Не стало ещё одного из великих людей нашей эпохи, одного из достойнейших сынов России, из доблестных иерархов Церкви, из знаменитых членов нашей Академии: не стало Иннокентия, Архиепископа Херсонского и Таврического!
Сын священника города Севска Орловской губернии Алексия Борисова Иван — так назван был Преосвященный Иннокентий при крещении — первое образование своё подучил, после дома родительского, в Воронежском Духовном уездном училище, а потом в Орловской Семинарии, находившейся в Севске. С самых ранних лет обнаружились в нём бойкие, блестящие способности. Всегда живой и резвый, легко увлекавшийся забавами детства и первой юности, он мало предавался трудам и занятиям, но всегда успевал, и часто даже превосходил всех своими успехами. Обширная память, пламенная фантазия, необыкновенная быстрота и сметливость в соображениях резко отличали его от сотоварищей. Первые его опыты в сочинениях — в риторическом классе, первые рассуждения — в философском, первые проповеди — в богословском, которые он писал вообще очень скоро и с величайшей лёгкостью, нередко поражали достоинствами своими не только совоспитанников его, но и наставников. В 1819 г., когда Иван Борисов окончил курс семинарского учения, последовало преобразование Киевской Духовной Академии, и в неё положено было вызвать лучших студентов из нескольких семинарий для дальнейшего усовершенствования. В числе Орловских студентов явился в Киев и Борисов. С увлечением, предавался наукам, так что иногда целые ночи проводил за книгой. Справедливость требует заметить, что в Академии Борисов более сам образовывал себя чрез чтение, размышление и упражнение в сочинениях, нежели чрез лекции наставников, которые вообще далеко не удовлетворяли его. Читая многие книги от начала до конца, даже целые системы философов, он обыкновенно делал экстракты из прочитанного, и такие экстракты нередко набрасывал в конце самих книг. От этого происходило, что иногда, по просьбе товарищей, он раскрывал пред ними учение того или другого философа с такой ясностью, лёгкостью и подробностью, что изумлял всех и совершенно затмевал лекции профессорские. Собственные сочинения он предварительно обдумывал вполне во всех подробностях, и потом прямо писал набело. Чрез два, три дня пересматривал написанное, и если оно почему-либо не удовлетворяло его, писал другое сочинение на ту же тему, иногда и третье, чтобы представить наставникам то, какое сам считал лучшим. Пред наступлением экзаменов бегло прочитывал классические уроки, которыми мало до того занимался, и на экзаменах отвечал так, как редко кто мог отвечать и из прилежнейших студентов. При начале академического курса были ещё совместники у Борисова, и один из них, отлично приготовленный, хотя и менее даровитый, студент Воронежской семинарии Ставров, занимал даже в списке первое место. Но впоследствии, особенно с поступлением в высшее отделение Академии, все единогласно — и профессоры, и студенты — отдавали пальму первенства Борисову, и никто не дерзал с ним равняться. Сам бывший его совместник обыкновенно говаривал, что надобно в списке на первом месте писать Борисова, а за тем, оставив не занятыми несколько следующих мест, уже на седьмом или восьмом писать — Ставрова. В высшем отделении Борисов, конечно, повинуясь внутреннему призванию, более всего занимался составлением и обработкою проповедей.
