Видно празднословие есть порок весьма опасный, что против него столько молитв! Ибо и св.Давид, как вы сами часто слышите, постоянно молится ко Господу, говоря: Положи, Господи, хранение устом моим и дверь ограждения о устнах моих! И Премудрый сын Сирахов восклицает молитвенно: Кто даст ми во уста моя хранилище и на устне мои печать разумну! (22:31).
А у нас, брат., напротив! Ничто так мало не хранится как слово; ничто так праздно не расточается, как слово. Те самые, кои могли бы подавать пример благоразумного употребления слова, то есть, люди одарённые отличным умом и познаниями, нередко первые небрегут о сём и, подают пример противного.
Хорошо ли это? Весьма худо уже потому, что за всякое праздное, тем паче худое слово, по свидетельству самого Господа нашего, надобно будет некогда дать ответ (Мф. 12:36). Нам кажется, что слова наши исчезают в воздухе, а они все напротив остаются целы, собираются и печатлеются на день суда и воздаяния. Посему человек празднословный собственными устами произносит будущее осуждение на самого себя. Малость ли это? — И напрасно бы мы воображали, что когда будут судить нас за слова наши, то таким образом поступят с нами слишком строго. Нет, суд сей правилен и необходим: ибо нам только кажется, что слова наши ничего не значат, и что расточать их безумно есть вещь не важная; между тем слово человеческое очень важно и очень стоит того, чтобы в нём требовать отчёта.
Ибо что такое наше слово? Явно отпечаток слова Творческого. В Боге слово, и в человеке слово. Правда, что слово в Боге не то, что наше слово; в Боге оно есть самый отпечатленный образ существа его, единородный Сын Божий. Но и в нас слово не праздный звук, и в нас оно есть отпечаток и образ нашего духа, так что если бы собрать все слова наши, то мы увидели бы в них своё собственное изображение. Благоразумно ли не дорожить сим изображением, обременять его чертами отвратительными и марать безжалостно?
Далее, словом человек видимо и преимущественно отличен от всех тварей, его окружающих. Это главный признак и главное средство нашего владычества над миром, как-то и показано в самом начале чрез наречение имён от Прародителя нашего всем животным. Чего не производило слово человеческое в чистом его виде, как оно было у святых Божиих человеков? Останавливало солнце, заключало и отверзало небо, воскрешало мёртвых. Кто после сего не признает в слове скипетра нашего владычества над миром? Мы не способны ещё действовать сим скипетром; не будем по крайней мере повергать его в грязь и ломать безрассудно. У животных малое только и слабое подобие нашего слова; но, посмотрите, как они берегут его, употребляют не иначе как по крайней нужде; придёт весна, — способные отверзают уста и поют со всеусердием хвалу и славу Создателю; а в прочее время года и они безмолвствуют.
Словом — далее — держится в силе и союзе весь род человеческий: это проводник наших взаимных мыслей, чувств, нужд, радостей и печалей, предприятий и усовершенствований. Словом связуется у нас таинственно-прошедшее с настоящим, настоящее с будущим; приходят в тесное сообщение те, кои никогда не видали друг друга. Отымите слово у людей, и всё остановится в мире человеческом. Как же покрывать ржавчиной греха, или делать ядовитой златую цепь, связующую всё человечество?
Обратите ещё внимание на последствия слова человеческого. Всякое слово изшедшее из уст ваших, никогда уже не возвратится к вам: нет, оно пойдёт по умам и устам, по годам и векам, произведёт неисчислимое множество мыслей и чувств, деяний и поступков; и, разросшись в огромное древо, обремененное всякого рода плодами по роду и виду его, встретится с тобой, творцем его, на суде страшном. — Как же не позаботиться о таком плодовитом произведении и произраждать их целыми тысящами безумно?
И в настоящем времени, на самого изрекающего слово, оно не остаётся без действия. По словам нашим во-первых все судят о нас; уста наши доставляют нам или уважение, или вселяют к нам отвращение и презрение. Премудрый, — замечает древний мудрец, — в словеси любезна сотворит себе, а умножаяй словеса мерзок будет (Сир. 14:8-13). Празднословие терпится иногда для развлечения, как держат для сей цели некоторых пернатых, но никогда не заслужит уважения. Если вас слушают, когда вы говорите пустое и не показывают отвращения, то будьте уверены, что сего отвращения нет только на лице слушающих, а в сердце оно у многих. Благоразумно ли же недорожить тем, от чего зависит наша честь или бесчестие, любовь или нерасположение к нам всех и каждого?
