Вид на Малиновский суд (быв.райком или исполком) в назначенный день 28 июля 2017 г.
Сначала хотел назвать заметку так: «Пилат Пилатович Пилатов умывает руки». Но, с одной стороны, я так и не понял, кто у них принимает все эти судьбоносные решения: судья Сергей Александрович Жуковский или его помощница-подельница. С другой стороны, я подумал, что за сравнение со Спасителем меня съедят с потрохами критики-богословы, обвинив ко всему прочему и в т.н. духовной прелести. Итак, я остановился на известном многим изречении из кинокомедии, где из уст хроника-алкоголика советский суд провозглашается как самый справедливый и гуманный. Честно говоря, до этого дня я надеялся, что суд в Украине всё же есть, чем и объясняются мои первоначальные заявления (см. Законность по-одесски и Второе заявление).
Украинские журналисты, не знающие о маршале освободителе Одессы, при упоминании в теленовостях о происходящих в Малиновском районном суде процессах, частенько делают ударение на втором слоге, небеспочвенно, видимо, полагая, что название происходит от слова «малина». Таким образом, сами того не желая, они изрекают истину, — оказывается, как я и убедился на собственном опыте, это и есть самая настоящая «малина», где наличествует железная спаянность преступного мира полиции с псевдосудебными органами.
В действительности Малиновский суд, назван не в честь маршала-освободителя, а в честь одноклассника публициста А.Хабарова, написавшего остросоциальное произведение «Россия ментовская». Автор вспоминает о нём так:
Вася Малиновский с детства был определен судьбой на работу в органах. Еще во втором классе, когда шустрые мальчишки делились на команды и подкачивали битый футбольный мяч, Вася объявлял себя судьей, доставал из штанов большой свисток и начинал резво бегать по полю. Он свистел, назначал штрафные удары, пенальти, засекал время по уличным часам. Его указаний никто не выполнял, более того, самому Васе частенько доставалось по шее за его рьяность. К пятому классу он уже вступил в ЮДМ, ходил по школе со спецзначком и повязкой на рукаве, отводил малышню на разборку к завучу, пытался наезжать на старшеклассников — правда, безуспешно: они продолжали курить в туалете, поставив неугомонному деятелю пару печатей на чело. Из школы Вася вышел законченным кандидатом в номенклатуру органов, но на пути к ним сделал небольшой крюк: поступил в техвуз, где немедленно был избран комсоргом группы, курса, самого техвуза. Оттуда — по компутевке в органы, в которых, видимо, и процветает до сей поры. Конституция его, наверное, была такая — стать ментом или, в лучшем случае, судьей республиканской категории на футбольном или хоккейном поприще…
В Малиновском не было стержня — справедливости и милости, которые, по большому счету, выше самого закона. Витек С. (тоже одноклассник), получивший 5 лет за грабеж, рассказывал, что Малиновский (уже дознаватель УВД) приходил в КПЗ посмотреть на него… «Хоть бы сигареткой угостил, сука… не, идейный, гад! Не положено, сказал… А приходил зачем? Одноклассника повидать, сказал… А зачем? — Любопытно, — сказал… Во, понял, какая сука, — любопытно…»
А.Хабаров. Россия ментовская. — Главные враги. — Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1998.
Эту характеристику ментов брежневских времён можно было бы распространить и на теперешнюю ситуацию, — ничего особенно не изменилось. Как говно не называй: милиция или полиция, — оно останется говном! Многие исследователи считают, что слово «мусор» происходит от русифицированного, взятого из иврита «мосэр» или из идиш — «мусер», т.е. агент, стукач. Кое-кто даже додумался о происхождении его из аббревиатуры МУС — Московский Уголовный Сыск. Но, как известно, нет ни одного документального свидетельства о широком использовании этого термина в дореволюционное время. О чём это говорит? — Только о том, что хотя здесь и имеется связь с ивритом или идиш, но в народе термин прижился только благодаря близости его звучания с русским словом. Мусор — это и есть мусор. В советских тюрьмах сидело евреев не меньше, чем в дореволюционных, но большинство заключенных составляло всё же русскоязычное население, и в народе этот термин мог прижиться именно потому, что в его глазах менты ментально очень подходили под это определение, обозначающее отбросы. И, действительно, в отличие от царской охранки, городовых и околоточных, советская милиция набиралась в основном из отбросов общества. В милицию в советское время шли те, кто не мог найти себе другое место в жизни из-за своей непригодности к созидательной деятельности. Эти отбросы советская система с радостью принимала в карательные органы и делала из них послушных исполнителей своих предначинаний.
Советская милиция отличалась от царских полицейских не просто быдловскими замашками, а особым исходящим от них дьявольским, бесовским духом. Как часто упоминается в житийной и святоотеческой литературе, бесовские явления иногда сопровождаются нестерпимым зловонием. А при соприкосновении с советскими служителями закона у чутких людей ощущался исходящий от них отвратительный, ни с чем не сравнимый демонический дух злобы и ненависти. Нельзя, конечно, сказать так обо всех. Кто-то утверждает, что соотношение нормальных к ненормальным где-то 1 к 10 (т.е. только каждому десятому делая снисхождение), кто-то — 50 на 50. Но мне хотелось бы заметить, что не столь важно сколько в рядах советской милиции оставалось нормальных людей, сколько пагубность влияния тех отморозков, которые затмевали собой всех тех остальных из положительной когорты. Моя бабушка Ольга Федоровна Котомина была внештатным сотрудником милиции, и один раз даже взяла меня с собой в детскую комнату милиции центрального РОВД, где она работала. Она хотела приобщать меня мальчика-подростка к своей деятельности по воспитанию подрастающего поколения на благо отечества.