В 1823 г., когда двадцатитрёхлетний Борисов окончил курс академического учения со степенью магистра, для него открылось новое поприще — поприще наставника и воспитателя других. В августе этого года, он определён в С.-Петербургскую Духовную Семинарию Инспектором и Профессором Церковной истории и Греческого языка. Но не прошло трёх месяцев, как занял вместе должность Ректора С.-Петербургского Александро-Невского училища, и здесь-то принял пострижение в монашество с именем Иннокентия, и рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Духовное начальство вскоре оценило высокие дарования молодого инока, и указало ему другое, достойнейшее назначение. 10 Декабря 1824 года отец Иннокентий сделан Бакалавром Богословских наук в С.-Петербургской Духовной Академии, через семь месяцев — Инспектором той же академии, через четыре — Экстраординарным Профессором Богословских наук, а ещё через два с небольшим — возведен в сан Архимандрита (16 Марта 1826). Такое быстрое повышение свидетельствовало уже о заслугах награждаемого, а ещё более о тех надеждах, какие он подавал. И действительно, Иннокентий не только оправдал, но и превзошёл все ожидания. С необычайным рвением принялся он за труд, и скоро, как профессор, решительно затмил своими лекциями сотоварищей и увлёк студентов. Лекции эти он обыкновенно преподавал наизусть, с жаром, с воодушевлением, голосом чистым и звучным, речью живой, свободной, часто разговорной, но всегда изящной и в высшей степени общепонятной. Ему выпал жребий изъяснять воспитанникам, сперва обличительное Богословие, потом Богословие основное — те именно из Богословских наук, которые наиболее позволяют простора человеческому разуму, и где мог молодой профессор обнаружить во всём объёме блестящие стороны своего таланта и образования: светлость и нередко оригинальность взгляда на важнейшие вопросы науки, быстроту и проницательность в соображениях, непреоборимую диалектику рассудка и близкое знакомство с современным состоянием не только Богословия, но и философии на Западе. Краткие записки по той и другой науке, какие преподавал Иннокентий, были потом составляемы самими студентами и распространились по семинариям, где ещё доселе можно встречать их в более или менее изменённом виде. Из этих записок напечатана только небольшая статья: «Обличение неологизма или рационализма» в истории философии Архимандрита Гавриила. Заслужив славу отличного профессора в стенах Академии, Иннокентий в то же время приобрёл лестную известность и вне Академии, как отличный духовный оратор. Те немногие проповеди, какие произносил он, по назначению, в Александро-Невской Лавре и Казанском соборе, всегда привлекали множество слушателей и производили восторг. Наконец незабвенны заслуги Иннокентия для «Христианского чтения», доселе издающегося при С.-Петербургской Духовной Академии. В 1826 г. этот журнал, по обстоятельствам, совсем близок был к падению. Иннокентий, с помощью двух достойнейших своих сотоварищей (Г.П.Павского и В.Б.Бажанова), решился поддержать его, и поддержал. Он начал помещать в «Христианском чтении» свои проповеди и некоторые другие статьи, и мало-помалу напечатал два обширных своих сочинения: «Жизнь Св.Апостола Павла» и «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа», из которых особенно последнее обратило в своё время на себя общее внимание, и всеми читалось с наслаждением, так что экземпляры «Христианского чтения» раскупались все. В продолжение шести лет своего пребывания в С.-Петербургской Духовной Академии, Иннокентий оставил в ней глубокие, неизгладимые следы, и имел огромное влияние на своих воспитанников, и вообще на состояние Академии. Все эти труды его и заслуги не оставались без должного воздаяния: кроме неоднократных денежных наград, неоднократного изъявления признательности от Комиссии Духовных училищ, он удостоился здесь получить от щедрот Монарших бриллиантовый крест и орден св.Анны 3-й степени, украшенный Императорской короною. А за разные сочинения, преимущественно историко-богословского содержания, возведен (в1829 г.) на высшую учёную степень — доктора Богословия.
