О смысле подлинного монашества и епископства

Речь архимандрита Варнавы при наречении его во Епископа Васильсурского 15.02.1920

Благодарение Богови о неисповедимом Его даре
(2 Кор. 9:15)

Благодарение Богу за неизреченный дар Его (2 Кор. 9:15), — воскликну ныне вместе с апостолом, по заповеди того же о всем благодарите (1 Фес. 5:18).

Епископство для меня, почти юноши по летам, недостойного по грехам, неразумного по делам, неделю только назад бывшего иеромонахом, — это, действительно, есть дар Божий, неизреченный, непознаваемый, нежданный, незаслуженный и, во всяком случае, выше моей меры.

Епископство настоящее для меня является именно даром, и даром, сошедшим с самого неба.

Беру на себя смелость сказать, что по благодати Божией я никогда, даже в помысле, не позволял себе остановиться на этом, могущем быть даже камнем преткновения и тщеславия, звании. Если я и желал епископства, то, выражаясь словами преподобного Иоанна Лествичника, епископства над своим сердцем (Слово 28:51). Вот моё желание, вот моя дума, вот постоянный огонь, сжигающий моё сердце и тело днём и ночью. Освободить себя от страстей ветхого человека, уничтожить гнев, истребить похоть, сокрушить в прах привязанность к земным окружающим вещам и утопить в бездне смирения всякого беса — вот в чём я полагал всегда своё епископство. Желал бы я быть не внешним владыкой над чужими душами, а полновластным хозяином над своей собственной.

Для этого я десять лет тому назад, в пору увлечения общества и молодёжи новым реальным или, точнее сказать, плотским направлением жизни, пришёл, только что окончив гимназию с золотой медалью, почти мальчиком, в скит Оптиной пустыни, к старцу, тогда иеросхимонаху, о.Варсонофию. Пришёл в скит, убежавши с экзамена в Институте инженеров путей сообщения. Я не своим, конечно, умом, а благодатию Божиею понял, почувствовал сердцем, что призвание человека — прежде всего, созидать внутреннюю культуру духа, красоту души и сердца, а не усовершать культуру внешнюю, устраивать благополучие земное. И насколько сильно я раньше увлекался мечтами о своих будущих постройках мостов, машин, кругосветных путешествиях с целью приобретения знаний, настолько в тысячу раз сильнее у меня загорелось желание, вернее, меня охватил какой-то бушующий пламень — быть истинным носителем человеческого призвания, точнее, совершенным христианином. Я уже тогда видел, что нынешняя культура в самых лучших и высоких сторонах своего бытия не выше греко-римской, классической, а и от той люди спасались в пустыню, бежали, как от огня, переставали заниматься ею и начинали заниматься другим. Почему? Назвать их эгоистами или людьми, любящими устраивать только своё собственное благополучие за счёт страданий других, как называли таких людей окружающие меня, я не мог. Это было очень неразумно, неправдоподобно или, просто и очень грубо сказать, неграмотно.