Поздравительная открытка для моей бабушки от Центрального РОВД
И до определённого времени я не воспринимал правоохранительные органы в негативном свете. Но повзрослев и столкнувшись в реальной обстановке с милицейскими работниками, я всеми фибрами своей души почувствовал, что в этой среде происходит что-то нездоровое...
Если они искореняли преступность, которую вновь и вновь взращивала сама же советская безбожная система, то это объявлялось достижением социалистического государства. Она с упоением рассказывала о героях-милиционерах — борцах за справедливость. Когда же соцсистема пала и государство стало неконтролируемым партийными работниками чисто полицейским механизмом, то первым делом, что было сделано, например, в Одессе — это поставлен уродливый памятник погибшим милиционерам. Таким образом, всех погибших автоматически записали в герои. Не было даже рассмотрено ни одного случая превышения власти или исполнения преступного приказа, — все до одного отважные и почти святые служители родного отечества! До сих пор не наказан даже штрафом ни один советский преступник: ни изверг-кагэбэшник, ни садист-милиционер, — никто. Для наглядности можно привести рассказ того же вышеуказанного автора, изображающий не сказочный, а реальный образ дяди Стёпы:
Капитан Беликов — отец родной
В районном Дворце культуры выступала цирковая труппа, в составе которой были так называемые «бронзовые фигуры». Смешанная пара качков, муж и жена, изображала античные статуи: дискобола, Геракла с супругой и т.д, и т.п. Тела их были густо окрашены бронзовой краской, подчеркивавшей мощную и рельефную мускулатуру — как у мужа, так и у жены.
Однако во втором представлении «бронзовые фигуры» не участвовали. Как потом выяснилось, кто-то украл инвентарь: лук, стрелы, меч, щит, доспехи с двумя шлемами.
Мне было, кажется, четырнадцать лет; мы уже входили в юношеский возраст и азарт, часами просиживали штаны в тех самых пресловутых беседках. Гитара, кривляние и ежедневные драки с кем-нибудь — от проходящих подростков до организованной «армии» соседнего квартала: это и была «улица», воспитавшая, наверное, не менее половины советских граждан, как строителей коммунизма, так и строителей тюремно-лагерной системы развитого социализма. Кое-кто из нас уже имел некоторое отношение к криминалу, голубятник Стас, например… Но к голубятникам у милиции всегда было настороженное отношение: раз голубятня, значит, место сборищ, а раз место сборищ, значит, обязательно замышляют что-то противозаконное, балуются ножичками, картишками и анашой. Впрочем, видимо, так оно и было…
Средь бела дня к нашей беседке подъехал милицейский «бобик», из которого выпрыгнули два дюжих блюстителя (так и хочется написать: с дубинками… но дубинок тогда еще, слава Богу, не ввели…
— Ну что, мальцы, — весело махнул рукой милиционер. — Садимся — и поехали. Поехали — и садимся… Шучу!
Нас было четверо: старшему (мне) — 14, младшему — 10. Кое-кто испугался, запросился домой, к маме.
— Какая мама? Съездим, поговорим — и назад… — убедил публику второй милиционер.
Нас посадили в зарешеченный салон «бобика», где уже находились трое наших сверстников. Стало тесновато, благо, что дорога до райотдела не была такой уж длинной.
— Заходи, малец, не ссы… — подтолкнул меня к кожаной двери усатый старшина.
За двух-тумбовым столом сидел упитанный дядька с маловыразительным лицом. Увидев меня, он расплылся в улыбке.
— Здравствуй, сынок… Присаживайся, будь как дома.
Я присел к краю стола напротив дядьки.
— Моя фамилия — капитан Беликов. Ты уж не обессудь, придется ответить на кой-какие вопросы… Служба, сынок… Сейчас я тут кое-что допишу, а ты пока подумай.
Я стал думать, но ничего придумать не мог. За спиной дядьки на стене висел портрет изможденного Дзержинского с горящими глазами, а справа — портрет Брежнева, бодрого и молодого.
Капитан Беликов поставил жирную точку и вновь обратился ко мне.
— Ну что, подумал, дитё?
Я кивнул.
— Так давай, рассказывай…
— А что?
— Как — что? Где лук и стрелы, где меч и все железяки остальные… Артистам работать надо. Обидели их… А ты говоришь — что? Вот, скажем, ты позавчера где был?
— В школе.
— А после школы?
— В футбол с пацанами играл.
— А после футбола?
— Забыл…
— Забыл?!! — Капитан Беликов вдруг поднялся над столом, словно ископаемый ящер над мелкой добычей. — Зато я помню! Ты, щенок сопливый, с подельщиком своим проникал во Дворец культуры через форточку и похищал атрибуты циркового искусства!
Я вдруг заплакал. От страха, наверное… А капитан Беликов неожиданно резко, словно падая, сел на стул. Лицо его опять смягчилось.
— Ладно, сынок… Ты уж прости меня, не сдержался. С меня ведь начальство требует: где лук, стрелы, меч? Где преступники? А я что скажу?
Он открыл щелчком пачку папирос «Казбек» и протянул ее мне.
— Ладно, успокойся… На, закури вот… Не плачь.
— Не курю, — ответил я, размазывая по лицу слезы.
— Не курю!.. Хм, знаю, знаю… Я тебе сейчас заместо отца… или нет, я вообще тебе отец. Говорю: кури, значит, кури… Не боись.