В1830 г. Иннокентий перемещён в Киевскую Духовную Академию со званием Ректора и ординарного Профессора Богословских наук, — и для этой Академии сделал ещё более, нежели сколько мог сделать для С.-Петербургской. При власти, какой был облечён, при возмужалости своих необыкновенных способностей, при особенной любви в Академии, некогда его воспитавшей, он не только оживил её, — нет, он мало-помалу её преобразовал, возвысил и подвинул далеко вперёд, так что десять лет начальствования его в ней справедливо могут быть названы самым блестящим периодом её истории. В первые курсы свои здесь он преподавал Богословие основное или религиозистику и Богословие догматическое, потом — Богословие нравственное; однажды принимался толковать Евангелие от Иоанна. Своими вдохновенными лекциями, особенно по религиозистике и догматике, он часто приводил слушателей в изумление и восторг, так что студенты, выходя из аудитории, не знали как и назвать своего несравненного профессора. Лекции тогда же записывались некоторыми студентами и быстро распространялись по семинариям для руководства наставникам. Трудясь с величайшей ревностью сам, он умел возбуждать к трудам и прочих профессоров Академии, — и, под его магическим влиянием, при его нередко ближайшем руководстве, явилось несколько достойнейших деятелей науки, приобретших себе имя своими сочинениями, из среды, как прежних наставников, так и новых, которых он избрал и приготовил сам. Поименуем из числа первых: Протоиерея И.М.Скворцова, Я.К.Амфитеатрова, В.Н.Карпова, П.С.Авсенева, в последствии Архимандрита Феофана; из числа последних: О.Димитрия Муретова, ныне Епископа Херсонского и Таврического, О.М.Новицкого, И.Г.Михневича и С.С.Гогоцкого. Все эти люди трудились более всего над обработкой своих лекций, и, действительно, считали их достойно академических аудиторий. Преподавание некоторых наук в Академии Иннокентий распространил. Так философию, во всем её объёме, постоянно излагали три наставника. Другим наукам он старался дать лучший вид: это — герменевтике и обличительному Богословию. Третьи — ввёл вновь: именно — экклезиастику и церковное законоведение. Для поддержания энергии в преподавателях, Иннокентий имел обычай очень нередко посещать их лекции, и во время этих посещений, равно как во время экзаменов, показывал изумительную гибкость своего таланта и богатство своих разнородных сведений. Иногда бросал на науку или на известные части её совершенно новые взгляды, предлагал целый ряд возражений в неразрывной связи, на которые никто не в состоянии был отвечать, и вообще говорил так бойко, красно и вдохновенно, что все невольно его заслушивались. Оттого часы экзаменов, обыкновенно такие томительные часы, считались лучшими часами академической жизни. Со студентами о.Ректор обходился всегда ласково, вежливо и благородно, к недостаткам их и проступкам был снисходителен, особенно когда проступки эти происходили не от злонамеренности, а от неосторожности и подобного. Он умел угадывать таланты, умел возбуждать их и поощрять. Более всего старался развивать мыслительную силу в студентах, и требовал, чтобы они не заучивали лекций, а непременно передавали их своими словами. Темы для сочинений давал всегда со строгой разборчивостью, более или менее интересные, животрепещущие, и внимательно следил за самими сочинениями. Особенное же внимание обращал на усовершенствование студентов в деле проповедничества. Проповеди их, после рецензии профессорской, непременно перечитывал сам, иногда призывал проповедника к себе, и целые часы проводил с ним в беседе, как о его проповеди, так и вообще о деле проповедническом. Желая дать воспитанникам всестороннее образование, он советовал им не ограничиваться кругом наук, преподававшихся в Академии, а заниматься чтением и других наук, например астрономии, естественной истории. Жилые комнаты и аудитории любил содержать всегда в отличной чистоте и опрятности, часто поновлял и исправлял оба академические корпуса, насадил на академическом дворе прекрасные аллеи, усовершенствовал больницу, улучшил стол и одеяние студентов, украсил академическую залу портретами знаменитых людей, воспитавшихся в Академии, обогатил физический кабинет и библиотеку. Преданный священному делу образования других, Иннокентий не оставлял продолжать и собственное образование, особенно на поприще проповедничества. Он с усиленным, можно сказать, с напряжённым старанием заботился в это время более, нежели когда-либо, развить свой необыкновенный ораторский талант, и видимо рос и совершенствовался в глазах всех. Кроме образцовых, с величайшим тщанием и искусством составленных, проповедей, которые произносил он на дни высокоторжественные и праздничные в Киево-Софийском соборе и Киево-Печерской Лавре, он написал в это время, с такой же тщательностью и искусством, весьма много и других проповедей, которые большей частью любил говорить в своём училищном, Киево-Братском монастыре. Для слушания его Слов, всегда произносившихся без пособия тетради, голосом чистыми звучным, с необычайным жаром и увлечением, — Слов, которые умиляли, трогали, поражали, восторгали слушателей, стекались несметные толпы. И имя Иннокентия, как затмившего собой всех проповедников, когда-либо бывших в Киеве, переходило из уст в уста. По мере того, как Слова писались и произносились, он не медлил издавать их в печати, и вскоре одни за другими явились, его: «Собрание слов и бесед» в двух томах, его «Страстная седмица», «Светлая седмица» и «Первая седмица великого поста». Те, кто были современниками издания этих слов и особенно седмиц, те помнят, с каким нетерпением, восторгом, жадностью читались и перечитывались они людьми всех сословий от самого высшего до низшего, и как имя Иннокентия огласилось во всех концах неизмеримой России. Это была, если не самая лучшая, по крайней мере, самая блестящая пора его славы, как проповедника. Справедливость требует присовокупить, что о.Ректор — Иннокентий отличался тогда чрезвычайной деятельностью. За это ручается, кроме его лекций и сочинений, его собственное признание, невольно вырвавшееся. «Я удивляюсь, — сказал он однажды студентам, — как вы не дорожите временем и мало делаете. В прошедшую сырную неделю и первую неделю великого поста я написал около 30-ти листов».
