Слово в Неделю 18-ю по Пятидесятнице

Сказано при посещении паствы в Кадниковском соборе

Наставнице, об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом (Лк.5:5).

Как жалко, братие, слышать сию жалобу из уст бедных всенощных тружеников! Но для чего она столько веков повторяется в Евангелии? Для того ли, чтобы возбудить в нас сострадание к апостолам? Но что нужды в рыбах тем, кои уловили потом своими мрежами всю вселенную? Что нужды в сожалении нашем тем, кои все давно увенчаны славою небесной и стократ, может быть, скорбят и сетуют о нас, что мы так равнодушны к достижению сей славы, и нам предназначенной? Если Евангелие доселе повествует о безуспешной ловле рыб, то потому, что в лице рыбарей апостолов, в сем случае, изображены все мы – с нашими делами и занятиями. Посему я не нахожу предмета более назидательного для собеседования с вами, как приложить сию апостольскую ловлю рыб к нашей жизни.

В самом деле, братие мои, кто все мы в жизни сей, как не разнообразные труженики над счастьем, как не ловцы на море житейских попечений? У каждого есть свои мрежи, своя ловитва, свои успехи и свои неудачи, свои виды и свои цели. Итак, позвольте при настоящем случае вопросить вас, какова сия ловитва? Что приобретено доселе каждым из вас? Достигнута ли цель? Удовлетворено ли желание? Довольны ли вы?

Ах, как нам быть довольными, воскликнут многие внутренне, когда и мы, подобно апостолам, об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом! Чем не жертвовали мы для достижения, так называемого, счастья жизни; каких средств не употребляли, где и в чем не искали его?.. И все напрасно; время ушло, силы истощились, волосы наши убелены, руки и ум ослабели; далеко уже за полночь жизни, скоро, может быть, рассвет, – а мрежи наши пусты; мы едва покрываем наготу свою, едва имеем хлеб насущный. Наставнице, об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом!

Сострадаем вам, бедные и неудачные труженики, но не можем похвалить вас, если вы предаетесь ропоту на Провидение. Бедность тягостна, но кто знает к чему бы привели вас богатство и роскошь? Всего вероятнее, что и с вами случилось бы то же самое, что большею частью бывает со счастливцами мира; вы забыли бы Бога и совесть, предались бы забавам и страстям нечистым, очернили бы душу и жизнь делами неподобными. Что ж удивительного, если благость Божия, провидя все сие за вас, поставила тайно препятствия на пути вашем и не дала достигнуть цели? Спасла вас таким образом от вашей же душевной погибели? Вместо ропота на невыгоды своего состояния лучше воспользуйтесь его преимуществами, кои весьма велики и немаловажны. Какие это преимущества? То, что вы не опутаны, подобно счастливцам мира, с головы до ног узами пристрастий мирских; и потому стократ свободнее их в избрании новых предметов любви и деятельности вашей; то, что ваше сердце и вкус духовный не испорчены ядовитой сладостью чувственных греховных удовольствий, и потому вы скорее можете полюбить блага духовные, благодушнее перенести труды и подвиги жизни христианской. Мир не благоприятствует вам, бежит от вас: что же? Бросьте и вы любовь к нему, и обратите вашу душу и сердце всецело к Богу. Мир дорого продает свои блага и милости, а Евангелие предлагает все сокровища свои даром: берите сколько угодно и обогащайте ими душу свою. Когда совесть ваша будет чиста, сердце умирено благодатью Божиею, насыщено предвкушением блаженства вечного, то все блага мира, кои теперь так вам кажутся прелестны, потеряют для вас цену, вы полюбите самую нищету свою, ибо она делает вас свободными от мира и приближает к Богу.

Другие из вас, братие, могут, без сомнения, на вышепредложенный вопрос сказать совершенно противное, могут указать на обильную, по-видимому, ловитву, на титулы и знаки отличия, ими приобретенные, на кучи металла, лежащие в сундуках их, на домы, ими воздвигнутые, на вертограды, ими насажденные, на множество друзей приобретенных, на множество врагов низложенных, на множество предприятий совершенных.

Приветствуем вас, братие, с сими успехами! Но позвольте еще вопросить вас: для чего вы старались приобретать то, что приобретено вами? Для чего достигали почестей и отличий, собирали сокровища, трудились и работали, сражались и побеждали? Ужели для того только, чтобы сказать: я сделал то или другое? Без сомнения, вы имели цель дальнейшую, ту – чтобы доставить душе вашей покой и довольство, чтобы насытить свое сердце? Итак, достигли ли, при всех ваших средствах, сей последней цели? Есть ли внутри вас постоянный мир и постоянная радость? Престало ль сердце ваше алкать и жаждать? Умер ли червь недовольства и скуки, грызущий обыкновенно сердце человеческое?

