 договорился до того, что — по его собственным словам — "архиепископ Иосиф не может принять его" поручения воспринять на себя права Патриаршего Местоблюстителя по одной единственной причине — "так как совсем не известен советской власти"! (Резолюция митр.Петра на докладе членов ВВЦС от 19.01.(1.02.)1926)[36]. "...Необходимо не выйти из повиновения власти и не нарушить своих отношений с нею", — декларировал свое отношение к богоборческому режиму митр.Петр в письме Е.А.Тучкову от 14.11.1926[37].
Но вместе с тем необходимо отметить, что митр.Петр, конечно, не был тем, чем впоследствии сделался его преемник митр.Сергий (Страгородский). Митр.Петр отказался пойти на целый ряд уступок Советской власти, стремившейся подчинить Российскую Церковь своим разрушительным целям, и его арест стал неизбежен. Но с другой стороны следует признать, что фигура митр.Петра в глазах некоторых писателей приобрела слишком гиперболизированные очертания, основанные большею частью не на реальных фактах, а на вымыслах, которые имеют не столько документально-исторический, сколько апокрифический характер. Так, к примеру, совершенно неправдоподобно свидетельство протопресв.Михаила Польского о том, что митр.Петр "запросто выпроваживал его [Тучкова] из своих покоев", когда тот предъявлял ему свои незаконные требования"[38]. Наиболее достоверными являются показания протопресв. В.Виноградова, лично знавшего митр.Петра и хорошо изучившего его настроения. По мнению В.Виноградова, многие "в утешение себе создают фантастический облик митр.Петра, окружая его ореолом примерной твердости в отношении Сов.власти, несмотря на все "пытки". Но увы — всё это благочестивая фантазия. В действительности митр.Петр был очень милый, добрый и простой доступный человек, но крайне робкий и боязливый, дрожавший даже при одной мысли попасть в тюрьму и никогда не дерзавший в чем-либо противоречить требованиям Сов.власти. И если он попал в тюрьму, то не за стойкость, а потому что при всем желании угодить Сов.власти так, чтобы его не трогали, сделать этого не сумел. И никаких "пыток" он никогда не претерпевал, а только долгие годы жил в отдаленной ссылке. В церковных канонах он мало разбирался и с ними мало считался"[39]. Все это вполне подтверждается и собственными словами митр.Петра, сказанными им в письме Е.А.Тучкову от 20.12.1932: "Если бы Вы потрудились возстановить в памяти прошлое, то едва ли могли бы извлечь оттуда что-нибудь компрометирующее меня"[40], а также — в письме зам.нач. ОГПУ от 1926: "Мои отношения к советской власти всегда были добросовестными и безупречными"[41].
Поведение митр.Петра вызывало, конечно, определенные подозрения в церковном народе. "Простите за откровенность, — жаловался митр.Петр Тучкову в письме от 14.01.1926, — к человеку, который часто сносится с ГПУ, народ доверия не питает. Наши, например, с митрополитом Серафимом Тверским при Патриархе Тихоне частые посещения ГПУ истолковывались далеко не в нашу пользу, а митрополита Серафима народная молва прозвала даже "Лубянским митрополитом". И я замечал, что в начале моего управления Церковью многие сторонились меня"[42].
Незадолго перед своим арестом митр.Петр совершает главный свой антиканонический акт — издает собственное тайное Завещание с передачей своих прав своему т.н. "Заместителю". Последнее уже являлось явным произволом митр.Петра, недопустимой спекуляцией местоблюстительскими полномочиями. На этот раз единоличное учреждение новой должности "Заместителя Патриаршего Местоблюстителя" не имела под собой даже косвенных канонических оснований. Новая должность являлась уже абсурдом и не могла быть оправдана никакими "чрезвычайными условиями" или "безвыходностью ситуации" в стремлении "сохранить преемство патриаршего строя" во что бы то ни стало и т.п.
Как известно, митр.Петр воспринял на себя обязанности Патриаршего Местоблюстителя только потому, что иные кандидаты на этот пост, указанные в завещании патр.Тихона первыми перед митр.Петром, не имели возможности приступить к управлению Церковью, т.к. находились в ссылке. Следовательно, и Петр, направляясь туда же, не имел права оставлять за собою права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя, а тем более произвольно передавать их кому-либо по собственному усмотрению. И вместо того, чтобы управление Церковью вручить непосредственно Господу Исусу Христу, Его благому промышлению, митр.Петр передал их бывшему обновленцу, каковым являлся митр.Сергий (Страгородский).
Но самое поразительное во всем этом то, что митр.Петр умудрился составить целых три завещания о преемстве власти, которые по сути входили в противоречие между собой. Одно, от 22.11.(5.12.)1925, гласило: "В случае нашей кончины, наши права и обязанности, как Патриаршего Местоблюстителя, до законного выбора нового Патриарха, предоставляем временно, согласно воле в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона, Высокопреосвященнейшим митрополитам Казанскому Кириллу и Ярославскому Агафангелу. В случае невозможности, по каким-либо обстоятельствам, тому и другому митрополиту вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые передать Высокопреосвященнейшему митрополиту Новгородскому Арсению. Если же и сему митрополиту не представится возможным осуществить это, то права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя переходят к Высокопреосвященнейшему митрополиту Нижегородскому Сергию". Другое, от 23.11.(6.12.)1925, т.е. составленное буквально на следующий день, объявляло: "В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять Мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию, митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопреосвяшеннейший Михаил, Экзарх Украины или Высокопреосвященнейший Иосиф, архиепископ Ростовский..."[43].
При прочтении этих документов сразу бросается в глаза не только разность их содержания, но и разность по форме. 1-е завещание предполагает передачу церковной власти в случае кончины митр.Петра и прежде всего называет кандидатов, утвержденных самим Патр.Тихоном; 2-е завещание говорит не о кончине, а о невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять местоблюстительские полномочия (т.е. ссылка, тюрьма или болезнь митр.Петра) и предлагает передать таковые иным лицам, не указанным в завещательном распоряжении Патриарха. Однако, сразу после ареста митр.Петра широкое распространение получило именно это, последнее завещание. "Но о втором завещании [от 5.12.1925, — авт.] мiр узнаёт от Сергия только тогда, когда умерли митр.Агафангел и Арсений, а митр.Кирилла он заранее запретил в священнослужении за непризнание его новой политики"[44]. Произошло это лишь в начале 1937[45]. С другой стороны, нельзя не заметить и некоторого сходства обоих завещаний: и то, и другое составлены так, что почти с полной уверенностью можно было ожидать вступления в должность исполняющего обязанности Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия. Также очевидно, что второе завещание являлось как бы продолжением, развитием первого.
О третьем завещании (по времени первом) мы узнаем из показаний митр.Петра, которые он дал на первом же допросе после своего ареста: "Первое я написал, я не помню, в июне, а, может быть, даже и в мае, одним словом, — в летние месяцы, я последовательно назначал своими заместителями митрополита Сергия Нижегородского, епископа Николая Добронравова, потом его посадили, и я должен был изменить <...> так, я писал несколько раз..."[46].
Из сопоставлений свидетельств из разных источников, внушающих доверие, можно с полной уверенностью заключить, что завещания митр.Петра действительно были тайными и власти о их содержании ничего не знали (хотя не исключено, что кандидатуры на пост Заместителя могли предварительно пройти апробацию у Тучкова). Два последних завещания были составлены Петром за несколько дней до его ареста, о котором он мог догадаться из начавшейся незадолго до того новой волны арестов архиереев в Москве.
В присутствии двух благочинных завещание от 6.12.1925 было запечатано и отдано брату митр.Петра прот.Василию Полянскому, которому поручалось доставить его до адресатов, что, очевидно, и было исполнено[47].
