15 (28) ноября
Когда на Церковь Божию было воздвигнуто нечестивыми царями Диоклетианом и Максимином жестокое гонение и она была обуреваема бедствиями, как корабль в бурном море, в то время близ города Едессы[1] жили в уединении, как бы в тихом пристанище, два благочестивых и добродетельных мужа, Гурий и Самон. Воспитанные в самом городе Едессе, они не захотели жить в нём по причине суеты и беззаконий, господствовавших в городе, но, избегая мира и мирских забот, ушли вон из города и, удаляясь нечестивых людей, стремились к Единому Богу, веруя в Него и усердно служа Ему день и ночь. И не только они сами неуклонно работали Господу, но наставляли к тому и других, кого только могли, и много язычников отвращали от безбожного идолопоклонства и приводили к истинному Богу. Узнав об этом, бывший тогда в Едессе представитель римских царей воевода Антонин приказал немедленно взять их и всех, кто последовал их учению. Взятые язычниками, исповедники Христовы Гурий и Самон и с ними множество христиан содержались до времени под стражей. Затем Антонин, призвав захваченных христиан, приказывал всем подчиниться царскому повелению и принести жертву идолам; но ни один из них не захотел быть отступником от Господа своего. Тогда он приказал подвергнуть их биению; но затем сообразил, что если самих наставников склонить к идолослужению, то и другие, смотря на них, легко могут быть склонены к тому же, и в этих видах оставил для истязания только предводителей Христова стада, Гурия и Самона; прочих же, подвергнув биению, отпустил по домам, притворно показывая себя милостивым. А двух святых исповедников он призвал к себе на суд и сказал им: «Великие цари наши повелевают вам, чтобы вы поклонились великому богу Дию[2] и принесли ему курение в его храме».
Самон отвечал на это:
— Не будет того, чтобы мы отступили от истинной веры, за которую ожидаем получить бессмертную жизнь, — мы не поклонимся делу рук человеческих.
Тогда Антонин сказал:
— Повеление царей во всяком случае вы должны исполнить.
— Мы никогда не откажемся от святой и непорочной нашей веры, — отвечал Гурий, — и не уступим злой и пагубной воле человеческой; но мы исполняем волю Господа нашего, Который говорил: Всякого, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным; а кто отречётся от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным (Мф.10:32-33).
Тогда судья начал угрожать им смертью, если они не подчинятся царской воле. Но святой Самон смело сказал ему: «Мучитель! Мы, исполняя волю Создателя нашего, не умрём, но жить будем вовеки; а если последуем царскому повелению, то и неубитые тобой сами погибнем».
Услыхав это, Антонин приказал бросить святых в мрачную темницу.
В то время прибыл в Едессу правитель области Музоний, нарочно присланный царями для предания христиан смерти. Выведя святых мучеников Гурия и Самона из темницы, он поставил их перед собой и сказал им: «Таково повеление царей всей земли, чтобы вы принесли вино и курение на алтарь Дия; если же не принесёте, то я заставлю вас вытерпеть различные мучения: посредством ударов раздроблю тело ваше, повесив вас за ноги и руки, разорву все суставы; изобрету для вас новые и неслыханные мучения, которых вам не перенести».
На всё это святой Самон отвечал: «Мы более боимся червя неусыпающего и огня неугасимого, уготованного для всех отступников от Господа, нежели тех мучений, какие ты перечислил, ибо Тот, Которому мы приносим духовную жертву, прежде укрепит нас в перенесении мучений и сделает неодолимыми, а затем, избавив нас от рук твоих, вселит нас в светлые обители, где находится пребывание всех веселящихся. Итак, мы не боимся твоей угрозы, потому что ты вооружаешься только против тела, но не можешь повредить душе, которая, пока живёт в теле, до тех пор всё более очищается и просвещается наносимыми телу страданиями. Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется (2 Кор.4:16), поэтому и мы с терпением будем проходить предлежащее нам поприще (Евр.12:1).
Правитель сказал снова: «Оставьте своё безрассудство, послушайтесь моего совета и, отступив от своего заблуждения, исполните царское повеление, ибо вам не перенести тех мучений, какие я приготовил для вас».
Святой Гурий отвечал: «Мы и не заблуждаемся, как ты думаешь, и не послушаемся твоего безумного совета и не подчинимся царской воле. Не будем настолько малодушны и безумны, чтобы бояться твоих мучений и тем прогневать Господа нашего. Мы — рабы Того, Кто, являя нам богатство Своей благости, положил душу Свою за нас; как же и нам не стоять за Него, даже до крови? Станем мужественно, укрепляемые Христом Иисусом, станем непоколебимыми при всех вражеских ухищрениях, станем, пока не низложим врага, восстающего на нас».