Ах, если, так называемые, счастливцы мира захотят быть внимательны к состоянию души своей, и сказать то, что происходит внутри их, что они чувствуют и терпят, то и им едва ли не придется повторить жалобу апостолов: об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом! Нас называют счастливыми, и мы сами себя принуждаем верить тому; но, увы, это счастье только вокруг нас; в нас самих нет его. При всей нашей высоте над собратиями нашими, и при всех почестях и отличиях, когда заглянешь внутрь себя, то видишь себя в какой-то мрачной бездне, с ужасом отвращаешь взор от того рабства миру, в коем находишься, от тех безчисленных принуждений и низостей, к коим прибегать надобно было для достижения внешнего величия и даже доныне прибегать надобно для поддержания его. Мы приобрели богатство, и оно дано нам в средство к удовлетворению нужд телесных; но зато принесло с собой множество горьких забот душевных. Дни наши также мрачны, ночи тяжелы, сон безпокоен и нередко бежит от нас, огорчений, печалей, недугов – тьма! В чувственных удовольствиях нет недостатка; но они давно перестали услаждать нас: чувства полны, а сердце пусто, душа ноет, совесть преследует, и мы нередко принуждены завидовать мирной доле последнего бедняка. Будущее каждый час более страшит, нежели радует. Не рассыплется ли собранное нами? Не возвеет ли противный ветр, не опрокинет ли храмины счастья? Ах, мир так лукав и изменчив, обстоятельства так шатки и сомнительны, связи так непрочны, что никто не может поручиться за один следующий день. И что будет тогда с нами и нашими семействами, привыкшими к неге и роскоши? А когда подумаем еще о последнем часе жизни, а он видимо приближается, то трепет объемлет сердце; когда вспомнишь о том, что взять с собой в вечность, с чем явиться на суд, то с горестью видишь, что для неба еще ничего не приготовлено, что все приобретенное принадлежит земле и тлению, и должно оставить нас, и если бы только оставило! А что, если пойдет за нами, и будет там свидетельствовать против нас о тех неправдах, коих стоило приобретение, о тех соблазнах, коими сопровождалось употребление, о тех грехах, коим оно служило поводом и орудием? Такие мысли не дают покоя, преследуют тайно день и ночь, томят душу, изъедают сердце, заставляют и нас сказать: об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом! Всю жизнь провели, по-видимому, в счастии; а истинного счастья не достигли, не достигли!..

Что сказать вам, братие, на ваши жалобы? Какой совет преподать? Поощрять ли к новым трудам и усилиям на поприще земного счастья?

Обещать ли вам то в будущем, чего вы не нашли в прошедшем и не находите в настоящем? Но это значило бы обманывать и себя и вас. Нет, братие мои, как ни прискорбно, может быть, для некоторых из вас будет услышать истину, но мы должны возвестить ее в слух всех. Доколе останетесь вы на пути мира, в рабстве плоти и чувствам, дотоле никогда не достигнете истинного счастья. Мир не может дать, чего сам не имеет. Свидетель – Соломон. Чего недоставало у него? Чего не мог он сделать, как царь и мудрец? И все делал, и все испытал: что же нашел? Нашел, что в нашем мире всё суета и крушение духа, все, кроме страха Божия и добродетели. То же будет и с вами, если вы останетесь на том же пути, при тех же средствах к счастью: испытав все, вы не найдете его ни в чем, и в самом конце жизни принуждены будете сказать: об нощь всю труждшеся, ничесоже яхом! Но как горька и вместе безплодна будет тогда сия жалоба!

Что же, спросите, должно делать? Переменить путь, цель и средства, посвятить себя Богу и вечности, начать трудиться для души и неба, устремиться к подвигам веры и добродетели. Это не означает того, чтобы оставить свое звание, или остановить течение ваших дел житейских. Нет, пусть они текут своим порядком: кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает (1 Кор.7:20). Но вы трудились доселе для земли и времени, во всем искали токмо своих выгод и своего удовольствия, во всех случаях и отношениях водились самолюбием; Бог и вечность, совесть и душа были предметами второстепенными, может быть, последними. Да станет теперь все на свое место! Божественное, духовное, вечное, – да возьмет верх и господство над земным и чувственным; вместо самолюбия да соделается источником действий любовь к Богу и ближнему; блага земные – да употребятся на дела благие, несчастья и скорби – да переносятся в смирении и преданности воле Божией, приготовление к смерти – да займет главное место между всеми попечениями! Когда произойдет сия благотворная перемена с вами, то мы, именем Господа, обещаем покой душам. Счастью земному не повредит это: напротив, оно очистится, освятится и получит истинную цену для вас. Самое несчастье, если бы Господу угодно было послать его на вас, потеряет горечь, ибо вы увидите в нем врачевство для исцеления от греховной проказы душ ваших.

