В истории имелось достаточно много примеров, когда в каком-нибудь государстве существовала нелегальная Христианская Церковь. Прямым же прецедентом ситуации, сложившейся в СССР, являлось положение Католической Церкви во Франции времен Великой революции. Появившиеся там общины так называемого «неприсягнувшего священства» не приняли решений революционных гражданских властей и подверглись жестоким репрессиям. Они также не признали легитимность Наполеона I и его конкордат с Ватиканом и отказались от общения с официальным клиром. Когда вернувшиеся Бурбоны попытались урегулировать положение Церкви, некоторые общины вышли из подполья, но нормализации отношений между ними и церковными властями так и не произошло. Имеются сведения, что отдельные группы «неприсягнувшего священства» просуществовали до франко-прусской войны, позже вымерев или слившись со старо-католиками[1].
Эти события очень напоминают историю деятельности Катакомбной Церкви в СССР, хотя и характеризуются значительно меньшим размахом и продолжительностью. Первые тайные православные общины появились в советской республике уже вскоре после Октябрьской революции — в 1918, вслед за выходом январского воззвания Патриарха Тихона, предававшего анафеме гонителей Церкви. Ярко проявившее себя в годы гражданской войны крестьянское повстанчество в России возникло во многом на религиозной почве. Советские исследователи даже полагали, что следствием январского 1918 воззвания Патриарха явились 1414 восстаний и выступлений верующих[2]. Вероятно, эта цифра сильно завышена. Однако подобная связь была. Так, очевидец крестьянского восстания в Тамбовской губернии эмигрантский историк К.Криптон в своих работах привел много доказательств его религиозного характера[3]. И в Центральном Черноземье России тайные общины верующих появились именно в период восстаний «Союза Трудового Крестьянства», деятельности отрядов А.С.Антонова и И.Колесникова 1918-1922, впервые в Кирсановском, Моршанском и Борисоглебском уездах[4].
Возникновение обновленчества как господствующего течения весной 1922 стало основной причиной появления тайных церквей, где службы проходили нелегально, уже в значительной части районов страны. Ушли в «катакомбы» также выступавшие против изъятия церковных ценностей и «ревнители» Православия, вошедшие в конфликт с Патр.Тихоном и митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским), которые соглашались на заключение компромиссов с безбожной властью. Практическим создателем сети нелегальных приходов и монастырей выступила влиятельная даниловская группа архиереев (наименование по нахождению в Свято-Даниловом московском монастыре), возглавляемая архиепископом Волоколамским Феодором (Поздеевским). Эта группа стала оппозицией не только обновленцам, но и пошедшему на компромиссы Патриарху и создала в 1923 так называемый «параллельный Синод» ввиду «недостаточной» эффективности Патриаршего Синода[5]. С даниловцами был связан и сыгравший чрезвычайно важную роль в создании Катакомбной Церкви архиеп.Уфимский Андрей (Ухтомский), который совершил в 1920-е хиротонии (вместе с другими архиереями) более 10 тайных епископов[6].
На Северо-Западе России катакомбников возглавили епископ Стефан (Бех) и схиепископ Макарий (Васильев), поставленный в 1923 архиеп.Андреем (Ухтомским). Владыка Макарий являлся настоятелем Воскресенского монастыря (Макарьевской пустыни) в Новгородской губернии, в определенной степени игравшего роль и авторитетного общероссийского центра ИПХ. В 1925 указанные архиереи не признали избрание Патриаршим Местоблюстителем митр.Петра (Полянского), продолжая свое основное служение тайно.
И все же до 1927 катакомбных общин было неизмеримо меньше легально действующих приходов Русской Церкви. Значительную часть их составляли враждебно настроенные по отношению к советской власти полусектантские группы верующих. Особенное распространение они получили в Центральном Черноземье. Этому способствовал ряд социально-экономических факторов: особенно высокий процент сельского населения (90,5% в 1927); сильное снижение жизненного уровня и падение урожаев после гражданской войны; глубокие традиции свободы и независимости, связанные с меньшим, чем в большинстве других районов Европейской России, распространением крепостного права; длительное вооруженное сопротивление советской власти местного населения; полный провал агитации обновленцев[7].
В середине 20-х в Центральном Черноземье уже активно действовали группы федоровцев, чердашников, самарян, еноховцев и др. По их представлениям Бог есть дух, способный перевоплощаться в людей. У федоровцев он якобы воплощался в монаха Феодора (Рыбалкина), у чердашников — в Николая Хакилева, у николаевцев — в Николая II, у иоаннитов — в Иоанна Кронштадтского, у михайловцев — в Михаила Ершова и т.д.[8]
Одной из первых в 1921 в Никитовском уезде (ныне Белгородской области) возникла основанная мирянином Поддубным группа «Правильный путь ко спасению». Она была маленькой и насчитывала около 300 человек. Наибольшее распространение в южных районах Центрального Черноземья получило движение федоровцев, созданное к середине 1920-х монахами Ново-Донского монастыря. Его сторонники предсказывали возвращение белых и неизбежное падение советской власти. Монах Феодор также объявлял, что светопреставление и приход «белого воинства во главе с архангелом Михаилом» свершится в новогоднюю ночь 1926. В следующем году в связи с проведением переписи населения в различных катакомбных группах вновь возобновились проповеди о конце света. Федоровцы считали, что антихрист пришел в мир в 1917, но царствовал только до 1922, когда свершилось второе пришествие Христа на землю и началось 1000-летнее царство. Движение было в основном разгромлено в 1928, его руководители предстали на судебном процессе. Но полностью оно не исчезло, действуя в подполье до 1970-х. В Тамбовской губернии к 1925 в Уметском уезде появилась группа во главе с мирянином Ермошкиным, у которой в роли воплощенного Христа выступал младенец — сын руководителя и т.д.[9].
Помимо Центрального Черноземья в начале-середине 1920-х возникли группы «истинных» в Татарской и Мордовской АССР, евлампиевцев в Брянской области, ерофеевцев в Вологодской, скрытников и васильевцев в Иваново-Вознесенской. В период коллективизации, церковных расколов конца 1920-х все они значительно расширили свою деятельность. Часть подобных групп Центрально-Черноземной области (ЦЧО) — имяславцы, иоанниты, стефановцы, «Ревнители Церкви» влилась в возникшее иосифлянское «буевское» движение. Но некоторые остались самостоятельными, не согласившись с рядом пунктов «программы» иосифлян. Так, например, широкую пропаганду своих взглядов вели чердашники. Одетые в длинные черные одежды они ходили от села к селу и агитировали против колхозов за торжество «царства Бога на земле». В 1930 ОГПУ на юге ЦЧО раскрыла подпольную религиозную организацию, имевшую связи с Северным Кавказом, Кубанью и Украиной, которая использовала «чудесно спасшихся» членов царской семьи[10].
Эти группы в конечном итоге вошли в движение «истинно-православных христиан». Оно окончательно оформилось также в 1927-1928. Вскоре после опубликования «Декларации митр. Сергия» по всей стране развернулся переход на нелегальное положение сотен приходов и монастырей. Помимо иосифлянского в СССР возникли даниловский, мечевский и украинский уклоны «непоминающих». Уже упоминавшаяся даниловская группа включала более 10 архиереев. Мечевцы получили свое название по фамилии влиятельного московского протоиерея Сергия Мечева. К ним относились еп.Серпуховский Арсений (Жадановский), еп.Дмитровский Серафим (Звездинский), еп.Ковровский Афанасий (Сахаров) и еще 3-4 архиерея. В украинскую группу входили в основном иерархи, проживавшие в Киевской и ближайших епархиях (5-6 человек), возглавлял их схиархиепископ Таврический Антоний (Абашидзе). Кроме того существовали отдельные «непоминающие» архиереи, стоявшие вне этих уклонов. Так, значительное число священнослужителей являлось андреевцами или кирилловцами, то есть шло за архиеп.Андреем (Ухтомским) и митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым)[11].
Большинство «непоминающих», не порывая молитвенного общения, старались обособиться от митр.Сергия и находиться в стороне от церковной жизни, оставаясь в рамках легальности. Эти архиереи, уходя от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, в сущности уходили за штат, в архивах почти нет сведений, чтобы они рукополагали других священников или епископов. Иную тактику выбрали значительная часть даниловцев и андреевцы. Весной-летом 1928 они провели тайный «Кочующий Собор», который в итоговом определении объявил сторонников митр.Сергия еретиками, безблагодатными и предал их анафеме. Сергианство наряду с обновленчеством было признано тяжелейшей экклезиологической ересью, разрушающей все догматическое понимание Церкви Христовой[12]. Таким образом завершилось идеологическое оформление движения ИПХ.
Основной идеологемой «истинно-православных христиан» был антикоммунизм, имевший специфический религиозный характер. «С самого начала на всех уровнях: от епископов до малограмотных старух... утвердился взгляд на сов.власть как на власть антихриста, а на Ленина, как на сущего антихриста». Красная пятиконечная звезда была понята как физическая печать антихриста. Невозможность участия катакомбников в любых советских общественных организациях также объяснялась желанием не поклоняться антихристу. Отказ от регистрации, советского паспорта, участия в выборах диктовались теми же соображениями. Важными пунктами в идеологии ИПХ были запреты на членство в колхозах, службу в советской армии и нежелательность любой государственной службы. Колхозы трактовались как «антихристовы учреждения», образующие новую форму жизни крестьян, поклонившихся дьяволу. Многие деревенские катакомбники, не желая участвовать в «грехах безбожников», отказывались даже от радио и электричества. Иосифляне до такого, как правило, не доходили; лишь часть из них являлась монархистами. Среди ИПХ монархизм доминировал, хотя он и заключался «преимущественно в оплакивании рухнувшего дореволюционного порядка и опасении в появлении «лже-царей»[13].
Еще одним краеугольным камнем идеологии «катакомб» являлось абсолютное отрицание Московской Патриархии и всех с ней каким-либо образом сообщающихся. В мистическом видении она трактовалась как «вавилонская блудница, сидящая на красном звере», Катакомбная Церковь как «жена, бегущая в пустыню от дракона». С 1928 в этой Церкви установилась форма возгласа «О еже избавити люди своя от горькия мучительства безбожныя власти»[14]. Это все означало явный раскол.
