Мы все так исстрадались душой в истекший гражданский год нашей жизни, что с особенным упованием взираем на грядущее новолетие в чаянии всяких благ: мира и тишины, обновления жизни и довольства не только окружающих, но и самими собой. Ведь в истекшее время столько было поводов и случаев недовольства не только окружающим, но и самими собой, столько поводов к самооплеванию и действительного какого-то повального самооплевания, что хочется, наконец, видеть что-либо светлое и отрадное в жизни, на чём мог бы, наконец, отдохнуть глаз и могло успокоиться мятущееся сердце и возбуждённая мысль. Этого-то светлого и отрадного более чем когда-либо и желательно теперь от нового года и естественно возлагать на новый год эти добрые чаяния. Таков ведь уж характер русского человека и такова его психология, что он в большинстве случаев способен глубоко возмущаться теми явлениями, которые уж очень затрагивают его национальное ли чувство, сословное ли самолюбие, или просто бьют в глаза своим некрасивым эффектом, и сейчас же потом начинается самое беспощадное самобичевание и самооплевание и вдобавок к той грязи и нечистоплотности, которая случайно всплывает наружу, выливается ещё несколько вёдер всяческих нечистот, но тем дело в большинстве случаев и кончается; скоро острая боль проходит, нервы успокаиваются и вместо энергичной, дружной и одушевлённой работы опять выступает на сцену «авось» да «небось», какое-то странное и непонятное ожидание, что вот либо следующий месяц принесёт лучшее, как-нибудь всё устроится, а теперь, конечно, в виду нового года вполне уж естественно ожидать от него, что он нам принесёт хороший, желанный подарок во всех тех видах, в каких может воплощаться фантазия человека, весьма многообразная в своих созданиях. Как будто не мы, не сами люди, делают историю каждого года, каждого десятилетия и каждого столетия, а сам каждый новый год развёртывает пред нашим взором готовую историю и течение событий и мы пассивно созерцаем и переживаем это, как невольные, непричастные зрители. Как будто не мы, люди, со своими страстями, со своими намерениями и желаниями рисуем как бы по готовой канве каждого года в течение 365 дней, а за тем и целых столетий, наш собственный узор, а каждый новый год и каждый новый период лет, великий или малый, сам приносит нам готовый узор и рисунок помимо нас, а нам только остаётся гадать, каков-то будет этот рисунок в текущем году, и желать приятного. Странное отношение к жизни и трудно сказать, чем объяснить это явление: не желанием ли строить самим свою жизнь, или же сознанием, что и не возможно строить свою жизнь, как бы хотелось, и что есть такие непонятные и как бы независящие от нас законы в ходе истории человеческой жизни, что и остаётся человеку лучше только гадать и ожидать, что каждый новый год даст лучшее. А золотой-то век всё-таки остаётся всегда позади. И что если мы в ожидании и надежде на это лучшее будущее, независимое от нас самих, от нашей деятельности, а предопределённое высшей судьбой, так и обманемся и, пожалуй, когда уже будет поздно, сознаем, что не ожидать нужно было и не гадать о будущем, а делать в настоящем, делать каждый момент и самим рисовать узоры своей жизни, не возлагая фатально надежд на постороннюю добрую и искусную руку.
Нам приходилось где-то в газете прочитать гадания и о будущем 1906-м годе какой-то французской предсказательницы. Если правда то, что она гадает о грядущем года, то приятного ждать далеко не приходится. Она говорит, что 1904 год был серый, истекший 1905 год был красный, кровавый, а наступающий 1906 г. будет безумный. О первых двух годах, кажется, сказана правда: красных у нас в 1905 году развелось так много, что никакой другой цвет просто не признавался, и так будто все, и старцы, и юноши, и даже подростки дети страдали дальтонизмом в указанной форме — видеть только красное и рядиться во всё красное, — а такие цвета, например, как чёрный, вызывали прямо озлобление, не говоря уже о национальном русском цвете.
Правда, под конец истекшего года стал признаваться и белый цвет (особенно в Москве) после того, как красным цветом стали окрашиваться слишком обильно улицы наших городов и селений, и пролитая кровь многих невинных жертв отрезвила многих горячих сторонников красного цвета и заставила их мириться с другими цветами, менее яркими. Думается, что предсказание этой пророчицы о безумии грядущего года исполнилось и в истекшем: какого-то, в самом деле, безумия ждать ещё больше того, что случилось?! Ведь наша общественная жизнь шла так, что для постороннего, беспристрастного зрителя, могло вполне казаться, что русский человек утратил совершенно разумный смысл своей политической жизни, не хочет разумно понимать ни свою прошлую тысячелетнюю историю, ни осмысливать своё будущее историческое призвание. Он хочет совершенно отказаться от своей истории, от своей определённой разумной миссии среди будущей исторической жизни народов, и в этом повальном и моментальном как бы помрачении разума ломает коренные устои своей исторической жизни и думает без всякого фундамента, на одних фантастически-утопических иллюзиях, строить дальнейшую жизнь.