Вот наш совет, братие, совет всем и каждому! Другого не можем дать, ибо другого нет в Евангелии. Аминь.

Слово в Неделю 18-ю по Пятидесятнице

Произнесено в Одесском Сретенском городском соборе 3 октября 1854 года

И не быв сердцеведцами, можем сказать утвердительно, что среди настоящего богослужения многие из вас переносились мыслью на полуостров Таврический и думали: что там? Стоит ли еще наша единственная твердыня – Севастополь? Не упали ль духом его мужественные защитники? Не угрожает ли им какое-либо злоключение?.. Если подобные мысли происходили не от одного любопытства, а из любви к Отечеству, и сопровождались сердечной молитвой о благословении нашего оружия свыше, то мы не почтем их безвременными и неуместными, даже здесь и теперь. Ибо сама Святая Церковь, которая в другое время возглашает среди богослужения: «Да молчит всякая плоть человека, и ничтоже земное в себе да помышляет!» – теперь она же каждую литургию преклоняет колена и молится со всеми чадами своими о победе над врагами. Посему-то и мы, когда предстали ныне сему престолу благодати на служение во храме сем, то одним из первых помыслов наших была мысль о судьбе тех, кои подвизаются теперь на полуострове против врагов нашего Отечества, и мы от всей души молили Господа, – да будет Он милостив к ним, и да пошлет Ангела Своего, споборающа им во всем и жнуща пред ними врагов. Если грехи наши возбудили собой праведный гнев Его, то да прольется чаша наказания на нас, сколько возможем понести, но да не будут они препоной к успехам оружия нашего и да не приведут за собой торжества над нами врагов наших.

По сему-то, может быть, самому расположению духа, среди настоящего богослужения, пришло мне на память одно весьма примечательное сказание, в коем содержится как бы некое пророчество о судьбе Крыма, могущее в настоящих смутных обстоятельствах наших послужить и к ободрению и к назиданию нашему.

Хотите ли выслушать это сказание?

В царствование Михаила Феодоровича, следовательно, более нежели за двести лет пред сим, когда ханство Крымское было еще весьма сильно и грозно, а тогдашняя Россия, после самозванцев и смут внутренних, находилась в слабом и истощенном состоянии, отправлено было из Москвы в Крым посольство для заключения договора, между прочим, об уступке России – чего бы вы думали? – небольшого пространства земли на правом берегу Днепра, там, где ныне наш Александрийский уезд. Пребывание послов наших в Крыму было крайне трудно и стеснительно: от разных нужд, а более от надменности и обид со стороны татар, многие из посольства впали в болезнь и лишились жизни; другие, ища утешения для себя в святой вере, начали посещать древние святые места, коими Крым был тогда еще богаче, чем ныне. В числе прочих священных древностей христианских посещена ими была и древняя церковь, находящаяся в скале Инкерманской, вблизи нынешнего Севастополя, примечательная особенно тем, что на сем месте, в начале еще II века христианского, подвизался и приял венец мученический сосланный туда на заточение святой Климент, папа Римский. Здесь, в одном из малых приделов церковных, нашли они почивающими святые мощи угодника Божия, кои поразили внимание их необыкновенной своей целостью и цветом жизненным. Обитавшие еще тогда при сей церкви православные греки рассказали им о чудесах от сих мощей над татарами, но имени святого угодника не могли сказать, потому что по новости своего поселения сами не знали его. Известно было только, что святые мощи почивают там с незапамятных времен.