В 1833 г., за отличные учёные труды и заслуги, ему была объявлена благодарность высшего начальства. В 1835 г. он Всемилостивейше сопричислен к ордену св.Владимира 3-й степени. В 1836 г. возведен лично на степень Архимандрита первоклассного монастыря с правом первостояния пред всеми Архимандритами первоклассных монастырей Киевского учебного округа, и в том же году (3 Октября) ему Высочайше повелено быть Викарием Киевской епархии, Епископом Чигиринским. Для принятия рукоположения во епископа он путешествовал в С.-Петербург, и в это-то время, когда он находился в С.-Петербурге, он избран был бывшей Императорской Российской Академией в её действительные члены, и произнёс в одном из заседаний (28 Ноября, 1836 г.) известную речь, напечатанную в «Трудах» Академии. По возвращении в Киев, Преосвященный Иннокентий, хотя оставался Ректором Академии, но при новых, епархиальных занятиях, должен был сложить с себя звание Профессора Богословских наук, и даже переселился из Академии в Киево-Михайловский монастырь, отданный ему в управление. Впрочем тем не менее его заботливость об Академии и его учёные и литературные труды не прекращались. Он часто приезжал в Академию, обходил жилые комнаты воспитанников, любил долго беседовать с ними, присутствовал на профессорских лекциях, и иногда даже сам давал по нескольку лекций о важнейших предметах Христианского Богословия. А главными его занятиями в то время были два, — возложенные на него вместе с Академией, по его же предстательству. Разумеем, во-первых, издание нового духовного журнала под заглавием: «Воскресное чтение». Как ни тесны были пределы этого еженедельного листка, но Преосвященный своими проповедями, которые не переставал писать и говорить, своей редакцией и искусным выбором прочих статей, умел поставить журнал с первого раза на высокую степень совершенства и приобресть ему многочисленных читателей. Лучшими годами «Воскресного чтения», по сознанию всех, были первые его годы, когда здесь действовал Иннокентий. Другим важным занятием его и профессоров Академии было составление «Догматического сборника» из исповеданий православной веры всех веков от начала Церкви до ныне. Исповедания отыскивались в печатных книгах и рукописях, переводились с Греческого и Латинского на Русский язык, а Славянские и Русские переписывались в подлинном виде, предварялись биографическими сведениями о писателях, и мало-помалу составили два огромных тома. Целью «Сборника» предполагалось представить всем христианам, православным и неправославным, памятник православной веры, который бы свидетельствовал, как в продолжение всех столетий сохранялась она в Православной Церкви со всею неизменностью и чистотой, а с другой стороны — дать богатое пособие духовным училищам для преподавания новой ещё тогда у нас науки — патристики. Некоторые из статей «Сборника» были напечатаны в «Воскресном чтении». В последние годы своего пребывания в Киеве Преосвященный Иннокентий помышлял заняться начертанием истории отечественной Церкви, и хотел начать с того, чтобы написать очерк современного состояния веры в Греции, Польше и других Славянских землях пред началом Русской Церкви. Одна статья его «О начале Христианства в Польше» была уже написана и впоследствии напечатана в «Журнале Министерства Народного Просвещения». Обстоятельства ли, или что другое, воспрепятствовали продолжению важного предприятия. Новые труды Преосвященного привлекали на него новые награды. В 1839 году «за служение, ознаменованное вообще отличным достоинством, и в особенности, пользой в управлении Духовною Академией, и за назидательное употребление дара слова» он Всемилостивейше сопричислен к ордену св.