Я достал из пачки длинную папиросину. Я действительно не курил в отличие от многих моих сверстников, вступивших на вредную табачную стезю кто с 8-9 лет, а кто и с детсада… Правда, попробовал разок — не понравилось. Да и футбол с табачищем как-то не совмещался. Но раз такой важный дядька, капитан милиции, папиросу предлагает — почему не попробовать? Я прикусил папиросину зубами, а Беликов чиркнул спичкой.
Однако в тот момент, когда я, прикурив и слегка затянувшись, хотел сесть на стул, Беликов, размахнувшись, отвесил мне звонкую оплеуху. Папироса прилипла к щеке, в ушах зазвенело. Я упал со стула, больно ударившись затылком о паркет, и медленно пополз в сторону выхода.
— Ты куда, сынок?! — жалобно вскрикнул капитан Беликов. — Эх, что ж я так? Прости, не сдержался!..
Он вышел из-за стола и встал надо мной.
— Ты пойми, сынок, я ведь вам как отец родной… Не могу, понимаешь, видеть, как пацаны курют! (Он так и сказал: курют…) Не сдержался, прости… Вставай, садись на стульчик, поговорим по душам, как мужики…
Он даже всхлипнул — так, видимо, досадовал на свою несдержанность…
Я сел обратно на стул. Руки мои тряслись мелкой дрожью.
— Ты кем хочешь стать, когда вырастешь? — продолжил разговор совестливый капитан.
— Физиком… — всхлипнул уже я.
— Хорошее дело! — обрадовался Беликов. — Физики стране нужны, за атомом будущее!
Он вдруг посерьезнел, лицо окаменело, а глаза покрылись ледяной пленкой.
— Только вот незадача: можешь ты физиком не стать…
— Почему? — расстроенно удивился я.
— Посодют. Или условно год дадут. А какой из тебя студент, если ты судимая морда? Какой?..
Я мысленно согласился с ним и опять заплакал.
— Да что ты, что ты, сынок?!! — заорал Беликов. — Шучу я… Не расстраивайся, все еще поправить можно. Лишь бы принадлежности нашлись, и гаденыша, что их стибрил, споймать надобно. Ты-то здесь не при делах?
Я энергично замотал головой.
Беликов тем временем потянулся к сейфу за спиной, открыл дверцу, и в руке его оказалась бутылка дешевого крепленого вина. Это было всем известное «Волжское».
Капитан откупорил сосуд и плеснул в стакан. Затем одним махом опрокинул в себя то, что осталось в бутылке. Крякнув и нюхнув рукав форменного кителя, он двинул стакан по столу в мою сторону.
— Вот, выпей чуть, успокойся…
— Да не пью… — вспомнил я оплеуху.
— Я тоже не пью, нельзя. Сердце болит. За вас, между прочим, болит, за гаденышей… Пей, не боись! Я ведь те как отец родной, забыл, что ли?
(Вино я пробовал один раз, когда устраивали «штаб» в старом бомбоубежище. Ничего, забалдел. Только тошнило потом).
Я потянулся к стакану. Но, как только мои пальцы коснулись стекла, Беликов, широко размахнувшись, ударил меня открытой ладонью по лицу — захватил даже ухо…
Мне показалось, что я совершил сальто в три оборота — так вертелся перед глазами паркетный пол.
Приземлился я возле стены, ударившись на этот раз не затылком, а лбом, на котором сразу же выросла ощутимая и видимая шишка. Не было никаких сил встать или ползти.
— Что, гаденыш?!! — орал капитан Беликов. — К стаканчику тянешься, сволочь! Сегодня к стаканчику, а завтра к ножичку, завтра к ножичку, а послезавтра — пырь и готово! Здрасьте, тюрьмы-лагеря! Да?!!
Ответить было нечего, и я заорал..., поминая дедушку и бабушку, — чтобы они забрали меня поскорее из этого страшного места.
— Эх, сынок, — вдруг снова обмяк Беликов, — что ж ты со мной делаешь? Что ты их, гаденышей, жалеешь? По ним тюрьма плачет, а ты физиком хочешь стать. Да пусть их посодют, ты только скажи, где инвентарь, кто во дворец-то шнырял?
Наверное, если бы я знал — кто, наверняка взял бы грех на душу, заложил бы с потрохами… Но мне ничего не было известно, и поэтому я лежал под стеной тихо-тихо, безобидным зверьком, стараясь плакать как можно тише.
А Беликов уже стоял надо мной.
— Ладно, сынок, вижу, что ты здесь ни при чем. Иди домой, учись, становись физиком. А то, вишь, как расстроил ты меня, пожилого человека! Сердце болит за вас, гаденышей!
Он ласково пнул меня.
— Вставай, вставай, иди…
Я вскочил быстро, как раненый заяц, и схватился за ручку двери.
— А до свидания? — укорил меня капитан.
— До свидания, — шепотом произнес я и открыл дверь.
Передо мной стоял один из тех милиционеров, что везли нас в отдел. Круглолицый парень, светловолосый, эдакий добрый молодец, Алеша Попович…
Он широко улыбнулся и ударил… нет, не ударил, а именно тюкнул меня кулаком по лбу. Я совершил обратный полет, на этот раз под стол Беликова.
— Вася, ты что ж это делаешь? — возмутился капитан. — Кто тебе позволил пацана бить, он же ни при чем!
— Как ни при чем? — удивился Вася. — В соседнем кабинете его дружки уж признались: вместе в форточку лазали, вместе инвентарь тырили…
— Да ты что? — изумился Беликов. — А я было поверил ему! Ведь ты посмотри на него: хороший пацан, физиком хочет стать!
