Вольнодумцы предполагают, что «Лазарь действительно не умер, а находился только в состоянии обморока. Он был болен — сначала легко, но потом случился с ним сильный припадок, так что он лежал совершенно без чувств, без дыхания. Две сестры его (Марфа и Мария) почли его умершим и — похоронили. Иисус Христос по первому известию о болезни Лазаря заключил, что она не опасна, потому и промедлил на одном месте.
Потом, от другого вестника Он узнал, что Лазарь умер. Эта неожиданность поразила Его. Сообразив обстоятельства болезни, которую Ему представляли такой неопасной, Он возымел ту мысль, что это едва ли не есть сильный обморок. В такой надежде Он поспешил к Вифанию. Здесь, по Его приказанию, открывают гроб. Свежий воздух, проникнувший в пещеру, заставляет пробудиться Лазаря. Иисус Христос первый замечает в нём признаки жизни, и — благодарит Бога». Вот сущность изъяснения вольнодумцев.
Какие же доказательства на то, что это так было? — Доказательства, — говорят, — в самой евангельской истории.
Ин. 11:1-4: Бе же некто боля Лазарь от Вифании, от веси Мариины сестры ея. Бе же Мария помазавшая Господа миром, и отершая нозе Его власы своими, еяже брат Лазарь боляше. Посласте убо сестре к Нему, глаголюще: Господи, се, егоже любиши, болит! Слышав же Иисус, рече: Сия болезнь несть к смерти, но о славе Божии, да прославится Сын Божий ея ради.
«Когда сестры Лазаревы послали к Иисусу с известием о болезни брата своего, Иисус, услыша это, сказал: Сия болезнь несть к смерти, то есть, несмертельная. Таким образом Он вовсе не думал, что Лазарь умрёт, а показал, что при пособии врачебного искусства сделается здоров. Слова: сия болезнь не к смерти, но о славе Божии, да прославится Сын Божий ея ради — не заключают ничего противного предыдущей мысли: прославится (говорят) не тем, что возбудит Лазаря от смерти, но — советами, какие подаст, и решительным отгаданием болезни. А может быть слова: о славе Божией и проч. прибавлены самим Евангелистом, как это он часто делает».
Что сказать на это? — Если бы действительно Иисус Христос утверждал, что болезнь Лазаря несмертельная, то такой тон Ему был бы вовсе неприличен: а) откуда Он знал, что эта болезнь — не к смерти? б) как можно было решительно сказать, что Лазарь не умрёт? А если бы умер (как действительно случилось), то не пострадала ли бы от того честь Иисуса Христа? Таким образом могло б быть обмануто всё семейство Лазарево. Притом в) Слова: да прославится Сын Божий ея ради — явно показывают, что Иисус Христос имел в виду воскресение Лазаря, ибо что за прославление в двух-трёх советах, поданных больному? Если же Он разумел только это прославление, то надобно было бы допустить, что Его язык был слишком высокомерен, какой приличен только какому-нибудь хвастливому раввину.
Ст. 6: Егда же услыша, яко болит, тогда пребысть на немже бе месте два дни.
Услышав о болезни Лазаря, Иисус Христос медлит. Опять нерешительность — недостойная Иисуса, если не изъяснять её из внутренней уверенности Иисуса Христа, что Он во всяком случае, даже если бы и умер Лазарь, может спасти его: иначе такая медлительность показала бы недостаток Его любви к человечеству, и ещё более — пренебрежение к лицам, Его любящим. — Скажут: «Припадок был несмертельный». Всё однако ж промедление было бы безрассудно: Он мог себе представить, что сёстры, не поняв состояния больного, легко могут похоронить его (как это действительно и случилось).
Ст. 11: Лазарь друг наш успе: но иду, да возбужу его.
«Новое доказательство, что Иисус Христос не считал Лазаря умершим, но — только в сильном обмороке».
Но как же Он узнал, что с Лазарем случился обморок? «К нему приходил другой посол, который известил Его об этом».
А по какому праву предполагается другой посол? Для пополнения пустоты? Притом ученики действительно думали, что Он говорит о сне несмертельном: Реша убо ученицы Его: Господи, аще успе, спасен будет! Рече же Иисус о смерти его: они же мнеша, яко о успении сна глаголет (ст. 12-13). Он сказал им прямо: Лазарь умре (ст.14).
Ст. 15: И радуюся вас ради, да веруете, яко не бех тамо: но идем к нему.
«Радуйтесь, что Я не был там: иначе ваша вера пала бы. Но теперь пойдём, попробуем какие-нибудь средства спасти его. Если средства спасти его будут иметь успех — хорошо, а если нет, то на нас вины не будет: мы не были там».