Уже в 1930-1933 по всему СССР была проведена кампания ликвидации широкого распространившихся общин «истинно-православных христиан». Так, в феврале 1932 оказалась закрыта Макарьевская пустынь, всех ее монахов арестовали. Был арестован и приговорен к трем годам лагерей и схиеп.Макарий. Осенью 1932 провокатор выдал весь клир служившего в Ленинграде еп.Стефан (Беха). Сам, арестованный еще в 1929, Владыка вскоре — 26 апреля 1933 скончался в заключении. Сильный удар нанесла и проводившаяся в 1933 паспортизация. Именно в это время в «катакомбах» возникло движение «беспаспортников». Почти все служившие тайно архиереи благословили советские паспорта не брать, так как при оформлении документов выявлялись «бывшие», подлежавшие репрессиям. Одновременно отказ от паспорта трактовался, как отрицание печати антихриста и объявление себя негражданином СССР. В 1932 был арестован и выслан, а в 1934 заключен в политизолятор архиеп.Андрей (Ухтомский). Его расстреляли 4 сентября 1937[15].
Второй удар по ИПХ пришелся на 1937-1938, когда выявлялись скрывавшиеся в подполье священнослужители и уничтожались отбывавшие сроки заключения руководители антисергиан. Но несмотря на все гонения деятельность «истинно-православных» продолжалась. Освобожденный в 1935 из лагеря схиеп.Макарий (Васильев) вновь возглавил катакомбные общины Северо-Запада России. «По его собственным словам, в течение более 10 лет он не ночевал подряд двух ночей в одной и той же квартире. С большими предосторожностями и постоянной опаской и оглядкой, он скитался из селения в селение, из одного города в другой, работал у крестьян в колхозах в качестве пастуха. Он имел многочисленных духовных чад — мирских, тайных монахов и тайных священников. Шутя говорил, что у него была своя духовная семинария и академия, он тайно готовил людей к принятию священнического сана»[16]. Действительно, почти до начала Великой Отечественной войны владыка курировал своеобразную тайную семинарию, в которую приезжали слушать лекции и из очень отдаленных мест. Преподавали в ней, по данным архивов Катакомбной Церкви, периодически даже такие известные профессора, как И.Андреевский, философы С.Аскольдов и А.Мейер[17]. Одна из подобных подпольных семинарий была раскрыта и разгромлена НКВД в 1938 в Москве.
Следует отметить, что в 1930-е произошло очень сильное изменение состава катакомбников. Если в конце 1920-х в подполье находились лишь ИПХ и часть иосифлян, то теперь они стали составлять меньшинство. Катакомбность Церкви не обязательно означает ее непримиримость. Этот термин охватывает всякую неофициальную и поэтому не контролируемую государством церковную деятельность. В 1930-е, в результате закрытия почти всех православных храмов, самую многочисленную часть катакомбников составили верующие, никогда не порывавшие с митр.Сергием. Они ушли в подполье только потому, что открытое совершение религиозных обрядов оказалось невозможным и когда положение изменилось (после 1943), восстановили с избранным Патриархом Сергием каноническую связь и литургическое общение. В «катакомбы» были вынуждены уйти и умеренные группы «непоминающих», они в большинстве считали отход от Московской Патриархии временным явлением, что и подтвердилось в дальнейшем[18].
Годы Великой Отечественной войны стали переломными для Катакомбной Церкви. Ее начало было положительно воспринято значительной частью ИПХ. «Истинно-православные» являлись не пацифистами, а сторонниками всяких, в том числе вооруженных форм сопротивления. Отношения их с оккупационными германскими властями складывались по разному. На Северо-Западе России катакомбники в основном предпочитали оставаться в подполье. Дело в том, что существовавшая в 1941-1943 с разрешения командования группы армий «Север» «Псковская Православная Миссия», принадлежавшая в каноническом отношении к Московской Патриархии, пыталась выявлять тайные общины. Поселившийся в конце 1941 в Псково-Печерском монастыре схиепископ Макарий предсказывал неудачное окончание войны для Германии. Вместе с тайным епископом Псковским Иоанном (Ложковым) он попытался связаться с митрополитом Берлинским и Германским Серафимом (Лядэ), принадлежавшим к Русской Православной Церкви Заграницей. Однако посланный ими иеромонах Никифор (фон Рихтер-Меллин) был ссажен в Кенигсберге с поезда и отправлен обратно[19].
Известный американский историк Катакомбной Церкви И.Андреев (Андреевский) писал, что несмотря на настойчивые требования экзарха Прибалтики «истинно-православные» священники, начавшие служить в некоторых из открывшихся храмов, отказывались поминать Патриаршего Местоблюстителя: «Так, напр., в г.Сольцы Новгородской епархии митрофорный протоиерей о.В., бывший благочинный церквей города Минска, а затем ставший катакомбным священником, несмотря на строжайший приказ благочинного Новгородского района о.Василия Рушанова... — категорически отказался поминать Сов.Митрополита Сергия. Это было в 1942. А в 1943 и в 1944 о.В. стал тайно поминать Митрополита Анастасия (главу Зарубежной Русской Церкви)[20].
То, что большая часть общин ИПХ Ленинградской области в период оккупации осталась в подполье, позволило им продолжить свою деятельность и после окончания войны, несмотря на смерть основных руководителей. В ночь на 1 апреля 1944 схиеп. Макарий был убит осколком бомбы, сброшенной с советского самолета при бомбардировке г. Печоры, еп. Иоанн (Ложков) скончался 3 декабря 1945.
В ряде других районов страны германское командование более благосклонно относилось к катакомбникам — в Брянской, Орловской, Воронежской областях, а также в Белоруссии, Крыму и на Дону. Там они зачастую выходили из подполья. В г.Мозырь Гомельской области начал служить и открыто рукополагать во священники вышедший из подполья архиерей. В Житомире вскоре после прихода немцев организовал приход катакомбник архимандрит Леонтий (Филиппович). Вскоре он был посвящен во епископы и вошел в иерархию автономной Украинской церкви и т.д. Часть наиболее непримиримо настроенных к Московской Патриархии катакомбников сотрудничала с оккупационной администрацией. А в Центральном Черноземье и Брянской области были созданы антисоветские вооруженные формирования во главе с «истинно-православными» — Каминским, Воскобойниковым и другими. После отступления вермахта немалая часть ИПХ ушла на Запад, в том числе и вступившие в известную бригаду Каминского (сам он был в конце концов расстрелян фашистами)[21].
Советские власти с началом войны заняли по отношению к находящимся в подполье общинам верующих и священнослужителям жесткую позицию. Уже говорилось о репрессиях иосифлян в блокадном Ленинграде. Документы органов госбезопасности по Костромской области также свидетельствуют о подобных акциях. Так, 25 декабря 1941 был арестован священник с.Сидоровское А.Богословский, в 1935 порвавший с митр.Сергием. Он обвинялся в том, что «привлекал» в нелегальную моленную на своей квартире верующих, которых «обрабатывал в антисоветском духе». «восхвалял фашизм» и т.п. На допросе о.Александр отвечал: «Виновным себя в предъявленном мне обвинении я не признаю, так как среди приходящих ко мне лиц пораженческой агитации я не вел, так как я не сторонник немцев и объяснял присутствующим, что немцы нам не братья по крови, по духу... В разговоре о поддержании защиты отечества в настоящей войне я присутствующим у себя на квартире высказывал свои чувства, что для меня отечество является злой мачехой, ... все же считаю своим христианским долгом свое отечество защищать». Однако Богословского приговорили к высшей мере наказания и 14 мая 1942 расстреляли[22]. 28 августа 1942 в г.Нерехта арестовали активного члена тайной монашеской общины, духовную дочь «непоминающего» архиеп. Варлаама (Ряшенцева) М.Чернову. Ей предъявили обвинение в «антисоветской агитации среди церковников», но 25 сентября дело прекратили за отсутствием состава преступления и Чернову освободили. В 1943 был арестован тайный бродячий священник Ф.Смирнов, по показаниям свидетелей «активный церковник до фанатизма». Военный трибунал войск НКВД Ярославского гарнизона приговорил его к 8 годам лишения свободы и т.д.[23]. Сам архиеп.Варлаам, арестованный в 1941 и приговоренный к 10 годам заключения, скончался 20 февраля 1942 в тюрьме № 1 г.Вологды.
В Подмосковье к 1941 действовало не менее 10 катакомбных священнослужителей. Часть из них — протоиерей Петр Шипков, архимандрит Иеракс (Бочаров) и Серафим (Батюков) признавали духовный авторитет епископа Афанасия (Сахарова). С началом войны они заняли в целом патриотическую позицию. Одна из прихожанок архим.Серафима, тайно служившего в Загорске, вспоминала: «На вопрос «Кто победит?», который задавали ему все, он отвечал: «Победит Матерь Божия». Многие задавали вопрос — как молиться об исходе войны. Батюшка отвечал: «Молитесь: да будет воля Твоя!»... «Ни один христианин такого креста не примет», — сказал батюшка и начертал в воздухе знак свастики»[24]. Архимандрит умер 19 февраля 1942. А остальных священнослужителей этой группы выследили и арестовали 6 ноября 1943. Через день 7 ноября в г.Ишиме был арестован находившийся в бессрочной ссылке в Омской области еп.Афанасий. Все они обвинялись в групповой контрреволюционной деятельности в составе общесоюзной организации «Антисоветское церковное подполье». По этому сфабрикованному делу кроме владыки Афанасия, прот. П.Шипкова, архим. Иеракса проходили также монахиня Ксения (Гришанова) и Н.В.Тропани, оставившая подробные воспоминания. 14 июля 1944 их приговорили к 5-8 годам заключения и отправили в Мариинские лагеря (Кемеровская область)[25].
Преследование тайных священнослужителей особенно усилились с осени 1943. Советские власти наряду с радикальным улучшением отношения к Московской Патриархии попытались произвести в 1943-46 разгром в «катакомбах», что им во многом удалось. В 1944 большинство выявленных «истинно-православных» на неокуппированной Европейской части СССР было депортировано или заключено в лагеря, в последующие два года происходило жесткое преследование их на бывших оккупированных территориях. В «особой папке» И.Сталина, хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации, содержится документ о депортации ИПХ в 1944. Л.Берия 7 июля в своем секретном письме «вождю» отмечал, что на территории Воронежской, Орловской, Рязанской областей было выявлено несколько организаций «истинно-православных христиан», но арест активных участников не оказал должного воздействия на других членов и поэтому целесообразно провести массовое выселение этих людей в Омскую, Новосибирскую области и Алтайский край. И 15 июля 1673 человека одновременно из 87 населенных пунктов насильственно переселили на восток[26].
