Из многих вопросов, кои можно предложить себе касательно жизни нашей на земле, едва ли, братия, не самый важный вопрос о том, как лучше умереть? Некоторые даже из языческих мудрецов поставляли в этом всю мудрость человеческую, и не иначе называли её, как наукой смерти. Кто же научит нас сей, великой и необходимой для всех, науке? Всего лучше, удобнее и скорее могут научить те, кои сами прошли уже дверями гроба, и прошли безмятежно, в мире, с радостию. Один из таковых — подлинно счастливец, есть праведный Симеон. Послушайте, что говорит он к Богу, оканчивая жизнь свою: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром! — Можно подумать, что Св.старец был доселе в изгнании, и теперь только возвращается под родной кров; — находился доселе в узах, и теперь только исходит на свободу!
Что сдружило его так тесно с ужасным для всех нас образом смерти? Почему гроб кажется ему приятным ложем? Отчего с такою радостию спешит он туда, куда другие не могут и заглянуть без страха?
Часть этой тайны сказывает сам Симеон: Яко видеста, — взывает он до Господу, — очи мои, спасение Твое! То есть, как бы так говорил праведный: мне нечего уже делать на земле, ибо я видел всё — Спасителя и самое спасение; увидев Его, мне нечего страшиться и за пределами земли; ибо, с Ним — всемогущим Спасителем моим, аще пойду и посреде сени смертной, не убоюся зла.
Но, тут, братие, как я сказал, только часть тайны Симеоновой, а не вся тайна. — Спасение, виденное Симеоном, видели очами своими и многие из современников Симеона, видели гораздо более и долее Симеона; однако же мы не видим в Евангелии, чтобы кто другой, кроме Симеона, сказал: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, с миром! — Было нечто в Симеоне, что спасение, виденное им наравне с другими, усвояло ему несравненно пред другими. Это важное нечто, умолчанное Симеоном, по смирению, открывает Евангелист, когда изображает лице Симеона. Человек сей, — говорит он о Симеоне, — бе праведен и благочестив, чая утехи Израилевы, и дух бе свят в нем, и бе ему обещано Духом Святым не видети смерти прежде, даже не видит Христа Господня (Лк. 2:25-26). То есть в Симеоне был целый собор добродетелей: любовь к ближним питала в нём любовь к Богу и страх Божий; страх и любовь укрепляли веру в Искупителя; вера привлекла Духа Святого; Дух удостоил его откровений, и дал возможность увидеть Спасителя; лицезрение Спасителя изгнало страх смерти; — и Симеон отходит с миром туда, куда другие не могут и воззреть без трепета!
Таким образом, вот святая тайна Симеонова! Вот как дошёл он до драгоценной возможности — умереть в мире! — Кто хочет смерти Симеоновой, тот иди путём Симеоновым: будь праведен и благочестив, веруй в Искупителя, старайся соделаться жилищем Духа Святого, и удостоишься своего Спасителя!.
И во-первых для мирной смерти потребна, братие, правда и непорочность. И в продолжении жизни тяжело бывает, когда совесть живо представит какую-либо обиду, нанесённую ближнему; но стократ тяжелее должно быть это при смерти, когда совесть сама делается несравненно живее и чище. Угасающий взор, по необходимости, ищет тогда, на чём бы успокоиться: судите же, каково должно быть это успокоение, когда ему представится целый ряд жертв собственной жестокости, или лукавства! — И не это ли те ужасные призраки, кои нередко мучат умирающих явлением своим? — Мы привыкли изъяснять их мучение страданиями тела: но, тело ли всему виною? — Ах, как иное, совершенно иное услышали бы от многих умирающих, если бы языку их, связанному узами смерти, дано было разрешиться и проглаголать нам ужасную истину! — Страдания тела бывали и у людей праведных; но душа их отходила ко Господу в мире. Почему? — Не потому ли, что жила с Господом в мире. — Не от того ли, что совесть у них, будучи совершенно мирна, умиротворяла и тело, а душа, будучи свободна от тяжестей греховных, по тому самому удобно возносилась над землёй и парила к небу? — Какова жизнь, такова и смерть!
