Знаешь могилку на кладбище чтимую, Крест широкий на ней, Батюшка в ней похоронен любимый, Старец-отец Алексей. Жизнь протекла его крестная тихая В подвиге светлом любви; В ней проявилась вся святость великая Бога познавшей души. В ней проявилась вся сила стремления К радости вечной святых, Светом блаженства, небес озарение, К чистому чистый порыв. Радостный шел он дорогою скорбною Жизни, родной небесам, С близкими Господу, с богоугодными, Шел по святым их стопам. Через борьбу, через подвиги трудные Среди страстей и греха, С трепетом нес он сокровище чудное — Образ святой Божества. |
Бережно души, Богом врученные, В вере хранил он живой; Вел озаренными, вел окрыленными Светлой духовной весной... Без покаяния, без обнищания Людям чужды небеса, Не отражает неба сияния Полная мрака душа. Через смирение в вечность вхождение, Преображение души в нищете, В светлые ризы любви облачение, Светлая жизнь во Христе. В мире смирения, стройной гармонией Сердца порывы звучат, Все освященные чистой любовию Души людские горят. Перед великою тайною вечности Радостно жизнь принимать, За божество душ человеческих Воином честным стоять. |
В свете той радости, богослужение Строил отец Алексей, Небо земное в жарких молениях Он открывал для людей. Небо то — Церковь, в ней Бог — Вседержитель, Дева во славе святой, Ангелы — верные неба служители, Праведных мир и покой. Небо то — Церковь — Дом Божий Священный. Жизнь в ней тиха и ясна; Жизнь непорочных, жизнь совершенных Сродников славных Христа. Там, преклоняясь, душа воспевает Песни хваленья Творцу, Милость Господня там разбивает Безчеловечности тьму. Трудность великую, ношу тяжелую Батюшка брал на себя; В душах слепых, в их уродстве греховном Бога святыню храня. |
Он умолял всех придти к покаянию, Храм свой душевный хранить, В гордом безумии, в мертвом отчаянии Милость Христа не забыть. Он умолял полюбить первозданную Чистую правду души, Ставшую многим чужою, попранною, В гордости, в злобе, во лжи... |
Всё согревающим, солнцем сияющим Жизненный путь он прошел; В мире любви, со Христом пребывающий В тихую вечность ушел... Знаешь могилку на кладбище чтимую, Крест широкий на ней, Батюшка в ней похоронен любимый, Старец — отец Алексей. |
Крест на месте первого захоронения о.Алексия на Лазаревском кладбище |
Памятник на Введенском кладбище после перезахоронения |
Господь тебя призвал. Его святая воля! А наш удел — влачить безрадостные дни: Утешитель ушел, печальна наша доля, Сироты без отца остались мы одни! Утешитель ушел — и сердце опустело, Погасло солнышко — и темнота вокруг... И без тебя вся жизнь внезапно омертвела, Как в засуху, дождем не орошенный луг... |
К кому теперь идти в день скорби за советом? Кто успокоит нас, усталых и больных? Кто нежно одарит и лаской, и приветом, И укротит тоску среди невзгод лихих? К тебе, отцу, мы шли унылой вереницей, Неся недуг души и темную печаль, Как осенью туман, нависший над столицей, — От слова твоего она скрывалась вдаль! |
Погасло солнышко, не стало Алексея — Воистину отца и пастыря для нас, Который, нас любя и сердца не жалея, Отдавши нам его, безвременно погас! |
Весенний вечер спустился на землю, На землю сумрачным крылом, Вокруг тебя народ молился, А ты уснул последним сном. Был полон храм твоим народом, И двор вмещал его с трудом, Собрались все, кто год за годом Твоей любовью был ведом. Собрались преданные братья И сестры храма твоего, Которым ты открыл объятья И ласку сердца своего. И свечи трепетно горели, И грустно, в тишине немой О вечной памяти мы пели С покорно-скорбною мольбой. Но не одна печаль лежала На лицах всех твоих друзей. В глазах уверенность сияла, Что жив отец наш Алексей! |
