Митрополит Е. пишет: «Архиепископ Антоний был глубоко образованным богословом и миссионером, знал шесть иностранных языков. Он твердо защищал чистоту Православия. Когда ему предложили подписать обновленческую декларацию, по которой позволялось крестить детей обливанием, он отказался это сделать. Ему предлагали епархию, машину и шофера, он же, как миссионер, обличил их злой замысел. После этого, в 1927-1928 гг. его арестовали и отправили в тюрьмы и лагеря, в которых он пробыл больше 20 лет. Его осуждали трижды на расстрел, но нашлись люди, которые решились пойти на расстрел вместо него. Господь его сохранял для нашего руководства».
Один из этих мучеников был бывшим баптистом, обращенным Архиепископом Антонием в Православие. Он сказал ему: «Ты епископ. Твоя жизнь больше нужна людям, чем моя. Когда тебя выпихнут на расстрел, то вместо тебя встану и пойду я. Но у меня на воле осталась жена и несколько детей. Обещай мне, что ты поедешь к ним и расскажешь им обо мне, и если нужно поможешь им». Так сказал бывший баптист (по другой версии, армянин). Он дал ему адрес своей жены. Он сдержал свое слово и пошел на расстрел вместо Архиепископа Антония. Архиепископ Антоний нашел жену этого человека, и рассказал ей о кончине ее мужа. Она приютила Архиепископа Антония у себя в доме. Он помогал ей и записал на свой паспорт ее детей.
Митрополит Е. пишет:
«В тюрьмах и лагерях его страшно мучили: руки ломали, зубы выбивали, из бороды вырывали волосы, таскали за ноги по бетонным ступеням так, что голова билась о них. Его содержали в камере уголовников, которые загоняли его под нары, где он терял сознание и был на грани смерти. Но, благодаря Богу, была послана иностранная комиссия, которая осматривала узников. При проверке барака, в котором находился Архиепископ Антоний, один из заключенных сказал с иронией, что у них под нарами находится архиепископ. Комиссия убедилась, что это действительно так. По ее ходатайству умирающий Архиепископ Антоний был направлен в больницу. Благодаря Богу врач была верующая, она его лечила и кормила с ложечки до тех пор пока он не пришел в себя. Ему посоветовали, чтобы он нашел знакомых и написал им, прося взять его на поруки. Он написал в город Сочи, и его духовные чада взяли его на поруки.
Так Архиепископ Антоний стал вольным поселенцем. Он должен был один раз в месяц являться в милицию и отмечаться, показывая, что он никуда не выезжает. Его духовные чада платили милиции деньги, чтобы он мог разъезжать, посещая верующих.
Когда Архиепископ Антоний прибыл в город Киев, то на встречу с ним был приглашен и отец Феодор [катакомбный священник из Белоруссии, который был рукоположен до революции]. Я, как ближайший ученик, сопровождал отца Феодора в этой поездке в г.Киев. Встреча была трогательной. Когда отец Феодор увидел Владыку, то он на коленях со слезами подошел к Владыке и как ребенок рыдал перед ним. Отец Федор был уже болезненным, и службы совершал только сидя; но когда он служил службу с Владыкой Антонием, то всю службу простоял. Владыка дал ему монашество и поставил в игумена, а затем в архимандрита. Когда мы возвращались домой, о.Феодор был в таком духовном восторге, что говорил: “Это не земной человек, я немощный и болезненный простоял всю службу”. Так произошло духовное соединение нашего о.Феодора с Архиепископом Антонием, в котором он опознал Владыку по благодати Божией…
Под руководством Архиепископа Антония я пробыл 20 лет. Я грешный считаю себя недостойным того, что мною руководил старец столь высокой жизни. Он все ночи проводил в молитве, и я перед ним благоговел, сознавая свое недостоинство. Архиепископ Антоний был очень строг по отношению к службе. В службах он ничего не пропускал и всегда как воин Христов был облачен по полной форме. Ни одной службы или какой-либо требы он не отслужил без омофора. Я — очевидец всего этого, когда он выходил для беседы с народом, то всегда одевал епитрахиль.
Когда пошли слухи, что Архиепископ Антоний — имяславец, я, грешник, спросил его об этом, и он мне кротко и смиренно ответил, что он приводит людей из имяславия в Православие, и объяснил мне, что это за ересь. Поэтому я — живой свидетель его действий и его жизни. Я недостоин развязать ремень его сапог. Пусть клевещут на него многие, но прошу Бога не дать впасть мне в безумие, сказать что-либо подобное или согласиться с этим. Владыка Антоний при своей жизни изгонял бесов, причем очевидцы этого еще живы. Он был прозорлив, и все, что кому-либо предсказывал, сбывалось. Это только то, что мы видели, а скольких его подвигов мы не знаем — они известны только одному Богу. Поэтому он остается в моей душе как светильник нашей Русской земли.
В это тяжелое время он был добрым пастырем для православных христиан, он не оставлял своих овец, но утешал, кормил и поучал. Он всегда нам говорил, что не надо бояться смерти, если потребуется умереть за нашу Православную веру. Его трудам не было границ, и он служил образцом христианской жизни. Он полностью отдал себя на служение Богу и народу. Когда Архиепископ освободился из лагерей, он не пошел на приходы официальной Церкви, но избрал катакомбы и жил в них со своим народом до самой кончины».
Архиепископ Антоний не признал Советской Московской Патриархии. Он отлучал своих монахинь на шесть месяцев, если узнавал, что те ходили в храм Московской Патриархии.
Во время его кончины 14 иеромонахов и несколько очень больших приходов были под его омофором. Но он не быстро рукополагал людей. Однажды к нему приехал Лазарь (Журбенко), нынешний архиепископ и глава Свободной Российской Православной Церкви. Митрополит Е. пишет: «Он трижды домогался, чтобы встретиться с ним и принять от него иеромонашество. Но Владыка Антоний трижды отказал ему. Тогда он поехал к Владыке Серафиму (Поздееву), который его принял, угостил и отправил ни с чем. Тогда Лазарь, зная все неправды обновленчества (Советской Московской Патриархии), поехал в город Иркутск, где и получил иеромонашество от епископа Вениамина. После этого он служил некоторое время в Патриархии, а затем скрылся. Когда КГБ заставало его вместе с народом, он выходил и показывал документы, после чего КГБ говорило: “Это наш человек”. Но когда КГБ заставало наших людей и священников, то их сажали в тюрьмы и лагеря».
Архиепископ Антоний почил в Господе в 1976 г.
Епископ Серафим, в миру Михаил Александрович Поздеев, был аристократом. Он отказался эмигрировать после революции. Святейший Патриарх Тихон оставил Серафима при себе, и в 1925 г., за два или три месяца до своей смерти, патриарх рукоположил его тайно в епископа Смоленска, как свидетельствовал Смоленский КГБ. Так и не доехав до своей епархии в Смоленске, епископ Серафим через два-три месяца после своего рукоположения был схвачен ГПУ и отправлен в лагеря. С этого момента началась его исповедническая жизнь.
В камере смертников в Гомеле познакомился с будущим митрополитом Геннадием (Секачем). Потом отправили в Бутырскую тюрьму, а оттуда в 1939 г. в Кемеровские лагеря. После войны он был выслан в Оренбургскую область. Там он активно служил в период с 1946-го по 1952 год. Владыка ездил по деревням, исполняя требы, служил литургии.
В 1946-1947 гг. к Владыке приезжал оренбургский и бузулукский епископ Мануил, который известен как составитель словаря епископов. Он около суток провел в беседе с еп.Серафимом и уехал. Послушница Л. вспоминает, что когда Мануил уехал еп.Серафим вышел очень довольным. Он сказал, что Мануил разрешил ему служить требы на прокормление в пределах от Бузулука до Оренбурга. Еп.Серафим был доволен потому, что такое разрешение от советского епископа равнялось по значению административному разрешению советской власти. Без этого еп.Серафиму за самостоятельное служение постоянно угрожал арест.