Если бы мы вознебрегли мнением о нас других людей за худое употребление нашего языка и слова, то и тогда не уйдём от наказания: ибо празднословие наказывает само себя. Человек празднословный пустеет внутренно: ум его становится мелким, суждение несвязным, виды пустыми, предположения ничтожными или предосудительными. Пред взором человека наблюдательного, он бывает похож на глупое дитя, не умеющее молчать. Такой человек не способен ни к чему важному и истинно полезному, как это замечено ещё в древности, где мудрецы не принимали к себе и в ученики тех людей, кои продолжительным молчанием не доказали в себе способности к делу.
Не должно, наконец, опустить без особенного внимания и того, что происходящая от празднословия пустота души и неосновательность ума, не останавливаются на одних устах и словах, а, по закону природы нашей, переходят в сами наши действия и жизнь. Премудро заметил св.Иаков, что аще кто в слове не согрешает, сей силен обуздати и все тело (Иак. 3:2) Это естественная награда за обуздание своего языка. Привыкший напротив грешить в слове, скоро начнёт грешить и в жизни. В самом деле, кто худой Правитель и Судия? Человек празднословный. Кто худой исполнитель приказаний Начальников? Человек празднословный. Кто худой отец, сын, друг? Человек празднословный. Кто худая мать семейства? Жена празднословная. Где источник пересуд, клевет, ссор? В устах жены празднословной.
По всему этому не дивитесь, брат., что слово Божие так строго преследует празднословие, и угрожает судом за слова не только худые, но и праздные. Это к нашей истинной пользе: ибо слово наше губит нас.
Как же, спросите, должно употреблять слово, чтобы оно не послужило никогда к нашему осуждению?
Употреблять его, во-первых, с крайней бережливостью, как того требует высокое происхождение слова, великое назначение его в мире, и крайне важные действия его на других людей и на нас самих.
Употреблять во-вторых на предметы того достойные, во славу Божию, на пользу ближних и к нашему усовершенствованию, и никак не употреблять на предметы срамные, на мысли нечестивые, на чувства зловредные; не употреблять на ложь и обман, на клевету и ябеду, на брань и ссору.
В-третьих наблюдать за употреблением своего слова и по временам требовать у себя отчёта в нём, — всего лучше отходя ко сну, ежедневно.
В-четвёртых обращаться с молитвою ко Господу, чтобы Он сам положил хранение устам нашим, сам ограждал нас своею благодатию от духа празднословия, который с такой свирепостью заражает ныне всю вселенную. Ибо, если святые Божии человеки: Давиды, Сирахи, Ефремы — не видели в себе самих достаточных сил на сражение с сим обольстительным и зловредным духом, то нам ли ожидать победы над ним без помощи свыше?
В-пятых должно приносить покаяние в словах худых и праздных, и стараться возмещать неправедное использование их — всего ближе — посредством благого употребления того же слова, сознаваясь, где можно, прямо в прежнем безрассудном его употреблении.
Когда мы будем поступать таким образом, то слово наше постепенно освободится от всех недостатков и сделается наконец тем, чем быть должно — живоносным отгласом в нас слова Творческого, светлым отпечатком чистого существа нашего, могущественным органом нашего владычества над тварями, священной цепью, связующей нас со всем человечеством, верным посредником к сообщению другим того, что в нас есть доброго, и к принятию от других, чего не достаёт нам, — всегдашним орудием и залогом нашего преуспеяния во всяком совершенстве.
Если какой дух, то целомудрия должен быть испрашиваем свыше: ибо для сохранения сей добродетели надобно сражаться с собственной природой; а где, — скажем словами Иоанна Лествичника, — побеждается природа, там должно быть присутствие существа, которое выше природы. «Напрасно будешь сражаться, продолжает тот же св.Наставник, и отгонять от себя духа нечистоты плотской философскими доказательствами и противоречиями, потому что он может и со своей стороны представить нам не мало с разумом сходного и состязаться с нами естественными доводами. Посему желающий преодолеть плоть сам собой, всуе течет. Предложи ко Господу немощь естества своего и признай пред Ним всё твоё бессилие, тогда нечувствительно приимешь от Него и дар целомудрия».
Кроме общей, как можно чаще повторяемой, молитвы о даровании духа целомудрия, у того, кто хочет быть целомудренным, по совету св.мужей, должна быть всегда наготове краткая молитва частная — на случай искушений греховных. — А именно, когда почувствуешь, говорят они, что в сердце твоём — от видения ли, от слуха ли или само собой — возрождается нечистое плотское вожделение, то устреми тотчас мысль ко Христу с молитвой о помощи и держи там её, доколе не получишь подкрепления. Отвратив таким образом внимание своё от искры греховной, запавшей в твоё сердце, ты сим самым как бы отнимешь у неё воздух, и она чрез то угаснет. А когда нужно, то низойдёт и роса благодати для её угашения.