В качестве заключения этой главы вновь позволим себе привести слова Л.Регельсона, который, в отличие от многих других церковных историков, сумел грамотно подойти к вопросу: "...Заместительство было нововведением, не предусмотренным никакими предыдущими церковными установлениями. Если строго следовать принципам, установленным Собором и Патриархом, то с арестом митр.Петра должен был вступить в действие Указ 7(20) ноября 1920 о децентрализации церковной структуры и самоуправлении епархий". В который раз единовластной волей одного человека был отвергнут канонический путь для Российской Церкви в ее гонимом положении, что позже "породило много бедствий, соблазнов и недоумений"[48]. Во имя торжества папизма, принцип соборности был окончательно попран.
Получив пакет с завещанием митр.Петра, митр.Сергий уведомил российский епископат о своем назначении через Московского викария еп.Клинского Гавриила (Красновского). Однако, вскоре, 9(22) дек.1925 в Донском монастыре возник новый церковный центр в составе 10 архиереев, которых возглавил архиеп.Екатеринбургский Григорий (Яцковский). Каноническая оценка данного образования не входит в задачу настоящего изследования, но вместе с тем нельзя не отметить, что в своей каноничности "григориане" ничуть не уступали ни митр.Сергию, ни митр.Петру, но даже напротив — возьмем на себя смелость сказать — далеко превосходили их в этом (при полной тождественности идеологии), т.к. стали руководствоваться соборным, а не единоличным принципом управления Церковью[49].
Заместительские же полномочия митр.Сергия были незаконными и неканоническими во всех отношениях, — главным образом потому, что не получили санкции избрания Собором, или хотя бы совещанием архиереев, как то формально было в случае с митр.Петром. Указание на то, что митр.Сергий был признан в качестве Заместителя Патриаршего Местоблюстителя путем опроса части епископата, в данном случае не разрешает проблемы.
Признание Сергия главой Российской Церкви было всего лишь частным делом того или иного епископа, но не могло иметь ничего общего с соборной полнотой. Поэтому утверждение митр.Иоанна (Снычева), что "подобное избрание носило характер каноничности" и что будто "никто из епископов, рядового духовенства и простых верующих не сомневался" в том, является грубой натяжкой[50]. Вместе с тем в своем завещании "митр.Петр не оговаривает объема полномочий Заместителя, так что по прямому тексту документа можно предположить, что передается вся полнота власти Местоблюстителя, равная, согласно Чрезвычайному постановлению Собора, власти Патриарха"[51]. Это дало повод митр.Сергию (отнюдь не безосновательный) уравнять себя в правах и обязанностях с митр.Петром. Сергий считал, что митр.Петр, как находящийся вдалеке от всех церковных дел, не в состоянии управлять Церковью, а потому вся полнота власти Патриаршего Местоблюстителя переходит к нему, Сергию, автоматически. "...Я (или кто будет после меня), — писал митр.Сергий в 1926, — восприяв на себя вместе с должностью Местоблюстителя и всю ответственность за правильное течение церковных дел, не могу относиться к распоряжениям митрополита Петра, исходящим из тюрьмы, иначе, чем только как распоряжениям или, скорее, советам лица безответственного, т.е. могу принимать их к исполнению лишь под своею ответственностью постольку, поскольку нахожу их полезными для Церкви <...> Пусть митрополит Петр остается законным Местоблюстителем и пусть его имя возносится за богослужением; но исполнение его распоряжений, исходящих из тюрьмы, мы отложим до того времени, когда он сам возвратится к власти и, вполне отвечая за свои действия, решит, исполнять ли эти распоряжения или нет"[52]. Такой взгляд на свои полномочия митр.Сергий будет отстаивать и позднее, уже после издания своей Декларации в полемике с "непоминающими" иерархами, что послужит к обвинению от тех в адрес митр.Сергия в узурпации церковной власти. Узурпировав же власть, Сергий открыл себе дорогу к единоличному произволу во всем церковном домостроительстве. Так, например, как полновластный Местоблюститель, он сорганизовал при себе т.н. "Временный Патриарший Синод", пригласив к участию в нем архиереев с "подмоченной" репутацией и, притом, назначив их единолично, без избрания Собором или утверждения митр.Петром. Абсурдом являлось и утверждение митр.Сергия, что единоличную в Церкви власть допустимо передавать из рук в руки безконечное число раз: "Смысл единоличного заместительства в том и состоит что патриаршая власть всегда остается в Церкви налицо во всем ее объеме, хотя бы она в данных руках была лишь на очень короткое время и хотя бы до этих рук она дошла через много промежуточных ступеней" (Письмо митр.Кириллу от 2.01.1929)[43]. Таким образом, здесь явно подразумевалось учреждение таких невероятных должностей как Заместитель Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, Заместитель Заместителя Заместителя и т.д. И, как ни странно, по факту должность Заместителя Заместителя все-таки была введена — когда после ареста митр.Сергия в декабре 1926 его права воспринял третий кандидат в Заместители, митр.Иосиф (Петровых). Последний являлся таким же Заместителем, как и Сергий, но не имея возможности приступить к исполнению своих обязанностей, митр.Иосиф поручает их нескольким иерархам, имена которых уже не фигурировали даже ни в одном из завещаний митр.Петра. Один из них — архиеп.Серафим Углицкий — и приступил к управлению Церковью. Правда, к чести этого епископа следует отметить, что он и не думал чрезмерно возвышать свои полномочия. Он обратился к остальным своим собратьям-архиереям с просьбой "сократить переписку и сношения со мной до минимума, предоставляя все дела, кроме принципиальных (как, например, избрание и хиротония во епископа), решать окончательно на местах" (Послание от 16(29).12.1926)[54], — т.е. архиеп.Серафим предпочел остаться всего лишь титулярным Первоиерархом, предлагая остальным руководствоваться преимущественно Указом № 362 патр.Тихона. Никаких преемников себе вл.Серафим путем антиканонических тайных завещаний не назначал, даже будучи вскоре арестован. На допросе в ГПУ на вопрос: "Кто же возглавит Церковь, если мы вас не выпустим?" — он заявил: "Сам Господь Иисус Христос", чем привел чекистов в крайнее бешенство[55]. Этим мужественным и мудрым поступком архиеп.Серафим указал всем единственно правильный путь — путь децентрализации (хотя бы частичной) церковной власти. Данным действием не только устранялась всякая смута в Церкви из-за споров о полномочиях Местоблюстителей и их Заместителей, но и в корне пресекались попытки властей найти среди этих "законных" носителей власти церковной послушного себе иерарха. Однако, митр.Сергий вскоре был выпущен и вновь приступил к отправлению своих "обязанностей".
Во всем вышеизложенном в этой главе для нас важно, как смотрел на незаконные притязания митр.Сергия митр.Петр? Из декабрьского письма митр.Сергию 1929 очевидно, что Петр отнюдь не разделял его воззрений на объёмы полномочий Заместителя. Но сам-то Петр не исправил положения, не лишил Сергия его прав, выразив свое недовольство только на бумаге. Несогласие Петра с Сергием оказалось только на словах, на деле же все оставалось на своих местах. Из этого ясно, что для митр.Петра объём полномочий своего Заместителя не был вопросом принципиальным (как, например, для митр.Кирилла) и Сергий, благодаря только бездействию Петра, продолжал вредить Церкви. Сергиевское безобразие мгновенно закончилось бы, если бы митр.Петр сам отказался от полномочий Патриаршего Местоблюстителя, ибо даже по собственным словам митр.Сергия в статье "О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя" — Заместитель "сохраняет свои полномочия до тех пор, пока Местоблюститель остается в своей должности. Ушел Местоблюститель от должности (за смертью, отказом и под.), в тот же момент прекращаются полномочия Заместителя"[56]. Но Петр удерживает за собою власть с одной стороны, а с другой — не лишает Сергия полномочий даже после того, как стало очевидно, что последний не желает исправлять свои ошибки, и более того — ересь.