Анны І-й степени, а спустя несколько месяцев в том же году «за отличное по всем частям благоустройство Академии», найденное ревизовавшим её Преосвященным Митрополитом Киевским Филаретом, удостоился получить признательность Святейшего Синода. Это было последнее торжественное свидетельство о состоянии Киевской Академии, до какого довёл её несравненный и всегда незабвенный её ректор. Мало того, что он возвысил её во всех отношениях по внутреннему устройству, он возвысил её, в собственном лице, пред глазами всей России, всех людей, духовных и светских. Высшие государственные сановники и иерархи, учёные и литераторы, посещавшие Киев, и жившие в нём, охотно посещали и Академию, всегда сопровождаемые самим ректором, и с любовью присутствовали на торжественных академических актах. Слава знаменитого ректора неизбежно отражалась на вверенной ему Академии и озаряла её собою. Настал наконец для Преосвященного Иннокентия третий и последний период его жизни — период служения Церкви и отечеству в сане епархиального архиерея. 1 Марта 1810 г. Высочайшим указом он назначен во епископа Вологодской епархии. Не долго суждено было оставаться здесь новому Архипастырю: всего девять месяцев. Но и в это короткое время он успел обратить заботливое внимание на дела местной Консистории, на улучшение Духовных училищ, на обновление архиерейского дома и соборного храма, успел заняться обозрением и отчасти собранием Вологодских древностей, составлением своих Слов к Вологодской пастве, изданных впоследствии, успел заслужить признательность Святейшего Синода «за особую попечительность о благе своей паствы». 31-го Декабря того же года Преосвященный перемещён в епархию Харьковскую. Тут служение его продолжалось около семи лет, и ознаменовалось весьма важными делами и событиями, каковы в особенности: учреждение торжественного крестного хода в Харькове по случаю ежегодного перенесения в город из Куряжскаго монастыря чудотворной иконы Божией Матери; сооружение нового, ведиколепного здания для Семинарии на новом видном месте; восстановление двух древних мужескихо бителей — Святогорской и Ахтырской, и открытие одной новой женской. Литературные занятия Преосвященного текли своим обычным порядком, и, кажется, даже усиливались. Им постепенно изданы во тдельных книжках: а) О грехах и его последствиях — беседы на св.Четыредесятницу; б) Молитва св.Ефрема Сирина — беседы на св.Четыредесятницу; в) Великий Пост или новые беседы на св.Четыредесятницу; г) Падение Адамово — беседы на великий пост; д) Слова и речи к пастве Харьковской; е) Три слова о зиме. Для объяснения такого обилия и отчасти самого характера тогдашних проповедей Преосвященного Иннокентия, считаем нелишним привести несколько слов из его письма к нам, писанного в 1847 году. «Жатва многа, необозрима; а делателей, как сами весте, мало и далеко не по жатве. Сие-то самое и меня, при всех недосугах, заставляет печатать по временам, именно, что Бог послал, не заботясь много об отличных достоинствах мысли или слога в печатаемом. Ибо из многих опытов, особенно писем ко мне со всех краёв России, знаю, как много везде душ, жаждущих духовного чтения. Какая же бы с нашей стороны была жестокость — отказывать им в пище, или заставлять долго ждать потому только, что нам хочется представить этот хлеб на серебряном подносе или с известными фигурами и проч.?» Тогда же Преосвященный Иннокентий начал заниматься составлением и изданием акафистов: Страстям Господним, Покрову Пресвятой Богородицы, Живоносному гробу и других. Текст и содержание для этих акафистов он заимствовал, по его собственному сознанию, из известного Западно-Русского или Почаевского акафистника, но только сокращал, очищал, усовершал в силе. В 1845 году, «за отличное управление Харьковской епархией, Преосвященный возведен лично в сан Архиепископа, а в 1847 г. (1-го Апреля), по Высочайшему повелению, вызван в С.-Петербург для присутствования в Святейшем Правительствующем Синоде, и распростился навсегда с паствой Харьковской.