Видя их непоколебимость в вере, мучитель приступил к истязаниям. Он велел повесить святых, связав руку одного с рукой другого и привязав к ногам их тяжёлый камень. В таком положении они терпеливо висели от третьего до восьмого часа; в это время правитель производил суд над другими.
После этого он спросил святых, соглашаются ли они подчиниться царскому повелению, чтобы освободиться от истязания; но они неизменно продолжали исповедывать истинную веру. Тогда мучитель приказал отвязать их и бросить в темницу, крайне тесную, в которой и свет дневной никогда не показывался, и куда свежий воздух не проникал. В такой темнице они пробыли с первого дня августа до девятого числа ноября; с забитыми в дерево ногами, они претерпевали жестокие страдания, голод и жажду и, несмотря на то, не переставали возносить благодарение Богу.
После столь тяжкого и долговременного пребывания в темнице они снова выведены были на суд к правителю. Святой Гурий был уже едва жив, изнемогши от многих стеснений в темнице, от великого голода и жажды; а святой Самон казался крепким. Правитель спросил их: «Не наскучило ли вам быть столько времени в темнице и не переменили ли вы своего ожесточённого сердца, чтобы послушать здравого совета и, почтив наших богов, освободиться от настоящего тяжелого положения?»
Святые отвечали: «Что говорили мы тебе прежде, то и теперь говорим: не отступим от Господа нашего Иисуса Христа; мучай нас, как хочешь».
И вот мучитель велел отвести святого Гурия как больного, в темницу, ибо он не хотел тогда мучить его, чтобы не ускорить его смерти и не потерять через это надежды когда-нибудь склонить его к своему нечестию; святого же Самона приказал повесить за одну ногу, вниз головой, а к другой ноге привязать железную тяжесть. В таком положении он висел со второго часа дня до часа девятого. Стоявшие кругом его воины из сочувствия к нему увещевали его подчиниться царскому повелению и избавить себя от тяжкого мучения. Он же ничего не отвечал им, но из глубины сердечной молился Богу и вспоминал от века бывшие чудеса Его: «Господи Боже мой, без воли которого ни одна птица не попадёт (Мф.10:29) в сеть, Ты, который Давидово сердце в скорби распространил (Пс.4:2), и пророка Даниила сильнее львов показал (Дан.14:6-18.32). Ведый немощь естества нашего, взгляни на брань, восстающую на нас; ибо тщится враг отторгнуть от Тебя достояние Твоё; но Ты, благосердым Твоим оком призрев на нас, соблюди в нас неугасаемый светильник Твоих заповедей, светом Твоим исправь стопы наши и сподобь нас наслаждаться блаженством небесным, яко благословен еси во веки веков».
Когда страдалец молился так, один скорописец записывал слова его. Затем правитель велел отвязать Самона. Но он не мог стоять на ногах, потому что суставы в коленях и бёдрах его вышли из своих мест. Тогда, по повелению мучителя, святого отнесли в темницу и положили возле святого Гурия.
Пятнадцатого числа ноября месяца правитель Музоний, встав с пением петухов, пошёл в преднесении свечей и предшествии оруженосцев в палату, где он производил суд, и, с надменностью сев на судилище, приказал привести к себе Гурия и Самона. Святой Самон шёл посреди двух воинов, опираясь на них обеими руками и хромая, ибо ноги его вытянулись в суставах своих, когда он висел; святого же Гурия несли, так как он совсем не мог ступать; ноги его, вследствие того, что были сдавлены в дереве, покрылись ранами и согнулись. Взглянув на святых, правитель начал говорить: «Вы имели довольно времени для обсуждения вопроса, что лучше избрать — жизнь или смерть? Скажите же, на что вы согласились? Наскучили ли вам прежние истязания и надумали ли вы исполнить повеление царей, чтобы остаться ещё в живых и насладиться благами мира?»
На это святые отвечали: «Мы обсудили и избрали то, что нам послужит на пользу, — избрали смерть за Христа, пренебрегши жизнью в суетном мире; довольно для нас и минувшего времени, в которое мы насмотрелись на дневной затухающий свет: души наши желают теперь перейти к немерцаемому дню».
Правитель сказал: «Тяжело моим ушам слышать ваши противные речи; вкратце даю вам полезный совет: положите фимиам на алтарь Дия и идите домой; если же не положите, то сейчас же велю отсечь вам головы».
«Говорить нам много нет надобности, — отвечали святые, — вот мы пред тобой; что хочешь делать, делай неотложно, ибо мы не перестанем утверждать, что мы рабы Господа нашего Иисуса Христа, Ему Единому поклоняемся и идолопоклонство отвергаем».
Тогда правитель сделал распоряжение, чтобы они были усечены мечом. Святые же, услышав об этом, возрадовались великой радостью, что скоро разрешатся от тела и пойдут к Господу своему. Правитель велел исполнителю казни положить мучеников на колесницу, отвезти далеко за город и там обезглавить их.