Весной 1926 из ссылки возвращается второй кандидат, согласно завещанию патр.Тихона, на пост Патриаршего Местоблюстителя — митр.Агафангел Ярославский, иерарх наиболее авторитетный сравнительно с митр.Петром. 5(18).04.1926 митр.Агафангел, полностью игнорируя митр.Петра и прекращая поминовение его имени за богослужением, объявляет о своем вступлении в права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя. В этой ситуации митр.Агафангел повел себя достаточно грамотно, считая, что с его освобождением полномочия Патриаршего Местоблюстителя должны перейти к нему автоматически. Поэтому митр.Агафангел счел для себя излишним испрашивать особого благословения митр.Петра в деле, в котором его участия и не требовалось. Однако, в события вмешался митр.Сергий, который тотчас написал митр.Агафангелу в письме от 17(30).04.1926, что "он (Петр) принял власть законным путем и, следовательно, может быть ее лишен только на законном основании, т.е. или в случае добровольного отказа, или по суду архиереев"[57]. Митр.Агафангел, очевидно, не согласился с митр.Сергием и продолжал настаивать на законности своих притязаний на власть. Впоследствии и митр.Кирилл Казанский, в полемике с митр.Сергием, встанет на ту же точку зрения, что и митр.Агафангел[58]. Тогда митр.Сергий сам уведомил митр.Петра о действиях митр.Агафангела, угрожая последнему прощениями и судом. Свои решения Сергий подкреплял "мнением большинства"[59] — 24-х единомысленных с ним епископов; однако, "григориане" считали всех их "бывшими обновленцами", суждения которых не могут быть авторитетными для всей Церкви[60]. И действительно — только трое из этого списка[61] в будущем вошли в состав Катакомбной Церкви, тогда как остальные отпали в ересь.
Как же в данной ситуации повел себя митр.Петр? — Письмом от 9(22).05.1926 он приветствует вступление в отправление патриарших прав и обязанностей митр.Агафангела, но в то же время не отказывается и от своих[62]. Эта двойственность и послужила зацепкой для митр.Сергия, который объявил, что это "письмо митрополита Петра есть плод явного заблуждения, и пользоваться им для присвоения себе должности Местоблюстителя уже совсем неудобно" (Письмо митр.Агафангелу от 31.05.(13.06.)1926)[63] И неизвестно, каким был исход этого дела, если бы митр.Агафангел сам неожиданно не отказался от замещения должности Патриаршего Местоблюстительства "по преклонности лет и разстроенному здоровью"[64]. Весь этот эпизод очень показателен для усвоения всех последующих событий, связанных с Декларацией митр.Сергия, и реакции на нее митр.Петра.
Итак, 16(29).07.1927 митр.Сергий издает свою печально известную Декларацию о духовной тождественности Церкви Христовой с антихристовым богоборческим правительством, провозгласив: "Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского Государства [каковыми в глазах этого "государства", конечно, являются все истинно-православные христиане, — авт.] и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством". Как издевательство над исповедническим и мученическим подвигом новых российских страстотерпцев звучали слова этой Декларации: "Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения..."[65].
Естественно, что Истинно-Православная Катакомбная Церковь не признала этой Декларации, а часть архиереев, которая ранее подчинялась митр.Сергию как Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, осудила и отвергла его как РАСКОЛЬНИКА, ЕРЕТИКА и БОГООТСТУПНИКА. И Святая Церковь сделала это после неоднократных личных увещаний (письменно и устно) митр.Сергия от лица своих представителей — епископов, клириков и мирян.
Теперь посмотрим, как же относился к такой беззаконной деятельности своего Заместителя митр.Петр? — Первый документ, проливающий свет на эту проблему, принадлежит еп.Василию (Беляеву), вик.Рязанской епархии. В своем докладе митр.Сергию он писал: "С 1 августа по 23 сентября я проживал в поселке Хэ, Обдорского района. Тобольского округа, вместе с митрополитом ПЕТРОМ, Местоблюстителем и, по его поручению, должен Вам сообщить нижеследующее: Владыка получил возможность (из газеты "Известия") прочитать Декларацию нынешнего православного Синода и вынес от нее вполне удовлетворительное впечатление, добавив, что она является необходимым явлением настоящего момента, совершенно не касаясь ее некоторых абзацев..."[66] В своих лживых писаниях сергианские историки очень любят ссылаться на этот доклад еп.Василия, однако, авторитет сего документа сильно подрывается самим митр.Петром, который впоследствии писал митр.Сергию: "Между прочим, мне пишут, что епископ Василий о делах от моего имени представил Вам доклад. Должен заметить, что ни ему, ни другому моему сожителю я не давал никаких поручений, касающихся церковных дел"[67]. Однако, на сегодняшний день мы не имеем ни одного прямого, письменного высказывания митр.Петра, в т.ч. и в цитированном выше письме, против самой Декларации. Само сообщение еп.Василия об оценке Декларации митр.Петром оказалось, по-видимому, правдивым (по крайней мере, митр.Петр высказывается лишь против того, что еп.Василий сообщает о церковных делах без его поручения). Поэтому можно целиком согласиться с выводом митр.Иоанна (Снычева), что "новая церковная политика митр.Сергия была признана им как явление, не противное Христовой истине"[68]. Именно в этом-то и состояло главное расхождение позиции митр.Петра с позицией ИПЦ в их отношении к Декларации и сергианству вообще.
И здесь необходимо опровергнуть миф о том, что митр.Петр сергианство якобы признал ересью. Так, некое "Предание катакомбных христиан"[69] передает нам следующее: «Узнав в заточении о подписании Сергием декларации, митрополит Петр схватился за голову, долго ходил по комнате, говоря: "Сергий! Сергий! Что ты наделал! Погубил ты свою душу, и души христианские повел в ересь, на погибель"...» Предание это совсем недостоверно и опровергается документально. Из новооткрытых документов из архивов, хранящихся в Катакомбной Церкви, стало известно, что митр.Петр, через своего близкого сотрудника проф. И.В.Попова, принял участие в тайном т.н. "Кочующем" Соборе ИПЦ, проходившем с марта по август 1928[70]. Собор, как известно, анафематствовал митр.Сергия и осудил его как еретика, постановив, что таинства, совершаемые сергианами, недействительны. Под этими решениями подписались практически все "непоминающие" архиереи, но посланец митр.Петра на канонах Собора оставил пометку: "Категорически нет. Не согласен. Митр.Петр Сергиевский Синод еретическим не считает"[71]. После этого представителя митр.Петра участники Собора уже не приглашали на заседания.
Из заграничных источников мы имеем еще одно свидетельство, на которое нередко ссылаются в РПЦЗ — встреча участника какой-то "научной экспедиции" некоего Н. с митр.Петром в январе 1928. Согласно сообщению этого Н. митр.Петр сделал такую оценку Сергиевской Декларации: "Для первоиерарха подобное воззвание недопустимо. К тому же я не понимаю, — зачем собран Синод <...> из ненадежных лиц. Так, например, епископ Филипп — еретик... В этом воззвании набрасывается на патриарха и на меня тень — будто мы вели сношения с заграницей политические, между тем, кроме церковных, никаких отношений не было. Я не принадлежу к числу непримиримых, мною допущено все, что можно было допустить, и мне предлагалось в более приличных выражениях подписать воззвание, — и я не согласился, за это и выслан. Я доверял митр.Сергию и вижу, что ошибся"[72].
