Мне без 9-ти дней 5-ть лет
(18.03.1938)
Мне без 9-ти дней 5-ть лет |
Рождение в Одессе уже определяет будущую специальность молодого человека, а девушки росли и мечтали быть морячками или женами моряков. Это по программе минимум, а на максимум предполагалось иметь мужа не просто моряка, а капитана дальнего плавания; на худой конец, можно и механика или штурмана и так далее, как кому повезёт. Так считали многие девушки на выданье. Такие веяния существовали в довоенной Одессе...
У моей матери было много родственников. Бабушка Улита жила под Одессой, — село Севериновка. У неё, было, пять сыновей и три дочери. У прабабушки, тоже было много детей. Поэтому у моей матери было очень много двоюродных братьев и сестёр. Все они после революции и установления в Одессе Советской власти переселились жить в город.
В двадцатые годы прошлого столетия две её кузины устроились плавать на лучшие пароходы того времени. Одна была буфетчицей на «Трансбалте»[1], а вторая стюардессой на одном из «рысаков», — так в те годы называли новые пассажирские суда типа «Крым».
Звёзд с неба они не хватали, но были довольно миловидные пересыпские девахи, которым, «в рот палец, не клади»... Вышли замуж только за третьих механиков, но и это было, конечно, хорошее замужество по тем временам. Тем более, что у одного из них отец был капитаном дальнего плавания... Правда, к тому времени, — начало тридцатых годов, — он уже сидел на Соловках... Многие капитаны о своей деятельности говорят: «Я снялся в рейс, но МЫ сели на мель». Так и этот — капитан Крыжановский — в густом тумане в районе Анапы сел на мель. Наш справедливый советский суд присудил ему десять лет печально известных Соловецких островов, и ему пришлось оставить северные берега Чёрного моря и поселиться на южные берега Белого моря...
В конце тридцатых годов из испанского плена вернулся муж другой маминой кузины — третий механик парохода «Комсомол» — Фёдор. Вместе с дядей Федей на этом же пароходе привезли большую группу испанских беженцев, — взрослых среди них не было, одни дети. Они выходили на причал, их строили, а затем под руководством молодых женщин их сопровождали на вокзал для дальнейшей отправки в другие города. Всем им надели на головы красные пилотки с кисточками. Вещей они не имели, — у некоторых были только рюкзачки. Прибыв в незнакомую чужую страну Советов, временно приютившую осиротевших жертв гражданской войны в Испании, с печальными глазами шли они в неизвестность... Встреча бывших пленников генерала Франко проходила радостно, но довольно спокойно без шума, речей и оркестров. Пароходы же с вооружением уходили в Испанию тихо, без шумных проводов и секретно.
На снимке слева: моя кузина Алла Анатольевна Крыжановская (8 сентября 1951 г.)
На снимке справа: мы вдвоём на Соборной площади в Одессе (ок.1953 г.)
Встречать дядю Федю пришли многие наши родственники. По приходу домой, все начали проявлять свои эмоции и говорить в полный голос. После нескольких тостов встречающие попросили его рассказать об аресте «Комсомола» и о нахождении в плену. Когда он взял свой дневник и принялся читать, все женщины начали плакать. Мне было шесть лет, — многого не помню, — но хорошо запомнилась такая деталь, что кормили их «равликами-павликами»[2]. Этот испанский плен испортил ему всю оставшуюся послевоенную жизнь. Без «визы» он мог работать только в портовом флоте, а его жену списали с «Трансбалта» уже сразу после ареста экипажа п/х «Комсомол».
Пароход «Трансбалт» на реке Неве (ок.1920 г.)
В 1914 г. пароход «Рига» перепрофилирован в госпитальное судно и участвовало в Первой мировой войне.
11 сентября 1918 года судно было передано госпитальному флоту Красного Креста и получило название «Трансбалт».
Во время эвакуации из Одессы, я впервые стал на палубу речного колёсного парохода, проплыв на нём от Херсона до Запорожья. Затем мы приехали к родной сестре моей матери в г.Ланчхути, где находился военно-морской госпиталь. Моя тётя была лейтенантом медицинской службы и служила в нём сестрой-хозяйкой. То есть, морская тема меня сопровождало и здесь, — в эвакуации...
В Поти стоял линкор «Севастополь», и я попросил, чтобы меня взяли воспитанником. В годы войны многих ребят брали воспитанниками, — «сынами полка». Мне в ту пору было всего одиннадцать лет, и взрослые дяди «приказали» «учиться» и «подрасти»...