После молитвы ничто так не ограждает целомудрие, как пост и труды. В самом деле, отними из-под котла хворост, и угаснет огонь; отними у тела роскошные яства и сытость, и угаснет вожделение чувственности. Обремененному трудами телу не до страстных движений: оно ищет тогда покоя и тишины. Праздность напротив и нега суть — неиссякаемый источник сладострастия. Посему думающий сохранить целомудрие среди пресыщения и роскоши подобен тому, кто бы, возлежа среди болота, надеялся остаться чистым. Может быть он успеет сохранить чистоту телесную; но непременно лишится душевной.
Равным образом желающему хранить чистоту души и тела необходимо избегать всех случаев, где она видимо может подлежать очернению. А для сего, по примеру св.Иова, должно положить завет с очами, слухом и всеми чувствами своими. Ибо не напрасно Пророк чувства наши называет окнами, чрез кои входит в нашу душу смерть. Все грехи любят входить сими окнами, но ничто так часто не входит ими, как похоть плоти: посему и надобно блюсти сии окна и не отверзать их безрассудно. А когда уже нельзя, почему-либо, не видеть и не слышать соблазнов, то на таковые случаи надобно иметь противоядие духовное. Таким средством во время окружающего соблазна, кроме сердечной молитвы, может служить устремление мысли ко Кресту Христову и его пречистым язвам, или к собственному гробу и смерти. Таким образом яд соблазна обессиливается верно и скоро.
Смиренное расположение духа и сердца, по учению св.Отцев, есть также великая ограда для целомудрия: потому ли, что на смиренных всего более призирает Господь, — а где взор Его, там и благодать, оттуда бежит всякий соблазн и грех, — или может быть и потому, что свойство смирения есть понижать и подавлять в человеке всё, выходящее из пределов, след. и взыграние плоти и крови. Гордость напротив и надмение, особенно соединенные с осуждением ближнего, по замечанию людей опытных в духовной брани, всего скорее подвергают самого совершенного, по-видимому, человека, искушению от плотских скверн, да накажется не превозноситься своей добродетелью, видя внутрь себя столь лютую язву.
Размышление о предметах духовных и происходящая отсюда любовь к ним, особенно любовь к Господу и Спасителю нашему, к его страданиям и Кресту, также средство к ограждению чистоты духа и тела. «Целомудренный человек, — учит св.Иоанн Лествичник, — любовь любовию отражает и огнь телесный погашает духовным».
С другой стороны ограждает целомудрие представление мук вечных и огня геенского. Этот огонь сам по себе будет жечь, а теперь может охлаждать и спасать от огня страстей, когда живо представляем его. Один подвижник, не довольствуясь представлением сего огня в уме своём, решился дать почувствовать предварительно жестокость его своему телу. «Ты побуждаешь меня ко греху, — сказал он, — посмотрим же способно ли ты вынести муку, угрожающую за грехи!» И с сими словами положил перст руки на горящую свечу. Боль от огня угасила пламень плоти.
То самое, что возжигает плотское похотение, может быть с пользой употреблено, как врачевство против страсти. «Призывает ли тя, вопрошает св.Димитрий Ростовский, уязвлятися красотою лица тлеющая во гробе плоть? И так, когда сия красота начнет уязвлять твое сердце живая, вообрази её во гробе лежащую, безобразную, покрытую тлением и смрадом, и она потеряет силу влечь тебя».
Сими и подобными средствами должны мы ограждать себя, брат., от нападений плотских помыслов. Должны, если то нужно, сражаться до крови, но исходить из брани победителями. Ибо победить непременно нужно, потому что Бог призвал нас, как учит Апостол не на нечистоту, а во святость (1 Фес. 4:7). Ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, — утверждает он же, — Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6:9).
Но что делать, если кто-нибудь поддался соблазнам греховным? — То же, возлюбленный, что делаем мы, будучи повержены в какую-либо глубокую и крутую пропасть: осмотревши своё положение, оградив себя Крестом Христовым, призвав на помощь Бога и Ангела Хранителя, начать выходить из пропасти, — карабкаться, если то нужно, руками и ногами, но восходить, — засыпаться падающей землёй и камнями, но восходить, — чувствовать уязвление и боль во всех членах тела, но восходить, — обрываться по временам и падать, но снова восходить. Когда будем поступать таким образом и употребим со своей стороны всё, что можно, то будь уверен, в нас явится сила и мужество непреодолимые, невидимая рука поддержит нас, а вероятно явится и видимая помощь посланная от Того, Кто оставляет девятьдесят и девять овец и ищет в горах единой — заблудшей.