Что было дальше, я запомнил смутно. Вроде я снова сидел на стуле и отвечал… нет, всхлипывал в ответ на вопросы Беликова. Алеша Попович то тюкал меня кулаком в разные места, то бил ладонью по лицу, а возмущенный капитан выговаривал ему за несдержанность. То вдруг сам Беликов орал страшным голосом, расписывая ужасы колонии, загоняя меня то под стол, то в угол кабинета.
Спас меня мой дед, явившийся в милицию при параде полковничьей формы и орденов. Деда знал весь район, он лет двенадцать занимал должность военкома и направил на срочную службу, наверное, всех, кто был годен… Начальника милиции он, конечно, знал лично, поэтому я был отпущен без лишних слов. Беликов и Вася потеряли ко мне всякий интерес мгновенно, как будто и не они минуту назад стояли надо мной с перекошенными лицами. На мое «до свидания» никто не ответил.
А про то, что происходило со мной в эти два-три часа, я никому не рассказывал, сообразил детским умишком, что это не обязательно.
Похитителей инвентаря «бронзовых фигур» так и не нашли. Видимо, следствие пошло по неверному пути. Или кто-то оказался чересчур стойким: не выдал товарищей. Но это был не я…
В достаточно зрелом возрасте я рассказывал этот случай как «смешной», и сам смеялся вместе со всеми как над чем-то не имеющим ко мне никакого отношения.
О презумпции невиновности я тогда и не слыхивал. Впрочем, о ней, презумпции, видимо, не слыхивали и работники правоохранительных органов — по крайней мере большинство… Признание — вот что определяло степень виновности или невиновности подозреваемого, обвиняемого, осужденного… Но каким-то образом все же ухитрялись органы работать и, надо отдать им должное, работали с большим коэффициентом полезного действия: иногда даже ловили настоящих преступников и не давали развернуться преступности во всю ее организованную мощь.
А.Хабаров. Россия ментовская. — Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1998.
Эту интересную историю я мог бы дополнить и парочкой случаев из своей жизни, но поскольку это удлинит и так затянувшееся повествование, продолжим начатый рассказ.
Итак, все мои надежды на справедливое судебное разбирательство в Малиновском суде, или хотя бы на его видимость, оказались пустыми. То, что произошло в действительности можно охарактеризовать как преступный произвол и сговор властей, и исполнительной и судебной. В довершение подтасовки фактов и подлога, допущенного следственными органами, произошло и несправедливое рассмотрение дела, и заключение суда.
Вкратце напомню, что мы с братом решили на первомайские дни уехать подальше от бурлящих в Одессе страстей на родину предков, в Севериновку. В данном случае мы руководствовались принципом (перефразируя известную поговорку): «Дальше едешь — тише будешь». Но всё произошло вопреки нашему желанию, и уехать подальше от бурлящего страстями города не получилось.
Встретившись накануне в воскресенье 30 апреля, мы решили совместить приятное с полезным. Владик хотел свозить меня на археологическую экскурсию в район посёлка Южный, где я ещё не бывал. Но я всё же уговорил его поехать в Севериновку, а Южный и другие прибрежные места оставить на летнее время, когда можно было бы искупаться в море (нужно заметить, что морская вода в этом году долго не желала теплеть). Мы немного посидели у берега моря на пляже Дельфин, сфоткавшись в мичманке и с лоцманской рацией моего папы, и договорились встретиться на следующий день.
Владислав Григорьевич Петренко 30 апреля перед поездкой и наш билет на автобус с обозначением мест 21 и 22
Утром 1 мая мы у Нового базара сели на автобус и через часа два уже расположились в живописном уголке Севериновки возле источника на Боговой горе. Посидев немного в тени близлежащего леса и по-походному перекусив, мы окунулись в купели источника и направились в сторону нашего кладбища. Нашим я называю севериновское сельское кладбище, поскольку там захоронено бесчисленное количество наших предков.
 Мой брат Владислав возле источника 1 мая 2017 г |
 Владислав Григорьевич Петренко на Боговой горе в Севериновке 1 мая 2017 г. |
 Владислав Григорьевич Петренко в Севериновке спит на привале вечером 1 мая 2017 г. |
В Севериновском лесу вечером 1 мая 2017 г. |
Мой троюродный брат Владислав Григорьевич, видимо, от свежего воздуха на природе разомлел, и его стало клонить ко сну. Из-за сосудистого заболевания он страдал бессонницей, и накануне он опять всю ночь не спал.
Посетив могилу нашего прадедушки и прогулявшись по кладбищу, я стал будить Владика, так как солнце начало клониться к западу, а нам ещё нужно было найти место для ночлега. Мы пошли в направлении Одессы, намереваясь 2 мая дойти до ближайшего села и там уже сесть на автобус. Свора собак, охранявших расположенный вблизи кладбища коровник не сильно нас атаковала, и мы прошли данное опасное место без особых затруднений. Пройдя немного по просёлочной дороге, мы разбили палатку в небольшом лесочке. Поднявшись рано утром, мы сделали переход до Новой Эметовки, и вечером 2 мая в 17:30 сели в одну из последних маршруток. Следовало торопиться, поскольку на следующий день мой брат должен был идти на работу.
 Во время перехода утром 2 мая (см. надпись: «Вогонь - ворог лiсу») |
 Утром 2 мая 2017 г. мой брат Владислав Григорьевич Петренко на фоне каменоломни в Новой Эметовке |
 Владислав Григорьевич Петренко в Новой Эметовке на берегу Хаджибейского лимана днём 2 мая 2017 г. |
 В Новой Эметовке 2 мая 2017 г. до нашего отъезда в Одессу |
Прибыв в Одессу, мы сразу окунулись в напряженную атмосферу, уже несколько последних лет окутывающую город, и от которой мы так старательно хотели избавиться, уезжая накануне. Попрощавшись с братом на Старосенной площади, мы направились по своим домам. С этого момента всё разделилось на «до» и «после»: я попал в историю с бандой ментов-беспредельщиков, а Владик вскоре безвременно закончил свою земную жизнь. Через месяц он получил тяжелую черепно-мозговую травму, ударившись при падении...