Дальше пока кажется с нашим умом идти некуда; достаточно было безумия. Пусть то безумие, о котором говорит прорицательница, будет иметь приложение в жизни других народов, а не нашего русского-православного. Мы и сами сознали, кажется, очень хорошо, что нами уже потерян или, по крайней мере, у нас помрачился смысл своего разумного политического и общественного бытия, и полагаем всю надежду в отыскании этого смысла на будущую Думу. Об ней мы все думаем, к ней, как чудесному целительному источнику, стремимся направить все наши болезни и раны и от неё думаем получить освежение и обновление для всего нашего громадного государственного организма. Итак, у нас чаяние о будущем годе и надежда на него сводится к тому, что он принесёт нам не безумие, коего было у нас достаточно в прошлом году, а даст нам в лице Думы разум и смысл нашей жизни и осветит этим здравым коллективным разумом все стороны нашей общественной жизни. Одного только нужно нам ещё пожелать, думаем главного, чтобы наши упования о том разуме и благах, которые принесёт нам новый год в лице Государственной Думы, соединились теперь же с активной, живой и усиленной работой нас самих, направленной к тому, чтобы эта Дума действительно выразила собой, в своём лице подлинный смысл и разум нашего политического существования именно русского-православного, а не польско-жидовского только или какого-либо другого. Нужно заботиться не о том только, чтобы Дума только была собрана и тем считать уже дело конченным и в самом факте собрания и открытия думы видеть уже целостное спасение нашей родины вполне обеспеченным, а, напротив, с момента открытия Думы да даже и раньше, поставить себе долгом работать не покладая рук, и не на пути самооплевания только, а главным образом на пути самоисправления. Это первое важное условие, при котором можно надеяться на добрые дары нового 1906-го года, особенно в лице Думы.
Далее. Ведь смысл и разум бытия человеческого не ограничивается, да, по существу самой человеческой и жизни, не может ограничиваться и исчерпываться только политически и общественно разумной стороной его существования. Есть у человека ещё высшие запросы его духа, есть у него особый мир чаяний и упований ещё не земных, духовных — религиозных, можно назвать их идеальными, и, безусловно, самый политический смысл его существования, вся его общественная, внешняя — земная жизнь во многом, если не во всём, обусловливается и получает окраску от этих высших религиозных запросов духа человеческого. Правда, теперь совершенно в духе времени и даже согласно с последним словом науки стремление изгнать из жизни этот высший религиозный смысл, эту “бесплодную мистику” и всё свести к процессам чисто социально-экономического характера, не исключая и нравственных норм жизни; — сильное стремление исключить из жизни нравственное начало, чтобы не вести с ним лишних и назойливых счетов, постоянно тревожа свою совесть, и успокоиться на одних правовых и экономических началах.
Но нам думается, что вопреки этому намеренному игнорированию в жизни нравственных начал, как чего-то самостоятельного и выражающего собой, безусловно, высший смысл жизни, вопреки научно подтянутой логике и искусно подобранным научным фактам, это высшее нравственное, религиозное начало всегда жило в истории человечества, всегда влияло на судьбу его, живёт оно и теперь и особенно у нас в русском народе.
Совершенно изгнать его невозможно. Это высшее сознание и нравственное начало может затемняться, понижаться, омрачаться, и эпохи такого потемнения нравственного сознания и высшего смысла этого как бы угасания духа, поистине бывают ужасны в истории народной жизни. Это мы, пожалуй, и видим теперь в нашей родной жизни, когда большая часть нашего общества и притом та, которая и должна носить в себе и выражать в наличности своей жизни высший её духовный смысл, утеряла его и блуждает по распутиям.
Помочь, найти его снова и снова засветить светильник высшего разума, усилить снова значение нравственного начала в жизни — дело Церкви. Вот почему в числе чаяний, которые мы простираем в пределы нового года, живейшим и сильнейшим у нас является чаяние обновления и возрождения церковной жизни, на тех божественных началах, которые силой обстоятельств парализованы теперь.
И нам думается, что раньше даже и скорее Государственной Думы нужно желать собрания церковного Собора. Да изречет Дух Святый устами святительскими слово истины и жизни, и оживут кости сухие, и станет собор народа велик зело и воспоёт Господу песнь радости и мира