Послушница Л. говорит, что еп.Серафим не заходил в храмы Московской Патриархии, но притворяясь пьяным иногда подходил к ним (к церквям) и многих обличал в тайных грехах. Он был прозорливец. Еп.Серафим не скрывал от них никогда, что был епископом.
Послушница Л. ездила в Оренбург и получала деньги в церкви для о.Серафима, которые ей выдали по благословению Владыки Мануила.
Владыка был очень добр, он раздавал все, что ему жертвовали верующие. По его молитвам были исцелены несколько человек, Например пятилетний мальчик Александр, который не ходил от рождения пять лет. Владыка осенил мальчика крестом и дал ему две палки. Мальчик стал ходить, сначала с двумя палками, а до этого только сидел и качаясь часто просил: «Боженька, дай мне ножки!» На следующий день Владыка пришел и отобрал одну палку, а на третий отобрал вторую палку и мальчик стал хорошо ходить. Сейчас Александр Маков проживает в г.Чернигове (он внук протоиерея Александра Макова).
Так же хорошо известен случай исцеления скрюченной девушки, заболевшей во время войны. Владыка служил на квартире, где проживала Мария Стручкова в деревне Кирсановка Томского района. Как-то после службы Владыка сказал: «Мария подай мне воды», — а она лежала не вставая с постели года три! После слов Владыки, по свидетельству Марии, ее как током прошибло и она стала владеть ногами и руками, стала ходить. Но руки ее исцелены не полностью. Она жива до сих пор и проживает в Оренбурге (ул. Ленинцев, дом 5, кв.2).
Однажды был такой случай. В городе Куйбышеве в одном доме собралась молодежная вечеринка по случаю дня рождения хозяйки дома девушки Зои. Она пригласила своих друзей, но юноша, с которым она дружила, не пришел ее поздравить. Его имя было Николай. До этого у них произошел конфликт. Она ждала, что он сделает шаг к примирению, но он этого не сделал. После торжественной трапезы все стали танцевать. У нее же не оказалось пары. Тогда она взяла икону святителя Николая и сказала: «Мою любовь тоже зовут Николай, но он не пришел, ты будешь вместо него». Она взяла икону и стала танцевать с ней, но не придя и круга вдруг замерла на месте, стала как каменная, так, что никто не мог сдвинуть ее с места. Друзья перепугались и убежали. Так она стояла весь Великий Пост, никто ничего не мог сделать. Врачи сказали, что она жива, но она не ела, не пила, и не падала. Сюда стало стекаться много народа. Иногда от нее слышались крики: «Весь мир сгорит в огне. Люди, кайтесь, скоро Пришествие Христа». Дом был окружен. Хотели вырубить пол, но когда начинали это делать, из досок начинала проступать кровь. Хотели искусственно кормить и вскрыть трахею, но тело не поддавалось ни скальпелю, ни ножу. Приезжали разные священнослужители из патриархии читать молебны. Даже сам Патриарх Алексей отслужил молебен, чтобы взять икону святителя Николая у этой Зои. Но икона не была им отдана.
И только за три дня до Пасхи Владыка Серафим пришел и взял икону у нее с очень простыми словами: «Ну что, настоялась. Давай сюда икону». Зоя пришла в себя, а потом рассказывала: «Ой, мама, так страшно на том свете! Как люди заблуждаются, когда они серьезно относятся к этой жизни, и шутят о той загробной, даже не зная, что ждет их». Три дня она прожила и в Светлое Христово Воскресение преставилась ко Господу.
В 1952 г. был судебный процесс и Владыку осудили на 25 лет. Вышел в 1956 г. восьмидесятидвухлетним старцем. Он приехал из тюрьмы из Средней Азии в город Бузулук. Адрес ему дали Епископы Дамаскин и Афанасий. Они направили его в Бузулук, сказав, что люди примут его там. Но люди приняли его только частично. Ему предъявили претензии в том, что его выпустили из тюрьмы, а других епископов нет, значит он подписался. А в то, что его выпустили по состоянию здоровья, и, конечно, по Промыслу Божию, люди не верили.
В Бузулуке Василий Константинович Димитриев и его жена Ольга Гавриловна ухаживали за ним, КГБ посещал их каждую неделю. Рассказывают, что спасаясь от пристальной опеки ГПУ епископ Серафим, обычно заранее предчувствуя очередную проверку, перед самым появлением уполномоченных, обливал себя водкой, которую всегда имел специально для этой цели. При этом он начинал петь песни, притворяясь пьяным, так, что представители власти, поглядев на него, всякий раз удалялись. Махали на него рукой, говоря: «Это пьянчужка, какой он архиерей!» В конце концов его и вовсе оставили в покое, решив, что он алкоголик и как епископ уже не будет себя проявлять, т.е. заниматься духовными делами.
Но именно этими делами занимался Епископ Серафим. Хотя не было возможности служить открыто Божественную Литургию, но он всегда ходил по домам с дарами и причащал людей. Для этого у него была сшита сумка с двойным дном. Внизу между первым и вторым дном у него лежали дары, чаша и все, что нужно для служения. Сверху он набивал сумку игрушками, чтобы люди не могли заподозрить, что там что-то серьезное.
На первую Пасху он пригласил всех духовных чад. Там была одна монахиня, которая вела очень аскетический образ жизни и клала по 12000 поклонов в сутки, Господь открыл Владыке Серафиму, что жить осталось ей недолго, и что убиваться так уже не надо. Он сказал ей об этом в иносказательной форме: «Матушка, — говорит он ей, — заявление уже подано, место вам уготовано, сидите и чай попивайте». А так как люди подозревали его в связях с КГБ, то она подумала, что он написал заявление в милицию, что место ей в тюрьме уже готово, только сиди да чай попивай и жди, когда за тобой придут. Эти слова ее обескуражили. Она встала, ударила кулаком о стол и сказала: «Хватит, накормил нас шутками». Он очень изменился в лице и совсем серьезно трижды сказал: «В ад, в ад, в ад». У нее в это же мгновение начался приступ болезни печени, с ней стало невозможно сидеть за столом, так как изо рта был сильный запах. Это усиливалось с каждым днем. Люди говорили ей: «Матушка, смирись перед Владыкой». Но она не хотела смиряться. И только через полторы недели, когда состояние ее ухудшилось, она попросила людей, чтобы они пошли к Владыке и попросили за нее прощения и молитв о ней. Владыка приветствовал это, так как это было уже расположение к покаянию. Он сказал: «Я то уже давно простил, а как Бог простит — не знаю». Прошло еще две недели, она смирилась и решила пойти сама. Упала на ноги и сказала: «Владыка святый, простите меня окаянную, что своими трудами возгордилась». Он ей сказал: «Бог простит, и я прощаю, матушка, но той славы вы уже не получите. За то, что вы возгордились, славу вы потеряли, но за смирение Господь вернет вам все, но не в такой степени». Она горько плакала, но он сказал: «Ничем я не могу вам помочь, матушка».