Когда в разгар конфликта меня окружила беснующаяся толпа и я набрал номер Владика, то один из мужиков выхватил у меня мобильник. Все угрозы и маты, обрушившиеся по моему адресу Владислав слышал в телефонную трубку. Я предпочел держать оборону, а телефон оставил тому, кто его забрал, справедливо полагая, что жизнь и здоровье человека дороже самых дорогих вещей... Киевские совместно с одесскими эсбэушниками наверняка прослушивали и записывали все переговоры, поскольку 2 мая спецслужбы и полиция ожидали в Одессе провокации и беспорядки, и были наготове. То, что они сами зачислили меня в число своих противников я понял, когда просматривал впоследствии список входящих и исходящих звонков: данные о переговорах были отредактированы оператором, и все наши телефонные звонки от 2 мая были удалены... Причём данные о звонках исчезли не только у меня, но и у Владика, а также у моей мамы, которой я позвонил из полицейской машины, когда меня там закрыли в наручниках.
Ещё одна деталь из работы беззаконных служителей беззакония: дежурный полицейский составлявший протокол в райотделе очень хитро завернул дело, убедив меня в том, что полученная мной травма возникла из-за моего собственного удара, а не из-за удара хулиганствующих юношей. Будучи не искушенным в подобных хитростях, я попался на этот дьявольский крючок, наивно полагая, что мне это нисколько не повредит. Уже через день после этого, во время посещения участкового я понял, насколько заблуждался...
Сначала упомяну, как я намучался со своим переломом. Пойдя 3 мая в районную поликлинику по месту жительства, я получил только консультативную помощь. Мне кроме рентгена не сделали ничего, — по правилам при переломе со смещением до того как наложить гипс необходимо было сделать т.н. вправку. Направив меня в 11-ю больницу, они представили дело так, что там, якобы, особые специалисты, и мне не стоит здесь задерживаться, операцию, мол, сделают как надо в специализированной больнице.
Туда я смог добраться только к концу дня, но положить меня на операцию дежурный врач-травматолог отказался из-за того, что наш район должна обслуживать больница №1 (Еврейская). Кто не попадал в подобную ситуацию, скажу, что врачей в первую очередь волнует причина травмы, и во всех лечебных заведениях очень дотошливо расспрашивают об этом, т.к. они обязаны докладывать обо всех случаях криминального порядка в полицию. Характер моей травмы свидетельствовал о том, что я попал в какой-то переплёт, и все врачи, к которым я обращался, боялись ответственности, подозревая меня в незаконных действиях.
Только поздно вечером Владик отвёл меня в травматологию возле парка Шевченко, где мне сделали гипсовую повязку. А на следующий день меня вызвал участковый, предложив подъехать к ним.
Передать свои чувства, которые я испытал там и в дальнейшем у меня не получится. Начиная с 4 мая, когда мне предъявили обвинение, и до 28 июля — вынесения судебного решения у меня ещё были и бодрость духа, и какие-то надежды на справедливое разбирательство. Но затем пришла какая-то апатия и полное разочарование. Причём не только в судебно-правовой системе, но и в отношении всей Украины как государства. Я почувствовал себя на чужбине, или в плену у вражеской армии...
 Вид на полицейский участок и Сретенскую церковь со стороны перекрёстка улиц Ефимова и Зелёной |
 Участковый пункт Малиновского отдела ГУНП по ул.Ефимова, 19, где меня «обрабатывали» сотрудники полиции |
Банный комплекс «Русский пар» рядом с полицейским участком и трамвайной остановкой |
Я поехал на Коблевскую, 40 просить о предоставлении мне адвоката, и там мне посоветовали написать заявление отложить судебное заседание из-за необходимости срочной операции, что не было какой-то выдумкой. Я отказался от операции только из опасения со стороны сердца, которое могло не выдержать общего наркоза. Мне настойчиво советовали отказаться как Владик, так и другие люди. Не давали никаких гарантий и врачи евоейской больницы, куда я лёг с целью оперативного лечения.
Второй раз суд отложили из-за того, что мне вовремя не назначили адвоката. В третий раз — из-за того, что адвокат не успел подготовиться к заседанию. Адвокаты хотели затянуть рассмотрение дела, поскольку по существующему законодательству дело закрывалось по истечении трёх месяцев со дня происшествия. Для меня такая позиция юристов и адвокатов была не очень приемлемой, но возражать я не хотел, оставляя всё на волю Божию...
Последняя судебная повестка-эсэмэска гласила:
Малиновский райсуд г.Одессы
г.Одесса, ул.Василия Стуса, 1а, т.(048)728-51-02.
Уведомляется Кобылянов Игорь Валентинович, как особа, которая привлекается к административной ответственности, о том, что судебное заседание по делу 521/6817/17, судья Жуковский Сергей Александрович, назначено на 11:00 28.07.2017, зал 414.
В случае неявки без уважительных причин или неуведомление о причинах неприбытия, дело может быть рассмотрено в Ваше отсутствие.
Получено 19:52:32 10.07.2017.
Итак, перед нами явное противоречие, которое абсолютно никого из властных деятелей не беспокоит: дело было рассмотрено при моём отсутствии в моём присутствии (абсурд, да!?), т.е. я присутствовал в коридоре за дверью зала № 414, и в моё отсутствие неизвестно кем рассматривалось судебное дело. Меня лишь вызвали в предбанник, где сидели помощницы для оглашения ихнего решения...