Это был вероятно единственный пример массовой депортации русского населения в тот период. Он свидетельствует о том, что деятельность ИПХ всерьез беспокоила высшее руководство страны. К нему стекались неутешительные сведения о значительном росте влияния Катакомбной Церкви в первые годы войны. Так, в июньском 1943 спецсообщении начальника Управления НКГБ по Пензенской области говорилось о деятельности более 20 нелегальных и полулегальных групп, устраивавших моления на частных квартирах[27]. В некоторых регионах таких групп насчитывалось сотни. В докладной записке председателя Совета по делам РПЦ Г.Карпова В.Молотову от 5 октября 1944 подчеркивалось: «В областях с незначительным количеством действующих церквей и в районах, где нет церквей, отмечается массовое распространение групповых богослужений в домах верующих или под открытым небом..., причем в этих случаях для совершения обряда верующими приглашается несостоящее на регистрации духовенство... В своей значительной части актив таких церковных незарегистрированных групп и духовенство, в них состоящее, оппозиционно настроены по отношению к легальной патриаршей православной церкви, осуждая последнего за лояльное отношение к советской власти и за патриотические позиции в своей деятельности. Большое количество верующих-фанатиков, находясь под влиянием этих групп ..., в своих настроениях резко отличаются от групп верующих, находящихся под влиянием патриотически настроенного духовенства легальной церкви. Это же положение влечет за собой всякого рода «рецидивы» значительного оживления религиозных настроений в виде так называемого «обновления» икон, распространения «святых» писем, ... а также агитации о гонении в СССР на религию и церковь...»[28]
Но уже в скором времени ситуация изменилась. Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды, открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепшую Московскую патриархию ее паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е в подполье. Власти подстегивали этот процесс. Согласно свидетельству историка И.Андреева после интронизации Патриарха Алексия в феврале 1945 духовенство, находившееся в лагерях прошло специальную «перерегистрацию», во время которой спрашивали: признают ли заключенные нового Патриарха. Непризнававшие получали новые сроки наказания, а иногда и расстреливались. Признавшие нередко досрочно освобождались и назначались на приходы[29]. Данный факт частично подтверждается документами архивов госбезопасности. В 1944-1945 в лагерях была сфабрикована целая серия дел о контрреволюционных церковных организациях, по которым многие священнослужители приговаривались к увеличению срока наказания или расстрелу.
Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих» и «истинно-православных». Со смертью Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского) и избранием Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления — «узурпация» первосвятительской власти митр. Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым Первоиерархом.
В итоге в Патриаршую Церковь вернулись не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Ковровского Афанасия (Сахарова). В 1955 в письме к духовной дочери он так вспоминал события десятилетней давности: «... когда в 1945 году, будучи в заключении (в Мариинских лагерях), я и бывшие со мной иереи, непоминавшие митр.Сергия, узнали об избрании и настоловании Патриарха Алексия, мы, обсудивши создавшееся положение, согласно решили, что так как кроме Патриарха Алексия, признанного всеми Вселенскими Патриархами, теперь нет иного законного Первоиерарха Русской Поместной Церкви, то нам должно возносить на наших молитвах имя Патриарха Алексия как Патриарха нашего, что я и делаю неопустительно с того дня»[30]. Эта группа священнослужителей послала первоиерарху поздравительное письмо с просьбой принять их в общение. Еп.Афанасий написал также окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриаршей Церкви. Кроме того в марте 1945 Владыка обратился к Патриарху с прошением возбудить ходатайство перед правительственными органами о замене ему пребывания в лагере заключением в одну из московских тюрем с предоставлением возможности работать там с богослужебными книгами. Правда, ответа он не получил, 30 августа 1946 был вновь арестован в лагере и отправлен отбывать срок в Мордовию. Вышел еп.Афанасий на свободу только 18 мая 1954[31].
Во второй половине 1940-х в «катакомбах» остались в основном «истинно-православные христиане» и часть ИПЦ. Хотя имелось и относительно небольшое количество тех, кто стал возносить молитвы за Патриарха Алексия, продолжая находиться на нелегальном положении. Один из таких архиереев — епископ Петр основал к концу войны тайный монастырь с 300 насельниками на Тянь-Шане. В 1951 монастырь был обнаружен с вертолета и все его обитатели арестованы[32]. В целом же численность катакомбников существенно уменьшилась. Уже 14 февраля 1947 Г.Карпов в итоговом отчете ЦК ВКП(б) за 1946 с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране»[33].
Однако в первые послевоенные годы в ряде районов страны деятельность подпольных общин продолжала оставаться заметным явлением. Об этом можно судить даже по официальной церковной печати. Так, в январском 1948 номере «Журнала Московской Патриархии» отмечалось, что в Краснодарской епархии православные скорбят «под натиском агитации баптистов и всяких подпольных антипатриарших агитаторов: иовцев, соляновцев (выродившихся из секты имяславцев) и других сектантов»[34]. А в речи 1948 епископа Тамбовского и Мичуринского Иоасафа говорилось: «Радость моя омрачена тем, что среди вас есть люди, которые называя себя христианами, на деле не являются ими. Эти люди — сектанты и так называемые самосвяты, они отрицают храм Божий, не признают его и даже глумятся над этой святыней... Только себя они считают православными христианами»[35].
Эмигрантские историки того времени сообщали самые противоречивые сведения о тайной церковной жизни в СССР. В.И.Алексеев, например, писал, что в Катакомбной Церкви по одним сведениям 30 епископов, а по другим даже 100[36]. Это чистая фантазия. Гораздо более близок к истине И.Андреев. Он указывал, что до Зарубежья дошли сведения о деятельности свыше 10 тайных епископов. Священников же явно не хватало. Их недостаток восполнялся главным образом многими тайными монахинями и мирянами, «совершающими чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые «собраниями на свещу». Таких мирян называли «подпасками». «Из-за недостатка пастырей, эти «подпаски», которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной Церкви. «Подпаски» же большей частью хранят на домах и св.Дары, получаемые с большим трудом и величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями»[37]. Крупнейший же эмигрантский церковный историк 1950-1960-х. Д.В.Константинов пришел к следующему выводу: «... военный период, вернее период после поворота политики власти, характерен сокращением явлений в духе Катакомбной Церкви и всех вообще нелегальных форм церковной деятельности. Если этой цели добивалась также советская власть, вводя «церковный НЭП», то надо сказать, что результаты в данном смысле получились совершенно определенные»[38].
Ставшие доступными в последние годы документы свидетельствуют о том, что проблема Катакомбной Церкви во второй половине 1940-х продолжала оставаться достаточно острой. В справке отдела пропаганды и агитации Воронежского обкома ВКП(б) от 9 апреля 1948, составленной в ответ на специальный запрос соответствующего управления ЦК, сообщалось: «Наряду с официально действующими православными церквами в области существует большое количество нелегальных групп верующих православного толка, из которых наиболее распространенным течением являются «истинно-православные христиане»..., «ИПХ» исповедуют православную веру, но не признают ныне действующих церквей, как связанных с «безбожной Советской властью и коммунистами». Основные кадры «ИПХ» состоят в основном из бывших монашек, монахов, черничек и религиозно настроенных бывших кулаков... За 1947 год и 3 месяца 1948 года Управлением МГБ вскрыто и ликвидировано 11 антисоветских групп «ИПХ» с общим количеством арестованных 50 человек... Члены группы «ИПХ» систематически участвовали в нелегальных сборищах, где наряду с молениями, обсуждали вопросы форм ведения антисоветской деятельности среди населения. Распространяли провокационные слухи о якобы скорой войне СССР с Америкой и другими капиталистическими странами и гибели в этой войне Советского Союза. В период выборов в Верховные органы Советской власти призывали население не участвовать в них, не работать в колхозах, отказываться от уплаты налогов и госплатежей. Вели работу по вовлечению в антисоветские группы новых участников...» В документе говорилось и о том, что в Воронеже и Воронцовском районе было выявлено несколько групп иоаннитов, численностью 70-80 человек. Через своих «курьеров» они поддерживали связь с «единомышленниками» ряда городов СССР: Новгорода, Калинина, Харькова и др.[39].
Аналогичные справки поступили и из других районов страны: в Витебской области существовало 11 подпольных религиозных групп, в Пензенской — во многих селах незарегистрированные священники проводили службы в частных домах и т.д. А в Рязанской области на 1 января 1948 специальная проверка выявила действующие нелегальные молитвенные дома в 189 населенных пунктах, в том числе в городах Михайлов, Скопин и Касимов. Почти каждый из них обслуживал свой причт: архимандриты Андрей (Исаев), Гавриил (Хитров), Паисий, игумены Иоасаф, Паисий (Рожков) и др. Причем в 91 их этих населенных пунктов верующие не подавали ходатайств об открытии в ней церкви[40].
Насильственное переселение в 1944 более полутора тысяч ИПХ в Западную Сибирь и Алтайский край способствовало созданию и там крупных очагов Катакомбной Церкви. В докладной записке Управления МГБ по Алтайскому краю от 6 апреля 1948 указывалось: «Имеется некоторая часть православных верующих, попавшая под влияние антисоветского элемента, которая бойкотирует вновь открытые церкви, мотивируя тем, что в них совершаются богослужения за Советскую власть... Верующая, проживающая в Змеиногорском районе, заявила так: “Священники в этих церквах поставлены из партии, под ризой у них медали, службу они ведут сокращенно, не так как раньше была служба, они обновленцы, поэтому в церковь ходить никогда не надо, надо избегать этой церкви, крестики покупать также не надо, т.к. на них находили серп и молот, колоски, пятиконечную звезду и СССР...” В то же время деятельность православных церквей, молитвенных домов и нелегальных религиозных сборищ резко сократилась. В 1946 нелегальных групп церковников по краю насчитывалось 138, в то время как в настоящее время их имеется только 32. Резкое сокращение нелегальных групп произошло в результате проведенных профилактических мероприятий со стороны органов МГБ...» Но и оставшие 32 группы ИПХ объединяли 1500 верующих. Кроме того в крае активно действовали «истинно-православные христиане странствующие» (ИПХС) — катакомбная ветвь старообрядцев[41].