Из истории я уже знал, что величайший и первый из пустынников, Антоний Великий, по любви к ближним оставил однажды пустыню и пришёл в Александрию. Тогдашняя Александрия — это нынешний Париж или Берлин. И вот «все сбегались, чтобы видеть его, — говорит историк, — даже язычники и жрецы приходили в храм Господень, говоря "Желаем видеть человека Божия"». В эти немногие дни столько обратилось в христианство, сколько в иные времена обращалось в продолжение года. Я помнил, как яркими, бриллиантовыми звёздами кристальной чистоты душевной сверкали сквозь дебри и чащи дремучих боров, топи болот и пустынь и из-за мшистых порогов лесных землянок и тесных затворов древней Руси наши преподобные и святые, единственные иногда светлые точки на тёмном небе окружавшей их тьмы невежества, пороков и страстей. Я помнил, как преподобный Пафнутий Боровский, считавший за грех всякое общение с миром, не позволявший себе ни слова к женщине, ни взгляда на неё даже издалече, изгонявший вон монаха за какой бы то ни было разговор, «кроме Божественного Писания», этот кажущийся человеконенавистник во время голодного года кормил в своём монастыре более чем по 1000 человек в день. Когда я слышал обвинительные речи против «тунеядцев» монахов, не желающих иметь дела с миром, ни яже в мире (1 Ин. 2:15), у меня пред мысленным взором вставал преподобный Иосиф Волоколамский, этот подвижник, дерзновенно, смело и грозно относившийся к сильным мира сего, но полный милосердия к «меньшей братии», к крестьянам и ко всем нуждающимся: украдут ли у кого-либо из них косу или иное что, пала ли у кого лошадь или «доилица-коровушка», и вот «вси от скорби притекаша к отцу, исповедуя скорбь свою, он же им даяше цену их». В голодные годы он кормил целые толпы беспомощных, а в особом при монастыре устроенном приюте — детей, покинутых родителями на произвол судьбы за невозможностью прокормить их; он питал этих чуждых чад и заботился о них так, как будто они были его собственные.

Хотя я нарочно выбрал примеры плодов только деятельной, меньшей и понятной нам ещё любви, а не созерцательной, но и то — кто может устоять при виде этой красоты духа! У кого не явится хотя бы из любопытства желание заглянуть в тот душевный мир, который проявляется во всём окружающем такими делами! Можно ли после всего этого удивляться внешней силе чудотворения, когда глубокий, чистый взгляд таких великанов духа проникает до глубины души самого тяжкого преступника и закоренелого разбойника, прожигает и растапливает ледяную толщу его страстей и пороков и заставляет плакать жгучими, едкими слезами раскаяния или слезами радостного умиления! И меня потянуло если не изучить, то изучать душевное устроение этих подвижников-прозорливцев, преподобных жен, раньше <бывших> блудницами в продолжение семнадцати лет, а потом добившихся способности переходить чрез быстрый Иордан, как «по суху». Но для этого нужна школа, это — целая наука. Это труд деннонощный, требующий от человека напряжения всех сил. Требуется вера, прежде чем человек приобретёт опыт, что по смерти ему придётся идти в другой мир, вечный, а не так дело бывает, что умер и «из него лопух расти будет». Требуется непрестанное внимание и смотрение «внутрь себя», потому что демоны не дремлют и чрез «случайный» взгляд могут влить в душу яд ненависти или похоти, от которых после вся жизнь может пойти в другом направлении. Требуется крайнее послушание своим духовным руководителям. В этом последнем — всё, и без него полная гибель ждёт зарвавшегося мечтателя, думающего только долуляганием, спаньем на голых досках, многочасовыми молитвами достигнуть страны блаженного бесстрастия. Но не этим приобретается благодать... Но как ни труден подвиг, вожделен край стремлений! Вожделенна свобода, свобода истинная, которая ожидает человека при конце этого пути! Свобода от страстей, смрада и исчадий смерти и порока!

Но, скажут мне, если ты никогда не желал епископства, если ты стремился всегда в пустыни и леса, то зачем же жил в городах и зачем теперь обрекаешь себя на деятельность «шумных градов», на непосредственное служение миру?

Вот потому-то, отвечаю, я и дерзаю воспринять на себя этот великий сан, что никогда не желал его и даже не мечтал о нём; потому и принимаю, что это дар Божий, воля Божия. Как хотелось уйти святителю Николаю Чудотворцу в тишину уединённой кельи и на всю жизнь остаться одному с Богом, но что услышал он в ответ от Самого Господа? «Николай, иди служить народу, если хочешь быть увенчанным от Меня». И когда он недоумевал о сём, голос свыше повторил: «Николай, не эта нива, на которой ты имеешь принести ожидаемый Мною плод, но обратись к людям, да прославится в тебе имя Моё». Несмотря на всё моё ничтожество, я вижу промыслительную десницу Божию, руководящую мною со дня моего рождения в чудесах надо мною и видениях, по молитвам Богоматери, святых и сего великого угодника, о чём яснее я не могу по своей молодости говорить, а вернее, не хочу. Упомяну только о том, как иногда ясно, иногда прикровенно я слышал о своей будущей судьбе от таких великих старцев-прозорливцев, как Варнава Гефсиманский, Гавриил Спасо-Елеазаровский, Серапион Параклитский и другие. Некоторые из здесь присутствующих задолго до моего назначения знали даже название города, куда меня посылают, потому что чрез эти лица я получал ответы на свои вопросы.