Однако, и эти сведения невозможно признать безпорными. Впрочем, это не значит, что мы хотим давших это показание заподозрить во лжи, — нет. Но все же в свете иных данных кажется странным высказывание митр.Петра, что "еп.Филипп — еретик" (имеется в виду архиеп.Филипп (Гумилевский), член Синода митр.Сергия). В письме тов. И.В.Полянскому от 11.03.1931 митр.Петр выражает к членам Синода митр.Сергия совсем иные чувства: "Будьте добры передать митр.Сергию <...> мой поклон и усердную просьбу, чтобы он вместе с митр.Серафимом и архиеп.Филиппом, которым также кланяюсь, посодействовали моему освобождению"[73]. Митр.Петр кланяется сергиевским иерархам, а не считает их еретиками, тем более, митр.Серафима, с которым он сотрудничал еще со времен патр.Тихона. То же самое касается и якобы недоверия митр.Петра митр.Сергию, что документами только опровергается. Возможно, что участник "научной экспедиции" что-то преувеличил, но нельзя исключить и того, что митр.Петр мог проявить двоедушие, в одном случае говоря одно, а в другом — другое. В этом мы еще будем иметь возможность удостовериться из других примеров, которые описаны ниже.
Следующий миф, который следует опровергнуть, это утверждение, будто митр.Петр не располагал достоверной информацией о церковных делах во всех подробностях, а потому, находясь якобы в полной изоляции, не имел возможности дать правильную оценку Происходящим событиям. Этим, де, и объясняется его неопределенность касательно Декларации и ее автора митр.Сергия. Из вышедшей на западе книги очевидца тех давних событий, Елены Лопышанской, лично знавшей священномученика еп.Дамаскина (Цедрика) (†1937), мы находим интересное свидетельство о посылке к митр.Петру, в место его заключения, специального гонца, который должен был доставить ему все документы, подробно рассказывающие о церковных событиях. В виду недоступности этой книги широкому кругу читателей приведем из нее обширную выдержку.
«Дисциплинированный, ни на йоту не желающий отступить от канонов, епископ Дамаскин мечтает о том, чтобы раздался голос митр.Петра и прозвучал на всю Православную Церковь.
"Вы видите, — пишет епископ Дамаскин своим друзьям, — что при известных условиях я сам могу отойти от митр.Сергия. Однако, я мыслю тогда достаточные канонические основания отхода... Можно открыто и настойчиво протестовать против беззакония предстоятеля, но через то самим не нарушать церковных канонов. Я в числе других тоже протестую (кое чего уже добился), ставлю под вопрос законность власти, допускающей беззакония, однако, все время я ощущаю под ногами своими твердую почву канонического основания, с коего я ни на минуту не желаю сходить".
Но митр.Петр в глухой деревушке Хэ Обдорского района Тобольской области. Как до него добраться? Написать письмо и послать по почте? В лучшем случае, оно не дойдет... Поехать лично? Задержат по дороге. Остается одно: послать к митр.Петру доверенное лицо передать ряд документов, иллюстрирующих положение в Церкви, письмо с просьбой сказать свое слово и привезти ответ в той форме, какую митр.Петр сочтет наиболее приемлемой <…>
"Пишу, чтобы предупредить вас о том, что вас посетит дьякон К. — ему я поручил нечто доверительное сообщить вам..." "Доверительное" было устроить по местным церквам среди сочувствующих идее епископа Дамаскина сбор на посылку гонца к митр.Петру. С этим поручением дьякон К. объехал несколько городов. Однако, этот план епископа Дамаскина встретил мало сочувствия среди уцелевшего до того времени рядового духовенства <…>
Тем не менее, в распоряжении епископа Дамаскина оказалось настолько большая сумма денег, что он мог, не теряя времени, выслать гонца."' Был уже май месяц. Учитывая климатические условия местопребывания митрополита Петра, с этим делом надо было спешить.
"...Паломник наш уехал раньше получения посылки. Дольше я не мог его задерживать. Помолитесь там, чтобы Господь благословил мое начинание. Я представил туда полную картину самого разнообразного материала, послал и копии сергиевских распоряжений и обращений. Ответа можно ждать лишь в августе..." (Письмо от 21.05.29).
"...Паломник наш благополучно все сдал, уже вернулся с ответом пока на словах, а на бумаге получится вскоре. Все, мною посланное, оказалось там совершенной новостью. Сразу ответа нельзя было послать по обстоятельствам чисто внешнего характера. Посланный говорит, что после ознакомления дедушка (так условно митр.Петра называет епископ Дамаскин), говорил о положении и дальнейших выводах из него почти моими словами... [интересно бы знать, какими именно? — авт.]"
Друзья епископа Дамаскина, видевшиеся с ним после возращения посланца, рассказывали, что он с трудом добрался до той глухой деревушки, где находился митр.Петр <...> Посланец застал митр.Петра совершенно больным. Оставаться в деревне и ждать ответа было бы опасно и для посланца, и для митр.Петра. А внимательное прочтение и изучение 22 документов и принятие по ним решения требовало времени и сил, которые у митр.Петра уже угасали <…>
<...> Со все растущим напряжением ожидал епископ Дамаскин ответа от митр.Петра. "За последнее время, — пишет он, — я сознательно воздерживался от переписки, не желая толочь воду в ступе. Со дня на день жду решающих вестей..." Дни бегут один за другим, монотонные и серые, ни один светлый луч не проникает через советскую оболочку. Подъем духа у епископа Дамаскина сменяется упадком.
"...Впрочем, чего, собственно, я жду? — так пишет он в октябре. — Я прихожу к мысли, что даже решительное слово МП (Митр.Петра) не изменит существенно положения, ибо сущность совершающегося великого греха немногим понятна... Мне начинает думаться, что главнейшей нашей задачей должна быть поставлена задача о внутреннем укреплении самих себя, о накоплении в себе духовных сил, о приуготовлении себя к горшим испытаниям…" (Письмо от 5.Х.29).
Митр.Петр голос из своей ссылки не подал <…>
Епископ Дамаскин обыкновенно писал свои послания под копирку в нескольких экземплярах и посылал друзьям. Каждому из них поручалось переписать от руки или на машинке тоже под копирку несколько экземпляров и разослать по приложенным адресам. Адреса были самые разнообразные: тут была и Сибирь, и Кавказ, и Украина, и Урал — все концы Советского Союза. Эта деятельность епископа Дамаскина — последняя вспышка его неутомимой энергии. Затем последовал перелом и переход в подпольную Церковь после окончательного отхода от митр.Сергия»[75].
Итак, благодаря посылке гонца от еп.Дамаскина, митр.Петр уже летом 1929 имея всю полноту информации о церковных нестроениях. Судя по всему, митр.Петр при свидании с посланником еп.Дамаскина ничего конкретного так и не сказал, поэтому с таким нетерпением еп.Дамаскин ожидал хоть какого-то письменного и четкого суждения Патриаршего Местоблюстителя. Никаких определенных выводов о том, какую позицию занимал в то время митр.Петр, из вышеприведенного текста сделать не представляется возможным. Все сведения очень смутны и туманны. Ясно одно — если митр.Петр хотя бы высказался в двух словах против канонического общения с митр.Сергием, то еп.Дамаскин не стал бы ждать каких-то еще распоряжений митр.Петра, а сразу же отложился от митр.Сергия. Но как видно из вышесказанного, еп.Дамаскин сделал это только после того, как совершенно отчаялся ждать ответа.*
* Некоторые данные о том, что же все-таки поведал посланнику еп.Дамаскина митр.Петр, сообщается в письме свящ. Г.Селецкого митр.Иосифу (Петровых) от 17.09.1929, написанное по просьбе архиеп.Димитрия (Любимова). Приведем его полностью:
"Исполняю просьбу Высокопреосвященного архиепископа Димитрия и письменно излагаю те сведения, какие мне сообщил находящийся в ссылке еп.Дамаскин. Ему удалось наладить сношения с м.Петром, послать через верного человека полную информацию обо всем происходящем в Русской Церкви. Через этого посланного м.Петр устно передал следующее:
Наиболее занимательны в этом письме первые два пункта. Возникает вопрос: почему митр.Петр, единолично назначив на заместительство митр.Сергия, также единолично не желает его сместить? Ведь митр.Петру было хорошо известно, что собрать открытый Собор архиереев для канонического суда над м.Сергием невозможно! С другой стороны, многие епископы уже с 1927 не признавали м.Сергия, даже если не брать во внимание решения "Кочующего" Собора. Однако, м.Петр продолжает все же настаивать на еще каком-то дополнительном "смещении" м.Сергия, но каким путем — не оговаривает, из чего ясно, что м.Петр пытается усидеть сразу на двух стульях: с одной стороны, в угоду м.Сергию, сам не желает осудить его; с другой, поддакивая антисергиевским силам, — в то же время ставит перед архиереями невыполнимую задачу, не решив которую так, как хотелось бы своевластию Петра, Сергий остается "законным" Заместителем.