Святые выведены были из города через северные ворота; никто из граждан не знал об этом, ибо все были объяты глубоким сном. Привезши святых на одну гору, находящуюся в окрестностях Едессы, воины остановились и велели исполнителю казни обезглавить мучеников. Сойдя с колесницы, святые попросили себе немного времени для молитвы и, горячо помолившись, сказали наконец: «Боже и Отче Господа нашего Иисуса Христа, приими в мире души наши!» Обратясь к исполнителю казни, святой Самон сказал: «Исполни, что тебе велено». Тогда, при рассвете дня, исповедники, преклонив свои святые головы под меч, были обезглавлены, и так скончались. Верующие, узнав о кончине святых мучеников, взяли святые мощи их и похоронили с честью[3].
По прошествии значительного числа лет нечестивый царь Ликиний[4], отделившись от Константина Великого, воздвиг в Никомидии гонение на христиан. Таким поступком он нарушил договор, какой заключил с ним Константин. Отдавая замуж за Ликиния свою сестру и назначая его соучастником в управлении римским государством, Константин положил такого рода условие, чтобы Ликиний, хотя он и язычник по вере, не делал никакого притеснения христианам, но предоставил каждому жить по своей вере, так что, кому какая вера нравится, тот и держался бы её невозбранно. Однако Ликиний, не сдержав этого договора, восстал в восточных странах на христиан и множество верующих предавал смерти различными способами. В это время в вышеупомянутом городе Едессе, в котором прежде пострадали святые мученики Гурий и Самой, жил один диакон по имени Авив, который, ходя по всему городу из дома в дом, учил людей святой вере и убеждал быть мужественными в исповедании Христа. Своей проповедью святой Авив неверующих обращал ко Христу, а верующих увещевал жить богоугодно. Узнав о нём, градоначальник Лисаний писал царю Ликинию, донося ему об Авиве, что он весь город Едессу наполнил христианским лжеучением; при этом спрашивал, какое относительно него будет повеление. Лисаний писал царю, собственно, для того, чтобы получить от него право на мучение христиан, ибо ему ещё не было поручено делать какое-либо насилие христианам. Царь немедленно отписал ему, чтобы он предал Авива смертной казни. Получив от царя такое повеление, Лисаний приказал отыскать святого Авива для предания на мучение.
Авив жил тогда в одной части города, в неизвестном доме, вместе с матерью и родственниками своими, стараясь о распространении святой веры, которую тайно насаждал там, где не мог делать этого явно. В то время как воины по всему городу искали блаженного Авива, он, узнав об этом, вместо того чтобы скрываться, выйдя из дома, отыскивал искавших его воинов, чтобы самому отдаться им в руки. Встретив в одном месте военачальника по имени Феотекн, он сказал ему: «Вот тот, кого вы ищете: ибо я — Авив, которого приказано отыскать вам: возьмите же меня и ведите к пославшему вас».
Феотекн, кротко взглянув на него, сказал: «О, человече, пока ещё никто не заметил, что ты подошёл ко мне, отойди и скройся, чтобы кто другой из воинов не увидел тебя и не захватил».
Авив отвечал: «Если ты меня не возьмёшь, то я сам пойду и явлюсь к градоначальнику и исповедаю Христа моего перед царями и владыками».
Услышав это, Феотекн привёл его к Лисанию. Тот спросил его о роде и имени. Святой прежде всего объявил, что он — христианин; затем, сказав своё имя, сообщил, что родом он из села, называемого Фелсея. Лисаний принуждал его принести жертву идолам и старался то угрозой, то лаской, отвратить его от Христа и склонить к идолослужению, а он, как бы столп непоколебимый и стена нерушимая, оставался твёрд в исповедании Христовом. Мучитель, не имея возможности привести его к своему нечестию словами, начал принуждать его к тому делом; велел повесить его и строгать его тело железными когтями. После этого опять уговаривал его поклониться идолам и принести курение на алтарь языческих богов. Но святой твёрдо отвечал: «Ничто меня не отлучит от Бога моего, хотя бы ты назначил мне в десятки тысяч раз более лютые мучения».
Мучитель спросил его: «Какая вам, христианам, польза от тех мук, какие вы терпите за Бога вашего, и какая вам прибыль от того, что тела ваши раздробляются на части и вы самовольно избираете себе горькую смерть?»
Мученик отвечал: «Если бы захотел ты, мучитель, на самом деле обратиться к надежде обещанных нам от Бога нашего воздаяний, то, без сомнения, сказал бы то, что некогда сказал Апостол Господень: Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас (Рим.8:18). Мучитель посмеялся на слова мученика, как бы на безумные, сам будучи безумным; затем, видя, что не может отвратить доблестного страдальца от Единого Истинного Бога, осудил его на сожжение.