Во второй половине 1948-1949 ситуация еще более осложнилась. В связи с новым изменением государственной церковной политики в худшую сторону, прекращением открытия храмов произошел определенный «рост рядов» Катакомбной Церкви. 5 августа 1948 Г.Карпов писал в Совет Министров СССР, что Совет по делам РПЦ «находит нужным совместно с МГБ и МВД СССР разработать мероприятия по ликвидации всякого рода нелегальных отправлений религиозных служб и обрядов и нелегальных молитвенных домов». Карпов ссылался на большие масштабы подобной деятельности и указывал, что в Рязанской области при 86 официально действующих церквах в 193 населенных пунктах проводят службы незарегистрированные священники. Начальник Управления МГБ по Тульской области в ноябре 1948 сообщал об активизации в последнее время церковников нелегалов, бродячих монахов, отмечая деятельность 30 священников не признающих Московскую Патриархию. В Гомельской области в 1949 нелегально служили 4 таких священника и т.д.[42].
25 апреля 1949 встревоженный Г.Карпов направил секретарю ЦК ВКП(б) Г.Маленкову специальную секретную информационную записку «О религиозных пережитках, выражающихся в исполнении обрядов и массовых молений по нелегальной (не состоящей на регистрации) церкви, и о лицах, занимающихся нелегальной церковной деятельностью». В ней подчеркивалось: «Деятельность в течение многих лет таких нелегальных молитвенных домов, пещер, тайных избушек и т.п. представляет собою крайне политически вредные явления, т.к. организаторы этих молитвенных домов и их священнослужители нередко имеют благоприятную почву для своей деятельности, а местные органы, в том числе и административные, не знают как с ними бороться». Борьба сильно затруднялась сложностью выявления тайных общин. Г.Карпов писал, что подавляющее большинство их существует на территории РСФСР. Так, в Рязанской области было выявлено 174 нелегальных молитвенных дома, Горьковской — 47, в г.Бугульме Татарской АССР — 3 и т.д. В другом документе Совета по делам РПЦ указывалось, что если в 1948 в Рязанской области действовало 175 незарегистрированных молитвенных домов, то в 1949 уже 190, причем в них служило около 200 священнослужителей. Следует указать, что в ноябре 1948 г. ИПХ даже провели тайный Собор в г.Чирчик под Ташкентом, на котором присутствовало 8 архиереев и 5 представителей епископов[43].
Особенно сильно активизация катакомбников в конце 1940-х проявилась в областях Центрального Черноземья, прежде всего в Тамбовской. Некоторые советские историки считают ее третьей, последней волной оживления ИПХ, новым этапом, характеризующимся усилением проповеднической деятельности и заметным ростом групп «истинно-православных христиан»[44]. Другие — А.Клибанов, З.Никольская, Л.Митрохин — даже самим фактом рождения движения ИПХ. Успеху агитации катакомбников способствовала высокая доля единомышленников среди сельского населения Тамбовской области — 10-15%, а также их лучшее по сравнению с колхозниками экономическое положение. В 1947-1948 на Тамбовщине сложились 3 основных очага деятельности ИПХ в 13, в основном северных районах. На первом этапе большинство руководителей являлось выходцами из Липецкой области: В.Титов, П.Мордасов, П.Половинкин, Е.Прибыткова и др. Священнослужителей было очень мало и в качестве пастырей выдвинулись «проповедники» и «старшие братья по духу», странствовавшие по области. Группы ИПХ включали как правило жителей одного населенного пункта и состояли из 10-15 человек. Во главе их находились «старший брат» или «старшая сестра» (только в 2 случаях). Общим руководителем «истинно-православных» Тамбовской и Липецкой областей считался В.Д.Титов, от которого исходила большая часть обращений и воззваний, широко расходившихся в списках. Но в его «Беседах о разных вопросах к сомневающимся на пути спасения» подчеркивалось: «Мы получили слова наставления от наших пастырей... Слово-проповедь было сказано во храмах ко христианам из уст епископа Уара и архимандрита Митрофана»[45].
Существенной особенностью тамбовских ИПХ являлось присутствие в их составе значительного количества молодежи. Так, в Мичуринском районе в конце 1940-х. из 83 руководителей 53% были младше 30 лет, а старше 50 лишь 14,5%. В 7 районах области возникли так называемые группы «юношей» в основном из детей «истинно-православных» или сочувствовавших им единомышленников. На них «проповедниками» возлагалась пророческая миссия, изложенная в «Новом Завете»: «И будет в последние дни... пророчествовать сыны ваши и дочери ваши и юноши ваши будут видеть видения...»[46]. Молодые ИПХ по свидетельству советских исследователей являлись даже более нетерпимыми к установившемуся в обществе порядку, чем большинство старых. Часть из них приняла обет безбрачия. Во многих отношениях они пересматривали прежнюю умеренную политику и в некоторых смешанных по возрасту группах брали на себя руководство. А.Демьянов отмечал, что если в 1930-е считалось грехом участие только в колхозном производстве, то в 1940-1950-е — во всех государственных предприятиях и учреждениях. До войны детям «истинно-православных» разрешалось учиться до 4 класса, а в послевоенное время в большей части семей учеба в школе запрещалась полностью. На этой почве возникали конфликты радикальных и более умеренных катакомбников, приводившие к расколу некоторых групп[47]. Несомненно, что здесь советские авторы описывали процесс трансформации части иосифлян-«буевцев» в ИПХ и радикализации их взглядов под влиянием молодежи, принявшей традиционную идеологию «истинно-православных христиан», относительно мало распространенную в 1930-е в Тамбовской области. Высокая доля молодых людей среди ИПХ от 30 до 60% существовала в конце 1940-х и в других районах Центрального Черноземья. Так, в Липецкой области из 288 обследованных катакомбников 116 — 40,5% были моложе 30 лет. А.Клибанов признавал: «Молодежь составила весьма деятельную организаторскую и проповедническую силу истинно-православных христиан в Тамбовской, Липецкой, Рязанской и Воронежской областях»[48].
Местом общения ИПХ служили «святые источники», которых в Центральном Черноземье имелось около 80: «Мамонтовское озеро», «Источники камень святого старца Симеона» и др. Источник «Трех дубов» в с.Горелое Тамбовской области даже постепенно приобрел значение постоянно функционирующего «храма». Здесь развесили иконы, а на время богослужений устанавливалась деревянная разборная церковь. Отношение к местным властям было как правило враждебным, порой дело доходило до вооруженных конфликтов. Так, в 1949 руководитель ИПХ в с.Устье Мичуринского района Силаев организовал покушение на председателя сельсовета, а 30 августа 1953 в с.Стаево произошло кровопролитное столкновение с группой В.Ряховских, в результате которого было сожжено 14 домов, убито и тяжело ранено 6 человек. Общая численность ИПХ Тамбовской области в конце 1940-х по оценке советских исследователей составляла 1 тыс.человек, а в Центральном Черноземье около 3 тысяч. Эти цифры вероятно занижены во много раз, но можно в основном согласиться с мнением З.Никольской, что в начале 1950-х количество ИПХ на Тамбовщине сократилось наполовину[49].
Дело в том, что в 1950-1953 по всей стране прокатилась вторая после 1943-1946 волна ожесточенных гонений на Катакомбную Церковь, затихнувшая со смертью Сталина. Только в сентябре 1950 Военные Трибуналы войск МВД осудили несколько десятков ИПХ: группу в Ярославской, 10 человек в Тамбовской и группу в Рязанской областях, причем в ходе операции по аресту членов последней группы было убито двое ее руководителей[50]. Весной-летом 1951 в Рязанской области специальную проверку провел Совет по делам РПЦ. В его итоговой докладной записке отмечалось, что количество выявленных нелегальных молитвенных домов сократилось по сравнению с 1949 в два с половиной раза: со 190 до 120 в 1950 г. и 77 (с 77 незарегистрированными священнослужителями) на 1 апреля 1951[51].
В Костромской области 27 марта был арестован уже упоминавшийся священник Ф.А.Смирнов, в 1945 освобожденный досрочно по болезни. Свящ. А.Артамонов дал на него следующие показания: «Смирнов убежденный церковник-фанатик. Постоянного места жительства не имеет, ведет бродячий образ жизни, все время ходит по селениям Буйского, Ореховского и др.районов, ...он мне отвечал так: «По специальности фельдшера работать не буду потому, что я не доверяю Советской власти, снова подберут материал и попаду в лагерь. Служить в церковь тоже не пойду, потому что не доверяю архиерею, он идет вместе с Советской властью и тоже через него могу попасть в лагерь...» В заключении должен добавить, что Смирнов среди церковников гор.Буй пользуется авторитетом...» 18 октября арестованного приговорили к 10 годам лагерей. Одновременно по показаниям Артамонова было заведено дело 14 членов тайной женской монашеской общины[52] и т.д.
Но полностью искоренить катакомбников оказалось невозможно. Так, например, в начале 1953 Советом по делам РПЦ отмечалась активная деятельность ИПХ в 4 районах Марийской АССР: «Тихоновцы — противники Советской власти, они не идут в колхозы, противятся всем новшествам, уклоняются от проведения выборов в Советы, уклоняются от переписи населения, учетов и др.»[53]. А в мартовской 1954 докладной записке Н.Хрущеву от заведующего отдела пропаганды и агитации и отдела науки и культуры ЦК КПСС подчеркивалось существование «большого количества бродячих (незарегистрированных) попов», сотни которых были выявлены в 1953[54]. Правда, подобных документов немного.
Новая активизация деятельности Катакомбной Церкви началась с середины 1950-х. Из лагерей оказались выпущены сотни, возможно тысячи ее священнослужителей и проповедников-мирян, составлявшие значительную часть «узников за веру». Например, епископ Мануил (Лемешевский), освобожденный 7 декабря 1955 из лагеря в Мордовской АССР, писал пропресвитеру Н.Колчицкому: «Сколько оскорблений от верующих выслушал я в последних Темниковских лагерях за то, что подчиняюсь «коммунистическому советскому Патриарху», что я остался верен ему, а не ушел в оппозицию»[55]. Епископ Афанасий (Сахаров) 2 апреля 1955 в письме Патриарху также отмечал: «Во время нахождения моего в заключении мне нередко приходилось встречаться и с иереями и с мирянами, которые, ревнуя о чистоте веры, имели, как я считаю, ревность не по разуму. Такие ревнители, даже весьма благожелательно относившиеся ко мне, не принимали у меня благословения и не хотели быть со мной в молитвенном общении, как с епископом, возносящим на молитве имя Вашего Святейшества»[56].