Рукополагал и постригал Владыка Серафим только через долгое испытание. «Лучше меньше, но лучше», — говорил он. Так у него был духовный сын Амфир, которого он решил возвести в сан епископа. Перед Великим Постом он сказал ему: «Не против вы будете, если мы на вас иго Христа возложим, в сан епископа возведем после Пасхи, но с условием, если вы выполните испытание, которое я возложу на вас на время всего Великого Поста?» Он должен весь Великий Пост просидеть в затворе (в бане). Он очень быстро согласился, подумав, что это очень легкое испытание, читать книги святых отцов и молиться. Он быстро попросил благословения. И так после прощенного воскресения он ушел в затвор. Владыка, как обычно, на второй неделе Поста, должен был уехать с дарами по разным местам причащать людей. К отцу Амфиру стали стучать люди и искушать его, чтобы он вышел. «Что ты, дурень, сел в эту баню? Он поехал по приходу и всех твоих людей переманит, скажет, что Амфир плохой и люди будут ходить к нему, а ты прождешь тут в бане, и ничего у тебя не будет». Амфир принял эти бесовские мысли и на четвертой неделе Поста — крестопоклонной, он вышел из затвора, не дождавшись Пасхи. Только утром он вышел, а вечером приехал Владыка Серафим с прихода. Еще дорогой Господь сообщил ему, что Амфир вышел из затвора, и он сказал: «Эх, Амфир, я дорогой уже за тебя плакал, зачем ты этих людей послушал?» Он ответил: «Простите, Владыка, помолитесь за меня». Но Владыка сказал: «Слово — олово, сказал — отрезал. Ты нарушил слово. Хиротонии не будет». На Пасху приехала мантийная монахиня и рассказала Владыке Серафиме о своем видении. Открылось ей небо, а по небу шли митрополиты, патриархи, епископы, и все шли по четыре человека ко Господу, а в одном ряду только три человека, а четвертого нету. А она спрашивает: «Где же четвертый?» И ей открылось, что четвертым должен был быть Амфир.
В 1965 г. Владыка Серафим и Петроградский Владыка Александр (Пружанский) хиротонисали о.Алфея, который проживал в городе Барнауле и принял сан священника от Владыки Меладия. Он имел жену, детей. Дети умерли в раннем возрасте, одна девочка Таисия осталась. В 45 лет, когда он овдовел, Владыка Серафим предложил ему рукоположение в сан епископа. Посоветовавшись с одной духовной монахиней, он принял это предложение. Владыки Серафим и Александр прислали письмо Алфею с просьбой, чтобы он приехал для рукоположения. Владыка Серафим пришел его встречать к поезду. Он одел рваную одежду, но заметил, что за ним следит КГБ. И тогда он, встретив Алфея (Александра), сказал: «Саня, а может по пол-литровочке выпьем?» Но Александр никогда не употреблял водки, и ему это было странно, как это так — на улице два священника будут пить водку? Но это был критический момент. Владыка покупает бутылку водки, садится на какие-то бревна, выпивает ее, кричит на всю улицу, потом водка сделала свое дело — он сильно опьянел, так как был поздний день и ничего не вкушал. Владыке Алфею пришлось два квартала тащить его на плечах, как маленького ребенка. Когда они приехали домой и выспались, Владыка Серафим сказал: «А ты не знаешь, Саня, что нам обоим было бы? Нам обоим по пять лет уготовлялось».
Многие подозревали еп.Серафима в пьянстве. Но все, кто посещал его в момент служения им литургии полностью изменили свое суждение о нем и отношение к нему. Еп.Серафим служил службу с огромным воодушевлением и со слезами на глазах. Владыка Серафим долго проверял и испытывал Александра прежде чем возвести его в сан епископа. Он боялся, чтобы посторонние люди не проникли в Церковь, и он, заметив нерешительность Александра, через месяц отправил его домой, не возведя его в сан епископа. Но через три месяца он снова прислал ему вызов и сказал: «За неимением материала, придется тебя, Александра Михайловича, возвести в сан епископа. Если бы был выбор, я бы тебя не поставил, но как нет выбора, ты будешь как камера хранения благодати, чтобы на ком-то сохранилась эта преемственность благодати до своего часа, до своего времени. А когда Господь пошлет именно такого человека — энергичного и нужного для Церкви, то преемственность не будет прервана, а будет сохранена». Таким образом Владыка Алфей был возведен в сан епископа.
Против еп.Серафима распускалось немало злых слухов. Помимо обвинений в пьянстве, о нем говорили, что он колдун. Монахиня Е. лично знала еп.Серафима. Она вспоминает как еп.Серафим сетовал (жаловался) ей: «Ну вот дожили до времен — и колдуном меня считают и пьяницей». Поношения еп.Серафим принял в полную меру.
В Барнауле в последнее время еп.Серафима окружали из духовенства двое: еп.Алфей (он жил также в Барнауле) и священник Александр (Шабельник). За несколько дней до своей смерти Епископ Серафим при письменном согласии еп.Алфея возвел о.Геннадия Секача в сан епископа. После хиротонии, Владыка Серафим сказал: «Владыка Геннадий, я скоро отойду к Господу, но у меня нет облачения, так как я всю жизнь был в изгнании». Геннадий ответил, что он привезет облачение самолетом через неделю. На что Владыка Серафим сказал, что он не успеет. И действительно, как только Геннадий прилетел домой на Новый Афон, его тут же застала телеграмма, что Владыка Серафим скончался. Его пророчество исполнилось.
Епископ Серафим умер 3/16 мая 1971 г., на 97-ом году жизни. Когда Владыка Геннадий узнал об этом, он сразу уехал от Адлера до Куйбышева самолетом, и потом еще 200 километров до места, где Серафим лежал в квартире. Жена о.Александра, который отпевал еп.Серафима по архиерейскому чину, свидетельствовала о том, что тело покойного было благоуханное, наполняя всех радостью.
И сам Владыка Геннадий, провожавший Епископа Серафима в последний путь, вспоминал позднее: «Сани с гробом ехали по снегу, неожиданно кони остановились и не хотели двигаться дальше. Тогда мы все снова запели молитвы, по окончании которых кони сами снова пошли. Всю дорогу от тела Епископа Серафима, лежащего в гробу, шло дивное благоухание. Я даже на время положил свой платок в ноги покойного».
Катакомбные священники хотели похоронить Епископа Серафима в пятом квартале кладбища, который был царский. Но все патриаршее священство восстало. Они говорили: «Он не будет похоронен не только на пятом квартале, но и вообще на кладбище». И называли его «еретиком». Но Владыка Геннадий дал председателю райисполкома 100 рублей, и он дал приказ похоронить его в пятом квартале. Однако местные священники злобствовали, не пускали машину на кладбище. А после похорон послали донос.
Иконка преп.Серафима Саровского (уже сильно выцветшая) прибита на кресте могилы еп.Серафима на Барнаульском кладбище. Те, кто был на его могиле, говорят, что молиться на могиле еп.Серафима как-то особенно легко. Епископ Серафим явился своим духовным чадам после своей смерти.
По одному источнику, еп.Серафим стал великим схимником с именем Антоний.
Схимитрополит Геннадий, в миру Григорий Яковлевич Секач, родился в 1897 в селе Акулино в Белоруссии, в купеческой семье. Отец умер, когда мальчику было три года. Дядя его Анфим служил в одном из монастырей иеромонахом. Мать его Анастасия была великой почитательницей св.Иоанна Кронштадтского, и очень часто бывала у него в Петербурге и распространяла его книги. Когда она приехала к нему первый раз, то св.Иоанн сказал ей: «Из твоей плоти выйдет большой святитель, который очень много потрудится для укрепления Церкви в последнее время». Это слово исполнилось на Владыке Геннадии.
