Кое-что о старой Одессе в 30-х годах

(Под редакцией Л.С.Бориневича)

Мне теперь 84 года. Поселился я в Одессе в 1831 г. Следовательно, вся почти жизнь ее прошла на моих глазах, о многом я мог бы рассказать, но непривычка излагать свои мысли на бумаге с одной стороны, с другой отсутствие своевременных заметок — лишают меня возможности откликнуться на ваше приглашение в той мере, как я бы того желал, — дать ценный материал для «Сборника воспоминаний о прошлом г.Одессы, рассказов и статей о ее старине», но полагаю, что и отрывочные несвязные факты все таки до известной степени освещают старину, а в этом-то, как мне кажется, и цель вашего издания. Я ограничусь временем 30-х годов и буду по возможности краток.

Я приехал в Одессу по Балтской дороге через Пересыпь и поднялся на гору. Нарышкинский спуск устроен был несколько позже, в 1834 году, когда по случаю голода хотели дать населению заработок. При этих работах мужчина получал 20 к. в день ассигн. (5 коп. сер.), женщина 10-15 коп. и дети по 5 коп. (1,5 коп.) Планировка города теперь не изменилась, но внешний его вид был совершенно иной. Мне в памяти остались Малая Арнаутская улица, Успенская, Рыбная. По этим улицам, по обеим сторонам, шли низенькие заборы, во двор вели неказистые ворота и рядом особая «форточка» в стене. В глубине двора красовались землянки, как бы вросшие в землю; редко можно было встретить «верховую хату», еще реже на улицу выходил собственной архитектуры и собственной постройки небольшой домишко в 2, много в 3 окна. Двухэтажные дома были редки. Дома были особнячки, квартир для найма почти не было, да и нанимателей не было. Даже в конце 1830-х годов купец Рогожин, приобрев двухэтажный дом по Рыбной улице (против дома Гладкова), не мог найти жильцов ни на одну из 4-х квартир, и чтобы не расходовать на сторожа, он предложил одному небогатому семейству пользоваться квартирой бесплатно и наблюдать за домом.

Театральная площадь

Театральная площадь

Так называемая Театральная площадь, где ныне Пале-Рояль, была обнесена барьером. На этой площади городской гарнизон делал разводы или играли мальчишки. В дни Св.Пасхи в 1834, а может быть и в 1835 г., здесь были устроены «качели», т.е. пасхальные гуляния, которые теперь устраиваются на Куликовом поле (их несколько раз устраивали и на Михайловской площади, возле Михайловского монастыря). Нынешней Приморской улицы в 30-х годах не было. Море подходило почти к самому обрыву и в бурную погоду било о крутые берега. Почти до моря доходил Нарышкинский сад (ныне дом подаренный городу Г.Г.Маразли) и чтобы волны не разбивали стен сада, были устроены контрофорсы. Море здесь было чистое, вода прозрачная. Это было излюбленное место купания для одесситов. Единственные купальни, устроенные греком Колфогло на том самом месте, где ныне купальни Исаковича, посещались мало, по преимуществу приезжими поляками. Гавань была небольшая, судов в порте мало. Я помню деревянный пароход «Петр Великий», который делал рейсы в Крым. Этот-то пароход перешел впоследствии в руки г.Починского (подрядчика по устройству гранитных мостовых) и буксировал из Вознесенска баржи с гранитом для одесских мостовых.

Порт

Одна из пристаней в порту

Порт в Одессе долго не был устроен, почему нагрузка и выгрузка сопряжены были с большими неудобствами. Подводы с хлебом подъезжали гуськом (иногда сваливались от тесноты в море); хлеб с подвод перегружался в подвозные лодки (по 200-300 четвертей каждая) и уже на этих лодках перевозился к судну, стоявшему у Карантинной гавани; с лодок корзинами хлеб подавался к пароходу. Погрузка судна при таких условиях шла очень медленно. Привозившееся на иностранных пароходах в бочонках масло и вино выгружалось упрощенным порядком, т.е. попросту бочонки сбрасывались в море, обвязывались канатом и буксировались к берегу к таможне, где происходил досмотр. В Одессу доставлялось по преимуществу французское вино Особенно много было его привезено в 1848 г. во время австро-венгерской войны. Восемнадцати-ведерный бочонок хорошего рейнского вина продавался тогда не более 20 р., т.е. гораздо дешевле, чем аккерманское вино.

Нынешняя Старопортофранковская улица называлась Внешним бульваром. Через весь бульвар, т.е. от Херсонского спуска и до приморских дач были вырыты две глубокие канавы, между ними была оставлена широкая полоса саженей в 15. На возвышении над канавой были устроены каменные столбики в высоту не более аршина полтора или два, на некотором расстоянии один от другого. Сквозь особые дыры в столбиках были протянуты толстые смоленные канаты, по два с каждой стороны бульвара. Это называлось оградой для бульвара. Не знаю, кому принадлежала эта идея опоясать Одессу канатом. Не берусь судить и сколько стоило это опоясывание, но просуществовала эта ограда не долго: чумаки, мальчишки, мимопроходящие изрезали и расхитили канаты весьма скоро. Канавы впрочем оставались и в дальнейшем и даже еще в 60-х годах в них застаивались дождевые воды и мальчишки ловили лягушек.