Думается, что этих моих слишком откровенных слов, нетерпимых при всякой другой обстановке, вполне достаточно, чтобы опровергнуть ненавистные обличения меня в самочинии незримых врагов и удовлетворить немощные смущения совести колеблющихся братий.

И по существу епископство не является чем-то противоречащим монашеству, совершенно несовместимым с ним, если только не понимать монашество слишком узко и не соединять с ним особых специфических черт, которые оно, может быть, даже и не имеет. Сами строжайшие аскеты и пустынники никогда не ограничивали монашество известными одеждами, постами, поклонами, веригами и прочим. Всё это внешнее, стороннее, временное; это, грубо выражаясь, — леса для постройки чудного здания души, и не в этом заключается сущность монашества. Когда к одному великому старцу, рассказывается в Патерике, пришёл брат и, выходя, сказал ему: «Прости, авва, что я отвлёк тебя от правила твоего», — старец сказал ему в ответ: «Моё правило таково, чтобы успокоить тебя и отпустить с миром. Вот моё правило». Вот истинное монашество. И если Христос пришёл для того на землю, чтобы люди и, конечно, прежде всего монахи подражали Ему, шли по следам Его (1 Петр. 2:21), то посмотрим, к чему призывает нас Господь, Архиерей архиереев, Прошедый небеса (Евр. 4:14). Он, говорит евангелист (Мф. 10:20), трости сокрушенной не преломит, то есть души, надломленной страданиями, угнетённой скорбью, обидами, сокрушённой неправдами людскими, Христос не отягчит двойным искушением, не скажет: «Добейте её», «Так ей и надо», но поддержит, вразумит, подкрепит и утешит. Он льна курящегося не угасит. Он не презрит и тех, кто имел хотя бы малую искру веры, кто хотя бы с самым маленьким усердием прибегал к Нему и исполнял Его святые заповеди. Приидите ко Мне, — зовёт Христос, — не сытые, довольные и широко живущие, но вси труждающиеся и обремененные грехами, немощами, скорбями, слезами... И Аз упокою вы (Мф. 11:28).

Вот в чём состоит подлинное монашество, конец его и цель, вот в чём состоит и истинное епископство. Но люди часто ошибаются и принимают средство за цель и, хватаясь за крайности, готовы обвинять всякого, кто не вмещается в условные рамки установившегося взгляда на вещи.

Помолитесь же за меня, святители Божии, носящие сугубую благодать священства, чтобы служение моё было непорочно и вера нескверна. Чтобы благодать Божия, которую вы имеете мне передать, была во мне не тща, но возгревалась день ото дня в сильнейший огнь и пламя любви Божественной.

Прошу и вас всех, возлюбленные братья и сёстры, о том же. Я сотни раз получал от вас выражения любви, расположения и признательности. Не имея и не чувствуя за собой ни единой добродетели и каких-либо особых личных качеств, я, не зная почему, вызывал у многих из вас желание обращаться ко мне за советом и даже лечением своих растравленных душевных ран. Теперь и вы мне помогите своей молитвой.

Аминь.