Не навсегда ты нас покинул, — Уйдя лишь на короткий миг, Ты нас в молитвах не отринул, К твоим призывам не глухих. И мне казалось, что печальный, Но верный любящий народ, Не гимн покоя погребальный, — «Христос воскресе!» запоет. Один лишь я одежды брачной, Идя к тебе, надеть не мог, — «Зачем, зачем, — роптал я мрачно, Тебя так рано принял Бог». Я не успел с тобой проститься, Еще, еще в последний раз Твоей беседой насладиться, Улыбкой доброй ясных глаз!.. Нависла полночь над столицей, Зажглися звезды в небесах, — Народ печальной вереницей Все целовал любимый прах. |
И я со жгучими слезами Приник ко гробу, наконец, Где под густыми пеленами Почил духовный наш отец. |
24.12.1923 (ст.ст.) |
Давным-давно был век Нерона, В глуби столетий он угас, Но жив остался изверг трона В воспоминаньях и сейчас! Мы помним адское гоненье Его на первых христиан, За смерть которым и мученье Венец нетленный Богом дан. Мы видим страшную арену, И диких рвущихся зверей, И за одной другую смену Мужчин, и женщин, и детей. Мы видим кровь, мы слышим стоны, И рев зверей, и вопль толпы, Весь Колизей дрожит огромный, Дрожат и стены и столпы... |
Мы видим ночь на стогнах Рима, В садах же царских пир идет, Туда толпой необозримой Спешит скучающий народ. Как днем светло в садах роскошных: Вот христиане... Длинный ряд!.. Как факелы, из рук безбожных Смолой облитые, горят!.. Давно те годы миновали, Далеко в прошлое ушли, Когда лишь тело убивали, Убить же душу не могли! Иной на нас из тьмы кромешной Теперь ползет, крадется зверь, К душе озлобленной и грешной Он без ключа откроет дверь. |
И поселится в ней лукаво, Изгнав распятого Христа! И будет править он со славой Своим народом без креста, Забывшим светлое ученье, Страдальца Кроткого завет!.. Зачем на веру нам гоненье? Ее погубит «культпросвет»! Святые книги уничтожит, В музей иконы унесет, Святых останки там же сложит, — И дух, не тело, в нас убьет! И многих пастырей терпенье Во власть получит сатана: Иному ссылка, заточенье, И смерть иному суждена... |
Ты много лет, наш старец дивный, Душа с душой с народом жил, — Он шел на голос твой призывный И горячо тебя любил. |
Но были чьей-то темной силой Пред недалекою могилой, Когда дни были сочтены, Твои уста заграждены... |
В ночь на 1, 5 и 16.1.1924 г. (ст.ст.) |
Ты умер, но твой дух пребудет Навеки с паствою твоей И вечно памятен ей будет Наш добрый пастырь Алексий! Холодный ветер пусть повеял, Пускай гнетут нас ночь и тьма, — Ты семя доброе посеял И не страшна ему зима! |
И если злое царство зверя За грех народа Бог продлит, В твои молитвы свято веря, Он искушенья избежит. Твою могилку дорогую Не позабудет никогда, Снесет тебе всю грусть земную, Как и в минувшие года. |
Цинготные, изъеденные вшами, Сухарь обглоданный в руке, — Встаете вы суровыми рядами И в святцах русских и в моей тоске. Вас хоронили запросто, без гроба, В убогих рясах, в том, в чем шли. Вас хоронили наши страх и злоба И черный ветер северной земли. |
В бараках душных, по дорогам Коми, На пристанях, под снегом и дождем, Как люди, плакали о детях и о доме, И падали, как люди, под крестом. Без имени, без чуда, в смертной дрожи, Оставлены в последний час, Но судит ваша смерть, как пламень Божий, И осуждает нас. |
Есть где-то далеко река на заре золотая, Там грузят барку подневольные милые руки. Над озером синим несутся гусиные стаи, Любовь возрастает в скорбях и в разлуке. Храм наш крепко заперт, заперт крепко, Светел, тих и прост. Пред иконами чернеют ленты крепа, Как в Великий пост. |
Благовещенскую чашу Ты поднял. Нищету и косность нашу Причащал. И опухший, маленький, горбатый, Он пошел в Нарым. Стань же, храм наш, райскою палатой Перед ним. |
Был другой, спокоен, строг и светел Весь, как луч, Тайно помяни нас на рассвете Средь Уральских круч. |