За городом был разведен большой огонь, и мученика повели на место казни. Он же шёл, радуясь о том, что будет жертвой и всесожжением Богу. За ним следовали мать и родственники его; он утешал и увещевал их не скорбеть о нём, а напротив радоваться, что он идёт ко Христу и будет молить Его о них. По прибытии к огню он помолился, дал матери своей и всем знакомым последнее целование, вошёл в пламень и тотчас предал дух свой Господу. Когда огонь погас, мать, с прочими верующими, нашла тело святого сына своего неповреждённым от огня и, взяв его, помазала миром и погребла при гробе прежде пострадавших святых мучеников Гурия и Самона, ибо и святой Авив пострадал в тот же день (по прошествии значительного числа лет), в который прежде пострадали и те святые[5]. Когда же гонение прекратилось и воссияла православная вера, христиане соорудили церковь во имя этих трёх святых мучеников и в ней положили, в одной гробнице, святые мощи их, источающие исцеления болящим и совершающие многие чудеса. Из них вспомним здесь одно, преславно совершившееся, чудо.
Некогда двинулся с востока на греческое царство нечестивый варварский народ, живший близ Персии и называвшийся ефалитами[6], и, завоевав много городов, дошёл до самой Едессы с намерением взять и разрушить его, как разрушил и прочие города. И вот греческие цари, желавшие защитить город от врагов и освободить его от осады, собрали множество своих воинов и послали их на помощь Едессе. Войдя в Едессу, греческие войска оставались в нём значительное время, защищая город от варваров. Был в греческом войске один воин, по происхождение готф[7]. Случилось ему в Едессе жить в доме некоторой целомудренной вдовицы по имени София, имевшей единственную дочь, именем Евфимия, которую она берегла, как зеницу ока, соблюдая в девстве и поучая благим нравам и страху Божьему. София старалась скрыть её от человеческих глаз, потому что она была очень красива лицом; она скрывала её в особой комнате, чтобы не видал её глаз мужчины. Во время продолжительного пребывания готфа в доме этой вдовы случилось ему однажды увидеть эту отроковицу. Поражённый её красотой, он воспламенился к ней страстью, и только и думал, как бы прельстить её. Приступив к матери, он начал просить её, чтобы отдала за него дочь свою, и, хотя имел на родине жену и детей, но скрыл это, притворяясь, будто не женат, чтобы получить желаемое. Однако мать отказывала ему: «Не отдам единственной дочери своей в чужую землю; ты человек пришлый, отведёшь в свою землю дочь мою, а я останусь без неё в большой печали, потому что у меня нет другого детища, которым могла бы утешаться во вдовстве своём, кроме неё одной; не отдам её тебе, ибо жить не могу, не видя лица её».
Тогда готф, придя в ярость, начал угрожать ей: «Если ты, — говорил он, — не отдашь дочери своей, то не выйду отсюда, пока не наведу на тебя многих бедствий и не подвергну тебя самому крайнему горю; ведь я воин, и легко могу причинить тебе зло, какое только захочу».
Вдова же, хотя и была одна и не было никого, кто бы пришёл к ней на помощь, смело возражала ему. После этого воин опять то ласково просил её, то опять приходил в ярость, и, то просьбами, то угрозами склонял вдовицу к тому, чтобы она отдала за него свою дочь. Таким образом он докучал ей всё время, пока жил там. Предлагал он ей и некоторые подарки, ибо был не беден, — покупал для неё и дочери её золотые украшения и дорогие одежды, чтобы получить то, чего желал; вдовица же и даров не принимала, и от самого его уклонялась, а девицу укрывала с ещё большей опасливостью, чтобы не видел её этот беззаконник.
Однажды она сказала ему: «Я слышала, что ты у себя на родине имеешь жену и детей». Он же, побеждаемый желанием владеть отроковицей и не имея страха Божия, начал клясться и божиться, говоря, что никогда не был женат и что хочет иметь женой и сделать госпожой над всем своим имением её дочь. Тогда вдова София, поверив, наконец, склонилась к его просьбе и согласилась выдать за него дочь свою Евфимию. Воздев руки к Богу, она сказала: «Владыка, Отче сирот и Судья вдовиц, призри милостиво на создание Своё, и не оставь этой отроковицы, вступающей в брак с неизвестным мужчиной. Не презри моего сиротства и не оставь меня беспомощной, ибо, надеясь на Твой благий промысл, я выдаю свою бедную дочь за человека пришлого и Тебя делаю свидетелем и поручителем его клятв и обещаний».