Известны имена многих священнослужителей катакомбников, освобожденных в середине 1950-х. В 1956 вышел на свободу иеромонах Тимофей (Несговоров), принявший монашеский постриг от андреевца схиепископа Петра (Ладыгина), скончавшегося 7 февраля 1957 в г.Глазове. О. Тимофей, разъезжая по России, обслуживал тайные общины до своей смерти в 1975. В 1955 был выпущен из лагеря иеромонах Игнатий, он стал служить нелегально в Воронежской области, позднее его присоединил к своей епархии архиеп. Чилийский Леонтий. В центральной части России обслуживал катакомбников и иеромонах Виссарион (Марков), освобожденный в 1956 из Темниковских лагерей. Скончался он в 1979 в Тамбове. В Сибири стали служить иеромонахи Сим и Александр, в Сумской и Харьковской области иеромонах Назарий. Епископ Читинский и Забайкальский Даниил (Шерстенников), вышедший на свободу еще в конце 1953, тайно поселился в Барнауле[57]. Упоминавшиеся монахи нелегального Тань-Шаньского монастыря, освобожденные в 1956, основали новую обитель в одном из кавказских ущелий. В нем поминали патриарха Алексия, но официально монастырь не существовал[58] и т.д.
Примерно с 1957 доклады КГБ, партийных и государственных органов вновь запестрели сведениями о нелегальной деятельности «истинно-православных». В ноябре все ЦК компартий республик СССР прислали заведующему сектором агитации К.У.Черненко отчеты о состоянии религиозной жизни в их регионах. В них говорилось и о существовании катакомбников. Например, в отчете Казахстанского ЦК сообщалось о том, что вблизи г.Темиртау «образовался целый поселок фанатиков ИПХ». В нем живут исключительно верующие, мужчины не стригутся и не бреются, женщины носят только длинные черные платья. «Газеты и книги не читают, в общественной жизни никто не участвует, детей в школе не учат, в выборах не участвуют, отказываются служить в Армии»[59]. 25 ноября 1957 справку об активизации религиозных объединений и групп на территории СССР К.Черненко прислал и председатель Совета по делам религиозных культов А.Пузин. Он подчеркивал, что отколовшиеся от Русской Церкви, не признавшие Советскую власть группы ИПХ имеются в Черниговской, Харьковской, Тамбовской и некоторых других областях[60].
20 августа 1961 КГБ направил в ЦК КПСС докладную записку об «изуверской деятельности церковников», предлагая активизировать борьбу с ней. В этом документе шла речь о иоаннитах, последователях ИПЦ, ИПХ и ИПХС, приводились многочисленные факты. Так, в г.Мариинске Кемеровской области в 1961 было обнаружено несколько тайников на чердаках и в подвалах, в одном из них 3-4 года жили 3 молодые девушки. В Винницкой области долго действовали иоанниты, существовал нелегальный монастырь, насельницами которого являлись 2 школьницы. ИПХ особенную активность проявляли в Полтавской области и Алтайском крае[61].
10 ноября 1963 председатель КГБ В.Семичастный отослал в ЦК КПСС еще одну подобную справку с информацией о том, что в 1961-1962 на территории Ивановской, Кемеровской, Пермской, Новосибирской, Челябинской областей и Казахстана стали появляться представители ИПХ, в ряде случаев создавшие подполье. В с.Ногино Ивановской области они распространяли антисоветские письма среди населения, в пос.Тюлькубас под Чимкентом организовали «школу» по подготовке проповедников из молодежи, в ней 2 монахини обучали 6 девушек-послушниц 18-28 лет. Деятельность ИПЦ также в основном носила «антиобщественный характер подполья», иногда перерастая в открыто враждебную властям — проповедник Котов во Владимирской и Горьковской областях распространял антисоветские листовки. А член его группы Зубков в ночь с 5 на 6 ноября 1961 повредил 3 памятника В.Ленина. В пос.Шексна Вологодской области существовала нелегальная молодежная группа ИПЦ и в марте 1963 там отказалось от участия в выборах в органы власти более 20 человек, в том числе депутат Никольского сельсовета[62]. Наконец, в еще одной справке КГБ о «враждебных проявлениях» сект в Средней Азии от 29 января 1964 сообщалось, что в Киргизии этой «враждебной работой» активно занималась нелегальная группа ИПХ, имевшая специальные схроны и тайники. Арестом ее руководителей и специальными профилактическими мерами ее деятельность «удалось» прекратить[63].
Как будто «прорвало» и советскую печать, в 1940 — середине 1950-х полностью замалчивавшую существование Катакомбной Церкви. Теперь эта тема в свете набиравшей силу антирелигиозной пропагандистской кампании «стала дозволенной». И только за 1959 в центральных и местных газетах и журналах появилось несколько десятков статей и заметок о деятельности ИПХ в Сумской, Кировской, Луганской, Воронежской, Саратовской областях, Мордовской АССР, городах Чимкенте, Алма-Ате, Чебоксарах, Черепаново, Воскресенске, поселках и деревнях Лысманово, Четраново, Ковылкино, Жилино и т.д.[64]. Часто публиковалась информация и об иоаннитах. В нескольких декабрьских номерах газеты «Правда Украины» за 1959 рассказывалось об их группе в с.Оситняжке Черкасской области, члены которой возносили моления «о царственном доме Романовых». О другом «иоаннитском гнезде», обнаруженном в Новосибирске сообщала газета «Советская Сибирь». Руководитель этой группы Д.Кибаев организовывал странствия последователей для «распространения учения Иоанна Кронштадтского»[65]. Когда в 1962 сотрудники Музея истории религии и атеизма по заданию Ленинградского обкома КПСС изучали религиозную жизнь Гатчинского района, они выявили не только несколько тайных молитвенных домов, но и ряд групп иоаннитов[66].
Интересная, хотя и тенденциозная информация содержится в книге Ю.В.Гагарина о «религиозных пережитках» в Коми АССР в 1960-е. В ней говорится о 6 общинах ИПХ в различных населенных пунктах республики. Три из них — в городах Ухте, Воркуте и Инте сформировались в конце 1940-х — начале 1950-х из приезжего населения (в основном ссыльных и арестантов), а также вовлеченных в «секту» православных. Группа в Сыктывкаре и пригородной деревне Чит сложилась в конце 1940-х из местных жителей на «базе осколков ИПЦ». Кроме того в середине 1950-х освобожденные из лагеря проповедники В.И.Гичев и В. Е.Колесниченко организовали общины ИПХ в с.Керчемье и пос.Вой-Вож. Общая численность выявленных «истинно-православных» в 1958 составляла 133 человека. У них уже не имелось своих священников. Считалось, что общение с Богом может происходить или непосредственно, или через так называемых «Божьих людей» — проповедников, культ которых был очень развит. Кроме ИПХ в республике определенное распространение имели старообрядческие ИПХС[67].
В 1959-1961 несколько экспедиций в Тамбовскую, Липецкую и Рязанскую области организовал Институт истории Академии Наук СССР. Они собрали богатейший, частично опубликованный материал о деятельности ИПХ. Выяснилось, что и в Центральном Черноземье она в середине 1950-х вновь заметно активизировалась. Сказалось временное прекращение гонений, возвращение из лагерей части арестованных ранее проповедников — В.Умрихина, Г.Дьячкова и др. Правда, агитация ИПХ среди других слоев населения уже почти не проводилась и численность «истинно-православных» фактически не росла. Показательно, что если в конце 1940-х властям были известны их группы в 13 районах Тамбовской области, то в конце 1950-х только в 9. Произошло определенное расслоение ИПХ. Почти все они являлись единоличниками и испытывали сильные материальные лишения: платили двухкратные налоги, были обязаны участвовать в аварийных работах, им не выделяли земли под огороды и до 1960-х даже не продавали хлеба в сельпо. Угнетающе действовало и многолетнее отсутствие священнослужителей в большинстве общин. В результате у части ИПХ ослабевает система запретов по отношению к «миру», вплоть до разрешения верующим поступать на временную работу в колхозы. В одной из письменных проповедей 1950-х говорилось: «Возлюбленная семья во Христе, раньше в слове наставления никому совета не давали, чтобы идти временно в колхозе работать, потому что мы без колхозного двора могли находить себе работу и питание доставляли свободно, теперь такой совет мы даем»[68]. Изменилось отношение и к действующим храмам Московской Патриархии. Рязанская экспедиция 1961 выявила появление новой тенденции посещения многими катакомбниками церквей, «истинность» которых по-прежнему отвергалась, в дни Пасхи, Рождества, Троицы[69].
В то же время другая часть ИПХ встала на путь дальнейшего углубления отчуждения от «мира», проповеди аскетизма, вплоть до половых запретов. С 1955 на широкие слои участников движения распространилось требования целибата (безбрачия), а на семейные пары — запрещение деторождения. Как следствие резко упала рождаемость. Объявлялось о близком конце света и несколько раз назначались его даты. Этому способствовали серьезные волнения на почве отказа от паспортов при «хрущевской паспортизации» деревни. Провозглашенный в 1959 семилетний план, сопровождавшийся новым наступлением на Церковь, был расценен некоторыми ИПХ как начало правления антихриста перед страшным судом. Как следствие произошло образование нескольких новых, относительно небольших, но крайне радикальных групп.
В 1959 в Сосновском и Староюрьевском районах Тамбовской области появились седминцы. Их проповедники — А.Мерзляков, А.Пенятин, О.Мерзлякова объявили, что библейская седмица, в которую надлежит свершиться всему, предсказанному Иисусом Христом, началась со Всесоюзной переписи населения и семилетнего плана развития народного хозяйства и должна закончиться в 1965, когда и произойдет конец света. Всех верующих, прошедших перепись и не вышедших из колхозов до 1959 г. они называли обреченными на верную гибель. На этой основе седмицы порвали с основной, более умеренной частью ИПХ. В результате агитации их группы выросли в 2-3 раза. Был объявлен запрет на все промышленные и продовольственные товары, произведенные после 1959, в том числе выращенные на личных участках. Некоторое время седминцы питались только едой заготовленной до переписи населения или собранными грибами и ягодами. Самые истовые замучили себя голодом до смерти, большая же часть порвала с ними после 1965, убедившись, что предсказание не сбылось[70].
Еще более ярко отчуждение от «мира» и крайний аскетизм проявились в деятельности движения молчальников, отказавшихся от общения с окружающим миром во имя спасения таким образом в загробной жизни. Молчальничество было основано в 1955 в Сосновском районе Тамбовской области Л. Кисляковой. Ее ближайшими помощниками стали вернувшиеся из заключения «активисты» ИПХ. В 1956-1957 движение распространилось на 4 района области, число его участников по сведениям советских исследователей равнялось 137, из них 30% составляли мужчины. Многие принявшие обет молчания жили в крайней нищете. Местные власти почти сразу же развернули активную борьбу с членами группы. Через народные суды они лишались родительских прав, дети отбирались и помещались в детдома. С 1958 за каждой семьей молчальников были закреплены агитаторы. Колхозы и сельсоветы северо-восточной части Тамбовщины создали специальный фонд для оказания материальной поддержки «одураченным вожаками». Л.Кислякову еще в 1957 отправили в психиатрическую больницу, лишив этим молчальников их главной руководительницы и т.д. В результате в начале 1970-х осталось только 37 членов движения[71].