И в бараке задымленном, душном Он неколебим. Райской лестницей воздушной Засияй пред ним. |
Вот слепец, но в душу смотрят очи, Ничего, что слаб, И тебя во мрак острожной ночи Гнал этап. |
И склонивший под Христово иго Молодость свою, И тебя, простец, над вечной книгой Узнаю. |
Но того, кто всю подъемлет муку На плечи свои, Ангельскою песней убаюкай И благослови. |
Веянием покоя неземного Освежи его уста, Вместе стать нам даруй снова У Креста. |
Что нам осталось? Храм наш взят, С могилы крест высокий снят И листья первые весны Морозом сожжены. |
Но знаем мы: издалека Благословившая рука На жизнь, на скорбь, на смертный час Соединяет нас. |
Только солнце знает радость, Только птицы славят Бога, Только ветви крестным взмахом Осеняют нам дорогу. |
Ни приветствовать любимых, Ни советоваться с братом, Вера скрыта, церкви срыты, Тельный крест в одежде спрятан. |
Но душой освобожденной Отрываясь от земного, Мы, встречаясь, чертим рыбу Символ имени Христова. |
Я люблю тебя, мой тихий вечер, Ночь после вечерни так тиха, Словно нет и не было греха. Словно вместе я со всеми вами, На кого не смею посмотреть, Словно на любимом нашем храме Продолжает колокол гудеть. Словно я к ногам отца припала, И прозрачна стала темнота, Словно от руки его усталой Надо мною знаменье креста. |
Публикуются впервые по машинописному сборнику из архива Е.В.Апушкиной, каковой и печатается полностью, включая стихотворения, судя по содержанию, написанные уже много лет спустя после смерти о.Алексия Мечева.
Достоверно устанавливается авторство лишь одного из стихотворений («Цынготные, изъеденные вшами»). «Новомученикам и Исповедникам Российским, от безбожников избиенным», посвятила стихотворение духовная дочь старца Нектария, оптинка в миру Н.А.Павлович. Никто не смел его записывать — как молитву, заучивали наизусть. «Все, кому это могло повредить, уже умерли», — сказала мне И.В.Никонова, сама прошедшая через сталинские лагеря, и, решившись, продиктовала эти ни разу не публиковавшиеся, безценные строки Любви и Вины» (Ильинская А. Пинега. Документальная повесть о новомучениках // Литературная учеба. 1991. Кн.5. С.80. Само стихотворение, озаглавленное «Они», опубликовано в журнале с некоторыми разночтениями).
Надежда Александровна Павлович (1895 —3.3.1980) — родилась в местечке Лаудон Лифляндской губ. (нынешняя Латвия). Окончила Александровскую женскую гимназию во Пскове и историко-филологический факультет Высших женских курсов имени Полторацкой в Москве. Ее поэтические занятия сблизили ее с В.Брюсовым, А.Белым, В.Ивановым, С.Есениным, Б.Пастернаком и А.Блоком. Работала в президиуме Всероссийского союза поэтов (1919-1920). В 1922 г. она впервые попадает в Оптину пустынь и становится духовной дочерью старца Нектария, благословившего ее заниматься литературным творчеством, всегда заботиться об Оптиной пустыни и делать все возможное для ее сохранения. Символично было посещение ею находившегося в заключении о.Сергия Мечева. (Павлович работала тогда в Красном Кресте, помогая родственникам и друзьям передавать вести и посылки заключенным). В то время такое посещение зоны автоматически влекло за собой арест. Но Господь хранил ее за молитвы ее духовного отца. Следует отметить, что именно при ее содействии были спасены и перевезены в Москву монастырская библиотека и ее рукописный отдел (1928), а обитель получила статус памятника культуры и взята под государственную охрану (4.12.1974), началась ее реставрация. Особого разговора заслуживают публиковавшиеся ею под разными псевдонимами религиозно-философские произведения в «Богословских трудах», «Вестнике Западно-Европейского Экзархата» и других православных периодических изданиях. Похоронена в Москве на Даниловском кладбище.