Отроковица была выдана за этого готфа и, по заключении брака, они мирно зажили. Евфимия зачала, и, прежде чем ей родить, неприятели отступили от города ни с чем, ибо не могли овладеть им, вследствие того, что бывшие в городе войска мужественно защищали городские стены и вели с врагами упорную борьбу, особенно же вследствие того, что город охраняли молитвы святых мучеников Гурия, Самона и Авива. Когда враги отступили, греческим войскам нужно было возвратиться домой, и этот готф также заспешил к себе на родину. Мать, неутешно рыдая о разлуке со своей дочерью, пыталась взять её у готфа, не давая ему везти её в чужую землю, но не могла расторгнуть супружеского союза, скрепленного законом. Когда уже лукавый зять собрался идти с супругой в путь, София привела его и дочь свою в церковь святых страстотерпцев Гурия, Самона и Авива и, поставив перед гробницей мучеников, сказала зятю: «Не доверю я тебе своей дочери, если не дашь мне в поручители этих святых, пострадавших за Христа. Возьмись же за святую раку их и поклянись мне, что не сделаешь дочери моей никакого зла, но будешь беречь её с должной любовью и уважением».
Готф, считая то делом неважным, тотчас безбоязненно взялся за честную раку святых мучеников и сказал: «От рук ваших, святые, принимаю эту отроковицу и вас беру поручителями и свидетелями перед матерью её, что никакого зла не сделаю этой моей супруге, никогда не оскорблю её, но буду хранить её с любовью и почитать до конца».
Так говорил готф, причём беззаконник ещё и Богом клялся, не думая и не боясь того, что Бог, отмщений Господь, воздаст ему по делам его и погубит его за лукавство. Мать, по выслушивании клятвы своего зятя, с воплем сказала святым мученикам: «Вам после Бога, о святые мученики, поручаю свою дочь и через посредство вас отдаю её этому пришлому человеку».
Таким образом, помолившись, они дали друг другу любезное целование и разошлись: вдова София возвратилась к себе домой, а готф с Евфимией пошёл в путь, причём находившегося при нём раба он отпустил от себя, чтобы эта тайна не сделалась известной в доме его.
Когда они, пройдя весь путь, достигли отечества готфа и были уже близ дома его, он с большой жестокостью восстал на жену, как враг. Забыв любовь к ней и пренебрегши клятвами, снял с неё дорогие одежды и золотые украшения и одел её бедно, как пленницу и рабу, и, обнажив меч, дал ей такой наказ: «Если хочешь быть в живых, то, войдя в мой дом, никому не говори ничего о том, что было между нами, а говори, что ты — пленница, ибо я имею в своём доме жену и детей; ты же будь моей жене рабой и повинуйся ей во всём, как своей госпоже; а если объявишь ей или скажешь кому из моих родственников, что я женился на тебе, то увидишь мой меч на шее своей и умрёшь».
Увидев себя обманутой и оскорблённой злым варваром и услыхав угрозу его, Евфимия сказала ему: «Это ли любовь твоя? Это ли исполнение твоих обещаний? Таковы ли были твои клятвы и таково ли было у тебя намерение, чтобы меня, твою супругу, сделать пленницей, и свободную — рабой? Из-за тебя я оставила свою мать, сродников и отечество и прилепилась к тебе нелицемерной любовью, доверяя твоим словам, которые ты подтвердил клятвами, а ты воздаёшь мне за любовь ненавистью и вместо мужа и друга, стал мне варваром, врагом и мучителем, заведшим меня в чужую землю, чтобы погубить».
Сказав это, она возвела очи к небу и, подняв руки, воздыхая из глубины сердечной и горько плача и рыдая, возопила к Богу: «Боже родителей моих, посмотри на бедствие моё, услышь моё воздыхание и вонми гласу молитвы моей! Посмотри, что делает со мной этот клятвопреступник, и избавь меня от злых бедствий по молитвам святых Твоих угодников, пострадавших за Тебя. О святые мученики Гурий, Самон и Авив! Вас ныне призываю: помогите мне, впавшей в неожиданное бедствие, ибо, на вас надеясь, пошла я с этим готфом. Будьте же вы ему мстителями за меня и избавьте меня от беды».
Когда она так горько рыдала и молилась тайно в сердце своём, вошли они в дом готфа. Жена его, увидев Евфимию и заметив красоту её лица, взволновалась ревностью, ибо заподозрила, что муж её находился с ней в беззаконном сожитии, и спрашивала мужа:
— Что это за девица, и откуда ты привел её?
Тот отвечал:
— Это — пленница; я привёл её из Едессы, чтобы она была тебе рабой.
Жена сказала:
— Красота лица её обличает в ней не рабу, а свободную.
Муж ответил:
— Хотя она в своей земле и была свободной, как это показывает вид её, но теперь она — раба твоя.
Евфимия, будучи не в состоянии от страха ничего сказать, молчала и повиновалась жене готфа, служа ей, как раба своей госпоже. Она не знала, что бы такое сделать, что могло бы избавить её от обрушившихся на неё бедствий. И жила она, проходя служение рабыни, всегда имея в уме святых мучеников и со слезами взывая к ним: «Поспешите помочь мне, рабе вашей, святые; поспешите оказать мне милость и не оставьте без внимания совершенного надо мною поругания и обмана».