Опять принуждённый образ толкования! Радуюся вас ради. — Иисус Христос радуется за учеников своих, что не находился при Лазаре во время болезни его, ибо если находился там, то освободил бы его от болезни и не допустил бы умереть, — чем отнял бы у себя случай произвести самое замечательнейшее чудо, которое было весьма необходимо для подкрепления духа веры: «Радуюся вас ради, да веруете». — Скажут: «Он мог бы при Лазаре и допустить умереть ему, чтобы после воскресить его». Но этот поступок был бы жесток в отношении к Лазарю и не свойственен в отношении к Нему самому.
Ст. 20-24: Марфа убо егда услыша, яко Иисус грядет, срете Его: Мариа же дома сидяше. Рече же Марфа к Иисусу: Господи, аще бы еси зде был, не бы брат мой умерл! Но и ныне вем, яко елика аще просиши от Бога, даст тебе Бог. Глагола ей Иисус: воскреснет брат твой. Глагола Ему Марфа: вем, яко воскреснет в воскрешение, в последний день.
«Иисус Христос не обещает явно Воскресения, но говорит языком сомнения: “Может быть и удастся освободить от смерти Лазаря, а может быть и нет”. Или слова Иисуса Христа относятся более к будущему воскресению, как и поняла их Марфа».
Некоторая темнота в словах Иисуса Христа действительно есть. Но она совсем не от того происходит, чтобы Он не был уверен в возможности спасти Лазаря. Ибо после на недоумение Марфы: Господи, уже смердит, — Он говорит решительно: Не рех ли ти, яко аще веруеши, узриши славу Божию? (ст. 39, 40) Прикровенность в начале разговора более проистекала из приличного Ему благоразумия — возбуждать малыми намёками веру великую, дабы таким образом дать более места заслуге нравственной... Но как же могла ошибиться Марфа, которая имела веру и ожидала чуда (ст.22), и вдруг оставила эту веру и обратилась к будущему воскресению? — Такая колеблемость в языке Марфы была весьма естественна. Она ожидала, что всё, чего Он ни попросит у Бога, даст Ему Бог. Но вдруг вспомнила, что её брат — уже четыре дня мертвец! Эта мысль затмила всю её веру. Знала она, что Иисус Христос творит чудеса, но Он никогда ещё не совершал подобного. Смелости же просить, чтобы Иисус Христос произвёл для неё величайшее из чудес, недостало.3
Ст. 33-35: Иисус убо, яко виде ю плачущуся и прешедшыя с нею иудеи плачущя, запрети духу, и возмутися сам и рече: Где положисте его? Глаголаша Ему: Господи, прииди и виждь! Прослезися Иисус.
«Печаль и слёзы неуместны, если бы надежда Его на Воскресение Лазаря не была слаба».
Эта причина — одна из благовидных, но она не сильна.
Слово греческое ενεβριμητατο означает возмущение как от печали, так равно и от неудовольствия. В Иисусе Христе могло родиться много печальных и неприятных чувствований, хотя Он и был уверен в своём могуществе. Печальных, — ибо друг Его был мёртв, сёстры его рыдают неутешно, иудеи, сопровождающие их, также плачут, при таком зрелище чувствительному человеку нельзя не прослезиться, слёзы в таком случае текут невольно, по естественной симпатии. Неприятных, — ибо среди людей, кои должны были верить ему несомненно, Он находит верующих, кои плачут неутешно. Даже тайная радость в Иисусе Христе, что он скоро отрёт слёзы печальных сестёр, в смешении с печальными чувствами могла произвести слёзы (см. Быт. 41:1-2).
Ст. 39: Глагола ему (Иисусу) сестра умершаго Марфа: Господи, уже смердит: четверодневен бо есть!
Это восклицание Марфы сильно стоит за подлинность Воскресения Лазарева. В опровержение говорят, что «Марфа сказала это не по опыту, но — по предположению, что поелику мертвецу уже четыре дня, то непременно должен быть от него запах».
Напротив — Марфа часто посещала гроб,4 следовательно говорит по опыту; и если сестра, нежно любящая своего брата, говорит, что труп его смердит, то можно ли ещё оставаться какому-нибудь поводу к сомнению? — Четверодневен бо есть.
«В медицинских летописях находят, что люди находились в обмороке не менее четырёх дней».
Но медики же замечают, что обморок долговременный не может быть сильным до того, чтобы его нельзя было почесть за смерть. Для такого обморока требуется, чтобы все жизненные отправления прекратились. Но такое прекращение жизненных отправлений, — если оно долговременно, — уже само по себе кончилось бы смертью.