Порой заменившим священников проповедникам из среды мирян в сознании верующих придавались черты новых святых. В конце 1950-х еще сохранялось прежнее деление «истинно-православных христиан» на «духовников» (около 30%), которые считали возможным перевоплощение Бога в человека и традиционалистов или «книжников» (остальные 70%). Правда большинство групп «духовников» 1930-х уже распалось — чердашники, елоховцы, стефановцы и др. Однако в Центральном Черноземье еще оставались федоровцы и николаевцы, или как их называли в Мордовской АССР «верноподданные Николая II». Кроме того из восточных районов СССР в Центральную Россию пришло учение михайловцев — последователей иеромонаха Михаила (Ершова), в 1950-е странствовавшего под видом самого Христа по Татарии, Куйбышевской и другим областям Поволжья и Прикамья [72].
Иеромонах Михаил был одним из самых выдающихся деятелей Катакомбной Церкви. Впервые арестованный в 1931 он в общей сложности около 40 лет провел в тюрьмах и лагерях. В 1958 на специальном судебном процессе над большой группой михайловцев Ершов был приговорен к 25 годам лишения свободы. Умер он 14 июня 1974 в лагерной больнице. Предсмертное завещание о.Михаила удалось передать на волю и его напечатали в нескольких эмигрантских изданиях. В 1958 у Ершова было 12 основных учеников (по числу апостолов). Одним из них являлся широко известный в русской эмиграции Василий Калинин, еще в 1930-е проповедовавший в кубанских селах о пришествии антихриста. В 1958 он вместе с иеромон.Михаилом оказался приговорен к 25 годам заключения и до 1980-х отбывал срок в мордовских лагерях. Один из узников этих лагерей позднее вспоминал: «Множество еще было и истинно-православных проповедников, из которых двое незабываемы: Иван Кривущев и Василий Калинин. Не признавали они этой сатанинской власти и скрывать того не желали, но напротив: ходили вдоль по Волге и от села к селу несли весть о том, что спасение миру придет только от борьбы с большевистским диаволом, они призывали людей не работать на большевиков, уходить в леса, не служить в красной армии, не читать газет и книг сатанинских, ибо через них, кино и радио «большой соблазн приходит». Кривущев получил свой последний 10-летний срок уже в восьмидесятилетнем возрасте. Калинин же не забывал при появлении любого чекиста или простого надзирателя осенять все вокруг себя крестным знамением и возглашать: «Изыди, сатана! Сгинь большевистская скверна!» Он совершенно не желал разговаривать с советчиками и говорил: «Если бы все люди отвергали этих комиссаров, то они не продержались бы у власти и года»[73].
Еще один ученик Ершова монах Филарет отошел от него после встречи, устроенной ему в 1960-е в Казанской тюрьме с местным епископом. Ставший духовным сыном монаха в мордовском лагере для политзаключенных Е.Вагин вспоминал: «Власти, КГБ, естественно, заинтересованы в том, чтобы всякими средствами «расколоть» ИПЦ, побудить хотя бы некоторых принять сторону Московского Патриархата. Они обещают даже досрочное освобождение тем «катакомбным» христианам, которые откажутся от своих заблуждений». Отсидев 15 лет из 25-летнего срока о.Филарет в 1973. был освобожден. Он начал считать, что можно посещать богослужения у особенно благочестивых священников Патриархии, но прихожанином какого-либо официально действующего храма так и не стал[74].
В Центральном Черноземье в конце 1950-х количество михайловцев не превышало несколько сотен. Общую же численность ИПХ установить практически невозможно. А.И.Демьянов полагал, что в Тамбовской области в это время имелось свыше тысячи активных приверженцев «истинного православия». Но сам тут же писал, что их деятельность сказывалась на трудовой дисциплине и весной 1959 в одном только Сосновском районе за 3 дня религиозных праздников на работу не вышло 28266 человек. А.И.Клибанов в 1970-е отмечал, что в 1959 на Тамбовщине ИПХ было больше, чем считали участники экспедиции Института истории, и объяснял ошибку трудностью выявления[75].
В целом в СССР в 1950-1960-е существовало 5 основных района деятельности ИПХ. Первый — Центральное Черноземье и прилегающие области Украины — Ворошиловоградская, Харьковская, Сумская. Причем «истинно-православные» западных районов Орловской, Курской, Белгородской областей тяготели к украинским, а восточных районов находились под влиянием липецких, воронежских и тамбовских ИПХ. Постоянную связь с Центральным Черноземьем поддерживали катакомбники Ростовской области, Краснодарского края и Северного Кавказа. Третий очень крупный «очаг» ИПХ, имевший собственные традиции, существовал в Поволжье на территории, простиравшейся от Чувашской АССР до Саратовской области включительно. Много «истинно-православных» проживало в Ивановской, Ярославской, Горьковской, Костромской, Владимирской областях — традиционных иосифлянских местах. Наконец последний основной «очаг» возник в 1940-х на востоке в результате массовых депортаций ИПХ в Алтайский край и соседние Новосибирскую, Томскую, Кемеровскую области, Красноярский край. Кроме того имелось еще 5 сравнительно небольших районов, где имелись общины ИПХ — Казахстан (Караганда, Чимкент, Ташкент), Коми АССР, Брянская область, Северо-Запад России (часть Ленинградской и Новгородской областей) и Кировская область. Отдельные группы «истинно-православных» существовали и в других регионах СССР.
На оживление деятельности ИПХ власти отреагировали новым, третьим по счету в послевоенные годы «походом» на Катакомбную Церковь. Он продолжался с 1958 по 1964. Расстрелы уже не применялись и самые суровые меры наказания «ограничивались» почти пожизненными сроками заключения в концлагерях, психиатрических больницах и ссылками. Тогда же помимо 25-летних приговоров начали широко применяться и небольшие сроки лишения свободы, которые бесконечно продлевались и таким образом люди попадали «за решетку» на десятилетия. Еще в конце 1930-х основным местом заключения верующих стали лагеря Мордовской АССР. Там нередко проводились и массовые расстрелы. В середине 1950-х они опустели, но ненадолго. Например, в 1959-1960 в специальный женский лагерь строгого режима в Мордовии было отправлено около 300 мирянок и монахинь как Катакомбной, так и Патриаршей Церквей (за сопротивление закрытию храмов). В 1977 заграницу попал самиздатовский документ «Женщины в лагерях» об «истинно-православных христианках», осужденных на длительные сроки заключения за то, что они оставляли в храмах записки, в которых просили духовенство и самого Патриарха отказаться от сотрудничества с советской властью[76]. К середине 1960-х в Мордовии ликвидировали специальную зону для верующих, но они стали содержаться в известной зоне политзаключенных на ст.Потьма. По свидетельству очевидцев еще в 1968 из полутора тысяч узников 11-го лаготделения значительную часть составляли священнослужители и миряне всех конфессий, в том числе катакомбники, в основном с 25-летними сроками заключения[77].
Сохранились и яркие воспоминания одного из церковных диссидентов о пребывании «узников за веру» в психиатрическах больницах: «Позже, когда я был в Сычевской спецпсихбольнице МВД, видел я и там подвижников православных. Особенно я запомнил о.Владимира (Карманова) из Еревана. Более 10 лет продержали его в Сычевке, но от веры он не отказался, хотя и сам Рыбкин — главный психиатр МВД приходил к нему в камеру и клялся словом коммуниста: «Откажись — тут же выпущу на волю без комиссии, я тебя сам вывезу». Но не отказался Карманов и поехал в Армению уже стариком, отсидев более 20 лет по лагерям и сумасшедшим домам. Другой священник из Гжатска в Смоленской обл. о.Владимир (Соловьев) молился горячо и неустанно круглые сутки и неприменно выстаивал на коленях часами, не обращая внимания на насмешки, подзатыльники санитаров, удары больных фанатиков-атеистов. И сколько раз его избивали и надзиратели, и сам главный «врач» майор Лямец. Освободили его через 12 лет пребывания в Сычевском аду и еще продержали больше года в Гедеоновской областной психбольнице. Там была большая скученность больных и у многих не было даже своей койки. Главврач сразу сказал Соловьеву: «Ты же святой, можешь и без постели». И так пролежал о.Владимир на полу, даже без матраца, более года. Отправили его после выписки не в родную деревню возле Гжатска, а в сибирскую психоколонию для стариков, где и суждено ему умереть»[78].
В 1961 преследования подпольных христиан были официально узаконены. В «Инструкции по применению законодательства о культах», утвержденной постановлением Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов от 16 марта 1961 говорилось: «Не подлежат регистрации религиозные общества и группы верующих, принадлежащие к сектам, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты, пятидесятники, истинно--православные христиане, истинноправославная церковь, адвентисты-реформисты, мурашковцы и т.п.». В других документах в число запрещенных «сект» включались также некоторые относительно самостоятельные группы «истинно-православных»: молчальники, леонтьевцы, краснодраконовцы, иннокентьевцы, иоанниты и федоровцы. Самым непосредственным образом коснулись ИПХ, не имевших никаких документов и не работавших в государственной системе, и указ 1959 о «закрытии святых мест», запрете паломничества, а также закон от 4 мая 1961 о тунеядстве[79].
В результате репрессий движение «истинно-православных христиан» вновь понесло большие потери и значительно сократилось численно. Однако Катакомбная Церковь в целом в конце 1950-х — начале 1960-х многократно выросла. Когда в результате антирелигиозных гонений и закрытия множества храмов, около 4 тысяч священников осталось без мест и регистрации, большинство из них не отказалось от сана, а продолжало обслуживать духовные нужды верующих тайно от гражданских властей. Снова значительная часть Патриаршей Церкви ушла в подполье.