Во время пребывания Преосвященного Иннокентия в столице, последовало (24-го Февраля 1848 г.) Высочайшее назначение его на епархию Херсоно-Таврическую, и, вслед за тем (11-го Апреля), он «за отлично-усердное служение Церкви и Отечеству, и в особенности назидательное действование на сердца вверяемых ему духовных паств назидательным проповеданием Слова Божия», Всемилостивейше сопричислен к ордену св.Владимира 2-й степени. 29 Мая 1848 г. Преосвященный прибыл в Одессу, а на другой день — день сошествия Св.Духа совершил первую свою торжественную службу и сказал первое слово к новой пастве. Жители Одессы толпами стекались внимать и священнослужению, и проповеданию своего знаменитого архипастыря, тем более, что скоро, как знали они, ему надлежало возвратиться для присутствования в Святейшем Синоде. Этот второй год пребывания Преосвященного Иннокентия в северной столице был для него крайне неблагоприятен: в нём, в первый раз, обнаружилась здесь тяжкая болезнь, которая потрясла до основания все силы его организма, — так что хотя понемногу больной оправился, сознал необходимость просить Высочайшего разрешения возвратиться в свою епархию. Тёплый климат, путешествие по прекрасным странам обширной епархии, морские ванны — несколько поправили здоровье Преосвященного, но оно уже никогда вполне не восстановлялось. Он часто подвергался болезням, особенно простуде, часто жаловался, и на словах и в письмах к знакомым, на свои недуги. Бодрый дух однако ж не переставал действовать с прежней силой, не смотря на слабость телесной оболочки. Преосвященный любил весьма часто служить и в Одессе, и во время своих продолжительных путешествий по епархии, и почти в каждую службу говорил краткие поучения, простые общедоступные — вроде отеческих бесед, которые никогда им не записывались. Между тем, своей архипастырской ревностью и ходатайством, он учредил в Одессе, как прежде и в Харькове, два торжественных Крестных хода: один — в день основания Одессы, другой — в день ежегодного перенесения в Одессу Касперовской иконы Божией Матери; открыл в Крыму несколько монашеских скитов; собрал в Одессе и поместил в особой часовне копии со всех чудотворных икон, какие только известны в России; обновил Семинарию и архиерейский дом, заложил и обновил множество храмов. Слава его, как просвещеннейшего и доблестного Архипастыря, живое и благодетельное его сочувствие восточным единоверцам, его проповеди, переведенные на языки — Французский и Греческий, были причиной того, что он почтен был (1851 г.) от Короля Греческого орденом Спасителя І-й степени.
В Мае 1852 г. Преосвященный Иннокентий был снова вызван для присутствования в Св.Синоде, но из-за тяжкой болезни едва мог в сентябре отправиться к месту своего назначения. Здесь ожидала его новая Монаршая награда: «За отличное и достойное пастырское служение Церкви, всегда украшающееся назидательными для паствы трудами и просвещенной заботливостью о благе преемственно вверяемых епархий, и за новые опыты сей полезной духовной деятельности», он Всемилостивейше сопричислен (19 Апр. 1853 г.) к ордену св.Александра Невского. Возвращение Преосвященного в свою епархию последовало незадолго пред тем, когда наступила для неё пора самых тяжёлых испытаний. И кто не знает, как достойно умел проявить себя незабвенный Архипастырь в эту грозную, кровавую эпоху? Его геройское, истинно-христианское мужество и присутствие духа во время облежания и бомбардирования Одессы неприятельским флотом; его торжественные службы и вдохновенные речи к жителям Одессы в эти страшные дни; его речи и напутственные молебствия воинам, отправлявшимся в Севастополь, сёстрам Крестовоздвиженской общины, речи при освящении в Одессе батарей и во многих других подобных случаях; его путешествия в Крым, где старался он словом веры и упования успокаивать и подкреплять злосчастных обитателей страны; его священнослужения и речи в самом Севастополе посреди громов войны, — всё это озарило имя Иннокентия новой, блистательной славой — славою высокого патриота и великого пастыря Церкви, исполненного самоотвержения и любви, готового положить за свою паству, или вместе с ней, собственную душу. Ряд новых наград достойному естественно следовал за такими подвигами. 10 Апреля 1854 г., «в ознаменование особого Монаршего благоволения к доблестному служению его Церкви и Отечеству, оказанному во время бомбардирования неприятелем города Одессы», Всемилостивейше пожалован ему алмазный крест для ношения на клобуке. 10-го Декабря того же года «за пастырскую заботливость его о раненых воинах, проливавших кровь за Веру, Царя и Отечество в Крыму», изъявлена ему признательность от Св.Синода. 30-го Апреля 1855 г. «за особенное пастырское учение в благоустроении Крестовоздвиженской общины сестёр милосердия», он удостоился получить бдагодарственный рескрипт от Её Императорского высочества,
Великой Княгини Елены Павловны. 13-го Июля того же года — изъявлена ему Высочайшая благодарность «за посещение Севастополя и богослужение в нём во время бомбардирования его неприятелем». Наконец, 26-го Августа, 1856 года, в незабвенный для России день, Преосвященный Иннокентий «за просвещенное пастырское служение, ознаменованное отличными произведениями дара слова к наставлению душ мирным Христианским добродетелям, а в минувшие два года, увенчанное достохвальными подвигами самоотвержения в назидание и укрепление паствы среди ужасов жестокой брани» — Всемилостивейше возведен в звание Члена Св.Синода. Серебряная медаль на Георгиевской ленте и бронзовый крест на Владимирской — в память минувшей войны — украшали также и его грудь.