После смерти матери, в семье осталось восемь человек детей. Мальчика Григория взяла на воспитание тетя — бывшая игуменья Павла. Он воспитывался при монастыре до двадцати лет. В двадцать лет перед ним стал выбор: либо монашеского пути, либо мирского. Вместе со своим другом Григорий решил пойти за советом к старцу в Почаев. Старец спросил: «Молодые люди, почему вы сюда пришли?» Они ответили, что хотят узнать, какой Господь благословит им жизненный путь. Старец промолчал, и пригласил их к столу, чтобы покормить молодых людей. Когда они сели за стол, он налил им первое блюдо, борщ. Но борщ недельной давности, не пригодный к еде. Друг не притронулся, а Григорий съел все. Старец подошел и спросил: «Гриша, может еще добавки?» Друг его содрогнулся, услышав это. А Геннадий ответил: «Как благословите». Тогда старец пошел и налил ему хорошего борща. Когда они встали и поблагодарили Бога, старец сказал: «Гриша, если ты женишься, жизнь твоя будет монашеская. И умрешь не ниже архиерея». А тому другу, который не захотел вкушать, сказал: «Иди и женись». Слова старца запали Григорию в душу. Еще один прозорливый схимник в Полесье сказал ему после долгой молитвы: «Будешь архиереем». А затем прибавил: «Будешь и выше, а дальше не знаю». (Старец Святополк)
В 1924 г. во время гонения на христиан, его игуменья Павла была сослана, и там скончалась в изгнании. Григорий дал приют Архиепископу Симеону Мозерскому, который бежал от обновленцев. Григорий дал взятки властям, чтобы покрыть владыку. В подвале по ночам служили: в 5 часов (вечера) — вечерню, в 3 ночи — полунощницу, часы, Литургию.
В 1929 г. Григорий похоронил расстрелянного Архимандрита А. За это на сороковой день он был арестован, заточен сначала в Соловках, а потом на 10 лет в Кировской области, где строилась заполярная электростанция. В тюрьме он много помогал больным и страждущим, помогал солдатам стирать белье. Папиросы и сахар раздавал нуждающимся. Сам себя ограничивал во всем. Когда он был на Соловках, начальство решило потопить в баржах людей. Что они и сделали. Но Григорию удалось спастись. Он сел на последнюю баржу, на которой было начальство, и поэтому ее не утопили. Тогда, когда они прибыли на землю, всем оставшимся заключенным дали отравленную ядом рыбу. Каждый заключенный, проходя через контрольный пункт, должен был дохнуть на солдата, съел ли он рыбу. Его же конвоиры, зная его доброе сердце и готовность прийти на помощь, сами предупредили, что рыба отравленная. Он не вкушал рыбы, но, чтобы от него тоже был запах, намазал ей свое лицо. После этого, всех их отпустили, с уверенностью, что люди умрут в течение двенадцати часов.
Когда отпустили, Григорий без документов вернулся в свою Белоруссию и пошел к знакомому служащему архиепископу Антонию, и тот посоветовал ему жениться на одной девушке, Анне, чтобы этим прикрыть свое нелегальное житие. Это помогло ему получить паспорт. Господь послал ему пять человек детей, двое мальчиков, двое девочек, и один мальчик умер до родов.
Спустя некоторое время, жена стала просить его, чтобы они жили как брат и сестра. Он пошел за советом к старцу, и старец велел ему оставить дом и детей жене и постричься в монахи. Что он и сделал, приняв, имя Геннадий.
Перед войной он попал еже раз в тюрьму, в камеру смертников в Гомеле, где познакомился с Катакомбным Епископом Серафимом (Поздеевым), который впоследствии рукоположил его в епископа.
Свои первые рукоположения он получил, по сведениям его ближайших учеников, епископом Леонтием (Филипповичем) Житомирским (Украинской Автономной Церкви), впоследствии Чилийским (Русской Зарубежной Церкви), в 1943 г.
У о.Григория было очень много похождений еще во время войны — при немцах. Обилие этих похождений объясняется очень сложной ситуацией, в которой он оказался, приняв сан в это смутное для Белоруссии время. С одной стороны его в любой момент могли схватить и убить немцы, а с другой — партизаны. Геннадию приходилось балансировать все время на грани этой двойной опасности. Говорят, пришлось ему встретиться и с партизанским главарем Ковпаком. Партизаны схватили Григория и притащили к самому Ковпаку. В этой ситуации можно было ожидать только расстрела. Но неожиданно Ковпак оказался каким-то дальним родственником Григория (он даже вспомнил, как они вместе сидели на какой-то свадьбе). Это спасло Григорию жизнь.
После войны, всю свою энергию он решил отдать на построение монастыря. Властям не нравилось то, что он занимался большой благотворительной деятельностью и много проповедовал и помогал сиротам. Люди видели в нем отца. Это породило зависть среди священства. Его несколько раз вызывали к уполномоченному и делали предупреждение.
По одному источнику, до хрущевских гонений Геннадий был игуменом какого-то официального монастыря в Белоруссии. Он находился в юрисдикции патриархийного митрополита Питирима Минского и Белорусского (впоследствии он занял Крутицкую и Коломенскую кафедру). При Хрущеве этот монастырь был закрыт. Геннадий со своими людьми перешел молиться в какое-то место, которое он называл «колодец». Там служили не официально.
По другому источнику, примерно до 1959 г. о.Геннадий и о.Феодосий (Гуменников) и послушник Григорий (все три впоследствии стали епископами в Катакомбной Церкви) служили в действующем храме в селе Новоропск Брянской области. Потом они уехали на Новый Афон. Там был действующий официальный монастырь. В нем они некоторое время жили и служили. Потом власти закрыли этот монастырь. С этого момента Геннадий, Феодосий и Григорий стали служить нелегально.
Хотя о.Григорий служил в Патриархии, но такие серьезные причины, как необходимость регистрироваться у советских властей, молиться за них и поминать их, заставило его уйти в Катакомбную Церковь. По другому источнику он был изгнан из патриархии в 1962 г. за воспитание детей.
После перехода в Катакомбную Церковь они организовали маленький монастырь в городе Порее Черниговской области. Община состояла из тридцати человек. Была построена маленькая домашняя церковь. Власти скоро узнали об этом, и на него начались гонения. Не раз вызывали его в милицию и требовали отказаться от Христа. Но Геннадий был тверд и не хотел подписывать никаких бумаг. Начальник был поражен: «Таких у нас только трое, а остальные все наши».
В 1965 г. он был изгнан оттуда, переселился на Новый Афон и там снова начал организовывать монастырь. Обычно о.Феодосий спускался с гор, чтобы совершать службы в доме-приходе в Ткварчели в Абхазии. Имея в Ткварчели эту катакомбную церковь в своем доме, о.Геннадий и его люди потом купили дом на Иверской горе.
На Иверской горе жить было трудно. Сильные холода чередовались с сильной жарой. У одной монахини был осел и она на нем подвозила к жилью хлеб и все необходимое. Однажды, в 1969 г. он поднялся на Новый Афон, где чрезвычайно изумительно служил Страсти Христовы. На следующий день он попросил монахиню взять осла и купить что-нибудь к Пасхе. Она достала продуктов, погрузила на осла, и от этой ноши ослабло седло. Нужно было подтянуть его. И когда подтягивала, как-то случайно задела за шерсть. «От этого, — говорила она, — ишак меня лягнул копытом, и я полетела в глубокую пропасть. Пролетела метров пятьсот, думая: “Господи, как я глупо умираю! Меня даже похоронить не смогут, костей не соберут”. Вдруг какая-то сила меня подхватывает и сажает на дерево как верхом, так что и очки мои не разбились, только тапки упали в пропасть. Мимо ехали люди, и вытащили меня веревками. В это время спускается Владыка, и спрашивает:
— Ну что, космонавт. Все на месте?
— Простите, Владыка, все на месте вашими святыми молитвами.
Я собиралась ему все рассказать, а он все уже знает».
Когда надо было идти в горы совершать требы, Геннадий шел сам. Его отговаривали от этих походов, жалея его возраст и тучное телосложение. Уходя на требы в горы, Геннадий брал себе в помощь Григория. Когда Геннадий падал, тот с трудом поднимал его тучное тело.