Касательно второго пункта можно с уверенностью констатировать: запрещение митр.Петром поминать Сергия прямо не касается законности полномочий последнего, ибо непоминание и непризнание м.Сергия — две разные вещи, т.к. по смыслу завещания м.Петра поминовение наравне с ним м.Сергия, как Заместителя, не предусматривалось. Митр.Сергий в глазах Петра оставался бы законным его Заместителем безразлично, поминалось ли его имя за богослужением или не поминалось.
Но Митр.Петр источником сведений имел не только одного еп.Дамаскина. Почти в те же места, где отбывал ссылку митр.Петр, был сослан и тот самый проф. И.В.Попов, которого он отсылал в качестве своего полномочного представителя на "Кочующий" Собор.* С митр.Петром проф.Попов входил в переписку и отправлял ему денежные переводы[76]. Проф.Попов, конечно, был хорошо ознакомлен с настроениями Собора и имея возможность получить достоверную информацию по воем вопросам непосредственно от его участников. Несомненно, обо всем этом он докладывал митр.Петру. Знал митр.Петр о делах митр.Сергия и со слов участника "научной экспедиции" Н. еще в январе 1928. До самого августа 1930 с митр.Петром состоял в переписке архиеп.Херсонский Прокопий (Титов), который, будучи противником Декларации митр.Сергия, не отделялся от него, видимо, получив на то непосредственные указания от самого Петра[77]. Настолько ли уж были новостью для митр.Петра переданные ему через гонца еп.Дамаскиным документы?..
* По имеющимся данным проф. И.В.Попов всю весну и лето 1928 отбывал срок заключения в Соловецком концлагере, поэтому архиеп.Амвросий (Сивере) считает, что на "Кочующем" Соборе митр.Петра представлял некто другой Попов, Однако, у прот. М.Польского есть свидетельство, что проф. И.В.Попов находился на Соловках до ноября 1927, затем был переведен на материк в Кемский лагерь, а уже в апреле 1928 выслан на р.Обь, где проживал между Березовым и Обдорском, т.е. в непосредственной близости от митр.Петра[78].
Перед нами еще один благочестивый апокриф, который требует решительного опровержения. Приведем его полностью.
«В июне 1926-го года митрополита Петра вывезли из Москвы (тайно) и некоторое время содержали в одиночной камере в Суздале, в крепости бывшего Спасо-Евфимиевского монастыря. В декабре того же года его привезли в Москву и поместили во внутреннюю тюрьму ГПУ. Там состоялась встреча митрополита Петра с Тучковым, который предложил ему добровольно отказаться от Местоблюстительства. Митрополит не согласился, и его тут же отправили этапом через Вятскую, Пермскую, Екатеринбургскую, Тюменскую пересыльные тюрьмы в ссылку в Тобольск. В одну глухую ночь он был выброшен из вагона на ходу поезда (видимо, таким образом погиб не один епископ). Стояла снежная зима. Митрополит упал в огромный сугроб, как в перину, и не разбился. С трудом вылезши из него, огляделся — лес, снег и никаких признаков жизни. Он долго шел цельным снегом, и выбившись из сил, сел на пень. Сквозь поношенную рясу мороз пробирал до костей. Чувствуя, что начинает замерзать, митрополит стал читать себе отходную.
Вдруг, видит: к нему приближается огромный медведь.
— Загрызет, — мелькнула мысль, но бежать не было сил, да и куда бежать?
А медведь подошел, обнюхал и спокойно улегся у его ног. От огромной медвежьей шубы повеяло теплом. Но вот он заворочался, повернулся к митрополиту брюхом, растянулся во всю длину и сладко захрапел. Долго колебался Владыка, глядя на спящего медведя, потом не выдержал холода и лег рядом с ним, прижавшись к теплому животу. Лежал, и то одним, то другим боком поворачивался к зверю, чтобы согреться, а медведь глубоко дышал во сне и обдавал его горячим дыханием.
Когда начал брезжить рассвет, митрополит услышал далекое пение петухов: жилье. Он осторожно, чтобы не разбудить медведя, встал на ноги. Но медведь тоже поднялся и, отряхнувшись, побрел к лесу. Отдохнувший Владыка пошел на петушиные голоса и вскоре дошел до небольшой деревеньки. Постучавшись в крайнюю избу, он объяснил, кто он и попросил приюта, пообещав, что за все хлопоты и расходы хозяевам заплатит сестра. Владыку впустили и он полгода прожил в этой деревне. Написал сестре, она приехала, но вскоре за ней приехали "люди" в штатском…»[79]
Опубликовавший это предание протодиакон Владимир Степанов-Русак, к сожалению, не указал в своей книге источника, откуда он взял такие сведения, что уже странно, т.к. этот автор в других случаях очень заботится сопровождать свои данные соответствующими ссылками. По этому поводу епископ РПЦЗ Григорий (Граббе) писал одному из своих духовных чад в России: "Между прочим. Отец В.Русак поместил очень интересный эпизод о Митроп.Петре и медведе. Об этом я уже читал, кажется, в Парижском Вестнике, но там он был отнесен, насколько помню, не к Митр.Петру, а к Митр.Кириллу. Можно ли более точно выяснить, с кем из двух исповедников это произошло на самом деле? Рассказ буквально одинаковый <...> В Парижском Вестнике это было напечатано на основании чьих-то воспоминаний. Хотелось бы выяснить, чья версия правильнее"[80]. Вопрос пока так и остается без ответа, хотя вполне возможно, что этот случай действительно имел место с одним из епископов-исповедников, тем более, что сам В.Русак замечает, что "видимо, таким образом погиб не один епископ". Версию же, что это был митр.Петр следует однозначно отвергнуть, прежде всего, потому, что она никак не увязывается с хронологией событий.
По данным В.Русака митр.Петр проживал тайно в неведомой деревне приблизительно с января по июль 1927. Это и есть те "пол года", о которых повествуется в рассказе. Но судя по более достоверным материалам следственного дела митр.Петра, в Екатеринбургской тюрьме он оказался только к концу января, где 21-го числа имел свидание с Екатеринбургским архиепископом Григорием (Янковским), главою "григорианского" раскола. В феврале 1927 митр.Петр прибыл в село Абалак, где власти повелели ему поселиться на территории упраздненного Абалакского монастыря. Там он был арестован в начале апреля 1927 и только потом уже доставлен в Тобольскую тюрьму. Доехал он до нее вполне благополучно (причем, он не на поезде ехал, а плыл на пароме по р.Иртыш), потому что уже 9 июля ВЦИК приговорил его к ссылке в Заполярье, в поселок Хэ, куда он тотчас и был отправлен[81]. В. Русак же называет совсем другие даты, утверждая, что: "В июне-июле 1927-го года, находясь в ссылке, митрополит Петр вновь подвергся аресту и его заключили в Тобольскую тюрьму"[82]. Таким образом, миф о чуде с медведем, по крайней мере, с участием митр.Петра, следует отвергнуть как противоречивый и имеющий сомнительное происхождение.
Что же говорят нам об отношении митр.Петра к сергианству достоверные, действительно документальные данные? — Открывают они нам довольно печальную картину.