Уже после возвращения из эвакуации в Одессу, летом 1947 года я увидел объявление, что производится набор в Школу Юнг Балтийского флота. Набор производил «Тыл Черноморского флота». Сопровождающим назначили мичмана. Он посадил 18 человек 14-15 летних пацанов на поезд, и привёз нас в бывшую Восточную Пруссию в город Тильзит, переименованный тогда в Советск. Школа Юнг ВМС Балтийского флота была образована из нескольких школ, объединив Батумскую и Архангельскую Школы Юнг, а также несколько других. Обучение в школе было двухгодичное, поэтому из этих школ прибыли ребята уже отучившиеся один год, — их называли «старички». Они сами присвоили себе это слово, а точнее, уже до них сложилась такая традиция. Ребят нового набора обзывали — «албанцами»! Мы не обижались, — всё это было необычно и мы это воспринимали как должное, но «дедовшина» всё же проявлялась очень сильно, — доходило до настоящего произвола. В наглую производили «обмен» вновь полученной формы на старую ношеную рвань, имел место и прочий беспредел. В основном зверствовали «кубанские казачки» из Батумской школы, или как они себя величали — «черноморцы». Наши одесситы ещё больше сплотились, по принципу «бей своих, чтоб чужие боялись!» Навели сначала порядок в своих рядах, а затем уже проучили и нескольких «черноморцев». Повлияло на наведение порядка в своих рядах и юнговские методы расследования. Когда один их «шустрых» не признавался, то его брали за ноги, вываливали за окно, с 3-го этажа и немного трусили, пока не признается...
Первая и Вторая роты Школы Юнг Балтийского флота, 25 апреля 1948 года, г.Советск (Тильзит).
(Валентин Григорьевич Кобылянов в третьем ряду сверху четвёртый справа).
Проучившись год, мы стали «старичками», но при этом мы не применяли тех «драконовских» методов воспитания, и полностью прекратили дедовщину. В подтверждение этого приведу один случай, который произошел через 22 года после окончания школы. Я уже был вторым штурманом в Мурманске на рыболовном флоте. В сильную пургу я с другом застрял в гостях на Зелёном мысу в одном из домиков «Нахаловки». Этот домик занесло снегом по самые окна. Вдруг слышим, — кто-то скребётся в двери. Открываем, — стоит с чемоданом морской офицер в ботиночках, шинельке, — весь в снегу. Мы его внесли в дом, раздели, сняли ботинки, а пальцы на ногах у него уже побелели. Он так замёрз, что не мог говорить, но мы ничего не спрашивали, а взяли со стола бутылку водки и начали растирать ему ноги и лицо. Когда он смог говорить, то ко всеобщему удивлению, запинаясь, прошептал: «Спасибо Валентин». Оказалось, — он был со мной в Школе Юнг и узнал меня. Теперь он из «албанцев» стал лейтенантом и служил на гидрографическом корабле Северного флота. Когда он полностью отогрелся, то рассказал всем о том, какие мы были хорошие! Приятно было слушать такие добрые слова о нашем отношении к новому набору молодых, будущих моряков. Когда утихла пурга, то оказалось, что в его чемодане, то, за чем он ехал в Мурманск — напитки... В последствии мы благополучно проводили его на катер, следующий в поселок Мишуки, к месту его службы.
Мои воспоминания о Школе Юнг будут не полными, если не рассказать о приезде в бывшую Восточную Пруссию и начале нашей службы на Краснознамённом Балтийском флоте. Наш путь из Одессы в Тильзит пролегал через столицу нашей страны — Москву, и сопровождавший нас молодой мичман, пока доставил нас всех до места назначения, вероятно, сильно постарел. Хотя, доставил всех целыми и невредимыми, и никого не потерял. По прибытии всех снова проверяла комиссия. Выходившие после беседы ребята сказали, что они сожалеют о том, что новенькие пацаны слишком малого роста. Из нового набора человек 8-10 было совсем маленьких. Мы собирали все имеющиеся в кубриках газеты и закладывали их под пятки, — в таком комичном виде и я предстал пред очами комиссии. Смотрю на их лица, вижу улыбки, а у самого душа ушла в пятки. Трудно вспомнить, что они говорили, но их шуточки не могли снять то напряжение, в котором находились все мы, особенно самые самые маленькие. Но, пронесло! Нас приняли!