В 1967 г. его снова арестовали. По одному источнику, Геннадия арестовали (в этот раз или позже) по требованию митрополита Илии Сухумского, нынешнего Патриарха Грузинской официальной Церкви. Однажды митрополит Илия пригласил Владыку через одного человека — своего соседа для разговора в г.Сухуми. Но Владыка отказался, говоря: «Скажи своему архиерею, что я не хочу и не буду им подчиняться». И поэтому Илия возбудил дело против него, обвиняя Геннадия в том, что он, якобы самозванец, не хочет принять регистрацию, а общину имеет. Это позволило властям ополчиться на Владыку Геннадия и изгнать его с места жительства. Илия ему предлагал приход и церковь. «Служи как тебе надо, только подчинись мне», — сказал он. Владыка Геннадий не пошел ни на какие уступки, и сказал: «Как же так, ты хочешь, чтобы я предал всех и поклонил голову тебе. Это значит, что мне придется все продать».
Но Владыка Геннадий попал под амнистию и был выпущен. Придя снова на Афон, он стал продолжать свою деятельность, постригать монахов, собирать всех желающих, кто хочет спасаться, не взирая ни на возраст, ни на состояние, ни на положение. Властям это очень не понравилось, и они в 1969 г. насильно выгнали его с Афона. Тогда он купил два дома в городе Ткварчели, и там продолжил строить свой монастырь, также он старался найти достойного архиепископа Катакомбной Церкви.
Если кто болел, он очень внимательно относился к нему. Сам ухаживал, сам помогал. Иногда подойдет и вроде в шутку бросит травку, и эта травка уже делала свое дело. Через полчаса уже человек не чувствовал боли такой, получал исцеление. Однажды в 1970 г., когда инокиня Елена заболела, Владыка при освящении воды на Крещение Господне вылил на болящую грудь кружку святой воды. И до сегодняшнего дня Бог миловал ее его молитвами, и все обошлось без операции. А болезнь была серьезная: мастит, угрожающий перейти в злокачественную опухоль.
У него была удивительная особенность говорить с людьми совершенно разными, различных возрастов, наклонностей и профессий, с верующими и неверующими. И всем им, как вспоминают очевидцы, было с ним очень увлекательно просто и интересно говорить. Эта способность вообще отличает, к сожалению, уже ушедшее от нас старчество.
Однажды, в городе Светлограде, жители стали клеветать на него. Инокиня Е. пыталась образумить их. Был день ангела Владыки, и после окончания службы все стали поздравлять его. Когда инокиня Е. подошла к нему, он ей говорит: «Если ты будешь заступаться за меня, я тебе рот зашью». И тогда инокиня Е. вспомнила, что она вчера заступалась за него. А он уже знал об этом.
В 1970 г. по Промыслу Божию, он узнает, что в Барнауле нелегально проживает Епископ Серафим (Поздеев). В 1971 г. он предпринимает туда путешествие. Уже в 1968 г. он предсказывал, что скоро благословлять он будет двумя руками. Когда инокиня Е. возразила, говоря, что покойный батюшка Александр двадцать лет безуспешно искал катакомбного епископа, то он ответил: «Ты сама увидишь».
Итак в мае 1971 г. он получил хиротонию от епископа Серафима в Барнауле с письменным согласием еп.Алфея. Причем сам епископ Серафим предсказывал своей хозяйке, у которой он стоял на квартире, что скоро к нему приедет великий человек, которого он ждал всю жизнь. Ибо, хотя были другие епископы, но он говорил: «Господи, я умираю в большой заботе, потому что эти люди мало что сделают для Церкви». В то время еп.Серафима окружали из духовенства двое — еп.Алфей и священник Александр (Шабельник), но во время поставления Геннадия в епископа, кроме еп.Серафима в комнате никого больше не было.
Отсутствие этих людей в момент поставления объясняется следующим образом. Они (еп.Алфей и другие) узнав, что к ним едет Геннадий попрятались, испугавшись его. До этого они (видимо) с ним никогда не встречались и имели основания бояться его, как незнакомого и направленного человека. Во всяком случае, когда спустя несколько дней, Геннадий вторично приехал в Барнаул уже на похороны еп.Серафима, эти люди встретились и приняли Геннадия, как епископа. Значит еп.Серафим после отъезда Геннадия сообщили им о произведенной им хиротонии Геннадия во епископа и те признали ее. Владыка Геннадий сразу вернулся на похороны Владыки, и сделал огромные усилия, чтобы похоронить его, так как власти не разрешали делать это, поскольку у него не было документов. Лишь за большие деньги ему удалось купить место для погребения.
После похорон Владыка Геннадий пригласил еп.Алфея к себе в Грузию в гости на праздник Покрова Богородицы. Там, в 1971 г. Алфей и Геннадий рукоположили иеромонаха Феодосия в епископы. И в 1973 г. Геннадий и Феодосий рукоположили в епископа отца Григория.
Осенью 1971 г. один большой женский монастырь, находящийся в горах, вошел под духовное покровительство Владыки Геннадия. Одна из монахинь, Серафима, получила от него игуменство. Многие люди не понимали его руководство. Чтобы избежать славы, он принимал на себя юродство, часто употребляя грубые слова, но всегда с духовным, и иногда даже пророческим, смыслом. Это было по благословению одного старца, который сказал ему: «Гриша, надо от людей быть дураком, а перед Богом быть чистым». Так однажды игуменью Серафиму он при всем монастыре назвал «проституткой». Она не понимала почему. Но духовный смысл этого заключался в том, что она приглашала других священнослужителей совершать таинство пострижения в монашество без ведома и благословения своего собственного архиерея, Геннадия. За это Владыка Геннадий снял с нее игуменство, а также снял монашество с тех, которые были пострижены при ней без его благословения. Впоследствии Серафима отказалась от монашества, сбросив с себя мантию с проклятиями.
Он досконально относился к точности в священном служении. Так, когда владыка Феодосий при освящении воды неправильно повернул крест, Владыка Геннадий спросил его: «А что, когда Христос вошел в Иордан, разве Он задом к тебе повернулся? А что ты делаешь?»
Люди вокруг него жили внешними действиями, за которыми он читал духовное. За едой, например, он мог определить кто такой сей человек. Ему достаточно было один раз покормить, чтобы определить, что будет с этим человеком. Кого-то он благословлял в монахи, а кого-то жениться.
Так, однажды одна женщина вышла замуж по церковному обряду. Он, узнав об этом, сказал ей: «Если бы я знал об этом, я бы из-под венца тебя вывел. Не нужно было тебе выходить замуж. Твой крест монашеский, не семейный». И действительно, через семь лет брак развалился, его слова исполнились. И впоследствии эта женщина стала инокиней.
На исповеди он указывал людям на их грехи, о которых они забывали или в которых им было трудно каяться. Так одной женщине он рассказал про некого человека, который совершает грех. И только когда Владыка ушел, эту женщину осенило, что это ее грех. Тогда она побежала за ним, и плача стала просить прощения.
Той же женщине, у которой был обычай жарить кровь и приготовлять колбасы, он однажды сказал: «Знаешь, вот я тоже раньше ел кровь, и не каялся. А потом мой архиерей мне сказал:
— Знаешь, Гриша, надо тебя на семь лет отлучить от Церкви.
— А за что?
— За то, что ты кровь кушаешь.
И тогда эта женщина поняла, что это не Гриша кушал, а она кушала, а не покаялась».