О епископском служении

Речь Преосвященного Варнавы, Епископа Васильсурского, при вступлении его на свою кафедру (март 1920)

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа
(Кол. 1:3)

Когда всемогущая и промыслительная десница Божия благоволила моё недостоинство и смирение поставить на сию священную кафедру и вверила ваши души моему руководству и попечению, что ещё я могу вам сказать и пожелать в эту минуту? Святительское обращение с миром к людям не есть простое приветствие, но имеет священную таинственную силу, и если кто принимает его с верой, сообщает тому благодать, а если кто отметает его, возвращается к пославшему его (Мф. 10:12-13).

Знаменательно и то евангелие за всенощным бдением, которое впервые мне пришлось прочесть и огласить им ваш слух. В нём Господь Христос, явившийся по воскресении Своим ученикам, преподаёт им мир. Мир вам, — говорит Он и опять повторяет: Мир вам (Ин. 20:19,21).

Я бы не говорил так лично, если бы не делал этого за послушание. Когда посылал меня на место святительского служения носящий звание Ангела Церкви Нижегородской архиепископ Евдоким, то последним завещанием его среди других прочих было: «Идите к пастве своей и несите ей от меня мир. Этот мир и благословение передайте от меня всем — большим и малым, мужам и женам, здоровым и больным, бедным и богатым...» Посему ещё раз говорю: «Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа...» Да будут сердца ваши беспечальны, души утешены радостью, дома и хозяйства ваши исполнены избытка и всякого успеха, семейства благоустроены. Сами вы да будете во всем благоустроены, друг к другу милостивы и любовны, к Церкви Божией, архипастырям и пастырям радетельны. Как чашечка цветов открывает лепестки свои для капель росы, так и вы примите меня в любовь вашу, откройте сердца ваши для благодати, имеющей вам подаваться через меня и святителей, которых будет посылать сюда Господь.

Объясню вам и причину, цель, нужду, пользу и важность пребывания у вас здесь своего епископа. Выделение ваших уездов в полусамостоятельную епархию не есть выдумка местной епархиальной власти, но проведено в силу соборных постановлений. Соборная же реформа имела своей целью обновить и оживить церковную жизнь, приблизить архиерея к народу и народ к епископу, поднять падающую веру, укрепить её против неверия и раскола и дать надёжных и верных защитников Церкви Христовой.

Вспоминаются мне первохристианские времена, когда епископ был непременным членом каждого семейного торжества члена Церкви и присутствовал за каждым таинством. Вспоминается мне эпоха мученичества, когда епископы вынесли на своих плечах всю тяжесть кровавых гонений. Не они ли шли, по примеру своего Подвигоположника и великого Пастыря, на крест, на костры; не их ли бросали в клокочущие кипящим маслом котлы?.. Не потом, а кровию своею полили они тернистый путь в Царство Небесное и к той славе Церкви, которую она после них имела и благами которой мы пользуемся теперь, часто не чувствуя благодарности и не сознавая, чем и кому мы обязаны. Посмотрите, как святители Божии тогда отстаивали веру и Церковь! Вот св.Поликарп Смирнский понуждается проконсулом освободиться от смертной казни через сожжение отступничеством от Христа... Что говорит сей верный святитель? «Я 86 лет служу Христу, и Он не сделал мне никакого зла. Как я похулю Его бесчестными словами!..» Но кончилась эпоха гонений, погасли костры, свергнуты троны гордых и нечестивых тиранов, римских императоров; стало ли лучше, спокойнее Церкви? И опять, кто стоял на страже её интересов, защищал её непорочность и святость? Епископы. Припомните, как святители эпохи вселенских соборов отмщали за св.Церковь еретикам и тогдашним сектантам. Сколько скорбей, лишений, клевет, надруганий перенесли они. Они не бросали своего креста, хотя он до крови резал им плечи и был непосильно тяжёл. Только благодать Божия давала силы и терпение сражаться против всех злохулений, сыпавшихся со всех сторон, и ересей, подтачивавших самый организм церковный.