После прохождения отборочной комиссии, нас начали обмундировывать. И опять с «малышами» начались проблемы. Наша промышленность выпускала для армии малогабаритное обмундирование, но где сразу набрать такое большое количество белья, обуви и формы. Поэтому нам, малышам, выдали трофейное немецкое обмундирование, которое по качеству было намного лучше нашего, отечественного, но нам было неприятно надевать немецкую форму. Немецкие «фланельки» были суконные с очень плотными, красивыми «гюйсами». А бушлаты имели на груди нашивки — орла со свастикой, — когда их спороли, то виден был силуэт орла. За годы лежания на складах материал изменил свой первоначальный цвет. Мы тогда все были пламенными патриотами Родины, ведь прошло только два года как окончилась война! Нам малышам выступать с протестом из-за обмундирования не имело смысла. Притом обещали при первой возможности форму заменить.
Теперь начались посвящения в моряки, и почти все решили сделать татуировки: якоря, эсминцы типа «Отличный» и другие. Старички имели целые альбомы рисунков. Мне архангельские ребята сделали татуировку, взятую из истории конвоя PQ-17[3]. В разорванном с одной стороны спасательном кругу, тонет пароход, а на кругу надпись: «Море — храни моряка»! — И оно меня хранило! — Всю жизнь!
На обратной стороне «трофейных» фото:«На память Валентину от Анатолия Петренко. Дни учёбы в Ш.Ю.Б.Ф.»
На первом снимке отель «Zum Hirschen» в Роминтене напротив знаменитого охотничьего замка кайзера в Восточной Пруссии (1930-1940). В 1947 Роминтен был переименован в пос.Радужное. На втором снимке — Роминтская или Роминтенская пуща.
Мы много работали по облагораживанию быта, ремонта здания и помещений. Заготавливали лес и дрова на зиму. В баню не водили. Через два месяца все 100%: и черноморцы, и архангельцы, и албанцы получили педикулез! Работавшие на лесоповале разводили костер до неба, снимали нижние рубахи, выворачивали их наизнанку, и — поближе к костру. Жарили этих Кровопийцев! Аж треск по лесу шёл! Как говорил тогда один остряк: «У людей воши как воши, а тут как собаки грызут!» Кстати лесоповал для 14-летних мальчишек — это не очень приятная работа. Стандарт — бревна шесть метров длиной. Мы собирались одного роста и по команде «Раз-два! Взяли!» дружно поднимали бревно на плечи и по бездорожью шли поближе к дороге укладывать их в штабеля. Работы мы не боялись, но нам постоянно очень мешали работать воши. По этой причине кто-то нас надоумил написать письмо Наркому Обороны Маршалу Булганину. Написали коллективное письмо. Указали на многие недостатки и внутрь письма выловили более породистых особей, — провели конкурс у кого самая крупная... Даже писать противно, а мы это испытали в натуре.
Прошло несколько дней после отправки письма, и вот: часовой у ворот, увидев в машине генерал-полковника Павловского[4], растерялся и даже не предупредив дежурного офицера, пропустил машину на территорию школы. Генерал-полковник появился в кубрике неожиданно. Дневальный тоже был занят делами (вероятно, давил «штифтов) и не сообразил доложить генералу по форме. Сообразил только прибежавший мичман Габелия (из Батумской школы), который с перепугу закричал: «Товарищ генерал-адмирал...»
Начались заслуженные репрессии... Мичман Габелия со своим докладом генералу произвел такой фурор, что от позора его грузинская гордость не позволила терпеть над собой насмешки. Он перевелся снова в свой Батуми. Капитана — начальника школы сразу разжаловали в старшие лейтенанты. Назначили нового начальника Школы, — капитана 2-го ранга Шалагинова. Комиссия очень интересовалась, кто организатор, но найти организатора было очень трудно, — всё получилось стихийно, — но несколько человек отчислили из школы. На другой день прошли санобработку и служба наладилась. Питание улучшилось, регулярно стали водить в баню и заменили трофейное обмундирование.
На праздничном параде 7 ноября 1947 года мы так лихо прошли мимо трибуны, что заслужили благодарность генерал-лейтенанта, принимавшего парад. Колона Школы Юнг после всех воинских частей участвовавших в параде, шла последней. А самыми последними шли мы, самые самые... На трибуне было много «вождей» и, увидев нас, малышей, шагавших натренированным строевым шагом, все пришли в неописуемый восторг. Нам что-то кричали, махали руками, и что-то бурно между собой обсуждали. Мы действительно очень старались. Возвращались в школу как победители, с любимой нашей строевой песней: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!» Это было потрясающе! Даже сейчас вспоминаю с волнением...