Таким образом, на исповеди он рассказывал грехи человеку, но никогда не накладывал на человека епитимий, ни больших, ни маленьких. «Зачем бедного человека бить, если он и так уже разбитый? Теперь человеку сохранить веру, и то с него достаточно. Жизнь такая, что единственный нужный подвиг, сохранить чистоту веры среди всех этих соблазнов».
Однажды две монахини рассказывали о том, что они совершили поступок и не хотели признаваться в нем владыке Геннадию. Как раз приехал некий новый священник, и они думали покаяться у него. С этого момента Геннадий перестал с ними разговаривать. На настойчивые вопросы монахинь он сказал: «Ну и кайтесь перед своим священником, а мне ваши откровения не нужны». Знавшие суть дела, обе монахини были поражены, ибо о случившемся никто кроме них не знал.
Владыка Геннадий за свою жизнь не снимал подрясника. В нем он ходил по городам, поездам, тюрьмам и храмам. А надо вспомнить, какое это было время. Одна схимонахиня вспоминала, что она как-то вместе со старцем Геннадием шла по улице и их остановил милиционер: «Снимите это!» — сказал он, указывая на облачение владыки, который в свою очередь сказал: «А вы снимите это!» — указывая на милицейский мундир. Милиционер возмутился: «Вы что, это моя форма!» «А это моя форма», — ответил владыка, и пошел дальше.
Господь говорил, что не Мне должны служить, а Я пришел послужить людям. И этот образ Христа он всегда старался воплотить в себе. Всегда сам готовил пищу для братии, пек просфоры. Однажды он не мог от долгого стояния даже одеть сапоги. У него было заболевание сердца, ноги отекали. Одна женщина попросила благословение помочь одеть сапоги, а он сказал: «Еще чего не хватало, чтобы женская рука до меня коснулась». А ему было уже 77 лет. Тут же была другая женщина. Она была сильно накрашена, и при прощании он ее поцеловал. И первая женщина подумала: «Вот, сапоги не дал одеть, а другую бабу целует». И только она успела подумать, как владыка Геннадий говорит: «Видишь, какой я. Сапоги не дал одеть, а бабу целую». Женщина в ответ: «Простите, владыка, что я такое подумала». «Да, да, матушка, подумала, подумала. Ой, а чего я тебя матушкой назвал. Видно и правда матушкой будешь». И действительно его слова впоследствии исполнились.
Его часто обвиняли и клеветали на него. В 1967 г. в Сухуми прятался некий игумен Тихон (который до этого жил в горах). Он натравливал против него верующих и этим ему весьма насолил. Однажды даже созвали собор для разбирательства. Но не нашлось ни одного свидетеля его грехов. Из-за этого все равно многие от него отпали. Предвидя это, он пел песню в храме: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была...» Под «камышом» подразумевал простых прихожан, а под «деревьями» — священнослужителей, включая иерархов. Но владыка никогда не отчаивался, так как людей много уходило, но много и приходило. Он говорил: «Лучше пять верных, чем пятьдесят неверных, потому что не в количестве моя церковь, а в качестве. Тот по-настоящему любит Христа, кто все перенесет за Него. Это то золото, которое скрыто от глаз человеческих».
Верным людям он помогал и молился за всех, но тех, кто уходил от него без благословения Бог наказывал. Был такой диакон Палладий, родной брат Владыки Алфея. Он без благословения ушел от Владыки Геннадия, и был прикован болезнью к постели на три года. Потом он писал письмо Владыке Геннадию, прося прощения. Через неделю больной перестал мучиться.
У Владыки было много откровений. Так Господь однажды в откровении повелел ему ехать в Почаев, чтобы присоединить Закарпатскую Церковь. А он был очень болен, но нашел силы поехать туда. И это не дало общине духовно умереть, так как Архимандрит Мелетий был уже при смерти и скорбел, что после него община останется без наставника. И Владыка Геннадий как раз рукоположил будущего архиепископа Василия.
Одна монахиня попросилась идти на телеграф, чтобы позвонить своей родственнице. Выйдя за калитку монастыря, она приподняла свое длинное платье, так как ей было стыдно идти в таком одеянии. По возвращении ее оттуда, Владыка Геннадий говорит всем: «Сейчас я покажу, как ходит схимонахиня на телеграф». Подняв свою рясу, и пройдясь по двору, говорит: «Так ходит схимонахиня Михаила на телеграф». И после этого дословно рассказал всем о чем она говорила с родственницей по телефону, не упустив ни одного слова. Она была поражена, как может человек на таком расстоянии знать каждое ее слово. А эта монахиня хотела отойти от епископа. И после этого он сказал, что знает не только все их слова, но и каждую мысль видит.
В горе Владыка очень помогал любому человеку. Если человек приходил в слезах, то он все свое оставлял и шел помогать. Он всегда говорил: «Не люблю венчать, а люблю отпевать». Ему был дан дар отпевания. Даже если на панихиде присутствовали неправославные, то они не могли сдержать своих слез, настолько велика была его сила молитвы за этого покойника.
Однажды, через пять лет до его последнего заточения, Владыка сам шил себе пальто. Инокиня Елена спросила его: «Для чего такая тепленькая ряса?» Он ответил: «Я должен пойти в тюрьму». Никто не понимал, и говорили: «Зачем идти в тюрьму?» Он говорил: «Я должен выстрадать Церковь. Чтобы Она продолжала Свое существование, я должен Ее выстрадать и пойти в тюрьму». Он считал, что как Христос страдал за Свою Церковь, так и каждый священник, и особенно епископ, должен выстрадать свою Церковь. Он говорил, что путь в Царство Небесное лежит только через страдания и скорби и лишения. И действительно, через пять лет его слова исполнились, и он попал в тюрьму.
В его монастыре была некая монахиня Ангелина. История ее жизни такова. Родители ее были сотрудниками КГБ, в свое время они очень много расстреляли христиан, и монашествующих и священствующих. И когда во время Второй Мировой Войны немцы расстреливали группу людей, в которой была мать Ангелины и сама Ангелина, мать прикрыла свою дочь телом своим, но в этот момент бес из умирающей матери вышел и вошел в девочку, не давая ей покоя до конца жизни. Владыка взял девочку к себе в монастырь, проявлял к ней чуткое внимание, помогал всячески. Но бес не терпел ни смирения, ни любви и заставлял эту монахиню нарушать монастырский порядок. За это она была наказана игуменией Серафимой, но в отместку за это, подстрекаемая соседями атеистами, она написала заявление в КГБ, что послужило поводом для политических действий, направленных против владыки. Итак, в праздник Благовещения 1973 г., когда иеромонах Досифей служил Литургию, дом был оцеплен в половине седьмого утра. Но о.Досифей не растерялся, и запретил открывать дверь, пока не кончится Литургия, и пока все верные не причастятся. И только после того, как все было прибрано, все стали пред иконой Матери Божией, и под слова молитвы Под твою милость прибегаем, были открыты двери для «органов». Но так как они ничего не нашли, и Владыки не было, они забрали двух монахинь для допроса.
Впоследствии, они объявили всесоюзный розыск Владыки Геннадия, которому пришлось скрыться в городе Элисте. Но через год его нашли, арестовали с обвинением общины без регистрации у государства, и доставили в Грузию. Но он этому радовался.
Следствие длилось полгода. Он был осужден на четыре года и отправлен в дореволюционную тюремную больницу в Тбилиси, поскольку он был очень болен. В этой тюрьме делали страшные уколы, кровь текла ручьем.
