Вот теперь-то, когда и в жизни общественной и в жизни церковной назрело столько вопросов, когда всеми чувствуется что-то критическое и хочется верить в скорое возрождение и обновление жизни, теперь с особенным интересом и пожалуй нервным чисто нетерпением хочется узнать: да есть ли у нас наличные силы духовные; есть ли у нас та громадная энергия и мощь, которые способны были бы взять на себя предстоящую великую работу. Ведь дело должно коснуться не частных только явлений жизни, не внешних сторон её только, а самых внутренних принципов её и их проведения и приложения в тех областях жизни, которые дают цельный облик и физиономию всему народу и каждому человеку, разумеем: и семью, и школу, и религию, и разные другие проявления общественно-государственной жизни. И вот теперь, когда у нас так ощутительно чувствуется нужда в богатстве духовных дарований, самого разнообразного вида и формы, страшно становится от мысли, а что как их-то у нас и нет в достаточной мере. А есть как будто и зловещие признаки этого. Что в самом деле дала нам и даёт видеть литература и о чём говорит она в лице даже лучших писателей?! Не слабоволие ли и убожество, не вялость ли и полную беспринципность в личной и общественной жизни, не жалобы ли и какую-то страшную неудовлетворённость и грустное нытьё даёт она нам слышать и видеть в лице современных героев. А жизнь, как может говорит и своё наблюдение, усиленно вторит этим мотивам и конечно родит этих героев. Да и разберётся ли кто достаточно в том современном хаосе настроений и мыслей, чувств и желаний, которые мы называем теперь по привычке современной жизнью. Правда, слышатся теперь же и иные мотивы, выступают на сцену и другие герои, герои силы и твёрдой воли, или, вернее сказать, не силы и воли, а герои своеволия и грубых инстинктов, занявших у них в личной жизни место руководящих начал и осквернивших высокое имя человека грязью низких страстей и полным, сознательным попранием и отвержением всё ещё дорогих и святых для человека имён: нравственной чистоты и долга совести, духовного света и добра. Вот и теряются теперь люди в догадках и недоумевают, кого же нужно винить и где же нужно искать причину этого страшного духовного оскудения, недостатка идейных работников и честных, смелых и энергичных борцов. Семья обычно винит в этом школу, убивающую будто бы детскую душу и выпускающую дряблых, непригодных к суровой жизни и решительной деятельности молодых работников; школа обратно винит в этом семью и самое общество с его растлевающим влиянием, а общество и жизнь винят и семью и школу. Только все они одинаково не хотят опознать хорошенько себя, а главное опознать душу человека и уяснить себе, во имя чего же должен жить человек, и как поэтому должен готовиться к жизни и строить её. Ведь подлинно, что не в том заслуга человека, чтобы только жить, как сказал один из наших великих писателей, а в том, чтобы узнать, во имя чего же он должен жить.
Мы думаем и решаемся утверждать, что эти взаимные недоразумения и пререкания всегда будут, и всегда будет разлад между семьей, школой и жизнью, если не будет найдено и признано ещё какой-либо более высшей их среды и более прочной внутренней силы, способной проникнуть всех людей и эти частные союзы, проникнуть их и в себе самих и друг с другом высшим единством, и сгладить этот разлад. Вот почему теперь особенно, когда начинается новый год школьной подготовки и юное поколение всех возрастов собирается в рассадники науки, хочется знать: будет ли это молодое поколение, наша надежда и опора жизни в будущем, восходить от силы в силу, чтобы в конце концов выйти «в полной силе духовной» на то дело творчества и обновления жизни, которое поставила на очередь современность. Ведь от кого же и ждать этой силы духовной, от кого и надеяться на честную и энергичную работу, как не от поколения молодого, обычно всегда одушевлённого благими порывами и идеальными стремлениями. Только бывает к несчастью, что эти идеальные порывы и эта удивительная иногда энергия тратится и расходуется слишком нецелесообразно, если не сказать больше, слишком неразумно. Тем-то и дорога юность, тем-то она и сильна, что может в порыве искреннего и сознательного увлечения своим личным одушевлением и примером вести за собой многих; и может она сделать многое и доброе, лишь бы только оказался добрый же и прочный запас силы духовной. В чаянии этой доброй и могучей силы духовной от поколения молодого естественно конечно и самому молодому поколению, и тем, кто с упованием взирает на него, спросить: да где же искать её, этой силы духовной, откуда же черпать её, когда кругом всё так убого и уныло, когда нет уже как будто и путеводных огоньков к источнику воды живой, да пожалуй нет и силы искать этого источника, и не то что нет силы, а как-то она замерла, как-то опустился человек и отвык от принуждения и настойчивости, как будто в параличе он?! Можно по совести ответить на этот вопрос и едва ли это будет напраслина и поклёп на современность: искать эту силу нужно уж конечно не в духе времени, черпать её нужно не из той атмосферы, которая создана деятельностью героев безволия и вялости, нравственной беспринципности и убожества, и не из тех опять настроений общественной жизни нужно черпать её, которые созданы героями грубой силы и пошлых инстинктов, поклонниками цинизма и эпикурейского чисто взгляда на жизнь. Вот это последнее настроение общественной жизни: цинизм и эпикурейство, — кажется нам, и убило в нас и продолжает убивать даже в юношеских чистых и горячих сердцах, то светлое и высокое, что могло бы потом облечь будущего деятеля силой и мощью и вести его на подвиг добра. И опять не выдумка это и не поклёп на современность: не трудно видеть, что ценится теперь больше всего в жизни и за чем больше всего гоняются люди: лёгкий гешефт и ловкая афёра, удобство и сытость, вот что влечёт к себе теперь гораздо больше, нежели честная стойкость и верность началам совести и нравственного долга. Теперь уж это настроение и направление общественной жизни получило ясную и точную даже научную формулировку; ибо не стесняются люди дешёвой мысли и пера открыто говорить о нравственных нормах жизни, как производных только формах и видах одного основного закона жизни человеческой — инстинкта самосохранения, глубже чего не желает проникать современная учёная мысль в природу человека. Не стыдится эта дешёвая и продажная мысль (правда, в жидовском понимании жизни) констатировать и признавать главное вполне законной в современной жизни, как она выражается, «освободительную борьбу современного аморализма, индивидуалистического и социального с нравственными нормами жизни» «так как эта борьба, по её мнению, сама, по себе является живым и ярким доказательством того, что обязательность нравственных норм есть только исторически-преобразованная форма общественного принуждения». «В этом смысле между нравственностью и всеми другими нормативными формами — обычными, правовыми и т.д. — нет никакого существенного различия». (См. «Образование» Июль. 1905 г., ст. «Цели и нормы жизни»).