Жизнь в Одессе была дешева. Я остановился на квартире в семейном доме, не богатом, но и не бедном, у чиновника средней руки, и платил за стол и квартиру 8 рублей ассигнациями в месяц (2 руб. сереб.) Слуги нанимались по 2 и много 3 р. ассигнациями в месяц. В 1837. г. я сам купил 5 четвертей жита но 1 р. 20 к. четверть, с доставкой на ветряную мельницу. В голодный 1834 г. 3-х фунтовый печенный хлеб продавался по 28 к. ассигнациями (7 к. сер.) Это считалось дорого. Привозили из заграницы рис и он продавался по 6 к. ассигнациями за фунт. Разнообразия в сортах хлеба не было. Изготовлялся хлеб разовой или греческий (пекаря были греки) и петлеванный немецкий. Крупчатка доставлялась только из Подолии.

Учебных заведений было мало. Лицей, институт, городское девичье и позднее уездное — вот казенные и все учебные заведения. Народных училищ не было. Частным образом грамоту преподавали отставные солдаты, женщины. На Молдаванке не было ни одного училища, почему священник Михайловской церкви о.Стефан Рутковский, человек весьма просвещенный для того времени (в начале 30-х годов) и открыл в церковном доме (дом сохранился в том же виде и до настоящего времени) школу грамотности, с платой в пользу учителя по 1 руб. сереб. в месяц с ученика. Эта школа существовала не долго, до того времени, пока не было открыто на Молдаванке казенное приходское училище.

Как привлекала Одесса, кем она населялась и как легко здесь было устраиваться, расскажу эпизод со слов одного из первых поселенцев города, который умер в 6о-х годах, более ста лет от роду. Он жил близ Киева и занимался «шаповальством», т.е. изготовлял шерстяные войлоки (под седла, хомуты и пр.) Разнеслись, по его словам, слухи, что где-то у моря русские завоевали Хаджибей и много других турецких городов. Взял он своего товару и поехал в Хаджибей. Приехал, говорит, и вижу деревушка небольшая, а народу много и народ-то все больше беглый и до водки охоч. Возвратился он домой и сейчас же купил бочку водки и привез в Хаджибей. Продажа водки была вольная, никаких правил для этого не было. Среди улицы или площади вставлялся кран в бочку и подходи, кто хочет. Так привозил он водку более двух лет, пока не решил совсем переселиться в Одессу, где и получил под застроение около двух десятин земли.

На углах улиц, через 3-4 и 5 кварталов, были выстроены круглые или шестиугольные будки. В этих будках жило по 2 солдата, в большинстве случаев из евреев «неспособных к строевой службе»; они несли полицейскую службу. От будки стражники получали название «будочники»1. При полицмейстере Михайловском, будочники были вооружены особыми алебардами, которые они должны были держать в руке, стоя на часах. Для чего они стояли, — судить не берусь, так как они не имели права отходить от будки и вся их деятельность, кажется, ограничивалась отданием чести мимопроходящим офицерам и «квартальным», как прежде назывались околоточные надзиратели.

В полиции сосредоточивалась вся власть — и следственная, и решающая, и исполнительная. Если принять во внимание, что «квартальные» получали по 10 или 15 р. в месяц ассигнациями, то легко представить, из каких людей состояла полиция, и что она могла производить. Нужно было малейшего повода, чтобы дело было возбуждено, достаточно было простого заявления соседа по квартире, что его оскорбил такой-то, чтобы этот кто-то был сейчас же арестован специально для того, чтобы жена или родственники пришли выручать. Более серьезные дела тянулись по десятку лет. Я не говорю этого о высших чинах полиции. Среди них были даже редкие люди по своей энергии, по своему добросовестному отношению к делу. Не могу не вспомнить при этом полицмейстера Василевского (кажется, в начале 30-х годов). Он часто спал сидя в кресле; близко стоявшие к нему люди говорили, что он иногда по несколько суток не раздевался. Чуть ли не одновременно он бывал в разных концах города, верхом на лошади, сопровождаемый казаком; ни темная ночь, ни непогоды не служили для него препятствием. На пожаре ли, на происшествии каком, Василевский всегда был первым.

Беглых солдат Василевский узнавал по походке; смерив глазами приведенного арестанта, он почти всегда безошибочно узнавал беглого солдата и сразу обращался с вопросом: «Ты солдат?» На что оторопевший арестант отвечал: «Так точно, в.в.б.!» Не помню в каком году, на Большой Арнаутской улице был убит в собственном доме архитектор Фраполи. Убийцы — кучер и продавец фрукт — были разысканы. Пока велось следствие, Василевский для устрашения, надо полагать, населения, приказал сшить для убийц брюки и куртки из разноцветных лоскутков разных материй, надел им на головы жестяные колпаки с колокольцами и бубенцами и в таком шутовском наряде, с барабанным боем, водили убийц по городу, по базарам и площадям.

Кроме полиции, суд и расправу чинили: уездный суд, магистрат и словесный суд. В последнем решались дела малые гражданские, словесно и безаппеляционно. Суд этот в сущности не имел никакого значения. Словесный суд определит, положим, взыскать с такого-то такую-то сумму и уведомляет об этом полицию — и только. От полиции зависело привести это решение в исполнение или нет. Часто истец более выгодным находил простить долг, чем обращаться к услугам квартального.

С.Бориневич

Содержание