Были среди нас такие «шустряки», которые хотели иметь удовольствия за счет своих товарищей, — воровали у своего народа. Таких били всем коллективом! — Мама не узнала бы! Начальство отправило их в лес, в домик лесника, а когда прошли следы побоев отправили домой. Таких было двое наших земляков и трое из отряда «черноморцев». Кстати, через много лет я одного из наших встретил в Одессе, он стал старшим лейтенантом милиции!
На фото (слева-направо и сверху-вниз): я, Тимофей Фетисов, Лёня Айзенберг (Львов) и Толик Давыдов, который потом стал полковником милиции, — начальником уголовного розыска Крыма; внизу: Толик Военблат (из «архангельских» евреев) и Колька Слепец. Первые трое ребят стали впоследствии, капитанами дальнего плавания.
На втором курсе школу посетил Командующий 4-м ВМФ (в то время переименовали все флоты по номерам) вице-адмирал В.А.Андреев, он сел на нашу парту между мной и моим другом Анатолием Давыдовым. Теперь мы уже были как огурчики, — сытые и помытые.
Когда мы приехали в Советск (Тильзит) там еще жили местные жители — немцы. Они работали в нашей школе кочегарами и уборщицами. На переменах между уроками эти уборщицы учили нас танцевать трофейный модный танец «Линда», который мы выучили быстрее, чем нудную Алгебру. В свои 15 лет, мы уже прилично отплясывали Линду на всех танцплощадках.
В школу принимали после окончания пятого класса и за два года получали специальность матроса 1-го класса и аттестат об окончании 7-го класса, что позволяло поступать в техникумы. Кто из ребят поступал после окончания шестого класса, то поступал в группу машинистов или кочегаров, а тот, кто поступал после окончания седьмого класса, поступал в группу мотористов, которые учились один год. После окончания школы всех распределяли по всем флотам нашей страны. Распределяли в военный вспомогательный флот и военную Гидрографию. Всех ребят окончивших школу с отличными оценками направили в Ораниенбаумское мореходное училище, по окончании которой они стали офицерами.
Мой аттестат об окончании Школы Юнг, выданный 31 мая 1949 г.
с отметками по учебным дисциплинам
В первые послевоенные годы поступило на флот много трофейных судов. По репарации поступали новые фишкутеры и траулеры, организовывался рыболовный флот. Потребность в специалистах была очень большая. Многие матросы служили во флоте всю войну и ещё продолжали служить. Когда нас направили в Балтийск (до 1946 года — Пилла́у), нас встретили все старшие товарищи с радостью, что им пришла смена. Все передавали нам свой опыт, а мы старательно их слушали и учились.
Три будущих капитана: я, Тимофей Фетисов и Лёня Айзенберг (Львов)
За долгие годы работы на флоте, мне приходилось встречать много знакомых ребят, выпускников нашей школы. На ледокольном пароходе «Георгий Седов» мы вместе работали с выпускником нашей Школы Юнг — Феликсом Висковым. Он был третьим механиком, — соломбалец из Архангельска[5].
Но самая удивительная встреча произошла с одним из так называемых «черноморцев», любителя «дедовщины»! В 1965 году я был капитаном катера, который обслуживал лоцманскую станцию в Ильичёвском порту. В штормовую погоду сняли в море лоцмана Артёмова Анатолия Леонтьевича, при высадке на причал (по техническим причинам), я так лихо ткнулся в причал, что наш лоцман на пузе (тогда у него, был животик) проехал по грязному снежному причалу. После выяснения — «кто-откуда» — выяснилось, что он из нашей Школы Юнг, из «черноморцев»... Затем мы вместе были на рыболовной плавбазе «Восток», он вторым, а я третьим штурманом. После флотилии мы встретились на Ильичёвском СРЗ. Я был капитаном завода, а он лоцманом. В 1992 году мы вместе начали работать в Ильичёвском торговом порту старшими лоцманами и в 2005 году вместе ушли на заслуженный отдых!
На представленном выше фото взвода рулевых-сигнальщиков, выпуск нашей Школы Юнг 1949 года. Очень интересна дальнейшая судьба моих товарищей. Очень много осталось на Балтике, но не меньше на Севере, и на других флотах нашей бывшей Родины. Многие стали капитанами дальнего плавания, в верхнем ряду, первый слева Боря Чистюхин и сидит на траве в центре Анатолий Давыдов — оба в последствии полковники милиции, во втором ряду, стоит четвертым В.П.Балакин — профессор. Многие стали преподавателями и хорошими специалистами водного транспорта.
Школа Юнг привила нам трудолюбие, нетерпимость к несправедливости, любовь к товарищам и людям (к хорошим), уважение к старшим, преданность Родине и честность. В сентябре 1949 года меня приняли в Одесский Морской строительный техникум на судоводительское отделение, которое я окончил в 1953 году. К этому времени техникум переименовали в Мореходное училище технического флота. Прошло полвека после окончания училища, но эти прошедшие четыре года учёбы наверно были самыми лучшими в жизни. Об этих годах можно было бы написать и четыре рассказа, — по одному рассказу за каждый год. После учёбы летом была плавательная практика. После окончания третьего курса я снова попал на Балтику в порт Вентспилс, где работал на углублении порта на землечерпалке «Балтийская», с которой меня свела судьба и после окончания училища. Окончили училище только шесть человек, — многих взяли в армию, да и по другим причинам такое стало возможным...
Выпускников нашего Мореходного училища я встречал на всех флотах нашей страны. Из нашей «бурсы» вышли капитаны, лоцманы, девиаторы и даже — зам. начальника Черноморского пароходства.
Разворот моего диплома об окончании Мореходного училища (ОМУ ТФ), выданного 7 июля 1953 г.
(на украинском и русском языках)
После окончания ОМУ ТФ 5 июня 1952 г. в фотоателье на ул.Екатерининской. Слева-направо: Семён Данилович Власов (буд.капитан СРТ-831), Гарри Исаевич Ротборт (буд.гл.инженер Восточно-Каунрадского комбината), Анатолий Григорьевич Рахубенко (буд.капитан в/с «Будённый»), я (буд.капитан Ильичёвского СРЗ) и Владимир Фирсович Выставкин (буд.капитан ГС «Горизонт»). Мой друг Анатолий Демидович Балабащенко, которого нет на фото, стал депутатом горсовета.
Капитан дальнего плавания В.Г.Кобылянов
27 декабря 2005 г.
[1] Самый большой советский транспортный пароход «Трансбалт» (быв.«Рига»), шедший из Сиэтла (США) во Владивосток с грузом ленд-лиза, ночью 13 июня 1945 года в Японском море был по ошибке торпедирован американской субмариной «Спейдфиш». Через 8-10 мин он разломился и затонул. Из 99 чел. экипажа погибло пятеро, а 94 спаслись на шлюпках и подобраны японцами...
[2] Кто был этот дядя Федя пока не до конца не понятно. Теплоход «Комсомол», перевозивший в том числе и военные грузы республиканцам в Испанию, 14 декабря 1936 г. был потоплен франкистским крейсером «Канариас» («Canarias»), а пленных доставили в тюрьму «Пуэрто де Санта Мария». На теплоходе «Андрей Жданов» 17 октября 1937 года (через ленинградский порт) вернулись 11 человек во главе с капитаном Г.А.Мезенцевым, а через месяц были возвращены еще 18 членов экипажа п/х «Комсомол». Оставшиеся семь человек были освобождены только через два года и восемь месяцев. Орденами и медалями были награждены капитан Георгий Афанасьевич Мезенцев, помполит Август Михайлович Кульберг, старший механик Федор Дмитриевич Дрен (возможно именно тот, о котором говорится, но в статье сказано — третий механик), моторист В.Ф.Васильев, матрос Иван Петрович Гайдаенко, — в последствии известный писатель, выпустивший свою первую книгу о заключении «В коричневом плену», — и другие моряки... По другой версии, ведь папа мог что-то забыть или перепутать, дядей Федей мог быть Брилин Федор Васильевич — третий механик парохода «Смидович», захваченного испанцами в 1937 г., — он тоже находился в заключении, и вернулся из плена вместе с первой группой экипажа п/х «Комсомол».
[3] Конвой времён Второй мировой войны PQ-17 в составе 35 грузовых судов со стратегическими грузами и военной техникой из США, Канады и Великобритании был отправлен в СССР 27 июня 1942 года. Немецкими подлодоками и самолётами 22 транспорта и 2 вспомогательных судна из состава конвоя в июле были потоплены, и до Архангельска добрались только одинадцать. Два судна вернулись в Исландию. Утонули 210 самолётов, 430 танков, 3350 автомобилей и 99 316 тонн др. грузов. Кроме того, танкер «Азербайджан», повреждённый торпедой, потерял через пробоину часть груза, а большая часть груза «Уинстона Сэйлема» была выброшена за борт на Новой Земле...
[4] Возможно, Павловский Николай Осипович, но в Википедии указано, что он был в звании генерал-полковника только с 1954 года.
[5] Соло́мбала — исторический район Архангельска, располагающийся на Соломбальских островах (чаще — остров Соломбала) в дельте Северной Двины.