Приехав в назначенный день 28 июля я около 10:00 подал через канцелярию своё последнее заявление, с таким расчетом, чтобы оно было рассмотрено на заседании. Вот его содержание:
В Малиновский районный суд,
Кобылянова Игоря Валентиновича
по делу № 521/6817/17
Заявление
Ввиду того, что суд в третий раз откладывается, и надо мной по-прежнему тяготеет надуманное обвинение, хочу ещё раз попытаться конкретизировать свои доводы и уточнить некоторые детали, о которых в предыдущих заявлениях было сказано недостаточно.
Преступный мафиозный клан псевдополицейских тщится выставить меня в образе оскорбителя девушки, которую я ударил в разгар конфликта. В действительности же, как я уже и объяснял, эта девушка была участницей данного конфликта на стороне нарушителей порядка. Ни по ней, ни по другим участникам не было заметно никакого ухудшения здоровья от моих ударов. Все четверо весело и бодро возвращались из РОВД, уверенные в своей безнаказанности.
Если полицейские Малиновского района так заботятся о женщинах, то почему они не включили в материалы дела показания той свидетельницы, которая добровольно давала показания в мою защиту?! Ясно почему — ведь тогда всем стало бы понятно, кто они такие на самом деле: и те подгулявшие юноши, и те, кто старается сфабриковать против меня липовое дело о хулиганстве — все они лгуны и преступники.
Если бы эти полицейские на самом деле уважительно относились к нашим женщинам, то учитывали бы тот факт, что именно Олег Кусье ударил, хотя и не очень сильно, а как бы играючи, сидевшую на первом сиденье за кабиной водителя женщину. Что это, как не хулиганство?! Ни водитель трамвая, ни пассажиры находившиеся вдали не могли видеть этого. А свидетелей, которые видели всё, устранили полицейские, фабрикующие против меня дело.
На основании всего сказанного прошу привлечь в качестве свидетелей либо вышеуказанную прямую свидетельницу произошедших событий, либо тех полицейских, которые приехали на вызов и участвовали в дознании.
Правдивые показания свидетелей положили бы предел беззаконному третированию меня и всего правосудия со стороны лжеполицейских, которые самоуправно из потерпевшего переквалифицировали меня в преступника. В ходе конфликта мне было нанесено увечье правой руки, которое не может быть компенсировано никакими денежными возмещениями. И я не желаю марать себя исками и судебными тяжбами с бандой хулиганов, а просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
Ко всему сказанному следует добавить, что произошедшие события повлияли на состояние здоровья моего брата Владислава Григорьевича Петренко, и способствовали его преждевременной кончине 5 июня сего года. Если бы он оставался жив, то смог бы присутствовать на суде и засвидетельствовать многое из того, что было в действительности, поскольку во время нападений на меня он слышал по включенному мобильнику всё что происходило.
Как известно в этом году исполняется 100-летие российской безбожной революции. И банда полицейских — наследников и продолжателей советских преступников, участников и пособников коммунистического геноцида — хотела бы скрыть проделки своих отпрысков и свалить их с больной головы на здоровую. Все остальные граждане, по их мнению, как мышки должны тихо сидеть по своим норкам и не рыпаться. Молодые наследники безбожных погромщиков, видимо, отмечали 2 мая один из своих красных дней календаря, и вечером после «отдыха с девочками» в сауне возвращались на трамвае по домам, — баня находится рядом с трамвайной остановкой на улице Ефимова, где они сели. А за то, что я проявил инициативу, — она, понятное дело, у нас наказуема, — меня сделали крайним.
День святого Владимира и Крещения Руси, 28 июля 2017 г.
Судья, С.А.Жуковский явился на работу только около 11-ти, в то время как уже должны были быть рассмотрены два дела. Одно было назначено на 10:00, а второе на 10:30. Зайдя в назначенное время в зал, который представляет из себя маленькую комнатку, в которую с трудом могут поместиться несколько человек, и ещё меньшей комнатушки для помощниц, мне было в командном тоне приказано подождать в коридоре:
— Вас вызовут!
За время моего терпеливого ожидания в «зал» то и дело заходили и выходили то одни, то другие личности, с которыми велись животрепещущие беседы. Таким образом, в то время когда должно было рассматриваться разбирательство по моему делу проводились абсолютно другие события, никак не связанные со мной. В 11 часов даже не рассматривалось то дело, которое было назначено на 10:00. Рядом со мной стояло ещё трое человек, ожидавших рассмотрения своих дел... Где-то около 11 часов, 40 минут меня, наконец, вызвала помощница и заявила, что судья принял решение ограничиться словесным замечанием и закрыть дело, и, немного подождав, добавила:
— Но признать виновным...
В ответ на высказанное мной несогласие с подобным решением помощница заявила, что я вправе обжаловать данное решение суда. Якобы, я дрался и ругался, а это есть правонарушение.
Назвать такой суд несправедливым было бы детской слабостью, — это был полный беспредел! Во время конфликта ругань доносилась со всех сторон, и в первую очередь со стороны т.н. свидетельницы, — ментовской прислужницы, и присутствующих мужиков. Я даже во время отсидок в различных мусоровках приструнивал сидевших со мной людей, прося их не ругаться матом, а здесь мне без зазрения совести приписали то, что я мог допустить лишь вскользь и непублично. На всю страну показывают министра внутренних дел, нецензурно ругающегося с Саакашвили, а меня, не сказавшего во время конфликта ни одного ругательного слова, обвиняют в том чего не было...