Второе, надёжнейшее средство против ужасов смерти, по указанию Св.Симеона, есть любовь к Богу, или благочестие. Не трудно угадать, как действует это средство, и в чём его сила. Посмотрите на сына любящего отца, и долго бывшего в разлуке с ним! Он готов был перенести всё, чтобы возвратиться в дом отеческий; не взирает при сём ни на ярость волн морских, ни на высоту гор, ни на другие опасности. Так и человек, любящий своего Господа, с радостью спешит в двери гроба, не смотря на тесноту и мрачность их; ибо знает, это единственный путь в возврату в дом отеческий. А без этой любви в Отцу Небесному, без этой детской привязанности к горнему Отечеству, переход в другой мир, по необходимости, должен быть тяжёл и неприятен. Как с миром идти туда, куда не хотели бы идти вечно? Как явиться пред того Бога, Который всю жизнь был или забываем, или оскорбляем? — В таком случае умирающий грешник подобен рабу, который пойман в бегстве, и насильно возвращается пред своего владыку. Можно ли тут не трепетать и не мучиться душею?
Третье средство против ужасов смерти, по указанию праведного Симеона, есть живая вера в Искупителя. — Худо, братие, очень худо без веры и в продолжении жизни; но стократ хуже при смерти. Во время жизни многое, по-видимому, может заменять веру, и, к сожалению, заменяет для многих; но при смерти, увы, ничто не заменит! — Минуты смерти, явно, суть самые важные и решительные; можно ли положиться тогда на самих себя, на своё мужество, на свою мудрость, даже на самую добродетель? — Тут мы исчезаем для мира и мир для нас; тут представление света для каждого, страшный суд для каждого! Посему нужна и помощь высшая, всемогущая; нужен не ходатай, не Ангел, но Сам Господь. Только Его имени слушает небо и земля, только пред Ним трепещет ад и все духи злобы; — посему только с живою верою в Него мы можем пройти в мире ужасную бездну тления, и непреткновенно изыти в свободу чад Божиих.
Эту необходимость веры в Искупителя при смерти прекрасно выражает Св.Церковь, влагая в руки каждому умершему крест. Но, братие, чтобы сей крест имел силу действовать за нас при смерти, надобно, чтобы он прежде воздействовал в нас во время жизни, и истребил грехи наши. Крест, влагаемый в руки умершему, остаётся в гробе, и истлевает с телом; — с душею идёт тот крест, который она сама для себя соорудила, в продолжении своей жизни. Желаете знать, как сооружается сей нетленный крест? — Двояким образом: во-первых великодушным перенесением о имени Господа Иисуса тех бедствий и искушений, коими Промысл посещает каждого из нас для нашего очищения; во-вторых упражнением себя в различных произвольных лишениях, ради Его же Пресвятого имени. Такой крест не истлеет в земле; с ним душа предстанет и на всемирный суд; он будет служить украшением её на всю вечность.
Четвёртая причина, почему для праведного Симеона смерть была мирной, состояла в том, что он был исполнен Святого Духа. Не трудно понять действие и этой причины. Как Ангелу смерти отягчить руку свою над тем, в ком зрит Духа Божия!. — И веяние прохладного воздуха облегчает страдания болящего; и дыхание уст матери или друга услаждает томления лежащего на одре смерти; какого же облегчения не может произвести благодатное веяние Духа Божия? — Может ли Он не осенять, в минуты смерти, душу, которая была верною Ему в впродолжении продолжении своей жизни? — О, блаженны, стократ блаженны мертвии, умирающие таким образом о Господе! Сам Дух глаголет, что они почиют от трудов своих (Апок. 14:3).