Вот небольшой образчик современной популярной научной мысли в её попытке осветить поглубже и уяснить себе жизнь человека в её внутренних, руководящих и заправляющих её ходом началах; образец, как можно видеть не высокой и давно избитой пробы, но важен как правдивый свидетель и показатель тех идеалов и тех настроений, которыми питается современность. И вот это дыхание общественной жизни коснулось и не могло не коснуться и семьи, и школы, ибо члены семьи они же и члены общественной жизни. Благодаря этому в душу дитяти, ещё чистую и неиспорченную, западают не образы чистоты и нравственного благородства, не преклонение перед нравственной высотой и честным, идейным трудом, а тоже страстное искание и жажда сытой, привольной жизни, а если это не удаётся, — то бессильные жалобы и нытьё на тяготу жизни. Разучился как будто человек искать опоры в себе, и в собственной внутренней силе и правде находить себе радость и утешение жизни. Не удивительно, что с этой духовной отравой, с этой уже в зародыше страстной жаждой всяких житейских удобств, юноша и в школе не может сознать и поставить прямым своим долгом только и только работу, да труд, сознать, что здесь в школе время ещё только запаса и посева, время притом краткое для того, чтобы при всём напряжении сил и упорной работе успеть запастись всем добрым для предстоящей жизненной борьбы. Правду сказанного, горькую и обидную правду, слишком ясно и наглядно подтверждает наличный опыт. Давно ведь уж стали смотреть на школу, как на неприятную, но в то же время и неизбежную переходную ступень к благам жизни, так как ведь и на самую-то жизнь давно уже смотрят так странно, что она должна давать нам всё, а не мы должны вносить в неё всё лучшее и благородное, и украшать и оздоровлять её. Не тайна, что ведь в нашей школе всё ещё действует и держится крепко двойная мораль: мораль людей жизни, с правом на неё во всей полноте её заманчивых явлений, влекущих худшие инстинкты к себе, и мораль людей, ещё не получивших права на жизнь и её утехи, не получивших только потому, что они ещё в школе. Доселе ещё держится различие между непозволительным пока до выхода из школы и позволительным вполне потом, хотя бы это самое прежде непозволительное действительно было и есть всегда нехорошее. Вот почему и превращается, так называемая, жизнь в какой-то страшно лакомый кусочек и заманчивую, неиспытанную пока область разных новых ощущений, в мечтах о которых и изнывает юноша. И нужно сказать открыто, что и жизнь, в которую вступают из школы и семьи, а семья повинна в том, что не лечит эту больную душу, а может быть и питает эту болезнь.
Не тайна конечно ни для кого, как смотрят на цели и смысл жизни те, кто призван к высшему научному, руководству молодых умов; не тайна, что они проповедуют с кафедр и в учёных статьях освободительную борьбу против всяких моральных принципов, считая их пережитком старинных, диких времён и своеобразной формой общественного принуждения на почве чисто социальных условий жизни. Напрасно говорят поэтому, что школа далека от жизни, далека и от семьи, что нужно взаимно сблизить их и сплотить; это совершенно неверно: современная школа полное и совершенное детище современной жизни и семьи, она питается ими всецело и в свою очередь питает и поддерживает их.
Не о близости школы к жизни нужно заботиться и говорить теперь, а о близости и школы, и семьи, и самой современной жизни и о связи их с чем-то другим более их высоким и чистым, что может влить в них новую силу, может в собственном смысле обновить и возродить их. Ведь очевидно оскудели и не достаточно прочны и надёжны оказались те внутренние начала, которыми жили доселе и пока живут семья, школа и общественная среда, если замечается полное оскудение, разлад и разложение. То ли человек перенёс центр и тяжесть своей жизни личной и общественной из внутри и из себя на периферию, на внешнее и вечно меняющееся и запутался в этой смене внешних явлений жизни и утерял веру в себя, как строителя своей жизни и слишком дорогой ценой — потерей свободы и личности — купил себе право на приход и мимолетные блага жизни. То ли уж очень человек поверил в себя, сознал свою силу и свободную мощь и в этом сознании пошёл по ложной дороге. Правда есть и в том, и другом. В себе самом носит человек благо и радость жизнь, в себе же самом и разложение жизни и смерть. Важно здесь то, по какому типу идёт развитие личной жизни и по какому преобладающему типу слагается общественная организация людей и их общественный быт. Мы хотим сказать, что здоровая организация людей и их общественная жизнь должна слагаться по типу их бытия церковного, другими словами: мы утверждаем, что возрождение жизни возможно только от церкви и в развитии личности по типу и нормам тех идеалов, которые носит в себе Церковь. Ведь Церковь только в лице Самого Господа проповедала давно уже лето Господне приятно (Лк. 4:19), но кто виноват в том, что его ещё как будто нет, об этом потом.