Кроме того, что это как не торжествующее толстовство!? Рассказывать ли всем этим людям историю о том, как Христос выгнал торгующих из храма?! Те были лишь торговцы, а вовсе не хулиганы или дебилы-мусора, а он их так грубо и беззаконно вышвыривал, — и без вызова полиции... Интересно всё-таки, в каких словах выражалось бы решение Малиновского суда по поводу этого «преступления» Господа нашего Иисуса Христа?! Он ведь должен был собрать свидетельские показания или хотя бы снять на смартфон этих торговцев, написать заявление в Малиновское РОВД и т.п. Вместо этого Он, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех торговцев, и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул (Ин.2:15). — Подлинное хулиганство!
Кто-то скажет:
— Вот сравнил... Храм с одесским трамваем!
Таким отвечаю:
— Да, сравнил. Сначала они лишили нас храма, поставив туда своих служителей и подменив Церковь лжецерковью, а теперь лишают нас и трамваев! Оказывается, теперь они могут садиться людям на голову, и скажите спасибо, если не вам! Суд будет на стороне этих отморозков, а адвокат, в лучшем случае, самоустранится от своих обязанностей, поскольку это всё одна и та же корпорация...
Абсурдность ситуации в суде была настолько очевидной, что описывать её в данной статье я долгое время даже не решался: кому всё это может быть интересно?! Тупостью и наглостью наделённых властью людей уже давно никого не удивишь!
Написанное мной заявление физически могло, конечно, быть прочитано, но очевидным было, что решение было принято заранее, и никакие заявления уже не могли повлиять на это решение. Но главным абсурдом во всей этой истории было то, что не было принято во внимание заявление моего адвоката, который ссылаясь на загруженность в работе, просил отложить заседание. Без адвоката они не имели право рассматривать моё дело, а не то чтобы принимать вообще какое-нибудь решение!
— СУД — абСУРД! — Я даже начал рифмовать возникшую ситуацию, в надежде красиво выплеснуть накопившийся пар где-нибудь на просторах социальных сетей! Но через какое-то время успокоившись, я понял, что всё это никому не интересно. Единственный человек, который открыто поддержал меня, приняв всё случившееся со мной близко к сердцу, и хотел прийти на суд мне помочь — уже скончался...
Малиновский суд и Малиновский РОВД — это одна банда. Конечно, люди и там и там есть разные; большинство вообще никак не влияют на принимаемые решения, выполняя разные служебные функции, и поэтому к ним я не имею особых претензий. Моё недовольство относится к тем деятелям от полиции, которые влияют на принятие беззаконных решений и к тем, кто выполняет преступные приказы сверху. О том, что милиция-полиция Малиновского района сама участвует и часто является организатором преступлений писалось когда-то и в «Одесском Вестнике». Вот одна из таких статеек:
Статья в «Одесском Вестнике» за 26 ноября 1997 г.
Офицер милиции — руководитель вооруженной банды?
Около полудня хозяйка квартиры в доме № 58 по улице Космонавтов услышала звонок в дверь. Подойдя ко входу и взглянув в дверной глазок, она увидела стоящего на лестничной площадке офицера милиции с черной папкой в руках. На вопрос женщины о цели визита, страж порядка заявил, что в милицию поступила жалоба на жильцов этой квартиры, и он пришел разобраться по существу вопроса. Хозяйка, посоветовавшись с мужем, открыла дверь и впустила милиционера. Младший лейтенант вошел в квартиру, задал несколько вопросов и записал пояснения хозяев. Затем, собрав бумаги в папку, он пошел к выходу. Женщина помогла ему справиться с замком и приоткрыла дверь. В этот момент в квартиру ворвалось трое преступников в масках. Когда же хозяйка закричала, призывая милиционера на помощь, он хладнокровно приказал: «Заткните ей рот». В следующее мгновение от удара женщина потеряла сознание. Но на ее крик из комнаты выскочил муж и бросился на бандитов. В результате возникшей схватки в него было произведено несколько выстрелов. Раненный в ноги хозяин квартиры упал, истекая кровью. Однако, на крик и звук выстрелов в дверь квартиры стали стучать соседи, а один из них побежал звонить в милицию. Поняв, что дальше на месте преступления оставаться нельзя, злоумышленники выбежали из квартиры и скрылись в неизвестном направлении. Причем, по словам очевидцев, выбежав из подъезда, трое в масках побежали в одну сторону, а милиционер спокойно, как ни в чем ни бывало, пошел в другую. Когда к месту происшествия прибыли сотрудники Малиновского РОВД, то им осталось лишь констатировать сам факт преступления. Впрочем, высокопоставленные милицейские чины, приехавшие сюда, сразу стали отрицать факт участия работника милиции в совершении вооруженного нападения на квартиру одесситов. Но, думается, пока их слова — не более, чем голословное заявление в защиту чести мундира.
Константен ПОБЕДОНОСЦЕВ.
«Одесский Вестник», № 228 (1478), 26 ноября 1997 г.
Никакие «революции гидности» не изменили данную ситуацию в корне, хотя и не только в Малиновском РОВД работают менты-преступники. Периодические выступления журналистов и общественных активистов хотя и изменяют несколько ситуацию, но не настолько, чтобы сказать: «Ура! Да здравствует наша родная полиция!» Почти все одесситы слышали душераздирающую историю о мусорах-насильниках из Приморского РОВД. Вероятно, она получила огласку, и преступники были разоблачены только потому, что потерпевшей оказалась сама же сотрудница правоохранительной системы. В то время редкий номер газеты выходил без заметки на тему милицейских злоупотреблений. Но особенно взбудоражило город это резонансное убийство студентки.