В нашем распоряжении два письма митр.Петра, адресованные митр.Сергию, в которых он изъявляет свой протест против превышения власти своего Заместителя. Письма эти очевиднейшим образом вызваны доставкой митр.Петру материалов от еп.Дамаскина. "Картина церковных разделений, — пишет м.Петр в письме от дек.1929, — изображается потрясающей. Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию ее предстоятелей. Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия"[83]. "Исполнен я душевной боли и о возникших раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях, — пишет он же в письме от 26.02.1930. — Может быть, эти сообщения пристрастны, может, я достаточно не знаком с характером и стремлением лиц, пишущих мне. Но известия о духовном смятении идут из разных мест и, главным образом, от клириков и мiрян, оказывающих на меня сильное давление"[84]. Что здесь подразумевается под "ошибкой" и "прочими мероприятиями", которые Сергий призывается устранить, до конца неясно, т.к. прямо против Декларации митр.Петр ничего не говорит, ограничиваясь намеками и полунамеками. Но допустим (а это скорее всего, судя по смыслу речи), что он действительно выступил против нее, — что же из того? "Признаюсь, — пишет в том же письме Петр, — что из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя". Казалось бы, — радоваться надо, что в Церкви Божией еще нашлись честные люди, которые не желают примешиваться ко злу, но Петра это почему-то печалит... Почему же? На этот вопрос отвечает он сам: "Я, конечно, далек от мысли, что Вы решитесь вообще отказаться от исполнения возложенного на Вас послушания — это послужило бы не для блага Церкви". Итак, Патриарший Местоблюститель, несмотря на все преступления своего Заместителя, продолжает настаивать на его "правах", вместо того, чтобы лишить его их во всеуслышание Церкви, как это сделали многие и многие епископы-исповедники, и этим положить конец Сергиевскому беззаконию. Но Петр этого не сделал ни теперь, ни потом[85].
Через год митр.Петр подробно объясняет ГПУ-шникам, почему он не может отказаться от местоблюстительства: "...Смена местоблюстителя не повлечет ли за собой и смену его заместителя? <...> Несомненно, что исполнение обязанностей этим заместителем должно прекратиться одновременно с уходом замещаемого им лица, подобно тому, как по заявлению митр.Сергия с его уходом прекращает свое существование и учрежденный им синод <...> Я всегда был проникнут к митр.Сергию чувством глубокого уважения и признательности, и мысль о каком-либо ухудшении наших взаимоотношений повергла бы меня в невыразимую скорбь" (Письмо тов. И.В.Полянскому от 11.03.1931[86]. В тех же словах объясняется митр.Петр и в письме председателю ОГПУ тов. В.Р.Менжинскому от 27.03.1931, заявляя, что к устранению митр.Сергия от должности Заместителя "я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений..."[87] Итак, даже по прошествии стольких лет после Декларации митр.Сергия митр.Петр, будучи хорошо осведомлен от разных лиц о происходящих в Церкви по вине своего Заместителя раздорах, продолжает покровительствовать ему и даже его незаконному "Синоду" перед большевиками, а самому Сергию летом 1930 напоминает: "Ваши полномочия есть Богом благословенные и имеют обязательную силу"[88].
Что же касается отношения митр.Петра к советской власти, то оно выражалось им в то время во вполне сергианском духе. В тяжких обстоятельствах заключения дух митрополита Петра был окончательно сломлен и мы становимся свидетелями всё большего его нравственного падения. В своих унизительных письмах чекистам в 1931-1933 Петр умоляет Тучкова "проявить ко мне советскую справедливость", а тов. И.В.Полянскому заявляет: "...не теряю надежды, что в конце концов мы протянем друг другу руку взаимного доверия" (Письмо от 11.03.1931). В письме Менжинскому от 27.03.1931 м.Петр декларирует: "Даю твердое обещание до конца своей жизни быть преданным пролетарскому Государству (?!!!)". "С особою настойчивостью утверждаю, — пишет Петр ему же в письме от 25.5.1931, — что контрреволюцией я никогда не занимался, каких-либо противоправительственных деяний не совершал и пролетарскому Государству всегда верен, о чем доказал своим охотным участием в подписных листах и пожертвованиями(?!) по личному усмотрению..." Митр.Петр сначала отказывает Тучкову быть осведомителем ГПУ (т.е. доносчиком на православных христиан), но потом долго и нудно раскаивается в этом в письме Тучкову от 20.12.1932: "По поводу последнего Вашего предложения осмеливаюсь еще раз заявить, что безспорно, я заслуживаю упрека, как нарушивший моральный принцип <...> Виноват и каюсь <...> По-видимому, разрушились шансы и на мое искреннее стремление показать на деле, а не на одном только заявлении свое отношение к Советской власти [сказано почти буквально, как в Декларации митр.Сергия, — авт.]. Тут я проявил полное подчинение ее представителю, призвавшему меня к раскаянию при совершенно определенной надежде на выход из положения". И, наконец, Петр доходит до того, что поздравляет Тучкова "со днем 15-летия зоркого стража пролетарской диктатуры" (письмо от 20.12.1932) и умоляет освободить себя "по случаю величайших(?!) побед и событий в нашей стране" (письмо от 19.03.1933)[89].
В период с 1932 по 1937 мы не имеем никаких документальных данных о позиции митр.Петра по отношению к митр.Сергию, — в частности, о перемене в их взаимоотношениях. Почти ничего не сообщают нам по этому поводу и устные предания. Однако, в сочинениях протопресв. М.Польского мы находим упоминание (на основании материалов западной прессы) о том, что «срок ссылки Митр.Петра кончался 27 ноября 1935. По дошедшим "слухам" митр.Петр был возвращен из ссылки и поселен в г.Коломну. Затем в Нижнем Новгороде состоялась встреча митр.Петра с митр.Сергием, при участии уполномоченных от ГПУ. По сообщению парижской газеты "Возрождение" (апр.1937) "последний хотел получить от него признание новою устройства церковной жизни и согласие на созыв собора <...> Большевики якобы предложили ему (Петру) занять патриарший престол, но при соблюдении ряда определенных требований. Митрополит Петр был непреклонен, и ни на какие соглашения не пошел. Вскоре он вновь был отправлен в ссылку". В дополнение к этому газета "Русская мысль" (от 16.11.1951) сообщила: "Митрополит Петр потребовал у митрополита Сергия передачи ему местоблюстительства, но тоже получил отказ и вскоре вновь был отправлен в ссылку...»[90]
Все эти сведения одинаково неточны. Дело в том, что 23 июля 1931, как следует из материалов следственного дела митр.Петра, ОСО ОГПУ приговорило его к заключению в концлагерь сроком на 5 лет. С 1931 по июль 1936 митр.Петр неизменно находился в одиночном заключении сначала в Екатеринбургской, затем в Верхнеуральской тюрьмах. Но еще до окончании этого срока, 9 июля 1936 состоялось новое заседание ОСО при НКВД СССР, на котором было решено продлить митр.Петру срок заключения еще на три года. В той же Верхнеуральской тюрьме он и пребывал вплоть до разстрела[91].
Итак, митр.Петр не находился в месте своей ссылки в п.Хэ уже с лета 1931, и в 1935 срок его заключения еще не истекал. Не был возвращен митр.Петр в ссылку и позднее. Недостоверно и другое сообщение протопресв. М.Польского: "По слухам, Митрополит Петр последние месяцы имел некоторое облегчение своей участи. Он был перевезен из места своей отдаленной ссылки (?) ближе к центральной России и при одном из закрытых монастырей имел келлию и какой-то уход, но без права общаться с мiром перепиской или встречами с людьми. Здесь он и скончался, пробыв больше десяти лет в заключении"[92]. Этого не было вовсе.