И такое блаженство, братие, можно сказать, без всякого с нашей стороны усилия, доставалось бы каждому из нас, если бы мы сами не лишали себя оного. Ибо, при всей важности даров Святого Духа, благодать Его низводится в душу каждого из нас, при самом начале жизни нашей — в таинстве Миропомазания, мы видимо печатлеемся печатью Св.Духа. И в продолжении жизни, во всех прочих таинствах, молитвами Церкви и Пастырей её, приемлем благодать Духа. Таким образом мы Христиане все от рождения духоносцы; и по сему самому имеем в себе великое средство против страхов смерти. От чего же большей частью трепещем её? От того, что, без елея благих мыслей и дел, огнь Святого Духа, скоро угасает в нас от дуновения страстей, а печать избавления меркнет и изглаждается в душе от приражения к ней волн житейского моря; — от того, что мы преисполнены духом мира, который и в продолжении жизни нашей часто обращается в вихрь и мятет нас, как прах и стеблие, а при смерти тем паче не может не разражаться бурным дыханием, сотрясающим весь бренный состав наш. О горе, братие, великое горе тому из нас, кто до конца жизни позволит себе влаятися сим тлетворным духом! Адское дыхание его охладит душу на одре смерти, истнит сердце, и возмятет все исходища жизни.
Последним напутием для Симеона во время смерти было то, что он увидел очами своими Спасителя мира. Ныне отпущаеши, Владыко, раба Твоего с миром, яко видеста очи мои спасение Твое! — Это напутие таково, что я и не знаю, указывать ли его вам, как на всеобщее напутие к мирной кончине: так оно далеко от наших мыслей, от нашей жизни! — Но, братие, так ли бы должно быть на саном деле, если бы мы были Христианами не по имени? — Симеону обещано было Духом Святым не видети смерти, прежде даже не видит Христа Господня: а нам разве не дано сего обещания? — Послушайте, что говорит Сам Тот, Кого ныне носит на руках своих Симеон: Любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам (Ин. 14:21). Что может быть яснее, определённее и решительнее сего обетования? — Люби Господа, и увидишь Господа! Каким образом является Он любящим Его, этого ни я не могу сказать, ни тебе не нужно знать заранее: это тайна являющегося, которую открывает Он Сам при посещении Своём. Но, то несомненно, что, узрев Его — ты забудешь вся красная мира, с радостию поспешишь к Нему, в обитель Отца Его, хотя бы тебе досталось идти туда путём крестным. О, Господь умеет влечь за Собою (Лк. 2:38)! Свидетели все Святые Божии человеки, кои, узрев в своей душе Господа, шли на смерть, как жених идёт на брак.
Чтобы для одних — достойных, ознаменовать, а для других — менее способных, заменить это невидимое явление Своё, Господь является у одра почти каждого болящего и видимо — в Теле и Крови Своей. Хотя бы сим Богоявлением мы умели пользоваться! Хотя бы здесь спешили принимать Господа и озариться светом лица Его прежде, нежели померкнет свет в очах, — отверзали для Него уста и сердце прежде, нежели они заключатся навсегда болезнию! — А то, что бывает? — Смотрят на священника, несущего чашу жизни, как на Ангела смерти, и потому стараются, как можно дольше, не видеть его! — Приемлют Тело и Кровь Господа, когда уже не могут принимать ничего, и таким образом сретают, а, можно сказать, претыкаются о своего Спасителя! — О Господи, не здесь ли, Ты, посему самому лежишь наипаче на падение многим во Израили и в знамение пререкаемо (Лк. 2:34)? — В такое знамение, о коем никак нельзя с уверенностью сказать, во что служит оно приемлющим его, — в жизнь вечную, или в суд и осуждение? — Подлинно тут открываются от многих сердец помышления (Лк. 2:35), видно бывает, какова была жизнь, и чего надобно ожидать по смерти!..
Но, я вместо освобождения вас от страха смерти, неприметно сам навожу на себя и на вас страх. — Что делать, братие, когда мы и наша жизнь таковы, что о каких утешительных истинах ни заговоришь с сего св. места, неприметно и невольно дойдёшь то того, что ужасает. Но сей страх во спасение, между тем, как наш ложный мир и наши суетные радости губят нас.
Заключим, чем начали. Кто хочет кончины Симеоновой, тот иди путём Симеона: будь праведен, благочестив, веруй в Искупителя, не угашай, — а если погубил, стяжи Духа, и старайся удостоиться лицезрения Спасителя.