Во время Пасхи, поскольку мать начальника тюрьмы была религиозной женщиной, то он разрешил им провести Литургию в отведенной для этого комнате. Тоже позволили и Владыке Геннадию, которому, как служителю культа, разрешили даже оставить бороду и длинные волосы. Только не разрешили носить рясу. Он носил, как и все, пижаму-брюки и курточку. Здесь он встретился с грузинским митрополитом Малхазом и другими архиереями, которые сидели в тюрьме без следствия и суда. Владыка Геннадий объяснил им, что Катакомбная Церковь в миру все еще существует, что их очень обрадовало. И они сказали ему: «Мы уже не сможем отсюда выйти, а ты еще выйдешь отсюда». Он на эти слова сказал: «Я не могу пребывать больше на одном месте. Мне очень трудно. Мне много лет. Где же я умру?» На это Владыка Малхаз ему пророчески сказал: «Умрешь в маленькой хатке, два окна на улицу, возле речки».
Потом все епископы решили возвести его в сан митрополита в этой Тбилисской тюрьме. Когда Геннадий вышел из тюрьмы, очень много было разговоров, что якобы он сам это выдумал и сам себе присвоил этот сан митрополита. Даже его приближенные не поверили этому, думая, что он выбрал это ради славы человеческой. Однажды, сразу после причастия, он вышел из-за престола и сказал: «Вот, я только сейчас вкусил Тело и Кровь Христа, и я с крестом стою у престола, и неужели вы мне не верите? Как я могу лгать в таком состоянии?» И он объяснил, что не было возможности пригласить свидетелей, и не было возможности дать какие-либо подписи или бумаги.
Он просидел в тюрьме два года и восемь месяцев, но благодаря тому, что радиостанция «Голос Америки» сообщила, что он сидит в тюрьме за веру, власти не смогли усложнить его пребывания в тюрьме, и на праздник Покрова 1977 г. он был выпущен на свободу. С большим трудом он добился паспорта, но был вынужден уехать в Элисту в 1978 г., где он был схвачен уполномоченными по делам религии. Они предложили ему помогать им в их работе. На что он ответил: «Простите, люди добрые, как же мы можем с вами вместе работать, если вы гоните Христа, а я за Христа? Мы никак не можем друг другу помогать. Но я не хочу с вами враждовать. Мое дело то, что я должен выстрадать свою Церковь».
В Элисте его сильно притесняли, но, несмотря на это, он не жалел ни сил, ни денег, ни здоровья, для того, чтобы всячески поддерживать Владык Григория и Феодосия, скрывать их, и дать им возможность избежать службы в качестве военнообязанных.
Владыка иногда заходил в храмы Московской Патриархии, чтобы либо поклониться мощам, либо привлечь людей в Катакомбную Церковь, но никогда для участия в службах.
Однажды Владыка был вместе с родственницей инокини Елены в Загорске. Подошли к нему два иностранца, которым было дано откровение, по пути в Загорск, что в определенном месте в Лавре они найдут истинного священника. И там они встретили Владыку Геннадия.
Когда он тяжело заболел и думал, что умирает, то попросил постричь его в схиму. Это было в 1979 или 1980 г. Но Богу было угодно, чтобы он выздоровел. И после этого он еще служил иногда Литургию. Но на его место по его благословению был избран митрополитом Владыка Феодосий (Гуменников), а Владыка Григорий стал архиепископом.
За пять лет до смерти, Владыка Геннадий служил Литургию на праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Вместе с ним служили Владыки Григорий и Владимир (Абрамов). Владыка Геннадий попросил, чтобы ему надели золотой крест. Он подозвал к себе инокиню Елену, которая в это время была чтецом, и спросил: «Что это такое?» «Крест, Владыка святый». «Так вот знай: я умираю с великой скорбью, что некому повесить этот крест золотой». «Как же так?» удивилась Инокиня Е. «Вот ведь служащие: одному тридцать лет, другому пятьдесят восемь, люди же не больные, не старые. Могут продолжать дело». «Ничего ты не понимаешь», ответил Владыка. Ему было открыто Богом, что эти люди отойдут ко Господу. И действительно, в 1987 г. Владыки Геннадий, Григорий и Владимир все умерли.
У Владыки было огромное количество знакомых. Перед смертью, уже будучи совершенно больным и слабым, он объехал всех своих друзей, находящихся в разных концах страны. Один епископ-тихоновец рассказывал, как он вместе с еп.Владимиром встретил старца Геннадия на вокзале и увидел, что тот совершенно не может двигаться, и было непонятно, как в таком состоянии им были совершены эти последние дальние путешествия. «Мы вместе с еп.Владимиром вели старца Геннадия под руки по вокзалу, а потом по вагону. Причем Владыка мог совершать в 5 минут всего лишь несколько шагов», — вспоминал епископ.
Он же рассказывал и следующий случай, что, будучи на Северном Кавказе в гостях у Владык Геннадия и Григория, как-то раз вместе со своим другом, еп.Владимиром (Абрамовым), решил сходить за грибами в окрестный лес. Они были молоды, подвижны и им томительно было сидеть в доме. «Возвратясь, — вспомнил епископ, — мы вместе с епископом Владимиром, войдя в комнату старцев, увидели их, сидящих на кровати, опершихся двумя руками на посохи, сердито глядящих на нас из-под насупившихся бровей. И тут только я вспомнил, что мы не взяли у них благословения, когда пошли на прогулку».
Прибавим ко всему этому то, что Владыка Геннадий, разъезжая по стране, везде возил с собой гроб. Его он возил для себя лично, но если кто-нибудь рядом умирал, и требовалась срочно домовина, он отдавал свою, а потом доставал себе новую. Интересно, что, несмотря на многочисленные аресты и болезни, Владыка до конца жизни имел цветущую внешность. Ее он сохранил даже в гробу, как говорят очевидцы.
Незадолго до смерти Владыка, подойдя к окну своего последнего жилища, сказал, грустно улыбнувшись: «Маленькая хатка, два окна на улицу, возле речки». За несколько дней до его смерти, он позвал к себе инокиню Е. и стал ее угощать пышечками. Когда она наелась досыта, и отказалась, он как бы выгнал ее с грубыми словами. Она попросила за это поцеловать его руку. Никто из окружающих не понял, что произошло. Этим самым он дал понять, что его духовное окормление для нее кончилось и ей надо было искать другого наставника.
На Пасху 1987 г. шел снег. Это удивило многих, живущих на Кавказе, и оказалось предвестие печального события. Но Владыка Геннадий бодро держался до Радоницы, стараясь помочь каждой душе. Потом, в среду после Радоницы, он занемог и Владыка Феодосий стал его соборовать. После второго помазания, у него отнялась речь и началась агония. Он так и не смог прийти к сознанию, и скоро умер 19 апреля / 2 мая в 7. 30 утра. Когда приехали врачи, то они уже ничего не успели сделать. И пророческие слова владыки Малхаза точно исполнились.
Погребение совершалось ночью, так как днем власти запрещали открыто служить. И хотя он был очень грузный человек, и температура воздуха была высокая, и горело много свечей, тело не издавало никакого запаха в течение трех дней. Это служило доказательством многим праведности Владыки Геннадия.
После смерти Владыки Геннадия многие монахи и монахини чувствуют его предстательство через сонные явления и увещевания. Однажды инокиня Е., после панихиды по Епископу Владимиру, видела во сне Владыку Геннадия идущего из церкви с Владыкой Владимиром. Войдя в дом инокини Е., они увидели там Митрополита Григория. Посовещавшись о чем-то, Владыка Григорий дал инокине Е. кружку и потребовал, чтобы она испила ее. Это было знаком, что что-то неприятное должно было произойти в жизни инокини Е. И через три месяца действительно было великое неприятное изменение в ее жизни.
Другой раз Владыка Григорий появился инокине Е., и рассказал, как он проходил свои мытарства. Он сам засвидетельствовал, что было очень трудно. Но сильно помогали молитвы Владыки Геннадия...