Госпожа её, питая в сердце чувство ревности, была очень жестока и безжалостна к ней; приказывала ей исполнять самые тяжелые работы и различным образом мучила её. Всего же хуже было то, что она никогда не хотела говорить с ней. К тому же, Евфимия не знала готфского языка и не могла дать госпоже о себе никакого сведения, да и готфа боялась, как бы он не убил её в случае, если она что-нибудь расскажет о себе своей госпоже.
По прошествии некоторого времени жена готфа узнала, что Евфимия непраздна, и разгорелась к ней ещё большею ревностью и восстала против неё с более лютой яростью, возлагая на неё самые изнурительные работы, чтобы таким образом извести её. По наступлении надлежащего срока, Евфимия родила младенца мужеского пола, лицом совершенно похожего на готфа, который действительно был ему отцом. Жена готфа, видя младенца, совершенно похожего на своего мужа, исполнилась страшного гнева и стала думать, как бы убить этого младенца. Она сказала мужу: «Зачем ты запираешься, что не познал этой отроковицы? Ведь вот рожденный ею младенец обличает явно твоё дело, потому что он — совершенно твоё подобие».
Готф опять стал запираться, говоря: «Это неправда, я никогда не сожительствовал с ней. Ты же имеешь над ней власть и что хочешь делай с ней, ибо она — пленница и раба твоя».
Тогда эта злая женщина замыслила отравить младенца. Спустя немного времени она приготовила смертоносный ад, отослала мать от младенца на какую-то работу и, когда младенец остался один, влила отраву в уста его, — и младенец скоро умер. Мать, возвратившись с работы, увидела младенца, лежащего мёртвым, и исполнилась несказанной скорби и терзалась сердцем в горькой по нём печали. Она не знала, что было причиной внезапной его смерти, потому что никого не было в комнате, когда госпожа влила в уста младенцу яд. Но, приготовляя его к погребению, Евфимия увидела, что из уст дитяти течёт яд, и тогда вспомнила она, что госпожа её однажды угрожала погубить её вместе с сыном, и догадалась, кто виновница смерти младенца. Однако же она молчала, ничего не смея говорить. Взяв немного шерсти, она отёрла ею яд, текший из уст младенца, и спрятала её у себя, не открывая этой тайны никому. Младенец был предан погребению.
Через несколько дней готф созвал друзей своих на ужин, и Евфимия служила при столе. Когда ей пришло время подавать чашу госпоже, она, желая узнать, действительно ли младенец её умер отравленный госпожой, взяла ту шерсть, которою отерла уста сына, омочила её тайно в питьё и затем, вынув, выжала в чашу и это питие подала своей госпоже. Та, ничего не зная, испила эту чашу, и, таким образом, несчастие обратилось на голову её, ибо в ту же ночь жена готфа внезапно умерла и, таким образом, впала в яму, которую сама же выкопала. На утро готф, вставши, увидел жену свою мёртвой и пришёл в ужас от неожиданной её смерти; весь дом исполнился плача; сошлись все родственники, друзья и соседи и горевали о ней. Затем, сделав для неё роскошный гроб, торжественно положили в него мёртвую.
Когда минуло семь дней после погребения умершей, сродники её вспомнили о девице, приведенной из Едессы, и стали говорить: «Не иной кто виновата во внезапной смерти нашей родственницы, как только эта пленница, которая всегда была к ней враждебна».
И вот все восстали на Евфимию и хотели представить её на суд правителю области, чтобы он мучениями выпытал от неё, как она умертвила свою госпожу, но так как правителя тогда не было дома, то они переменили своё намерение и решили похоронить Евфимию живой вместе с умершей госпожой её. Открыв гроб умершей, они положили Евфимию к трупу, издававшему запах, кишевшему червями и гнившему, — чтобы она умерла там насильственной смертью. Кто может выразить скорбь Евфимии, её печаль, боязнь и трепет, страх и ужас, рыдание и плач? Пусть кто-либо только представит себе страх живого человека, заключённого во гробе вместе со смердящим трупом; страх от мертвеца, зловоние от трупа, тьму и тесноту гробовую, кругом черви, дыхание смерти и несказанное страдание! Находясь в такой крайней тесноте, Евфимия в горести сердца прилежно возопила к Богу из гроба, как некогда пророк Иона во чреве кита: «Господи Боже сил небесных, сидящий на херувимах и видящий бездны! Ты видишь горечь сердца моего и тесноту в этом тёмном и смрадном гробе. Ты знаешь, что ради имени Твоего я отдана была за беззаконного готфа, ибо он клялся Твоим именем, когда брал меня; помилуй же меня ради имени Твоего святого. Ты мертвишь и живишь, низводишь в ад и изводишь[8]: избавь меня от этой горькой смерти и изведи из этого гроба, как из ада, ибо Ты силен и мёртвых воскрешать, — тем более можешь извести из врат смертных меня, живую, но находящуюся близ смерти. Помилуй меня, Владыка ради святых мучеников Гурия, Самона и Авива, излияние крови которых и смерть за Тебя принял Ты, как чистую жертву. О святые мученики! Вас поставил враг мой поручителями перед моей матерью, итак, спасите меня».