Но все-таки не исключено, что митр.Петр действительно имел встречу с митр.Сергием. Ничего удивительного в том нет, если этот эпизод мог быть не отмечен в материалах следственного дела митр.Петра[93]. Но где, когда именно, при каких обстоятельствах происходила эта встреча, к каким результатам она привела, доподлинно ничего на сегодняшний день неизвестно. Впрочем, нечто об этих переговорах сообщает в своих сочинениях катакомбный схимонах Епифаний (Чернов), который писал, что митр.Сергий «несколько раз вызывал к себе из ссылки Митр.Петра и пытался склонить его на свою сторону, обещая ему всяких благ и почестей, но Митр.Петр остался тверд, как камень. — Когда же происходило последнее свидание, Митр.Сергий, истощив все свои средства соблазнов и уговоров, крикнул в злобе Митр.Петру: “Ну так и сгниешь в ссылке!” На это Митр.Петр ответил: "Сгнию, но с Господом, — а не с тобою, Иудою-предателем!"»[94] Здесь о.Епифаний даже свидетельствует, что таких встреч было несколько. Из контекста этих показаний выходит, что первые встречи происходили где-то в начале 1930-х (время ссылки Петра). Но в это самое время митр.Петр, как мы знаем из его собственных посланий, никакой "твердости" по отношению к митр.Сергию отнюдь не проявлял. Требования же последнего сводились к двум главным пунктам: 1) признание Декларации без оговорок; 2) отказ от местоблюстительства в пользу Сергия. Даже если в данном случае митр.Петр проявил твердость, т.е. Декларацию не признал и от местоблюстительства не отказался, — проблема от этого, опять-таки, не разрешается. Что же касается встречи последней, когда, в конце концов митр.Петр будто назвал Сергия "Иудою-предателем", то, конечно, можно было бы вздохнуть с облегчением, если сведения схим.Епифания действительно точны. Ни подтвердить, ни опровергнуть их какими-либо иными данными пока невозможно, и это остается на сегодняшний день единственным неопровержимым свидетельством за митр.Петра.
11 сентября 1936 властями и митр.Сергием было объявлено, что митр.Петр скончался. Эта провокация нужна была большевикам для того, чтобы Сергий объявил сам себя Местоблюстителем. Митр.Петру об этом было известно. По этому поводу мы имеем упоминание о последнем распоряжении митр.Петра — "даже в случае известий о его смерти поминать его имя — Главы Русской Православной Церкви — как символ единства и верности этой Церкви". По данным проф. И.М.Андреевского, "об этом свидетельствовал священномученик епископ Дамаскин, имевший по его словам, в своих руках это последнее распоряжение Местоблюстителя Патриаршего Престола"[95]. Как видно, ничего существенного и это упоминание не проясняет во взаимоотношениях митр.Петра с Сергием и главный вопрос остается неразрешенным: лишил ли митр.Петр митр.Сергия заместительских полномочий, осудил ли его как еретика?
Всё доселе сказанное здесь будет выглядеть мало убедительно, если бы это было только личной точкой зрения автора. Однако, она вполне разделялась лучшими и авторитетнейшими представителями Катакомбной Церкви. Более того, — они настолько резко отрицательно были настроены против митр.Петра, что не остается никаких сомнений в соответствии с действительностью вышеизложенного.
Проф. И.Андреев в своем кратком обзоре истории Русской Церкви нечто упоминает о том, что "завещание патриарха с назначением себе преемником" митр.Петра "вызвало вполне законное смущение Епископата"[96]. Отнюдь не большинство епископата признало законными полномочия митр.Петра и после пресловутого совещания архиереев в Донском монастыре сразу же после кончины Патриарха. Одними из первых против Петра выступили схиепископ Маловишерский Макарий (Васильев) (†1944, рукоположен вл.Андреем Уфимским в 1923) и епископ Ижевский Стефан (Бех) (†1933), которые не признали его Местоблюстителем[97]. Отказался признавать Петра, а затем и Сергия задолго до появления Декларации, еп.Павел (Кратиров), из-за чего с ним у "иосифлян" возник скандал, т.к. те на Украине стали обвинять его в "неправославности". И только после того, как в дело лично вмешался архиеп.Димитрий Гдовский, который доказывал сомневающимся, что еп.Павел "по-настоящему православный и подлинный иосифлянин", волнение удалось ликвидировать[98].
Их взгляды разделял и священномуч. Архиеп.Андрей (Ухтомский) вместе с огромным числом рукоположенных им лично архиереев и их ставленников (всего ок.60-ти). Митр.Петра вл.Андрей характеризовал так: 'Это был московский самодержец в духовном сане, с помощью многих и сложных шахматных ходов занявший это место". Архиеп.Андрея митр.Петр буквально ненавидел, запретив его в священнослужении 13(26).04.1926 за акт возсоединения со старообрядцами-беглопоповцами, безконтрольное доставление епископов в чужие епархии и сумасшествие(?!)[99]."...Этот Петр, — писал по сему поводу вл.Андрей, — духовный самодержец, опираясь на самодержца совсем не духовного, узнав о моей молитве со старообрядцами в Асхабаде (узнав по каким-то сплетням), запретил мне священнослужение... Это было бы ужасно как страшно, если бы ранее я признал Петра самодержцем над собою. Но так как я отказался признать Петра в апреле 1925 года самодержцем, — как признали другие, — то в октябре этого года я не признал, разумеется, и его запрещение"[100]. Специально для выяснения дела к митр.Агафангелу Ярославскому вл.Андреем был направлен еп.Питирим (Ладыгин) (впоследствии — схиархиепископ Петр, игравший заметную роль в ИПЦ после войны, †1956). Следует особо подчеркнуть, что митр.Агафангел полностью поддержал Вл.Андрея, сказав ему, что его "церковное поведение безупречно"[101]. Сие не было случайностью. Мало кто обращает внимание на то, что группа Ярославских архиереев в своем Обращении к митр.Сергию от 24.01.(6.02.)1928 особо подчеркнула, что "ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашей отечественной Церковью". Таким образом, митр.Агафангел и единомысленные с ним иерархи ясно засвидетельствовали, что полномочия митр.Сергия вообще незаконны, не имеют и никогда не имели никаких канонических оснований. Следовательно, ярославские архиереи были против единоличной передачи церковной власти по преемству, а отсюда нетрудно сделать соответствующий вывод об их отношении и к полномочиям самого митр.Петра, в которых они уж, по крайней мере, сомневались.
В своих ответах, данных на собрании благочинных Уфимской епархии 3.07.1926, Архиеп.Андрей разъяснял относительно митр.Петра: «Буду отвечать прямо: я не считаю митрополита Петра Крутицкого способным понимать церковную жизнь; это человек, который попал в монахи "по сокращению" на советской службе и способен церковную жизнь только путать. Это я предчувствовал весной 1925 года, и мое предчувствие оправдалось, — он запутал все до невозможности <...> Я очень твердо знаю свои канонические обязанности, чтобы не забыть своих прав оберегать свою паству от всякого недостойного "епископата" и от всяких темных сил, расхищающих наше духовное стадо. Кроме этих соображений, я, в силу 76 Апост.правила и 23 правила Антиох.Собора, не могу признать передачи управления всею Русскою Церковью по каким-то тайным духовным завещаниям. Эта игра в завещания совсем неканонична»[102]. "...После смерти п.Тихона, — писал позднее вл.Андрей, — его место совершенно анти-каноническим путем занял митр.Петр со званием местоблюстителя патриаршего престола. Его управление можно характеризовать одним словом: диктатура (хотя и кратковременная)"[103].