Я не буду, чтобы не утомлять вашего внимания, приводить примеры из жизни наших русских, родных нам, святителей. Напомню только имя хотя бы святителя Алексия, Московского чудотворца. Что перестрадала его душа из-за скорбей и утеснений русского народа от татар! Какая была тогда мука и теснота на всякую живую душу, когда выжигались целые деревни, сёла и города, с храмами и самими жителями! Когда немилосердные баскаки и сборщики налогов и податей, посылаемые бесчеловечными ханами, ставили на правёж и били нещадно палками и правого и виноватого! Когда грабительски забирался и отнимался у народа хлеб, угонялась последняя скотина, расхищался скарб и разорялись хозяйства!.. Единственным утешением тогда была для каждого Церковь, и святители Христовы — единственными утешителями, «печальниками» пред ханами за своих родных чад и угнетаемых людей своего народа...

И вот, когда Священный Собор Российской Церкви, в своих выборных духовных и мирских представителях от всего русского народа, решил произвести реорганизацию церковной жизни, то, без сомнения, перед своим мысленным взором имел всю прошлую историю Русской Церкви. Перед ним встала величавая картина деятельности епископата, говорящая о том, что пора уже ныне епископу отойти от мёртвых канцелярских бумаг и начать пасти души человеческие, скорбящие, придавленные гнётом окружающей суеты, но жаждущие слова Божия, таинств и молитвы.

В этом смысле и целях и проводится теперь реформа; этой назревшей потребности отвечает и местная нужда.

Когда я вчера впервые переступил порог этого храма, то в приветственной речи вашего священника я услышал, что всё духовенство ждёт своего епископа как своего единственного руководителя, как отца, без которого они не знают, что делать. Я слышал, что от епископа ждут, чтобы он научил, прежде всего, самое духовенство, как учить Слову Божию народ, как ему, духовенству, «право править Слово Истины», ждут, чтобы и самому народу епископ указал настоящий путь жизни, чтобы христианская жизнь постигнута была верующими не внешне, не обрядно только, но в самой своей сущности.

Я чувствую эту потребность исстрадавшегося сердца истинного христианина. Чувствую тяготение живой души христианской к храму, таинствам, к Самому Христу. Ведь, конечно, спасение состоит не в мёртвом исполнении правил церковных. Нельзя, простояв каких-нибудь два-три часа в церкви, вышедши из неё, сказать Богу: «Довольно, возьми Своё, я с Тобой в расчёте!» Спасение в чём-то другом. Вспоминаются мне слова св.Тихона Задонского. «Дивлюсь я, — говорит он. — Некоторые священнослужители лет по 25-30 стоят у Престола Божия, им надо бы быть чудотворцами уже, а они приходят на горшее и становятся худшими, чем были раньше, во время, когда начинали своё служение...» Вот, научить истинному, живому делу спасения и должны епископы.

Ныне же я прошу у вас, возлюбленные братья и сёстры, примите меня в любовь свою. Я иду к вам с раскрытым сердцем, несу вам любовь свою, ответьте и вы мне своим расположением. Правда, велика благодать Божия, обитающая в святителе, ибо он является непосредственным, после Самого Христа, раздаятелем всех благодатных даров церковных; но когда нужно ей умалиться и не обретается нужды в этой благодати, епископ остаётся со своими немощами.

Ведь и я человек, ведь и у меня не осколок льда и не камень вставлен вместо сердца. Ведь и я нуждаюсь в поддержке и утешении. Дайте же мне свою любовь, постарайтесь на первых порах, пока мы не узнали друг друга, по крайней мере, найти в себе чувство расположения ко мне. Правда, я человек, до сих пор не знаемый вами, с которым вам не приходилось иметь близких, непосредственных отношений, но я иду к вам с простым, нелукавым, любящим сердцем и желаю вам спасения так же, и ничуть не меньше, как и себе самому.

Аминь.
Проповеди о.ВарнавыСодержаниеПроповеди (сент.1921)
Hosted by uCoz