Состояние церкви и положение святых мощей показалось соотечественникам нашим, привыкшим к благолепию святынь Московских, крайне скудным и жалостным, ибо татары, хотя боялись святого угодника за его чудеса над ними, но не благоприятствовали месту его покоища и не допускали в нем никакого благоукрашения; а, кроме того, проживавшие там греки сами находились в нищете и угнетении, даже видно было, что недолго дадут им и жить там. Как добрые христиане и усердные сыны Церкви, соотечественники наши возревновали о чести святых мощей и решились выпросить их у греков, дабы перевезти с собой тайно в Москву. Тяжело было бедным, но усердным к вере грекам разлучиться со своим святым угодником; но подумав зрело о своем положении, тягостном в настоящем и безвестном в будущем, они решились, для славы Божией и для большего прославления святых мощей, передать их благочестивым московитам. Для сего немедленно уготована была последними рака для вложения мощей, благоприличный покров на них, и все прочее; оставалось только взять их неприметно для татар, но под тот самый день, когда надлежало совершиться сему делу, угодник Божий явился ночью во сне одному из послов наших и сказал так: «Други мои, вы желаете взять отсюда мощи мои в Москву; а мое намерение совершенно другое: я хочу здесь, в Крыму, утвердить Россию; посему оставьте меня здесь. Память моя 1 сентября». После такого видения естественно оставлена была всякая мысль о перенесении святых мощей из Крыма в Россию. Вместо сего изветшавшая рака заменена была новой, покрыта благоукрашенным покровом, и церковь снабжена всем нужным. Как бы в возмездие за таковое усердие, угодник Божий вскоре после того явил благодатную силу свою у Господа, чудесно преподав исцеление от тяжкого недуга одному из тех наших соотечественников, кои особенно усердствовали к святым мощам его.

Таково древнее сказание о Крыме! Прибавим, что историческая достоверность сего сказания не подлежит ни малейшему сомнению, ибо оно найдено в Московском хранилище древних хартий государственных еще до начала нынешней войны, когда не было ни у кого и мысли о настоящей судьбе Крыма, составлено оно, как видно из самого свитка, еще за два века перед сим, когда слишком отважно было бы думать о том, чтобы утвердить в Крыму Россию, почти каждый год трепетавшую в самой Москве от нашествия татар. И надобно же было сему столь примечательному сказанию оставаться в неизвестности более двух веков и явиться из-под спуда именно перед тем временем, когда внимание всех и каждого невольно должно было обратиться на судьбу Крыма!.. Не особенное ли это действие Промысла Божия в назидание и утешение наше?

Что же видим из сего сказания? Видим, что о судьбе полуострова Таврического думано и суждено еще за несколько веков; думано не на земле токмо, а и на небе, не человеками, а самими небожителями. Что же придумано и рассуждено? Утвердить, как говорил в видении святой угодник Божий, утвердить в Крыму Россию. И она утвердилась там: ханство Крымское со всеми его ужасами давно прешло, уступив место кроткой и благотворной державе Всероссийской. Теперь враги наши, в припадке злобы и гордости, возмечтали отторгнуть сию страну от состава России: сбыточное ли это дело? Нет, это было бы противно планам и определению Самого Промысла Божия. Ибо угодник Божий не прилагал бы, как он сам говорит, попечения об утверждении в Крыму России, если бы не был уверен, что это согласно с волей Божией, что сего именно хочет Сам Господь. А когда так, то будем, возлюбленные, покойны за судьбу нашего полуострова; что бы ни делали там враги наши, какими бы даже на некоторое время ни пользовались успехами, – все это не изменит определений Небесных. Ибо яже... Бог святый совеща, кто разорит: и руку Его высокую кто отвратит? (Ис.14:27).

Один есть на земле враг, который может испортить все дело и которого нам посему должно опасаться паче всего: это – грехи наши! Ибо они, а особенно нераскаянность в них, могут изменить самое благое определение Божие о нас, как то показывает пример народа еврейского. Это был народ избранный от всех язык и племен, коему принадлежали все откровения, чудеса и обетования Божии, но когда, вознерадев о своем великом и святом предназначении, он начал предаваться различным страстям и порокам, не вразумляясь самыми наказаниями за то свыше, то Господь, в праведном гневе Своем, отверг народ сей от лица Своего и лишил всего; рассеял его потом по лицу всея земли и положил в притчу между всеми народами. Блюдемся, возлюбленные, подобной страшной участи! И для сего да храним себя от всяких дел тьмы и неправды; а впав в вольные и невольные согрешения, – да не медлим омывать их слезами истинного покаяния. Тогда никто и ничто не воспрепятствует исполнению всеблагого совета Божия о нас и Отечестве нашем; и враги самым нападением на нас скрепят навсегда то, что представлялось не таким твердым и способным к отторжению, еже буди благодатью Господнею и молитвами святого угодника, о коем мы теперь беседовали с вами, и о коем, может быть, даст Господь, побеседуем и еще, со временем! Аминь.

Содержание
Hosted by uCoz