Когда она молилась так в горести своей души, явились три светоносных мужа, сияющих как солнце, — святые мученики Гурий, Самон и Авив, и тотчас смердящий запах в гробе исчез. Евфимия ощутила великое благоухание, исходящее от явившихся святых мучеников. Они сказали ей: «Ободрись, дочь, и не бойся: ты скоро получишь спасение».
Когда святые сказали это, сердце Евфимии усладилось и от пресветлого видения святых, и от утешительных слов их; исполнившись радости, она забылась и уснула сладким сном. Во время этого сна она была взята из гроба невидимою всемогущей силой Божией, в один час перенесена в Едессу, в церковь святых мучеников Гурия, Самона и Авива, и положена при честной раке их. Была ночь, и в церкви совершалось обычное утреннее служение, когда она была перенесена сюда. Пробудившись от сна, она снова увидела святых мучеников, которые говорили ей: «Радуйся, дочь, и узнай, где ты теперь; вот мы исполнили то, что обещали, иди же с миром к своей матери».
Сказав это, они стали невидимы. Евфимия, встав, оглядывалась кругом, где она находится. Увидев церковные стены, иконы, свечи и честную раку святых мучеников и притом ещё услышав пение клириков, она убедилась, что находится в Едессе, в церкви поручников своих, святых страстотерпцев Христовых Гурия, Самона и Авива. Тогда она исполнилась несказанной радости и веселья и, обнимая с любовью гробницу святых мучеников, со слезами воздавала благодарение Богу и святым Его за такую оказанную ей милость. В чувстве благодарности, она говорила: Бог наш на небесах; творит всё, что хочет (Пс.113:11), послал помощь Свою с небес и спас меня. Благословен Господь, спасающий уповающих на Него. Вечером водворяется плач, а наутро радость (Пс.29:6).
Когда она с радостными слезами говорила это и многое другое, услышал её слова и плач пресвитер и, подойдя к ней, стал спрашивать её: «Кто ты такая и отчего так плачешь?» Она начала рассказывать ему всё подробно, как она была отдана готфу матерью при раке святых, что она перенесла от этого клятвопреступника, как вчера была заключена во гробе и как во время молитвы её явились к ней святые мученики и в один час перенесли её из готфской земли в эту их церковь. Пресвитер, слушая это, ужаснулся, дивясь великой силе Божией. Впрочем, он ещё не хотел совершенно поверить тому, что она говорила, и спросил её: «А кто твоя мать?»
Узнав, что мать её — вдова София, пресвитер тотчас послал за ней, приглашая её прийти в церковь. Мать, ничего не зная, немедленно пришла и, увидев свою дочь, стоящую при гробнице святых мучеников, одетую в бедные одежды, пришла в ужас от такого неожиданного зрелища; подойдя к ней, она обняла её и, пав к ней на шею, плакала. Плакала и Евфимия, и обе от плача не могли сказать ни слова. Затем, не скоро уняв слёзное рыдание, мать спросила её: «Как ты оказалась здесь, дочь моя, и почему ты одета в такие плохие одежды?»
Тогда Евфимия рассказала ей подробно всё, что перенесла в чужой земле от лукавого мужа, как вчера заключена была в гробу и чудесно спасена и перенесена явившимися ей святыми мучениками Гурием, Самоном и Авивом. Слыша всё это, мать истаивала сердцем от жалости, и все находившиеся в храме, выслушав рассказанное, очень дивились и прославляли всемогущую силу и милость Божью. Пав перед гробницей святых мучеников, мать громким голосом возносила благодарение Богу и святым Его; и пробыли они весь тот день в церкви, молясь и благодаря Бога, и с любовью и усердием обнимая и лобызая раку святых мучеников. Поздно вечером мать с дочерью своей с радостью отправилась домой, славя Бога.
Наутро слух об этом чуде прошёл по всему городу; отовсюду собрались в дом к вдовице её родственники и соседи и в ужасе дивились тому, что рассказывала им Евфимия. Все хвалили имя Господне и величали и прославляли помощь святых мучеников.
София с дочерью проводила богоугодно дальнейшие дни своей жизни. Всем рассказывали они о милостиво явленной им силе Божией. Евфимия говорила: Десница Господня творит силу, десница Господня от готфов перенесла меня в Едессу: Не умру, но буду жить, и возвещать дела Господни (Пс.117:16-17).