Существуют многочисленные свидетельства этого процесса. Так, в книге В.Гагарина отмечалось, что в конце 1960-х в Коми АССР помимо 3 групп ИПХ существовало около 20 незарегистрированных православных общин с «неофициальными священниками», лишенными приходов. В г.Кентау (Казахстан) после закрытия храма верующие стали в частном порядке собираться для совершения богослужений[80]. Впечатляющие результаты дал единовременный учет религиозных объединений в СССР 1961. Он выявил 6486 функционирующих незарегистрированных неправославных общин и групп, к которым были отнесены и некоторые ИПХ, например 21 объединение иоаннитов, 15 — иннокентьевцев и т.п.[81]. В то же время оказалось, что существуют и сотни нелегальных православных общин, которые не относятся к ИПХ или ИПЦ.
2 ноября 1962 Совет по делам РПЦ принял постановление, в котором указывалось, что при проведении единовременного учета в ряде областей — Горьковской, Ульяновской, Оренбургской, Пензенской, Куйбышевской, Калининской, Татарской АССР, Казахской ССР и др. регионах выявлено значительное количество незарегистрированных религиозных обществ и групп Русской Церкви, возглавляемых заштатным духовенством, монахами. «Гастролирующие попы» совершали систематические богослужения в частных домах, под открытым небом и т.п. Уполномоченным поручалось внести в облисполкомы предложения по прекращению их деятельности[82]. Согласно сведениям Совета на 1 июня 1962 в автономных республиках РСФСР было 170 официально действующих приходов и 199 нелегальных, в том числе 167 в Татарии. В остальной части России наибольшее количество неофициальных общин приходилось на Горьковскую область: 136 и 50 зарегистрированных, Ульяновскую — соответственно 95 и 15, Оренбургскую — 64 и 16, Пензенскую — 52 и 29 и т.д. В целом по РСФСР было 684 нелегальных прихода[83].
В последний период «хрущевских гонений» некоторые иерархи Патриархии — митрополиты Никодим (Ротов), Иоанн (Вендланд), Леонид (Поляков), архиепископы Ярославский Платон и Уфимский Анатолий, опасаясь, что «видимую Церковь», как в 1930-е, почти полностью уничтожат, начали рукополагать значительное количество тайных священников для «катакомб». Только митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим рукоположил не менее 150 таких священников. Принимал участие в катакомбных процессах и митр.Антоний (Блюм), который дал согласие на просьбу группы тайных священнослужителей считать его своим епархиальным архиереем. Существуют даже свидетельства о случае поставления Владыками Платоном, Анатолием и Иоанном тайного епископа[84].
Одним из подобных священнослужителей был скончавшийся в 1995 московский протоиерей Глеб Каледа. Являясь доктором геологических наук, крупным специалистом в области литологии, он в начале 1960-х гг. написал работу «Библия и наука о сотворении мира», в которой говорилось об отсутствии принципиальных противоречий между Библией и научными представлениями о возникновении Вселенной. Вскоре Г.Каледа организовал нелегальный христианский кружок для обучения детей знакомых, просуществовавший до 1990-х. В 1972 митр.Иоанн (Вендланд) тайно рукоположил его в диакона, а затем пресвитера. С того времени о.Глеб регулярно совершал евхаристию в своей домовой церкви. Только в 1990 он по благословению Патриарха вышел на открытое служение[85].
Имеется значительное количество свидетельств и о том, что сотни тайных монахинь были пострижены зарегистрированными епископами и получили от них благословение жить общинами в квартирах и зарабатывать себе на жизнь работой в больницах, поскольку канон разрешает монахиням пропускать службу только ради оказания жизненно важной помощи или спасения жизни. Они оставались в Патриаршей Церкви и посещали ее храмы. Священник К., в 1970-е тайно обслуживавший в качестве неофициального духовника больницу в крупном городе, говорил, что «даже служит там тайно литургии по субботам. На эти службы верующие нянечки приводят верующих пациентов, которым они доверяют. Приходят и многие врачи»[86]. Известная диссидентка Т.Горичева подтверждала, что «многие ее друзья-женщины, молодые ленинградские интеллектуалки, принесли обеты правящему епископу Патриаршей Церкви жить по-монашески в миру в тайных монашеских общинах»[87].
Ликвидация в конце 1950-х — начале 1960-х десятков монастырей и изгнание их насельников также способствовали образованию нелегальных скитов и монашеских общин, не порвавших с Патриаршей Церковью. По свидетельству архимандрита Михаила, в конце 1970-х проживавшего в Греции, а до этого пребывавшего в тайных скитах Урала и Сибири, многие катакомбники, как и он, были лояльны Патриархии[88].
Существование «незаконно» действовавших православных общин, поддерживавших канонические связи с Патриархатом подтверждается и разницей между официальным и действительным отношением руководства Патриархии к подпольному Православию. Известно, что когда в 1950-х митр.Киевский Иоанн (Соколов) пожаловался патриарху Алексию, что в его епархии много катакомбников, первосвятитель даже прослезился и сказал: «Да Вы должны Бога благодарить, что их у вас так много, так много подлинных молитвенников перед Господом за грехи наши...»[89]
Следует отметить, что в 1960-е, также как и в 1930-е, усиление гонений на религию сблизило все течения православного христианства. Преследования, которым подвергалась Патриаршая Церковь подняли ее авторитет в глазах «истинно-православных». Кроме того, теперь они составляли относительно небольшую часть подпольного Христианства. Основная же масса катакомбников уже не отрицала законности официальной иерархии и считала опасным полностью отрываться от нее при всех ее недостатках. Эмигрантский историк Д.Константинов справедливо писал: «К 1966 г. вся страна покрылась сетью нелегальных церковных и вообще религиозных ячеек... В этом отношении в последние годы стала стираться разница между нелегальной частью РПЦ и собственно катакомбной Церковью существующей с 30-х годов. И та, и другая находились на нелегальном положении, жестоко преследуемые властью. Разница в их каноническом «кредо», в условиях ожесточенных гонений потеряла свою остроту, ибо общая опасность и общая беда всегда и всюду сближает людей, а особенно единоверцев»[90].
О начале процесса частичного взаимопроникновения традиционной «истинно-православной» Катакомбной и официальной Церквей свидетельствует письмо 1962 одного из тайных епископов. Обращаясь к своей пастве он писал: «...времена изменились: наших храмов теперь в СССР нет. Можем ли мы, ушедшие в свои одинокие кельи и обретающие там все, чем питали нас храмы, запрещать тысячам верующих, не имеющим такой возможности искать утешения и духовной пищи в имеющихся храмах и осуждать их за то, что они ходят туда?... И я говорю вам: если не имеете других путей принимать участие в богослужении и приобщаться таинствам, если томит вас жажда церковного единения и молитвы и если посещение храмов дает вам это — то не смущаясь идите туда и не бойтесь, что это будет грехом... Если вам захочется более близкого общения, то советую, как я и раньше говорил вам, избирать для этого священнослужителей искренних и нелицемерных, а таковые в храмах существуют»[91].
Подобная двойственная точка зрения присутствует и в важном документе самиздата «Россия и Церковь сегодня», созданном в 1970 анонимными членами Катакомбной Церкви. С одной стороны авторы проклинают Московскую Патриархию как нового Иуду, лобзанием предающего Иисуса, но с другой отводят ей и положительную роль в обществе. Признается, что в официальной Церкви есть приличные епископы, и «церковное сознание стремится найти своих достойных выразителей среди высших иерархов». Отмечается также, что неофиты воцерковляются, ища крещения и духовного руководства у легально служащих священников, которые хотя и «проводят политику Патриархии, лояльной к государству, но, с другой стороны, подвергают себя всяческим опасностям... тайно помогая привести людей в Церковь, давая им религиозную литературу»[92].
Другим подтверждением указанного процесса являются два самиздатовских письма, адресованных Зарубежной Русской Православной Церкви, единственные «катакомбные» документы, где ее Синод признается высшим церковным авторитетом. В одном из них 1966 Патриаршая и Зарубежная Церкви рассматриваются как единая Русская Церковь. Подписавшиеся говорят о Патриаршем епископате как о своем собственном, хотя и критикуют его за слабость в противостоянии атеистическому государству. Другое письмо, опубликованное в 1977 превозносит эмигрантский Синод, но за этим следует утверждение, что между Зарубежной и Патриаршей Церквами только внешний разрыв[93].
В результате всех указанных причин в Катакомбной Церкви в 1960-1970-е произошли качественные изменения, ее своеобразное внутреннее перерождение. В 1980-е внутри нее существовало уже около 8 разных группировок, имевших иерархическое возглавление, а также некоторое количество священников, живущих без связи с каким-либо епископом. Почти все эти течения не имели канонического общения между собой. Большинство из них начало оформляться только в 1960-1970-е и не было непосредственно связано с «истинно-православными» довоенных или первых послевоенных лет. Различались указанные течения и по их отношению к Московской Патриархии — от признания себя в ее юрисдикции до полного отрицания таинств, совершаемых священнослужителями Патриаршей Церкви.
Доля же традиционных ИПХ в Катакомбной церкви постоянно сокращалась. Шел непрерывный процесс уменьшения их численности (во многом из-за резкого падения рождаемости) и старения. Хотя в конце 1964 после прекращения антирелигиозных гонений часть «патриархийных катакомбников» вновь перешла на легальное положение, а деятельность ИПХ активизировалась. В докладе председателя Совета по делам религий В.А.Куроедова на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета 16 июля 1969 отмечалось: «Имеются факты, говорящие об оживлении деятельности секты истинно-православных христиан, которые в ряде случаев ведут себя открыто и нагло. Так, возвратившиеся из заключения руководители ИПХ в Мудьюге Архангельской обл., некие Барышевы, организовали групповые моления, на которых присутствовали и верующие других областей. Один из Барышевых объявил себя Богом Саваофом, он провозгласил, что наступает конец света и призвал верующих выбросить на улицу и сжечь все документы, деньги, книги, что и было сделано. Фанатизм накалили до того, что даже продукты питания были выброшены на улицу. Доставленный в дежурное отделение милиции «бог Саваоф» — Барышев сорвал со стены портреты Маркса, Энгельса, Ленина и изорвал их в клочья»[94].
В начале 1970-х развернулась очередная кампания борьбы с ИПХ. Она была не такой жестокой как прежде, но достаточно масштабной. Современный катакомбный епископ Готский Амвросий (Сиверс) даже считает, что эта кампания оказалась «весьма успешной»: «КГБ смог сформировать и упрочить всякие псевдо-"катакомбы", а также утвердить своих агентов в исторических общинах ИПХ». Причем они со временем сумели внести разделения в среду катакомбников[95].