Ст. 41-42: Взяша убо камень, идеже бе умерый лежа. Иисус же возведе очи горе и рече: Отче, хвалу Тебе воздаю, яко услыша еси Мя! Аз же ведех, яко всегда мя послушаеши: но народа ради стоящаго окрест рех, да веру имут, яко Ты Мя послал еси.
«Теперь, когда открыли гроб, Иисус Христос, все ещё не терял надежды, наклонился туда, и первый увидел, что в Лазаре есть признаки жизни. Тут Он возводит благодарные очи к небу, и говорит: Отче! Хвалу Тебе воздаю, яко услышал еси Мя. Услышал — благодарит за прошедшее, между тем как Лазаря ещё не воскресил. Значит, Он благодарит Бога за то, что Лазарь жив, что Его ожидания сбылись, иначе Он не сказал бы: услышал».
Но для Иисуса Христа, твёрдо уверенного в имеющем совершиться чуде, без сомнения, можно было выразиться и о будущем в прошедшем.5 Притом аорист греческий ηκονσζ, по свойству языка, может означать не одно прошедшее; но и настоящее и будущее время.
Ст. 43: Гласом великим воззва: Лазаре, Гряди вон!
«Зачем великим гласом, если Лазарь был мёртв? Для мертвеца всё равно, как ни взывай, ибо сила — не в гласе, а в могуществе. Но естественно, надобно было употребить громкий голос, чтобы пробудить человека, находящегося в сильном обмороке и заставить его выйти вон».
Как может определить, как надобно выразиться, вызывая мёртвого из другого мира? Неужели бы говорить так, чтобы никто не слыхал? Скажи Иисус Христос шёпотом, сказали бы, что Он якобы ворожит. Этим подал бы Он случай противникам утверждать, что нечистые силы пособляют ему творить чудеса.
Вот изъяснение чуда самого большого и — изъяснение самое большое. Оно составлено троими: один выдал его в своём толковании на Евангелие, другой дополнил к нему нечто в журнале, третий также в периодическом издании выдал его с новым прибавлением и прикрасами. О силе доказательств можете судить сами.
Вообще надобно сказать о таких изъяснениях, что они при выходе своём в свет читаются больше из-за новизны, по духу заключающейся в них иррелигиозности, с коим дух времени в сродстве, а также по прикрасам, коими искусное перо наделяет их щедро. Теперь все они пересмотрены и начали терять свою цену. Большая часть учёнейших богословов обратилась к простому способу, а именно — к исторической вере. Весьма хорошо один опровергатель сих теорий заметил: «Странность нынешнего века, что ныне вместо чудес Иисуса Христа и апостола Павла верят в чудеса какого-нибудь другого Павла и что вместе с неверием ныне господствует величайшее легковерие: неверие — в евангельские, а легковерие — в естественные чудеса».
«Несмотря на живость и искренность её веры, мысль о воскресении брата, которую именно хотел возбудить в ней Господь, и теперь осталась для неё чуждой. (И св.Златоуст и Евфимий полагали, что Марфа не поняла слов Иисуса Христа, как должно. Толк. на Иоан.). Она могла ожидать от Господа всего, — только не возвращения своей потери, которую почитала невознаградимой. Таково свойство тех, кои долгое время колебались между надеждой и страхом, и наконец предались печали: истощённое сердце становится бесчувственным. Как прежде, когда оно ещё могло надеется, всё ободряло и питало его, в чём человек с холодным размышлением не нашел бы для себя никакого ободрения, так после ничто не может его воодушевить. Посему не должно удивляться, если Марфа как бы противоречит самой себе, и начав верою, когда Иисус Христос ещё не подал признака надежды, потом, несмотря на явные намёки на предстоящее чудо, представляется безутешной и непонимающей. Сердцу, поражённому скорбью, таковы противоречия весьма естественны. И в Марфе верующей, колеблющейся, недоумевающей, видим изображение всех страдальцев. Впрочем и последние слова Господа, при всей их поразительности и способности возбудить надежду на воскресение Лазаря, заключали в себе довольно темноты, чтобы служить испытанием веры. Для безутешной Марфы могло казаться, что Учитель преподаёт ей наставление о том, что всякому верующему в него не должно заботиться о земном и временном, и даже о самой жизни и смерти, потому что его ожидает блаженство вечное, пред которым временные потери и страдания ничего не значат». (Последние дни земной жизни Господа, ч.1, стр. 81-84).