Клятвопреступнику же готфу Бог совершил отмщение следующим образом. По истечении некоторого времени, тот самый нечестивый народ, который раньше воевал с греками, соединившись с персами, опять пошёл на греческую землю и пытался взять город Едессу. Ввиду этого в Едессу для защиты его снова было прислано греческими императорами войско. Пришёл с этим войском и тот готф, который хитростью и лестью взял у Софии дочь Евфимию. Он ничего не знал о совершившемся чуде и думал, что Евфимия умерла, заключённая в гробу с мёртвой его женой. Без смущения пришёл он в дом к Софии, как к своей тёще. Она, увидев, что он пришёл, скрыла Евфимию во внутренних комнатах, а его приняла, показывая вид, будто радуется о прибытии своего зятя. Затем, собрав своих родственников и соседей, она начала при них расспрашивать готфа, говоря: «Как Бог помог там совершить отсюда путешествие? Не заболела ли в пути дочь моя, будучи непраздной, и как родила! Я много тужила о ней, так как она была непраздной, и я боялась, чтобы не приключилось с ней какой беды в дороге».
Тот отвечал: «Бог, по молитвам твоим, помог нам совершить путь благополучно, дочь твоя здорова: родила мальчика. Она приветствует тебя, и если бы не был неожиданным этот путь, в который нам велено было идти поспешно, то и дочь твоя пришла бы со мной и с младенцем к тебе, чтобы доставить тебе утешение; впрочем, она придет в более удобное время».
Услышав такие слова, София распалилась справедливым гневом на ложь этого злого человека и, разодрав свои одежды, громко возопила: «Лжец, лукавый человек и убийца, куда ты девал мою дочь?»
Сказав это, она вывела Евфимию из внутренних комнат, поставила её пред готфом и сказала: «Знаешь ли ты эту девицу, кто она, знаешь ли, куда ты заключил её, клятвопреступник? Ты смерти предал её, беззаконник!»
Он же, услышав эти слова и увидев Евфимию, затрепетал, сделался безгласен и не мог произнести ни одного слова, как бы мёртвый. Тогда родственники и соседи вдовицы взяли его, затворили в комнате накрепко и остались стеречь при дверях. Мать с дочерью пригласили писца, описали всё, что случилось с ними, ничего не опустив из этого предивного чуда, и, отправившись к епископу этого города блаженному Евлогию, подали ему эту запись; сообщили и о прибытии к ним злого и лукавого готфа. Епископ, по прочтении записи, тотчас взял свой клир и пошёл к воеводе, начальствовавшему над греческим войском, и приказал прочесть перед воеводой данную ему вдовой и дочерью её запись, в которой было подробно описано это предивное чудо святых мучеников. Воевода, прослушав со вниманием прочитанное, пришёл в ужас, дивясь славному чуду, и все находившиеся с ним исполнились страха. Воевода немедленно приказал привести к нему готфа. Представлена была ему и вдова София с дочерью Евфимией. Снова велел он прочесть во всеуслышание написанную о них запись, ибо во двор воеводы собралось множество народа, мужей и жен. И спросил он готфа, истинно ли то, что написано? Готф отвечал, что это истинно, и ничего здесь нет ложного. Тогда воевода сказал ему: «Окаянный убийца! Как ты не побоялся Бога и страшного суда Его и не устрашился клятвы, данной при гробнице святых мучеников, которых сделал ты поручителями и свидетелями своих обещаний? Отчего ты не пощадил отроковицы, которую прельстил своею хитростью? Прими же казнь заслуженную по делам твоим».
Воевода велел отсечь ему голову мечом. Боголюбивый епископ усердно просил воеводу, чтобы он не предавал готфа смерти, но оказал ему милость и оставил его в живых, дабы тот прославлял величие Божие. Но воевода отвечал епископу: «Боюсь помиловать сделавшего такое великое злодеяние, чтобы не прогневать святых мучеников, которых оскорбил этот клятвопреступник».
И, по повелению воеводы готф был обезглавлен. Так получил возмездие этот окаянный человек; Бог же прославился во святых Своих; от нас же, грешных, да будет Ему слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
[1] Едесса — город в Македонии.
[2] Дий, или Юпитер, по верованию язычников римлян, был высочайшим из богов и отцом богов.
[3] Мученическая кончина святых Гурия и Самона относится к 304 г. Мощи и церковь во имя свв. муч. Гурия, Самона и Авива видел в Константинополе в 1200 г. русский паломник Антоний.
[4] Ликиний — правитель восточной половины империи с 307 по 324 г.
[5] Мученическая кончина св.Авива последовала в 322 году.
[6] Ефалиты — так называлось племя гуннов, живших в нынешних Мерве и Афганистане.
[7] Готфы, или готы — самое восточное и многочисленное германское племя, обитавшее в придунайской низменности.
[8] Выражение взято из 1 Цар.2:6.