Еще более негативное отношение к митр.Петру высказывалось Отцами "Кочующего" Собора 1928. Ниже мы приведем соответствующую выдержку из стенограмм заседаний Собора. При этом необходимо заметить, что участники прений выступали не только от своего имени. Еп.Иов (Гречишкин) (†1936) являлся личным представителем архиеп.Андрея Уфимского и всех "андреевцев", прот.Павел Боротинский (†1938)[104] представлял еп.Серафима (Звездинского) (†1937), прот.Петр Первушин из Москвы имел полномочия лично от архиеп.Феодора (Поздеевского) и всех "даниловцев", а тайный еп.Марк (Новоселов) являлся выборным председателем Собора от всех "непоминающих" и общим идеологом ИПЦ. Итак:
О.П.Боротинский: Петр — предатель. Его надо осудить сейчас, потом будет поздно.
Еп.Иов: Владыка Андрей говорит то же самое.
Еп.Марк: Я вполне с вами согласен.
О.П.Боротинский: Он настоящий враг и покрывает Сергия. Владыка святый, помните, как Владыка Серафим плакал, что поручился за него перед архиереями?
Еп.Марк: Помню.
О.П.Боротинский: А ведь многие были против.
Еп.Марк: Все наши были против. Владыка Феодор ему никогда не доверял.
Еп.Иов: Он захватил власть. Уже давно говорят, что он служит Тучкову.
Еп.Марк: Я слышал об этом.
О.П.Первушин: Я тоже слышал.
Еп.Иов: Петра нельзя слушать. Как он злобствовал против Владыки Андрея!
Еп.Марк: Я помню. Но Владыку Андрея не так легко сломать <...>
О.П.Боротинский: Это правда, что Владыка Митрополит уперся и продолжает поминать Петра?
Еп.Марк: Правда. Ничего не можем поделать.
О.П.Боротинский: Мы еще наплачемся с Иосифом. Почему он так себя ведет?
Еп.Марк: Этого никто не понимает.
О.П.Первушин: Если бы не Владыка Митрополит, Петр был бы осужден.
О.П.Боротинский: Петр покрывает Сергия. На что он надеется?
О.П.Первушин: Петр такой же шахматист, как Сергий. Они друг друга съедят, как два тарантула <...>[105]
Из этой стенограммы для нас открываются очень интересные детали. Например, выясняется, что "даниловцы" изначально были против избрания митр.Петра в Местоблюстители и только ходатайство еп.Серафима (Звездинского) (о чем он впоследствии весьма сожалел) решило дело в пользу Петра. Отсюда ясно, что позже Петр был отвергнут частью "даниловцев", в том числе и таким авторитетом, как священномуч. архиеп.Феодор (Поздеевский). Но если "андреевцы" и "даниловцы" в основном были единомысленны в отношении митр.Петра, то с "иосифлянами" возникла проблема, т.к. их лидер, митр.Иосиф Петроградский, несмотря ни на что продолжал поминать Петра, получив за это от Собора порицание. Однако, после окончания Собора и у части "иосифлян" отношение к митр.Петру стало меняться. Так, например, ранее признававшие его архиепископы Димитрий (Любимов) Гдовский и Григорий (Лебедев) Шлиссельбургский впоследствии также перестали почитать и признавать митр.Петра[106]. За ними, очевидно, последовали и архиереи т.н. "дмитровского" направления "иосифлян", отличавшиеся крайне радикальными взглядами[107]. И чем дальше шло время, чем яснее становилось, что Петр покровительствует митр.Сергию, не желая устранить его от управления Церковью и признать еретиком, тем больше "непоминающих" архиереев отлагалось от митр.Петра. Даже митр.Иосиф Петроградский, очевидно намекая на это, свидетельствовал, что движение непоминающих "не в силах остановить даже имя и авторитет главного нашего начальника, митрополита Петра. Всякая попытка его в этом роде истолкована была бы как его отклонение от здравых суждений, от истины, и неминуемо кончилась бы лишь отпадением верующих масс и от самого митр.Петра"[108]. Это и происходило на самом деле, ибо к чему бы еще об этом говорить митр.Иосифу!
Но все же многие продолжали признавать митр.Петра своим главой. Это были те иерархи, которые, либо не хотели верить в отступничество Петра, либо не имели о нем достоверной информации. Таковые действительно считали митр.Петра, ни много ни мало, Главой Катакомбной Церкви, хотя он сам на таковую роль никогда не претендовал. Кроме того, явно покровительствуя Сергию, митр.Петр вводил в заблуждение истинно-православных. Мы имеем одно единственное упоминание о том, что митр.Петр призывал не подчиняться митр.Сергию — от свящ. Н.Заварина, который в середине 1930-х писал: "Не знаю, какого мнения о митрополите Сергии сейчас митрополит Петр, но знаю, что в 1930-м он был против него. Я лично читал его письмо к архиепископу Димитрию, где митрополит Петр отрицательно отзывался о митрополите Сергии и его действиях, называя их прикрытым обновленчеством и советовал православным чадам воздерживаться от признания Сергия"[109]. Точность пересказа этого письма оставим на совести о.Н.Заварина, хотя и здесь очевидно, что он, разъясняя ранее известную ему политику Петра, тем не менее не берется однозначно судить о ее неизменности в позднейшее время. Но если он ничего не преувеличил, то поведение Петра невозможно расценить как просто-напросто лукавое двоедушие, самая настоящая двойная игра. Ведь в том же 1930-м и в 1931 Петр писал Сергию прямо противоположное — что отказ митр.Сергия от заместительства послужит "не для блага Церкви", и эту политику Петр проводил во всё последующее время, постоянно защищая как свои права, так и права своего "заместителя"...
Чтобы ни говорили современные идеологи РПЦЗ, но в течении первых 8 месяцев заграничный Синод не признавал митр.Петра в качестве Патриаршего Местоблюстителя. Тогда Архиерейским Синодом РПЦЗ был подготовлен Проект о Местоблюстительстве Патриаршего Престола заграницей, согласно которому митр.Антоний (Храповицкий) должен был возглавить всю Российскую Православную Церковь в роли временного Заместителя Патриарха. В числе причин непризнания митр.Петра Арх.Синод высказал опасения, что "советская власть будет препятствовать осуществлению каноническим Местоблюстителем Патриаршего Престола своих прав и обязанностей, и не допустит канонического избрания нового Патриарха", а также, что "под давлением советской власти преемство всероссийской канонической высшей церковной власти может быть нарушено" (Определение Арх.Синода РПЦЗ от 27.03.(9.04.)1925). По мнению Д.В.Поспеловского, «"карловчане" отказывались признать Петра местоблюстителем под тем предлогом, что его назначение покойным Патриархом неканонично; вероятно, они опасались, что Петр продолжит антикарловацкую политику Тихона»[110]. Тот же Поспеловский приводит и интересное письмо архиеп.Анастасия (Грибановского) (будущего Первоиерарха РПЦЗ), которое отражает бывшее отношение к митр.Петру тогдашнего руководства заграничного Синода. В нем, в частности, говорилось, что м.Петр "не имеет и малой доли того авторитета, каким обладал почивший святейший <...> он слишком спешит протянуть руку общения и дружбы советской власти. Свою роль в опубликовании "завещания" [имеется в виду предсмертное послание патр.Тихона, — авт.] он <...> даже ставит себе <...> в заслугу"[111]. И только 30.10.(12.11.)1925 Арх.Синод РПЦЗ постановляет признать митр.Петра законным Патриаршим Местоблюстителем и главою всей Российской Церкви, а также ввести обязательное поминовение его имени во всех заграничных церквях[112]. Священномученик ИПЦ прот.Павел Боротинский в связи с этим свидетельствовал: "...Отношение к митрополиту Крутицкому, которого Храповицкий считает законным местоблюстителем Православной Церкви <...>, видимо, <...> составилось из-за недостаточной информации о действительной роли Крутицкого"[113]. Теперь, когда информация эта стала доступной, умалчивать о роли митр.Петра со стороны РПЦЗ было бы, по меньшей мере, нечестно.
Каковы же выводы и каноническая оценка полномочий и действий митр.Петра Крутицкого?