Исследования, которые проводили в 1970-1973 и в начале 1980-х в Центральном Черноземье экспедиции под руководством А.И.Демьянова выявили раскол ИПХ на несколько толков и общее затухание движения с середины 1960-х. В тоже время почти исчезли исторические группы — не удалось обнаружить иоаннитов и еноховцев, молчальников осталось 37 человек, а федоровцев немногим более 100. А.Демьянов смог опросить в начале 1970-х 1209 «истинно-православных христиан» в Тамбовской (501 человек), Воронежской (488), Липецкой (127) и Рязанской (93) областях, которые якобы составляли 90% проживавших там ИПХ. Кроме того на территории Тульской, Орловской и Курской областей проводились рекогносцировочные исследования в 1-2 районах. Здесь был опрошен еще 151 человек. В результате исследователь пришел к выводу, что общая численность «истино-православных» в Центральном Черноземье составляла 1,5 тыс. и сократилась с конца 1950-х на 40-50%. Правда они назывались представителями третьей крупнейшей религией в регионе. Если учесть, что в 1972 его население составляло 8 млн. человек, то вероятно ИПХ было все же больше, чем указывают советские авторы[96]. В начале 1980-х А.Демьянову удалось выявить в Воронежской области только 262 «истинно-православных» и он посчитал, что за десятилетие их количество сократилось еще почти вдвое[97].
Материалы, собранные экспедициями, показали ослабление в среде ИПХ эсхатологических и антихристологических настроений, изменение отношения к советским законам. Полностью не признавало их только около 20%, более 70% исполняли одни законы (платили налоги и т.д.), отвергали другие, заявляя: «Мы признаем Советскую власть, но смотря в чем. Что не греховно и не противоречит нашим убеждениям — мы выполняем, а что греховно, нас никто не заставит делать». Свыше 60% трудоспособных ИПХ уже работало на государственных предприятиях, в совхозах и колхозах. Усилился процесс «обмирщения». Почти вся молодежь отказалась от обета безбрачия, исчезли запреты на обучение детей в школе, получение пособий и пенсий. Из 1209 обследованных в начале 1970-х ИПХ 978 человек (81%) составляли женщины, в основном крестьянки. 23% проживало в городах, но коренных горожан из них было лишь 20 человек. Имелось и 150 монахинь. Доля молодежи от 18 до 30 лет за 1970-е сократилась с 1,4% до 0,8%, количество людей старше 60 лет выросло с 52,4% до 76, 3%[98].
Эти данные подтверждают исследования в 1969 ИПХ в Коми АССР. С 1958 их количество сократилось со 133 до 41 человека. Их них мужчины составляли 10,9%, а домохозяйки, иждивенцы, пенсионеры — 69%. Лишь два человека были моложе 30 лет, а 32 старше 50. Проповедники ИПХ уже давали в определенных ситуациях разрешения на работу в государственных учреждениях и на предприятиях[99]. Ослабление и старение традиционных истинно-православных подтверждал и сумевший в 1978 эмигрировать из СССР катакомбный схимонах, а позднее митрополит Антоний (Чернов)[100].
Последние относительно массовые вспышки открытого неповиновения властям среди ИПХ произошли в 1981 в связи с обменом паспортов. Верующие бойкотировали его на том основании, что новая формулировка гражданства совпадает с апокалиптическим «числом зверя» — 666. Отказ от получения паспортов в некоторых районах приобрел такой размах, что местные средства массовой информации предупреждали об уголовном наказании «отказников» и лишении их пенсии[101]. На 1980-1984 пришлась и заключительная волна гонений на «катакомбы», коснувшаяся главным образом молодежи.
Большая часть общин ИПХ и ИПЦ до 1981 окормлялась епископом Уфимским Владимиром (фон Штромбергом), последним в Катакомбной Церкви архиереем, имевшим признанное рукоположение 1920-х гг. Хотя он представлял андреевскую традицию, но руководил после смерти в 1964 еп.Романа (Руперта) и рядом общин в Ленинградской области: русских — прот.Михаила Рождественского, иеромонаха Никифора (фон Рихтер Меллина), свящ. Сергия Моно, немецкой — иеросхимонаха Василия (фон Ренне), финских священников Илии, Иакова, Симеона и др. В 1981 еп.Владимир скончался и у этой части катакомбников началась полная автокефалия. Однако потом большинство из них перешло под омофор архиеп.Лазаря (Журбенко) — возглавившего одно из 8 основных течений Катакомбной Церкви последнего десятилетия. Иеромонах, затем епископ и архиепископ Лазарь стал руководить этим течением с 1966. Постепенно к нему стянулись многие представители кирилловской (к которой он сам принадлежал), иосифлянской и андреевской (в меньшей степени) традиций. Всего у архиеп.Лазаря насчитывалось более 50 тайных приходов, в основном на Кубани, Северном Кавказе, в Белоруссии и на Украине. Он был рукоположен в 1982 архиереем Зарубежной Русской Церкви еп. Каннским Варнавой, и с конца 1980-х стал представлять эту Церковь в СССР[102].
Уже говорилось о «патриархийных катакомбниках». Третье же основное течение тайной Церкви возглавил схимитрополит Геннадий (Секач), создавший самую многочисленную катакомбную иерархию. В 1970-х — начале 1980-х она насчитывала в общей сложности 24 архиерея. Сам Геннадий в 1962 ушел из Патриархии лишь вследствие того, что его лишили возможности легально служить. До своей смерти в 1987 он получал пенсию Белорусской епархии, иереем которой прежде состоял, был знаком с Патриархом Пименом. Рукоположил Геннадия во епископа в 1968 или по другим сведениям в 1971 полулегендарный архиепископ Серафим (Поздеев), якобы сам тайно рукоположенный в начале 1920-х Патриархом Тихоном. «Схимитр.» Геннадий жил в основном в Абхазии и на Северном Кавказе. В 1970-е он основал в районе Нового Афона несколько общин, тайный монастырь в горах и даже тайные Богословские курсы. Три монастыря было создано на Украине, четыре в Белоруссии, два на Кубани. Схимитрополит лично постриг около 500 монахов. Его неоднократно арестовывали, последний раз в 1975. После смерти Владыки первоиерархом «геннадиевской» ветви Катакомбной Церкви стал схимитрополит Ставропольский Феодосий (Гуменников), а с 1991 митр. Могилевский Епифаний. «Геннадиевцы» как и некоторые другие течения катакомбников самовольно и без всяких оснований называют себя «Истинно-Православной Церковью»[103].
Священнослужителями Московской Патриархии были ранее и основатели трех других течений: еп.Викентий (Чекалин) — диаконом, еп.Лазарь (Васильев) — священником, еп.Исаакий (Анискин) — иеромонахом. Последний был рукоположен во епископа «геннадиевским» схимитр.Феодосием, но затем порвал с ним, ученив так называемый «исаакианский раскол». Отколовшись от «геннадиевцев» он ужесточил свою позицию и по отношению к Московской Патриархии. Стал запрещать пастве причащаться в ее храмах (хотя таинства, совершаемые там, признавал), поминать всех архиереев и большинство иереев Патриаршей Церкви. А впоследствии еп.Исаакий вообще ввел принятие людей в общение из Патриархии через покаяние[104].
Часть традиционных ИПХ, занявших враждебную позицию по отношению к Зарубежной Русской Церкви, вошли в последние два основных течения, связанных с греками-старостильниками. Одно из них возглавил епископ Гурий (Павлов), еще в 1929 рукоположенный во иеромонаха архиеп.Андреем (Ухтомским). Около 30 лет он провел в лагерях и 15 прожил, скрываясь в подполе крестьянской избы у своих духовных чад. Летом 1991 Гурий был хиротонисан греческими архиереями. К началу 1990-х представители другой юрисдикции греков-старостильников (а всего их насчитывается 12) поставили митрополита Антония (Чернова), в схиме Епифания. Он основал еще одну ветвь катакомбной иерархии[105].
Общая численность последователей тайной Православной Церкви в СССР в конце 1980-х — начале 1990-х составляла по оценкам различных ее представителей от 100 до 500 тыс. человек. Так, например, еп.Готский Амвросий (Сиверс) писал о 250 тыс., а архиеп.Лазарь (Журбенко) утверждал, что только на территории Сибири и Татарии существует около 750 общин с 80 тыс.верующих[106]. В последние годы часть катакомбников легализовала свою деятельность, но большинство еще остается в подполье.
В определенной степени существование Катакомбной Церкви несло в своей основе возрождение раннехристианской практики времен арианства, монофелитства, иконоборчества. Содержа в себе антиэтатизм, ИПХ являлись онтологическими противниками советского государства, понимаемого как «царство антихриста», которому следует сопротивляться всеми доступными способами. Соответственно и государство всегда подвергало их судебным и внесудебным репрессиям. Так, в 1980-е катакомбники еще привлекались по нескольким статьям Уголовного кодекса касающихся: несоблюдения законодательства о культах, антисоветской агитации и пропаганды, беспаспортности, отсутствия прописки, тунеядства, бродяжничества, отказа от службы в армии и т.д.
Историю нелегальной церковной деятельности в СССР можно разделить на 4 основных периода. Первый продолжался с 1918 по конец 1920-х. В подполье в это время находилась небольшая часть православных священнослужителей и мирян — исключительно ИПХ, а с 1928-1929 и некоторые общины ИПЦ. Второй период приходится на 1930-е — середину 1940-х. В результате ожесточенных гонений происходит резкий рост рядов Катакомбной Церкви, на нелегальное положение перешло большинство приходов, основная часть которых сохранила верность Патриархии. В последние годы войны они снова вышли из подполья. Общее количество катакомбников многократно уменьшилось. Правда, в конце 1940-х возросли активность и численность ИПХ, но в результате ожесточенных репрессий со стороны властей с 1950 и в их среде начался спад. Заключительный период охватывает конец 1950-х — начало 1990-х. Хотя общин ИПХ и ИПЦ становилось все меньше, ряды Катакомбной Церкви вновь заметно выросли вследствие очередной кампании борьбы с религией в СССР. В «катакомбах» произошли качественные изменения: оформилось 8 основных течений, как на базе групп «истинно-православных», так и главным образом на основе нового «пополнения». Таким образом, к моменту падения советской власти тайная Церковь не только не перестала существовать, но и находилась на подъеме.
Создание и расширение религиозного подполья в стране было во многом «делом рук» самих органов государственной власти, их ошибочной политики по отношению к Церкви. В то же время следует отметить, что феномен православных «катакомб» (религиозных нонконформистов) показал свою не только чрезвычайную устойчивость в разных условиях, но и наличие тенденции к самовоспроизводству и увеличению за счет обращенных.