Епископ Владимир, в мире Вадим Абрамов, был интеллигентом из Москвы. Он с детства искал духовную жизнь, хотя мать его была атеистка и это травмировало сердце мальчика. Но бабушка была очень духовным, религиозным человеком. Она зажгла в мальчике искру христианства. Он уже в армии носил с собой евангелие и читал молитвы.
Его духовные искания начались в патриархии. Где-то в 1983 г. он ходил в храм «Знаменье» на Речном Вокзале в Москве. Он тогда везде разыскивал монахов, и попросил одну женщину свести его с кем-либо из старых монашествующих. Эта женщина знала катакомбного архиерея Геннадия (Секача), и пообещала свести его с Геннадием. Чудесным образом в этот момент Геннадий приехал в Москву (ему нужно было посетить Троице-Сергиеву Лавру). Эта была последняя поездка Геннадия в Москву. Владимир встретился с ним (и, кажется, сопровождал его в Лавру). Потом он сделал выбор и вошел в Катакомбную Церковь.
От Владыки Геннадия он принял монашество и иеромонашество, и дошел до епископа. Когда только Владыка Владимир постригся, Владыка Геннадий дал ему кличку «Водик». Никто не понимал почему. Только потом, когда он умер первым, Владыка Геннадий вторым, а Владыка Григорий третьим, люди поняли, что в этом был предсказание: «Ты нас поведешь, а мы за тобой». О его хиротонии ему заранее было возвещено блаженным провидцем Леонидом, подвизавшимся тогда у источника святого мученика Василиска на Кавказе.
Знавшие его люди говорят, что по естеству своему он напоминал человека прошлого века. Он был очень открыт и так же открыто говорил по телефону, когда бывал в Москве и звонил своим единомышленникам, хотя в те времена это было особенно небезопасно. Он был чуток в своей духовной интуиции. Так, еще не будучи епископом, он оказался без работы. Спустя время Епископ Владимир получил приглашение от своего знакомого священника, иеромонаха из новостроящегося Данилова монастыря трудоустроиться там. Поднимаясь по лестнице к монастырской канцелярии, Епископ Владимир, не дойдя до конца несколько ступенек, неожиданно остановился, прислушиваясь к чему-то, и спустя время сказал: «Как здесь тяжко на душе, однако, здесь как-то нехорошо, я уйду отсюда». Резко повернувшись, он быстро вышел, никогда более не возвращался сюда.
По профессии ювелир, у него были золотые руки. Катакомбные христиане Тихоновской Церкви в своем служении используют красиво и кропотливо сделанные вещи его работы.
Незадолго до своей смерти, он уехал из Москвы, решив уединиться в горах на Кавказе, где он купил себе дом. Но КГБ не разрешил ему там жить, ему пришлось уехать оттуда и, поскольку он потерял московскую прописку, он прописался в городе Элисте. Здесь власти постоянно вызывали его в КГБ, требуя его немедленного выезда из города. Он отвечал отказом. В этот момент произошла трагедия в Чернобыле, и всех «подозрительных» людей КГБ отправлял в Чернобыль, через военкомат. Но он отказался, и за ним последовали розыски, слежка.
В городе Георгиевске, 2/15-го января 1987 г. около 12 часов дня, читая жития святых, тридцатидвухлетний святитель вдруг встал, сказал, что ему душно и сделав два шага упал... Разрыв сердца. Мгновенная смерть. Рядом была игуменья Олимпиада и несколько монахинь. Только последнее время он жаловался на тяжесть в области груди...
В ночь перед смертью он видел сон. Он стоит в источнике мученика Василиска в белом епископском облачении с омофором, и маленького роста старичок в рясе — поливает его водой...
Его другу, Епископу В., в ночь со 2 на 3 января во сне было открыто, что нет уже его. «Однако я не верил. Сон был похожий. Внутри храма как бы по балкону на хорах меня вел под правую руку старичок в рясе и внезапно я услышал сзади шаги и, оглянувшись, узнал Eп.Владимира и тотчас голос мне сказал: это его Ангел. Не доходя до меня несколько шагов, он повернул вправо и, перепрыгнув через балюстраду, стал падать вниз. Я подбежал к краю балкона и увидел, что он не разбился, а упал прямо в какой-то бассейн с водой и нисколько не пострадал, а только весело выскочил из него и скрылся где-то в храме. Здесь же голос мне проговорил: Вот ушел от нас отец Владимир. По балкону мы пошли со старичком дальше и на выходе из храма оказалось, что он стоит на откосе горы. Выйдя, я увидел две скульптуры. Они изображали людей, а дальше был какой-то сад и пение и сон кончился...»
Он был похоронен в Георгиевске. Потом его мощи были перевезены матерью на Митинское кладбище в городе Москве.
Епископ В. пишет: «Только через год с небольшим я попал на кладбище г.Георгиевска. Георгиевск — степное место. Летом там трава — не трава, колючки высотой в вершок не более. По кладбищу мы с провожатыми шли, взирая на эту пожухлую зелень, пока не добрели до места его захоронения. Еще за несколько десятков метров обрисовался среди надгробий и крестов — большой зеленый куст в рост человека. Подошли ближе — это и была его могила. Цветы, которые обычно 20-30 см от земли здесь выросли на полтора-два метра, являя собой необычное зрелище. Голубой деревянный крест венчал собой это место, где было похоронено четверо из местных — два юродивых, один совсем неизвестно кто – безпаспортник, и в последнем ряду была похоронена стодвадцатилетняя старожил-монахиня, по-моему Ольга... Как их Господь соединил Своим Промыслом вместе здесь! Удивительно!»
И Епископ В. рассказывает такой случай: «300 человек, стоявших в очереди за билетами на Москву в зале аэровокзала, не слышали голоса, перечислившего из кассы на весь зал фамилии счастливцев, чья очередь брать билеты подошла. Никто не отозвался ни на этот раз, ни после повторного объявления. Тогда голос нервно воскликнул: «Что, нет никого желающих на Москву?!» Только после этого несколько человек, отделившись от конца очереди, спокойно подошли и взяли билеты. Затем женщина из кассы еще раз обратилась к очереди с тем же вопросом. И только тогда очередь услыхала его, ожила, и началось столпотворение.
Это явное чудо, когда у сотен людей отнимается вдруг слух и только несколько слышат, было ответом на молитву, с которой обратился к Богу через ходатайство новопреставленного епископа ИПЦ Владимира (Абрамова) другой епископ-тихоновец, стоявший здесь на аэровокзале: «Если ты оправдался перед Богом, отче Владимире, помоги нам!» Епископ ездил на Кавказ к своим сподвижникам и теперь с несколькими людьми возвращался обратно. Возможности приобрести билеты не было, а желающих — сотни. Было ясно, что здесь можно ждать билет несколько дней. Но он вспомнил покойного Епископа Владимира. В таких ситуациях Епископ Владимир всегда вел себя спокойно, вставал в хвост очереди или в сторонку, молился и терпеливо ждал. Епископ-тихоновец решил последовать его примеру. Этот случай был утвержден архиереями как знак, указывающий на святость Епископа Владимира».
Данные статьи, написанные английским православным историком Владимиром Моссом, опубликованы на сайте katacomb.narod.ru, представляющем одну из ветвей неканонических Катакомб. Здесь же они предлагаются читателям для их ознакомления с различными точками зрения и не рассматриваются нами как основательные и аргументированные, кроме, может быть, первой из них. Вообще нам представляется довольно странным, что, казалось бы, такой серьёзный историк как В.Мосс выставляет смехоподобные похождения некоторых несовершенных христиан как материал для житийной литературы (подразумевается эпизод с распитием бутылки водки и т.п.). Пожелаем ему, а заодно и себе самим, быть построже в области разграничения святости и обыденности...