Не смотря на все, столько тревожные обстоятельства последних лет, Преосвященный находит время и для учено-литературных занятий. Кроме «Собрания слов и речей по случаю нашествия неприятельского», которые он приготовил и издал в двух томах, он составил в это время ещё несколько акафистов Пресвятой Троице, Воскресению Христову, Архангелу Михаилу и проч., пересмотрел, исправил и дополнил своё давнее, обширное сочинение: «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа», которое ныне печатается; собирал сведения для исторического описания священных древностей Крыма, усердно хлопотал об осуществлении своей давней идеи и программы «Церковного архива», имея ввиду соединить в нём все важнейшие письменные памятники, относящиеся к нашей Церковной истории, и собираясь издавать его на собственный счёт. «Меня одолели археологические помыслы, — писал он нам в конце прошлого года (от 13 Декабря), говоря о всех этих своих занятиях, — не только все старые затеи лезут в глаза, поднимаясь из архива давнего забвения, но и новые предположения готовы вспорхнуть целым стадом, только позволь и не притвори дверь». «Я хлопочу теперь, — писал он уже в нынешнем году незадолго до своей кончины (от 13 Апреля), — узнать и проповедать, нет ли чего для нашей Церковной истории в патриаршем Константинопольском архиве, ведь по теории, там многое должно быть, особенно касательно Крымской иерархии»... И, упомянув затем о примечательных древних обителях по Анатолии, присовокупил: «Мы там уже нашли кое-что для истории Крыма».
Среди разнообразных, непрерывных трудов, среди новых предприятий и новых забот для блага Церкви и Отечества, текла эта славная, многотрудная жизнь, и, уже давно подточенная, тихо приближалась к своему концу. С наступлением нынешнего года, Преосвященный всё чувствовал себя хуже и хуже. Но епархиальные дела Крыма, так недавно опустошенного войной, неудержимо влекли к себе попечительного Архипастыря. 17-го Апреля вечером он отправился из Одессы в путь, и, проехав города: Николаев, Херсон и Перекоп, — 31-го числа служил в Евпатории литургию и произнёс проповедь. Потом, 3-го служил в Симферополе и произнёс слово о загробной жизни — то были уже последние его служба и проповедь.
26-го числа он тяжко заболел в Бахчисарайском ските, 2-го и 3-го исповедался и приобщался Св.Христовых Таин в Балаклавском монастыре, 7-го совершенно больной — отправился обратно в Одессу, 11-го прибыл в неё, а 36-го, в день сошествия Св.Духа, в тот самый праздник, в который он совершил некогда первую литургию в Одесском Соборе при вступлении на епархию, мирно предал дух свой Богу в четвёртом часу утра.
Как писатель Русский, Преосвященный Иннокентий, по справедливости, должен занять одно из первых мест в истории Русской литературы. А как проповедник он займёт одно из первых мест между духовными витиями, не только нашего времени и отечества, но и всех времен и народов. Имя Иннокентия останется бессмертным!