Милиционеры-душегубы помогают Григоренко занять министерский кабинет
Жуткая история потрясла Одессу. 14 сентября был найден труп молоденькой девушки. Она была изнасилована и задушена. Документов при ней никаких не оказалось, и понадобилось почти две недели, чтобы установить ее личность, а также обстоятельства преступления. Когда их удалось выяснить, одесситы вздрогнули от ужаса и цинизма произошедшей трагедии. Умерщвленной оказалась 19-летняя Ольга Дмитриева, студентка местного юридического института. Ее убийцами — два сотрудника одесской милиции.
Начало статьи в газете «Одесский Вестник»
В прошлом году Оля приехала из Николаева в Одессу поступать в юридический институт. На экзаменах она провалилась и уже собиралась уезжать назад, когда по коридору института, где стояла заплаканная девушка, проходил ректор Сергей Васильевич Кивалов. Он подошел к ней, и когда Оля рассказала, что она круглая сирота и провал на экзаменах убил все ее надежды на будущее, не отдал ей документы и помог поступить на подготовительное отделение. Оля окончила его хорошо и в этом году поступила на первый курс.
Сергей Васильевич возродил у девушки надежду, не дал ее жизни пойти под откос. Но разве мог он знать, что нелюди в погонах осквернят ее девичью честь и заберут саму жизнь.
13 сентября Оля с подружкой пошла на городскую дискотеку. На обратном пути, поскольку было уже темно, девушек вызвались проводить к общежитию два сотрудника милиции, также присутствовавшие на дискотеке, — милиционер патрульно-постовой службы и участковый инспектор. По дороге они набросились на Олю и начали ее насиловать. А когда она закричала, они задушили ее. А потом, уже мертвую, продолжали насиловать. Пока душегубы расправлялись с Олей, ее подружке удалось убежать. Она была настолько напугана, что, когда нашли тело Оли и почти две недели пытались установить ее личность и преступников, боялась что-либо сообщить.
Со временем ей стало невмоготу молчать, она пришла в милицию и рассказала о случившемся. Преступников сразу же задержали. Один из них, участковый инспектор, все это время принимал активное участие в поисках душегубов.
Продолжение статьи
Когда страшные подробности стали известны в городе, начальник областного УВД Иван Григоренко поспешил откреститься от произошедшего. Он заявил, что милиционер ППС уже в органах не работает, ибо был уволен... 1 сентября.
Вместо того чтобы честно признать, что в рядах одесской милиции служат преступники и он, Иван Григоренко, виноват в этом в первую очередь, по причине чего он должен был бы как человек чести подать немедленно в отставку, начальник УВД защищает «честь мундира».
Пока одесситы приходят в себя от ужасного преступления, в городе пошли слухи, что Григоренко переезжает в Киев на работу заместителем министра внутренних дел. В дни, когда город был в шоке от убийства журналиста Бориса Деревянко, Леонид Кучма вручил начальнику УВД генеральские погоны. Теперь новое назначение? За что?
Иван КОСТОВИЧ. Газета «Политика» (1 октября, № 37).
«Одесский Вестник», № 191 (1441), 2 октября 1997 г., с. 1, 3.
Читатель может спросить: в чём суть все этой истории, которую я рассказал? А суть в том, чтобы просто поделиться своим опытом. Не верьте, люди, никаким басням, рисующим высокие достижения современных лжеполицейских, и не особо рьяно проявляйте собственную инициативу, добровольно помогая им, поскольку вы можете повредить невиновному человеку. Если имеется возможность кому-то помочь, то следует помогать, но не спешите доверять всему, что вещают в СМД (средства массовой дезинформации). И в настоящее время, как и в прежние годы, власти периодически демонстрируют показательные телерепортажи о раскрытии и задержании преступных группировок и производят другие манипуляции сознанием. Разглядеть в таких постановочных репортажах подвох, т.е. саморекламу псевдообновлённых революционных достижений, могут немногие. Ещё во времена мэра Гурвица на страницах того же «Вестника» публиковались статьи, разоблачающие эти ментовские театральные постановки:
И после майдановской революции тоже ничего особенно не изменилось: одна группировка сменила другую, а действующие лица остались всё те же. Как правильно пропел Игорь Тальков: «Перестроить можно рожу, ну а душу — никогда!» Революционеры прислали в Одессу т.н. куратора — Руслана Форостяка; но кто бы сюда не приехал, — будь он самый честный и порядочный, — становится со временем таким же как все здешние деятели. Да некого особенно и присылать! — Умные люди из народа говорят так: «В Украине как и прежде действует власть мусоров, а Порошенко — только говорящая голова. Потрошенко-Аваков сменили Януковича и К°, но на местах ничего особенно не изменилось, поскольку от перемены мест слагаемых сумма не меняется!» Одних плохих убрали, а других плохих поставили. В нашем Священном Писании на эту тему сказано исчерпывающе: «Повсюду ходят нечестивые, когда ничтожные из сынов человеческих возвысились» (Пс.11:9).
Игорь Кобылянов.
Август-сентябрь 2017 г.
P.S. Во время написания данной статьи 17 августа произошло убийство в нашем следственном изоляторе работницы СИЗО Алёны Порошенко. Этот следстственный изолятор находится на той же улице Якова Бреуса, где случилась и моя история, только в противоположенном конце. После основного блюда полагается десерт. Вот и я на закуску предлагаю посмотреть видео с камер наблюдения, — ответные действия украинских правоохранителей на убийство своей сотрудницы.
На тему современных реалий, т.е., по сути, отсутствия правовой защиты граждан мной опубликовована ещё одна заметка:
